Фоновая музыка - https://m.vk.com/irritasjon
1 год эры Гэндзи (1864 год). Киото.
Банный павильон заполняли запахи дорогих масел. Поверхность воды была неподвижна, отражая, словно зеркало, солнечный свет, просачивающийся в комнату. Пар медленно поднимался к потолку, унося с собой аромат лепестков, что плавали в деревянной ванне. Кимигику стояла в купальном халате и с сожалением наблюдала, как остывает вода. "Ничего. Пока не время купаться. Подумай о госпоже и о том, что ты должна сделать для ее радости." Она посмотрела на скамью, где госпоже делали массаж. О-Сэн лежала на животе и чуть ли не мурлыкала от удовольствия, прикрыв глаза. Быстрые пальцы массажистки с поразительной легкостью находили нужные узелки и, мягко прощупывая их, разгоняли кровь. Разогретые горячей водой мышцы были податливее глины. Кажется, затея с баней в разгар знойного дня имела успех. Глядя на довольное выражение лица, Кимигику чувствовала облегчение и втайне надеялась, что хорошее расположение духа еще долго не покинет госпожу. "Как бы я хотела, чтобы в наш дом приходили только благие вести и госпожа избавилась бы от переживаний. В последнее время она почти не смеется и легко впадает в раздражение. А от дурных мыслей у нее невыносимо болит голова. Ах, как бы я хотела! Но что можно с этим поделать? Я и представить не могла!.. Прошел год с тех пор, как объявился господин Казама, а настойчивость его не угасла! Если бы только боги услышали мои молитвы... Как я молилась, как благодарила их, за то, что он исчез на десять месяцев! Верила, что у господина Ширануи получилось отвадить несчастье! Увы! Не успела госпожа вздохнуть спокойно, как вновь нелегкая принесла этого безумца на порог! Простите, простите свою глупую служанку!" - Кимигику! - капризный голос долетел до слуха Кимигику, и та, испугавшись гневного припадка, запрятала сожаления, бросив их, точно камень, в безбрежные воды переживаний, о которых никому не было суждено узнать. Приняв услужливый вид, она с улыбкой поклонилась, бережно удерживая одежду госпожи, чтобы ткань ненароком не коснулась пола. - Ты слышала, что я сказала? - губы О-Сэн чуть заметно подрагивали, выдавая крайнюю степень недовольства. Массажистка так же склонилась. И хотя с ее стороны никакой ошибки допущено не было, она виновато потупилась. - Простите мою рассеянность, - Кимигику выпрямилась и смело посмотрела в широко распахнутые глаза, которые, казалось, вот-вот должны были вывалиться из глазниц. - Я ничего не слышала. Сидевшая прямо, как палка, О-Сэн мелко затряслась всем телом, но, в итоге, совладала с гневным порывом, лишь шикнув: - Пошла прочь! Украдкой посмотрев на испуганную массажистку, Кимигику сочувственно улыбнулась, жалея попавшую под горячую руку девушку. Но та, бормоча извинения и кланяясь, уже попятилась в сторону выхода, радуясь, что покидает заносчивую госпожу, и проникаясь бесконечно глубоким уважением к ее терпеливой помощнице. Спустя некоторое время Кимигику все же подала голос: - Госпожа, ваша слуга была невнимательна и заслуживает наказание. - Довольно! Какой толк в твоих бесконечных извинениях?! Если знаешь, что невнимательна, исправься! - порывисто запахнув банный халат, О-Сэн осторожно поднялась со скамьи. От горячей воды и массажа у нее кружилась голова. Ей как можно скорее хотелось покинуть павильон, чтобы прилечь на подушки и забыть о нескончаемых хлопотах. К слову о хлопотах... - Когда обещался прибыть Казама Чикаге? Кимигику вопрос обескуражил. Неужели госпожа собралась с духом и решила встретиться с ним? "Тогда это объясняет резкую порчу настроения. Во всем виноват господин Казама. И, выходит, моя ошибка здесь ни при чем. Какое облегчение!" - После полудня. - Он сказал, что придет как гость? Очень хорошо, - намотав на голову полотенце, О-Сэн облегченно выдохнула и посмотрела на встревоженную помощницу. - К чему делать такое лицо, Кимигику? Разве я сказала, что пойду к нему? - Но тогда... - Ах, какая ты, право, неразумная! - цокнув язычком, О-Сэн выхватила из рук Кимигику верхнее кимоно и, прежде чем выйти на улицу, накинула его на плечи. - В нашем саду предостаточно хорошеньких цветов. Любой сорви, и он будет достоин украсить ложе самого императора! Только вот, боюсь, господину Казаме первый попавшийся цветок не подсунешь. Тут должно более тщательно выбирать. Достаточно ли зелен и гибок