personal li(f)e

      Лиана бежит по крошащимся ступеням, падает, но продолжает бежать на четвереньках. Дроблёный бетон попадает в ранки на коленях, новый поток слёз течет из глаз, но Григорьева упорно продолжает ползти. — Простите… — тихо шепчет она, задевая трухлявую табуретку Короля у двери с лестницы, но Король Мусора и не решается шевелиться, слишком пораженный состоянием женщины.       Дотянуться до звонка не хватает сил, и Лиана скребёт обломанными ногтями дверную обивку, шепча спасительное имя, но этого недостаточно. Король Мусора жалостно урчит, громоздясь в коридоре кучей хлама, и очень хочет помочь. Король Мусора тоже имеет чувства. Шнур от переходника ползет по дверному косяку, словно змея, и вилкой нажимает на звонок. Дверь распахивается, лишая Лианы единственной опоры, и она вваливается в коридор, прямо к ногам Триша. Триш секунду стоит изумлённый, но тут же бросается к Лиане, поднимает её на руки и втаскивает в квартиру, захлопывая дверь ногой. Григорьева встает на пол, опирается о стену, и смотрит на Триша обезумевшим взглядом. — Он чуть не изнасиловал меня… — одними губами произносит она, но Триш слышит.       Он дёргается, будто от острой боли, его взгляд скользит по Григорьевой, и с каждой секундой становится всё печальнее и печальнее: порванная одежда, стёртые в кровь руки и колени, обуви нет. Триш то тянет руки к Лиане, то отдергивает их в нерешительности. — Кто? — коротко спрашивает он, наконец приближаясь и придерживая ее под локти. Лиана всхлипывает, и, чувствуя как новый поток слёз подступает к глазам, утыкается Тришу в грудь, пачкая льняную рубашку уродливыми разводами косметики. — Арно. — еле выдавливает она, и заходится новым приступом неконтролируемых рыданий.       Она чувствует, что руки Триша, обнимающего её, напрягаются, пальцы сжимаются в кулаки, сминая ткань рубашки, и почти отчётливо слышит как скрипят его зубы. Триш быстро берет себя в руки, и почти несёт её в ванную, где прямо в уцелевшей одежде ставит её под душ. Лиана не сопротивляется, она подставляет лицо под теплые струйки, позволяя воде смыть с себя омерзение и стыд вместе с кровью и косметикой. Последняя держится на удивление стойко, и Григорьева отчаянно трёт пальцами лицо, будто пытается отодрать её вместе с кожей. — Может, мылом? — робко предлагает Триш, вжимаясь в стиральную машинку, обхватывая себя руками.       Ему и больно, и жалко, и злость распирает всё нутро, готовая вырваться наружу. Триш спиной вперёд выходит из ванной, чтобы принести Лиане чистую домашнюю одежду и новое полотенце, и чтобы не смущать женщину, если ей понадобиться раздеться.       Лиана сидит на кухне, держась ладонями за обжигающую кружку, как за спасательный круг. Раны, обработанные Тришем, ноют, но она не обращает на это внимания. Триш растерянно мостится на табуретке в углу, никак не вписываясь в интерьер, и не отрывает от женщины внимательного сочувствующего взгляда. Он хочет спросить, но не хочет делать больнее. Да он и сам знает, что примерно произошло, Лиана не раз жаловалась ему на приставания от этого типа, на гадкие замечания и грязные предложения. Арно, этот мерзкий отвратительный скот, заполучив место главы второго форта, решил заполучить и его заместительницу. Во всех ужасных смыслах этого слова. От этой мысли Триша охватывает ярость, и он бьёт кулаком в стену, сбивая с нее нелепые цветастые булавочки, которые не вписываются в интерьер даже больше него самого. Лиана вздрагивает, и Триш успокаивающе поднимает руки, едва касаясь гладит ее по запястью, и вообще старается держаться как можно дальше, соблюдая дистанцию.       Лиана молчит, и Триш молчит тоже, успокоенный её собственным спокойствием, а потом укладывает спать в своей постели, борясь с каким-то отеческим желанием поцеловать её в лоб. Лишь слегка касается пальцами ее волос, и не выключает ночник, чтобы ей было не так тревожно. Триш сидит у подоконника, пока Лиана не проваливается в сон, и тихо выходит из квартиры, так и не надев на руку куклу. Это его чувства, и выражать он их намерен без посредников.

