Любимый идиот

В Петербурге шел снег. Ну как шел: валил, падал и маскировал все на своем пути. Можно подумать, что на город вывалили ведро плотного снега, предварительно забыв перемешать. И продолжали вываливать. Снежинки были крупными и слипались между собой, а вперемешку с ледяным ветром больно кололи лицо. Ну, ни как не похоже на после новогоднюю сказку. И вся эта «Снежная феерия» продолжалась уже около месяца, чем очень бесило одного человека. Николай озлобленно мерил шагами кабинет Достоевского, действуя ему на нервы. Гоголь уже в течение двух недель выносил тому мозг по поводу скуки и просьбой выйти на улицу. Достоевский однако ему не разрешал, ввиду того что ему не доверял. Не доверял находиться одному в снежную погоду. Тот мог преспокойно упасть в сугроб и пролежать в нем неделю, так и не сумев выкарабкаться. А вся эта недельная спячка в сугробе обязательно приведет к болезням, а там и к осложнениям в лучшем случае. В худшем… Не важно. Еще закроем глаза на то, что Николай мог попросту заблудиться в лесу из-за этой метели, чем та с радостью позволяла своей густотой, и замерзнуть насмерть. Тоже не радостная перспектива. А у Федора были еще планы на Гоголя, так что он еще не собирался терять звено своей «веселой компашки». Вышел на улицу за порог, потерял особняк. А прошел еще пару шагов вперед, можешь со всем попрощаться навсегда. Так что все эти три недели состояли из нытья и швыряния книг, где Николай ныл, а Федор швырял. Достоевскому же напротив, очень понравилась эта погода. На улице так и так, с метелью или без нее, все равно холодно. Особенно в конце декабря. Особенно имея только ушанку и плащ, который ни хрена не грел. А тут, в особняке, в этом долбаном Питере, можно хоть чай нормально попить, не опасаясь, что он тупо замерзнет. Мужчина сидел за столом, не спеша сербая содержимое чашки, и глазами следил за движениями Николая. Они его жутко нервировали. И, в конце концов, снова не выдержав, с громким звяканьем, стукнул чашкой об стол, секунду обдумывая, какой снаряд полетит на этот раз, и четким движением метнул в Гоголя «Илиадой Одиссея». Но вскоре поняв, что извлек слишком много эмоций, прикрыл глаза и с еле заметным покачиванием, не спеша, сел обратно в кресло. - Ты капитально меня выбесил, - медленно и членораздельно стал выговаривать Федор, - можешь мельтешить где-нибудь в другом месте. Я из-за тебя «Каркаде» пролил на стол. Теперь вот вытирать. Ты хоть знаешь сколько стоит этот чай? Увернувшись от книги, Николай приподнял бровь и многозначительно улыбнулся. Редко ему удавалось созерцать такие выплески эмоций своего начальника. - Вообще-то я специально именно тут хожу, что бы тебя достать и что бы ты наконец-то вышел на улицу. Сидишь ту блин такой, как отшельник. -У меня окошко открыто. -Та кому блин нужно твое окошко? - Мне. Гоголь ударил себя по лбу ладонью. Он еще долго втирал монолог о том, как полезно гулять. Еще бы, он его готовил целых три дня и все ждал удобного случая прочитать «Проповедь» о полезности свежего воздуха. Только вот Федора не впечатлила его презентация. Это сказала еще одна летящая книга в сторону Николая. Но и от нее он успел уклониться. - Да ты меня вообще слушаешь! - Слушаю, но не желаю слышать. Сгинь и дай мне побыть одному хотя бы час. Мне нужно собраться с мыслями. Обиженно цокнув, Николай развернулся на одном каблуке на 180 градусов и демонстративно громко отмаршировал за дверь. Выдохнув с облегчением, Достоевский приподнялся на своем месте пошел собирать книги по комнате. Их тут было разбросано немного немало 9 штук. Собрав их в стопку, он установил ее на стол. Найдя где-то в углу тряпку, Федор так же продолжил убираться в комнате после погрома. Вытер стол, а заодно и полку с книгами. Ну, ту близко еще и шкаф был, а там и тумбочка. Короче говоря, в раздумьях, он так и не заметил, что прибрал всю комнату. Но мысли были глубоки, поэтому Достоевский решил открыть шкаф и наконец-то найти что-то теплее старого плаща. Но дойдя до шкафа, он отметил, что в нем не так уж все и чисто. Так что еще полчаса - час был убит на уборку шкафа. В итоге до вечера Федор занимался чисткой обиталища. Но после осознания того, что не видел Николая более четверо часов, ему стало не по себе. И его опасения оправдались. После того, как он выглянул в окно, на улице послышался до ужаса знакомый, почти детский, крик. - Твою жешь мать… Только и пронеслось в голове у Достоевского, прежде чем он сиганул из комнаты и со скоростью пули слетел с лестницы, даже забыв взять с собой плащ. Николай, как и ожидалось, вниз головой и вверх ногами торчал из снега. Крик о помощи был не его, а Гончарова, который с того ничего почему-то вдруг решил почистить дорожки от снега у особняка. - Я тут это, а он тут так, и вдруг такое, но короче… Вот. Просканировав сначала Гончарова, потом ноги, Федор понял, что приключений ему на сегодня хватит. -Закопай. - Да как так, ну он же.. - Я его предупреждал, он не послушал. Пусть померзнет. И не обращая внимания на отчаянные попытки Гончарова вернуть его назад, Достоевский поплёлся в особняк, дабы подумать, что лучше предложить Гоголю для отмерзания. Горячий шоколада, камин и книгу, или себя?