стебелек, хорош ли бутон? Понимаешь? - она насмешливо сощурилась, краем глаза заметив смятение теряющейся в догадках Кимигику. Оказавшись в тени галереи, О-Сэн замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась, коснувшись рукой деревянных перил. Камни, олицетворяющие горы, ухоженные дорожки и маленький пруд с карпами подолгу приковывали к себе ее взор, рождая в душе странную и непонятную радость от обладания этим маленьким миром. "Трава сильно выросла. Опять придется звать садовника, - отметила про себя Кимигику, борясь с тревожным предчувствием." Разумеется, ее волнение было бессмысленным. Иначе и быть не могло. Что бы ни решила госпожа, она беспрекословно исполнит приказ. А надумывать лишнего было вовсе ни к чему. Если госпожа считает, что в состоянии угодить Казаме, Кимигику ей в этом поможет. Выбрать подходящий "цветок" несложно. В доме Журавлей прелестных дам было предостаточно - Кимигику могла поручиться за красоту и талант каждой. Все они хорошо пели, были образованы, могли часами развлекать гостей, и коли нужно выбрать какую-то одну... "Я бы посоветовала Акико. У нее самый прелестный голосок и изящные манеры, к тому же она любит поэзию. Из всех, Акико, пожалуй, самая способная, поэтому, уверена, нашему дорогому гостю ее компания придется по нраву." - Госпожа... О-Сэн оторвала взгляд от сада и с улыбкой обратилась к помощнице, не скрывая неведомо откуда взявшегося восторга. - Мы отправим к нему Гёко-тян! Кимигику словно к полу прибило. Уж не послышалось ли? - Гёко-тян? - внезапно оробев, переспросила она. Довольная О-Сэн рассмеялась: - Неужели я невнятно говорю? - Н-нет, ни в коем случае. - Перед глазами возник образ ученицы с трогательным, как у ребенка, лицом, и сердце Кимигику болезненно сжалось. До последнего она надеялась, что госпожа все-таки передумает, выберет другую девушку, неважно, если это будет не Акико. Но та не поменяла решения. Смахнув с перил молодой листок, О-Сэн убедилась в том, что он упал в траву, чтобы затем переключить внимание на помощницу: - Раз ты все поняла, поторопись. Времени до прихода гостя осталось немного, а Гёко-тян нужно должным образом подготовить. Внимательно следя за тем, как дрожащие руки Гёко накладывают последние мазки макияжа, Кимигику не заметила, как на ее собственных губах расплылась теплая улыбка. Невозможно было не почувствовать волнение, охватившее ученицу. Оно улавливалось в ее осанке, движениях, выражении лица, отражающемся в зеркале из полированной стали. На белоснежной коже залегли морщинки тревоги, и хотя Гёко усиленно старалась придать облику невозмутимое выражение, тени неуверенности и страха то и дело пробегали по лицу, создавая впечатление, будто бедняжка страдает от недомогания. В конце концов Кимигику не выдержала страданий. Опустившись позади Гёко на колени, она невзначай поправила заколку в ее волосах, старательно уложенных в красивую прическу, и мягко обратилась к отражению: - Гёко-тян, не нужно бояться. Этот господин только с виду суров. Он не станет кричать и браниться, если ты ошибешься, но будет терпелив и вежлив. Потому что он настоящий самурай, понимаешь? Дождавшись, когда Гёко кивнет, Кимигику понизила голос до доверительного шепота: - Скажу тебе вот что... сторговаться вышло у меня не сразу, но кое-что выпросить получилось, - она заботливо разгладила складки на худеньких плечах и одобрительно кивнула, довольная своей работой. - Если ты хорошо справишься сегодня, твое обучение будет завершено. - Так сказала мама-сан? - от волнения голос хрипел. - Да, так сказала госпожа. Заметив, как в зеркале лихорадочно заблестели карие глаза, Кимигику несильно сжала выбеленные пальцы, выглядывавшие из рукава, и осторожно отобрала кисть. - Не беспокойся. Тебе нужно делать только то, о чем попросит гость. Вот, ополосни рот чаем. Гёко послушно приняла чашку, однако затем удрученно покачала головой: - Я хочу верить вам, но моей веры отчего-то так мало. Вы говорите "настоящий самурай", я же слышу "душегуб". Вы вкладываете в эти слова особый смысл, но мне его не понять. Не могу представить, как изобразить восхищение, когда перед тобой головорез, даром что без меча! - Замолчи! - от собственного крика у Кимигику зазвенело в ушах. Выслушав историю от начала до конца, Ширануи зашелся неприличным хохотом и едва не опрокинулся на спину: - Вот те на! Душегуб! Кимигику