Чай /серия драбблов/

Пейринг: Александр Кержаков/Игорь Акинфеев Поджанры: броманс, повседневность, занавесочная история Игоря Акинфеева в этой жизни вообще сложно было чем-либо удивить. И уж точно на это не был способен Кержаков, ввалившийся в номер без стука, да и вообще без каких-либо опознавательных сигналов — он вообще нечасто утруждал себя этим, а уж в нынешнем состоянии, судя по лицу, тем более. Далее он вёл себя ещё менее характерно для себя обыкновенного: не заморочившись даже тем, чтобы поздороваться, он хмуро оценил наличие свободного места на кровати, на которой по-турецки сидел Акинфеев, читавший книгу, и завалился, умудрившись моментально растечься по покрывалу так, что занял абсолютно всё оставшееся место. Вратарь, скептически приподняв бровь, наклонился и потыкал в Саню уголком книжки на предмет того, чтобы обнаружить хоть какую-то реакцию бренного тела. И почти в этом преуспел — тело недовольно заворчало и попыталось зарыть голову в покрывало, изо всех сил делая вид, что его вообще-то тут нет. — Игорь, отвали, у меня голова болит, — проныл Кержаков и попытался натянуть на уши уголок подушки, который кипер сурово придержал, оставив при себе. — А чего ты ко мне тогда пришёл? Ложился бы спать, раз так голова мучает, — с большим усилием воздержался от комментариев по поводу того, что у Кержакова там сплошная кость, и, следственно, болеть попросту нечему, Акинфеев. — Да ну нахер, там такой сходняк в номере, почему-то именно в нашем... Сидят, в карты режутся, да ещё и орут, как обезьяны в зоопарке. Не могу больше, даже сидеть там просто не могу, а у тебя тихо тут. Игорь обречённо вздохнул — похоже, выбора попросту не оставалось, и спокойный вечер в одиночестве с книжкой в обнимку медленно накрывался бордовой шляпой. Впрочем, не оставлять же нападающего родной сборной в таком состоянии, да и жалко было несчастное животное... — Сань, ты полежи тогда, я сейчас вернусь, окей? Несчастное животное скорбно изобразило кивок, даже не поднимая головы от покрывала, и осталось лежать в той же позе — видно, боль действительно замучила обычно довольно активного Кержа, не позволяя даже лишний раз двинуться. Акинфеев взял с тумбочки кружку, дополз до кулера в коридоре и, набирая кипятка, прислушался — из номера, где обитал Саша, доносился радостный гомон, и именно в тот момент, очевидно, кому-то очень активно ставили погоны, а этот кто-то отчаянно этому сопротивлялся, причём уже не словесно, а вполне даже физически. Вздохнув и окончательно убедившись в том, что болезный форвард сегодня на его попечении, Игорь закрыл краник и пошлёпал обратно в номер. Там он залез в тумбочку, вытащил упаковку любимого чая и бросил пакетик в кружку — тот сразу начал разливать по комнате терпкий запах корицы, который всегда давал ощущение, что на улице чуть пасмурно и капает лёгкий дождь, а вот в помещении тепло и уютно. Убедившись, что чай заварился, Акинфеев уселся обратно на кровать там же, где и сидел — рядом с головой Кержакова — и тронул его за плечо, аккуратно, чтобы не растревожить ещё сильнее. — Сань, держи... Тот, подняв взъерошенную голову, сперва недоуменно уставился на вратаря, но, углядев в его руках кружку и принюхавшись, улыбнулся, переворачиваясь на спину, садясь и принимая её в руки. Глотнул немного и прижался лбом к горячему фаянсу, прикрыв глаза. — А вкусно, кстати. Акинфеев на это только хмыкнул и обнял его одной рукой за плечи. Что ж, в принципе, неплохая альтернатива книжке на вечер...