***

      Подземная парковка встречает бывшего секретаря Гая почти звенящей тишиной. Арно настороженно останавливается. Звериное чутье подсказывает ему, что что-то не так, но вот что? Он резко оборачивается, начинает оглядываться, всматриваться в углы. Камеры почему-то опущены, будто все разом отключились. Ладно, одна, ладно, две, но все сразу? Какова вероятность того… Арно спотыкается о трещину, которой не было ещё секунду назад, и летит на асфальт, больно врезаясь в него грудью. «Какова вероятность!» — пронзает его болезненное осознание, и тут же в подтверждение его слов перед его лицом возникают мужские военные ботинки. — Ушибся, бедненький! — театрально всплескивает руками Триш, и с силой бьёт его тяжёлой подошвой в лицо, пока тот не успел очухаться.       Начавший было подниматься, Арно заваливается в бок и начинает чуть ли не захлёбываться собственной кровью. Он слепо шарит по асфальту, пытаясь найти хоть что-то, и тяжёлая подошва тут же опускается на его запястье, ломая его. — Ну что же вы, в самом деле, — продолжает ласково удивляться Триш, не забывая наносить всё новые и новые удары, — ночью по парковкам ходить опасно, мало ли что?       Арно удается перевернуться, и он пытается ползти, но сам понимает бессмысленность этого. — Что тебе нужно? — хрипло шепчет он, и кровь сгустками выпадает из его рта вместе с ровными белоснежными зубами.       Триш продолжает ласково улыбаться, и в ход идут уже кулаки. Каждый удар сотрясает тело Арно, отдаляя его от возможности выжить. Он оставляет вопрос бывшего секретаря без ответа, потому что боится поддаться эмоциям, но всё равно поддается, и тогда его удары становятся беспорядочными и жестокими. Он ехал сюда, чтобы проучить ублюдка, но увидев его, совершенно спокойного и улыбчивого, ни на секунду не сожалеющего о своих поступках, совершенно потерял голову. Арно пытается кричать, умоляет и плачет, пока всё новые и новые удары обрушиваются на его голову, торс и горло, хрипит, плюется кровью, Триш лишь продолжает бить, уже не думая о последствиях, и лишь когда кулак, в очередной раз опустившись на голову Арно, утыкается во что-то мокрое и горячее, останавливается. Перед Тришем лежит не человек — кусок мяса в черном деловом костюме, и кровь растекается по асфальту, рисуя на нем причудливые узоры. — Это тебе за Лиану, чертов ублюдок! — он пинает ногу бывшего секретаря, и та послушно откидывается от удара, как тряпичные ручки куклы Триша.       И на утро сам Гай выходит из машины на злополучной парковке, чтобы окинуть безразличным взглядом кровавую лужу, оставшуюся от его верного слуги, сесть обратно, захлопнуть дверь, и уехать, забыв о столь печальной трагической утрате к вечеру, чтобы лишь изредка вспоминать его расторопность и исполнительность.

***

      Триш стоит на кухне, привалившись спиной к холодильнику. Лиана смотрит на него, как ребёнок смотрит на старшего брата, и пытается гнать от себя мысли о его разбитых почти до кости руках, мелких бурых брызгах на воротнике светлой льняной рубашки, и о том, что будет с ним, если Гай всё-таки возьмётся за поиски убийцы. Ей ни на секунду не жалко Арно, Гая и весь второй финансовый форт целиком, заново оставшийся без руководителя, но мысль о том, что с Тришем что-то случится — сжимает сердце, заставляя слезы подступает к глазам. Триш замечает её смятение, ободряюще подмигивает и шумно отхлебывает воды прямо из графина. Они молча смотрят друг на друга, и никто не решается нарушить тишину, произнести вслух факт, известный им обоим, будто стоит только сделать это, и квартиру возьмут штурмом все силовые подразделения их прекрасной страны и лично самого Гая, а после — казнят на площади.       Триш с повышенным интересом разглядывает собственные руки, магнитики на холодильнике и причудливые узоры на кухонных полотенцах, Лиана не менее заинтересовано очерчивает пальцем рисунок на скатерти, а пальцами второй руки отбивает замысловатый ритм, навеянный ей звуком падающих капель в ванной. Они оба молчат, и никогда ничего про это не скажут, потому что ничего не было. Светлая верхняя одежда Триша, висящая на батарее, никогда не была забрызгана кровью бывшего секретаря, его кулаки, которые Лиана тщательно забинтовывает, никогда не наносили сокрушительных ударов, и уж конечно Лиана никогда не врывалась в слезах в его квартиру, потому что никогда бы ей не пришло в голову, что неуравновешенный псих с раздвоением личности может быть самым заботливым и надёжным союзником, который накормит, отмоет и уложит спать в чистую постель, поцеловав перед сном в разгоряченный лоб, чтобы в ночной тишине уничтожить её обидчика.