выглядела смущенной его реакцией, но постаралась скрыть это. Манеры были чужды Кё, и с каждым новым визитом она постепенно привыкала к его вульгарности. Но бывали времена, когда терпеть становилось невыносимо. - Ну-ну, Кими-сан, - все еще посмеиваясь, успокаивал он, - не так уж неправа малышка. Милосердным этого черта и вправду не назовешь! Натерпелся я от него, н-да. Чуть словечко проронишь, как он ощетинивается, точно псина, у которой еду отбирают. Бывало, правда, что-то такое на него нападало, от чего он потом целые сутки зашибленным ходил. Я уж и так и эдак с ним, да все как о стену! Думал, заботят его забавы того лекаря, а оно, вишь, как вышло... он лачугу ту сжег, и дело с концом. Сказал, что дел невпроворот, а я бездельник, от дури страдающий, лезу в чужое дерьмо носом. Сердитый стал без меры, однако из Киото я его все ж спровадил. Думал, навсегда, а оно, вишь, как!.. Скривившись от досады, Ширануи в угрюмом молчании принялся набивать трубку табаком. Пальцы, приученные к этому занятию, делали все быстро. И вот незаметно для себя Кё уже выпускал из носа сизые струйки дыма, сверля взглядом стену. Неудача стоила ему настроения. Само напоминание о ней вызывало изжогу. Хотя, разумеется, он считал, что со своей частью справился и обещание выполнил. Разве он когда-нибудь говорил, что навсегда избавит дом Журавлей от визитов Казамы, настроившегося жениться любой ценой? "Я бы не женился. Слушать нескончаемое кудахтанье про женскую глупость и терпеть поклоны, ходить по собственному дому, зная, что следом бродит ее беспокойный призрак, желающий угодить "своему господину"... - по спине Ширануи пробежал холодок. - Как Казама может хотеть жениться, зная, что все женщины в Киото такие? Не говоря уже об О-Сэн. Я бы сбежал от нее, да будь она хоть трижды чистокровной! Хуже жены-призрака только жена-истеричка! - и тут его осенило. - Эхе! Да он самоубийца! Точно ведь! Совершить сэппуку кишка тонка, так он выбрал другой способ... Ну чудак!" - Как прошла ваша поездка в Нагасаки? - А? - увлекшись мыслями, Кё недоуменно посмотрел на юдзё. Она вежливо повторила вопрос. - Не припомню, что бы наведывался в Нагасаки, - сунув мундштук в рот, он выпустил облачко дыма. Раскосые глаза бегали по фигуре Кимигику, подолгу не задерживаясь ни на одной из ее изящных частей, пока не остановились на лице. Маленькая родинка под левым глазом выглядела очаровательно! В груди зашевелилось страстное чувство. Нет, она, определенно, лиса-оборотень! Обычная женщина никак не может обладать такой красотой. Она рождена, чтобы завораживать и мучить сердца, как делала это с его сердцем весь прошедший год! Он места себе не находил, избегал встреч, пытаясь избавиться от проклятого волнения, что охватывало его всякий раз при виде нее. Когда, скажите на милость, он попал под ее чары?! Почему именно эта женщина, ведь... Кожу обожгло огнем в том месте, где аккуратным свертком хранилось стихотворение. То самое, от которого он всеми силами хотел избавиться и которое берег пуще всякого сокровища. Оно было невесомым, но ощущение было такое, будто за пазухой лежал камень. "Юкимура-сама..." Он потер грудь рукой, надеясь унять жжение, но оно добралось до его внутренностей и опалило так, что Ширануи едва не вскрикнул от удивления. Перед глазами возникла ее спина со спадающими до самого пола волосами. Их блеск был притягательней блеска монет, хотя едва ли в этом мире нашлось что-нибудь, что было бы так же обожаемо Кё. Деньги пленяли его разум, поднимая бурю жадности, заставляя желать больше и больше. Он всегда знал, как их получить. И всегда знал, как применить. Он мог бы стать вельможей во дворце, построить пышную усадьбу в Киото, чтобы после, раздувшись от важности, словно фугу, давать обеды среди таких же вельмож. А мог бы, бросив все, отправиться за море в Китай или дальше... Но все это не принесло бы удовольствия. Свое дело. Да-а, своя лавка. Раз за разом представляя ее внутреннее убранство, он снова и снова убеждался, что на свете нет задумки лучше! Сидевшая перед ним Юкимура-сама повернула голову и лукаво улыбнулась глазами. "Вы одобряете? Чертовски хорошая мысль, правда? Скоро я куплю дом в Нагасаки, и нам больше не придется оббивать чужие пороги... чудесно же! Вы сами мне это сказали. Лавка будет приносить доход, но главное: там будут лекарства! Я смогу найти такое, которое вмиг поставит вас на ноги..." Кё потянулся к мягким локонам. Кончики пальцев подрагивали в предвкушении прикосновения. Так близко, так хочется провести по ним рукой, вдохнуть их запах... - Ширануи-сан? Кё моргнул. Перед ним была все та же стена. Дым из замершей в пальцах длинной трубки, извиваясь, струился вверх. На низком столике стояла нетронутая бутылка саке в окружении излюбленных Ширануи сладостей. А рядом сидела Кимигику, старавшаяся скрыть беспокойство. Никакого наваждения. Другая женщина. Другие глаза. Другая улыбка, без причины ставшая чужой. И неприятной. - Ай-йя, Кими-сан, я показался тебе странным? - сделавшись вновь беззаботным, рассмеялся Кё. Он понимал, что испортил беседу, но вины за собой не ощущал, просто легкое раздражение. - Нет-нет, мне лишь показалось... ах, пустое! - Кимигику второпях надела маску вежливости, искренне надеясь, что ее секундное разочарование осталось незамеченным. - Значит, вы были все это время в Киото. Отчего же не посещали нас? Мы уж с госпожой решили, что вы полюбили другой дом, позабыв тепло и вкус нашего саке! Кё сверкнул зубами и перенял игру: - Ах, Кими-сан, забыть такую красавицу невозможно. Твои переживания напрасны. Другой дом? Разве есть такой, что мог бы сравниться с домом Журавлей? - Как же не переживать, коли по городу слухи ходят, что в том доме, где остановится наш господин, деньги рекой потекут! - Эге! Такая-то молва обо мне бродит! От этих ничего не значащих фраз у обоих улучшилось настроение, а на лица вернулись искрение улыбки. Теперь, когда Кимигику уверенно разливала по чашам саке, казалось, неловкость навсегда покинула пределы комнаты. Юдзё из-под густых ресниц поглядывала на гостя, улавливая малейшие изменения в выражении лица, и с сожалением понимала, что совсем еще недавно готова была приказать готовить постель, задыхаясь от желания под его пристальным взглядом. А сейчас? Он стоял у окна, заглядывая в щели ставен. От просачивающегося света зрачки сужались, от чего казалось, что глаза загораются новым цветом, а взгляд становится более пронзительным. Кё усиленно изображал сосредоточенность. Подняв руку на уровень лица, он попытался потрогать полосу света, пронизывая ее пальцами. Она показалась ему теплой. И тепло было приятным, почти как... - Вы нашли ту женщину? Чаша с осторожным стуком опустилась на деревянную поверхность стола. Саке размеренно закачалось по кругу, омывая края и перемешиваясь с бликами. Кимигику не беспокоилась, что какая-то часть прольется, она была слишком искусна для этого. Ее опасения касались времени: правильный ли она выбрала момент для вопроса и дрогнул ли голос, когда это было больше всего необходимо? - Женщину? - Кё сощурился, и во взгляде вспышкой мелькнула угроза. "Не стоило упоминать ее?" На миг Кимигику испугалась, но неприятное чувство, что, как змея, ворочалось в груди, не позволило ей превратить все в нелепую шутку. Не выказывая страха, она нарочито медленно поднялась, переступила через подушку и приблизилась к демону. - Да, ту, что написала стихотворение. Я как-то видела его и подумала, что почерк женский. Раскаленный взор, направленный прямо на нее, а не далекое воспоминание, приносил ей особое удовольствие. Так и должно быть. Потому что она существует и находится здесь, перед ним. Потому что ее рука касается его тела. Потому что их чувства взаимны. - Ты слишком любопытна. Это был свистящий шепот, но больше никакой опасности для Кимигику не существовало. Завороженная, она запустила пальцы под складки одежды, выудила стихотворение, слегка касаясь горячей груди, и бесстрашно заглянула в напряженное лицо. - Если не можете избавиться от него, это сделаю я. - Собственного дыхания было не слышно. Она стояла чуть живая. Только сердце гулко стучало в ушах. И вдруг подумалось: то-то сейчас будет! Но прикосновение оказалось очень нежным. Вздрогнув, юдзё широко распахнула глаза, чувствуя, как щеки запылали под его ладонями. - Выбрось, - вкрадчиво произнес Ширануи. Она боялась шелохнуться. Боялась, оказавшись совершенно беспомощной перед тем, чьи привычки и ход мыслей, казалось, знала наизусть. Стихотворение мешало думать. Но Кимигику слишком ненавидела эту бумажку для того, чтобы просто разжать кулак и бросить на пол. Ей были не подвластны те струны, которые задевали написанные тушью слова. И от этого ненависть только сильнее возрастала. - Выбрось, - на этот раз голос звучал сдавленно. От внутренней борьбы на виске выступила пульсирующая вена, но внешне Кё оставался пугающе спокоен. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда листок, совершив несколько оборотов, коснулся пола. Не дрогнул, когда руки опустились на женские плечи и сдавили их или когда Кимигику оказалась прижата к стене. Что-то тихо оборвалось... Гёко покинула комнату до того, как на улице зажглись фонари. Тени, отбрасываемые на татами, удлинились, края их размылись, а ближе к перегородке-фусума и вовсе слились с окружающей темнотой. Задержав утомленный взгляд на подушках для сидения, Гёко сдвинула створки фусума. Некоторое время она оставалась неподвижна. Тишина коридора оглушала, и начинало казаться, что мир вокруг, как и тени, растворился, смешавшись с домом Журавлей. Странное ощущение. Вздохнув, Гёко отвернулась от комнаты, и внимание ее привлекло рассеянное пятно света на стене примыкающего коридора. Оно постепенно становилось ярче, охватывая все большую площадь. Вскоре до напряженного слуха стал долетать шорох шелковой ткани, какой бывает только при ходьбе. И из-за угла грациозно выплыла Кимигику с подсвечником в руке. Пламя слегка покачивалось. Тени блуждали по белому лицу, то придавая ему устрашающий вид, то превращая его в маску благодушия. Разыгрывать радость от встречи не оставалось сил. Гёко не знала, выглядела ли она подобающим образом, когда поклонилась. Все эти приличия нагоняли на нее лишнюю тоску и заставляли нервничать. Она не любила принужденно улыбаться, изображать смех или счастье. Бесконечные ужимки, уйма правил, требований - эта новая жизнь казалась ей невыносимо тяжелой. Конечно, она должна быть благодарна, что Кимигику спасла ее, подарила имя и позволила учиться. Ведь девушкам ее возраста такая возможность не представлялась. Разумеется, исключения бывали, например, в поселении Иокагамы. Но стать содержанкой гайдзина, касаться его и дарить ему улыбки - хуже участи не придумаешь. От такой жизни лучше сразу отказаться, совершив самоубийство. И неважно китаец он или белобрысый великан - для Ниппона чужак означает "не японец". - Казама-сан уже ушел, Гёко-тян? - голос Кимигику был так мягок и так непохож на тот, что был днем, что Гёко чуть не подавилась смешком. - Гость обещал прийти завтра в это же время. Подсвечник дрогнул в руке, но Кимигику быстро совладала с собой, стараясь не выдать того, насколько неприятной стала для нее эта новость. - Он... выглядел довольным? Вспомнив ничего не выражающий взгляд, направленный сквозь нее, Гёко постаралась подыскать подходящие слова, но безуспешно: - Да, выглядел. Почувствовав, как груз волнения свалился с плеч, наставница одарила ее самой теплой улыбкой, на какую только была способна. В качающемся свете это выглядело зловеще. - Ты проголодалась? Иди на кухню, я оставила тебе еды. На чрезмерное участие Гёко ответила фальшивой благодарностью, и даже темнота не укрыла этого. Однако ученица знала, что Кимигику не заметила ни неприкрытой насмешки, ни бесцеремонного поведения. Не могла заметить. Она была слишком простодушна для этого. В отличие от своей госпожи. Та бы не пропустила ничего, а затем за каждую вольность собственноручно высекла бы палкой. В доме Журавлей мало кто любил маму-сан. Но все в тайне надеялись, что господин Казама женится на ней и на смену ей придет другая госпожа. Что бы изменилось тогда? Гёко обернулась посмотреть на Кимигику, но увидела лишь блеск ее золотых заколок, выглядывающих из примятой прически, и уплывающий огонек свечи. Наверное, ей показалось. Да, точно. Откуда взяться печали? Ее улыбка была обыкновенной, новость о госте, несомненно, обрадовала ее. Чему печалиться? А может, она дождалась того господина? "Тогда у Кими-сан и впрямь появятся причины для грусти. Он никогда не женится на ней. А она никогда его не забудет. Печальная история, что закончится либо самоубийством, либо хандрой. И-и-и-и, не хотела бы я потерять голову из-за мужчины. Хоть и несчастливая, а долгая жизнь всяко лучше короткой! Думай поменьше да знай себе почаще смейся. И счастья никакого не надо." Ощутив под боком беспокойное движение, Кимигику заставила себя притвориться спящей, будто ее сон не могло потревожить ни суетливое копошение, ни тихие ругательства. Всего несколько часов ей удалось провести в полудреме. Чтобы не нарушить его покой, она лежала неподвижно. Слушала размеренное дыхание. В пазах заскрипела перегородка - Ширануи торопливо прошел во внешнюю комнату. Но тише от этого не стало. "Зачем так топать, когда сердишься? - просто подумала Кимигику, чувствуя, как в висках нарастает головная боль, притупляя сильное желание спать. - Совсем как ребенок. Что такого важного может понадобиться посреди ночи? И что делать мне? Стоит ли мне быть услужливой: проснуться, сделать обеспокоенное лицо и уложить его обратно? Или все же продолжать притворяться спящей? Наверное, лучше мне и впрямь уснуть. Его капризы так утомляют, - она не сдержалась и широко зевнула, - что у меня иногда не получается улыбнуться. Но потом... Да, Ширануи-сан изумителен. Ах, но его манеры!.. Совсем не похож на цивилизованного человека! Его любовь к мясу отвратительна. Никогда! Нет-нет, никогда в доме Журавлей не будет вонять мясом!" Вспомнив запах, которым пропахла одежда Ширануи в один из его "загульных" дней, Кимигику не могла не скривиться. "Да и сам Ширануи-сан выглядел не лучше. Сколько раз его находили спящим в канаве? Сколько дней напролет он беспутствовал в домах Симабары? Не было такой девицы, что бы не знала о "веселом господине"! А ранги! Ему было безразлично, какого она ранга! Напивался вусмерть и вытворял такое, что даже в Эдо судачили!" Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Разочарование, что никак не удавалось прогнать, шевельнулось в ней. Что ж, к чему скрывать? Ей хотелось, чтобы хотя бы мала часть слухов оказалась правдой, чтобы она на мгновение приблизилась к тем девицам, которых открыто презирала за бездарность и которым завидовала из-за их удачи. Почему он отнесся к ней по-другому? Почему ей пришлось изображать удовольствие? Почему ее удача оказалась не настолько велика? "Почему я должна быть такой несчастной?" Ширануи вернулся. Некоторое время он просто стоял, опустив руки. Будто не знал, с чего начать. Кимигику было не разглядеть лица, но она ощутила растерянность, с которой тот поднял скомканные штаны, встряхнул их, вывернул карманы, опять встряхнул. Ткань шуршала и хлопала, пока не настал черед юкаты. И все повторилось. Вещи падали в на пол одна за другой. Женские, мужские. У ног образовалась бесформенная куча. - Да где же?! Она поняла, что он ищет. "Будь проклято это стихотворение. Ширануи-сан одержим им." И Кимигику решила избавить его от одержимости. Несколько дней подряд Кё приходил к ней, несколько дней подряд она занимала все его мысли. И это было чудесно! Сегодня ничем не отличалось от вчера. Вчера было таким же, как и за день до. Его улыбка была неизменной, ее - каждый раз еще обворожительнее. Пустые разговоры, вежливый смех. В какой-то момент Кимигику позабыла о времени и госпоже и с головой погрузилась в мир, существовавший в небольшой ухоженной комнатке только для них двоих. "Для двоих? Бака! Он всегда будет лишь для тебя одной. Посмотри сейчас на этого мужчину! О ком он думает? - она горько посмеялась над собственными мыслями. - О ней и никогда, почти никогда о тебе. Мечется, рвет на себе волосы... Но ты была к этому готова. Так сильно хотела заполучить его и заполучила, а дальше?.." Обессиленно опустившись на футон, Кё шумно выдохнул. Теперь, когда он убедился, что сон не имеет ничего общего с явью, его сознание начало понемногу проясняться. Он не помнил, что подняло в нем панику - приснившееся утекало, словно вода. Но испуг был неподдельный. Кимигику не сводила глаз с мужской спины, кожа которой была почти такой же гладкой, как у нее. "Нет, он не может забыть, как бы мне того ни хотелось. Днем его мысли в моей власти... Но что такое день, когда наступает ночь?! Когда призраки обретают плоть? Когда самый маленький страх обретает размеры кошмара и преследует, преследует, пока не сводит с ума! Ночь темна, и кто знает, сколько призраков таится в этой темноте? Мне известно об одном. И я не в силах его одолеть." - Ширануи-сан, вам приснился дурной сон? - Кимигику постаралась, чтобы ее голос звучал сонно и в меру обеспокоенно. Кё не ответил. Даже не пошевелился, когда теплые руки обвили его талию. Но она была достаточно терпеливой и уговорами заставила его лечь. - Кими-сан, где стихотворение? - все-таки спросил он, позволив юдзё пальцами выводить узоры на плече. Татуировка для большинства была местом запрещенным. - Стихотворение? - невинно переспросила та, однако быстро поправилась, предчувствуя вспышку раздражения. - Ах! То самое! Я его... выбросила. - Ты что?.. - Выбросила, - повторила она, спрятав довольную улыбку. Кё сдержал стон разочарования. "Конечно, ты расстроен. Я в тот же день позаботилась, чтобы ты его больше никогда не увидел. И, конечно, тебе не нужно знать, где оно спрятано." Кимигику вспомнила про потайной карман в рукаве кимоно, и уголки губ, несмотря на прилагаемые усилия, поползли вверх. - Ай-йя, Ширануи-сан, - подражая его манере, промурлыкала она, - ночь так хороша! Зачем вспоминать о том, чего уже нет? Или ты не рад, что я оказалась слишком послушна и выбросила твою бумажку? Ширануи тихо выругался. Злиться на Кимигику бессмысленно, ведь это был его приказ. Однако она его выполнила! И отговаривать не стала! А должна была? Несомненно! И он злился. Злился так, что внутри все закипало. На кого была направлена его злость? Точно не на ту, что лежала рядом, хотя именно на нее в любую минуту могло выплеснуться все недовольство. На самого себя? Вряд ли. Тогда на ту, что ушла посреди такой же темной ночи? Кё до сих пор отчетливо помнил, как нестерпимо хотелось спать в ту ночь и какими заботливыми были ее руки, как он беззаботно уснул у нее на коленях, проспал до полудня, а когда проснулся, даже не сразу понял, что остался один с растреклятым стихотворением на подушке. Помнил охватившее его недоумение, затем душившую обиду, злость, раздражение и снова злость. За четырнадцать лет мало что изменилось. Шелковый рукав задел ногу, лизнув голень, подобно дуновению ветра. Новое ощущение отвлекло Ширануи. Повернув голову, он обнаружил одевающуюся на ходу юдзё. Размашистыми движениями укутавшись в юкату, она вплыла в соседнюю комнату, оставив внутреннюю перегородку не задвинутой. Негромкая беседа была недолгой. Двое голосов что-то жарко обсуждали, при том Кимигику, по всей видимости, была сердита. Кё расслышал только "Гёко-тян" и сказанное с присвистом "немедленно", но уже по тому, с какой интонацией были произнесены слова, становилось понятно, что сердитость эта не наигранная. - ...Ах, но, Кими-сан! Оно же испорчено! Кимигику вцепилась в деревянную раму, чтобы побороть внезапную слабость в ногах. Ее немигающий взгляд был прикован листу бумаги, на котором темными пятнами проступала тушь. Как же ей хотелось кричать, ругаться, осыпая проклятьями свою карму, выхватить промокший насквозь лист, бросить его на пол и немедленно растоптать. Но она сдерживалась, взывая к благоразумию. - Ерунда, Гёко-тян! Я не стану тебя ругать. Просто случайность, да? "Зачем эта девчонка притащилась посреди ночи?! Испугалась, что испортила во время стирки стихотворение? Чепуха! Я не вижу ни намека на испуг в ее бесстыдных глазах! Неужели не могла до утра подождать?" Гёко отступила на шаг в коридор и низко поклонилась: - Прошу прощения! Я допустила ошибку! Прошу прощения! - Тш-ш-ш! Ты всех перебудишь! - тут же зашипела Кимигику, беспокойно оглянувшись на темный проем, ведущий во внутреннюю комнату. Показалось. - Лучше не тревожься, а иди спать, Гёко-тян. Немедленно! Завтра Казама-сан придет к тебе, ты должна отдохнуть. Дождавшись неуверенного "хорошо", юдзё выдохнула: - Доброй ночи. Помедлив, Гёко подарила ей робкую улыбку и опять поклонилась: - Доброй ночи, Кими-сан. И бумажная перегородка закрылась у нее перед носом. Отвернувшись от фусума, Кимигику коснулась пальцами висков и несильно их помассировала. Легче не стало. Призывая себя к спокойствию, она выровняла дыхание, очистила голову от неприятных мыслей и вернулась в постель. Ширануи притих. "И хорошо! - подумала она, решив, что он в кои-то веке уснул." Кё тайком улыбнулся. "Гёко, значит..." Это была какая-то мелочь. Незначительная деталь, вспомнить которую, как ни пытайся, он не мог. Странно, но девушка привлекла его внимание. И он взглянул на нее другими глазами. Она была не безлика, как показалось на первый взгляд. Надо сказать, наружность ее была довольно приятна, не такая, как у остальных женщин этого дома. В ней было что-то... что-то... Казама не мог уловить то самое, сколько ни старался. Дело было не в лице, не в теле. Во взгляде? Очень может быть. Но она смотрела так же, как до этого смотрели сотни других на каждого своего клиента. И все же... Ее руки были умелы, движения отточены до совершенства, как у мастера меча, всю жизнь посвятившего тренировкам. Механически опустошив залпом чашу, Казама жестом остановил ее, когда она с едва уловимым изяществом приготовилась налить еще саке. Ее лицо не выдало удивления. Одна лишь покорность. Хана? Кику? Рейко? Как же ее зовут? Не все ли равно? Эта женщина - мимолетное дуновение в жаркую ночь. Завтра он забудет о ее существовании, потому что только последний дурак будет вспоминать о ветре, когда бушует ураган. Разве его жизнь не похожа на тайфун? Чикаге считал, что так оно, без сомнения, и было. Слишком многое шло не так, как было нужно ему. И сколь он ни прилагай усилий в борьбе с непредвиденными сложностями, пользы ему от этого не было никакой. - Почему ты печальна? - внезапный вопрос сбил с толку даже самого Казаму. Он не ожидал, что его собственный рот откроется против воли. Разумеется, было бы ложью заявить, что девушка его не волновала, но с чего бы ему интересоваться ее настроением? В их молчаливых встречах была особая прелесть. Он сам настоял на том, чтобы она не донимала его. К черту пение и танцы, поэзию бессмысленные церемонии! Конечно, он мог бы в одиночестве наслаждаться тишиной те несколько часов, которые каждый день нужно было проводить в укрытии. Но укрытие находилось слишком далеко от Икэда-я. Да и копания девицы была не так уж неприятна. Широко распахнутые глаза уставились на него. Она застыла, все еще придерживая свободной рукой край рукава, Чикаге же был прикован к месту ее искренним удивлением. - Печальна? Вовсе нет. Ее голос забавно дрожал. Интересно, сможет ли он с легким сердцем покинуть древнюю столицу? Одна ветреная ночь решит судьбу Киото, но вместе с городом сгорит и это приятное воспоминание. Досадно уходить вот так. Как же ее все-таки зовут?.. Кимигику подкралась к госпоже и осторожно подала ей записку. О-Сэн оторвалась от отверстия в бумажном окошке, через которое все это время следила за происходящим в комнате. Вид у нее был крайне недовольный. Молча приняв записку, она сухо кивнула, тем самым говоря Кимигику, что та может идти. Это привело подчиненную в еще большее замешательство. Пока все шло так, как задумала сама госпожа, в чем же причина ее недовольства? Прав был наставник, когда говорил: "Не пытайся постигнуть чужой ум, особенно ум господ. Чем ближе будешь подбираться к разгадке, тем слабее станет твоя вера. Со слабой верой придут сомнения, а, сомневаясь, поручения не выполнишь. Верное решение принял господин или нет - твое дело следовать за ним, пока не наступит тот день, разрывающий вашу связь. Таково бусидо." Она не будет задавать вопросы. Пока госпожа сама того не попросит. Если ей угодно следить за Чикаге Казамой - пусть так. Погасшая трубка без дела лежала у него на коленях. Весь дым выветрился из комнаты через открытое окно. Ветки клена монотонно покачивались у него за спиной, застенчиво шурша зеленой листвой. Был очередной жаркий день. Поднявшийся ветер едва ли был способен расшевелить деревья и не приносил никакого облегчения. Кё неловко поерзал, но не для того, чтобы немного размять мышцы, а чтобы убедиться, что время не застыло на месте. Он провел в ожидании всего несколько минут. Минуты же тянулись так, словно это были часы. До его слуха долетели звуки поступи. Кто-то спустился по лестнице. И все стихло. Затем он услышал торопливые шаги. Они приближались. Ширануи впился взглядом в фусума. Время шло. Уже не так медленно, но все еще невыносимо. Внутренности сплелись в узел, затягивавшийся с каждым шагом все туже. А в голове проносились сотни вопросов. Не показалось ли ему той ночью? Правильно ли он расслышал имя девушки? А может, ему все приснилось? Ведь он тогда был слегка не в себе. "Нет, это точно был голос Юкимуры-сама." Внезапно шаги прекратились. Кё начал нервно перекатывать в пальцах трубку, держась за чубук. Приглушенный женский голос кого-то окликнул, со стороны лестницы снова послышался шум. Ступеньки поскрипывали, и Ширануи понял, что это идет мужчина. Рядом с комнатой завязался разговор. Пепел высыпался на татами, попав на черные штаны, однако Кё это не заботило, он жадно пытался поймать хотя бы одно словечко, весь обратившись в слух. Голос Чикаге невозможно было не признать. Казама в привычной манере растягивал гласные, и каждая фраза произносилась нараспев. Ширануи сосредоточился на женском голосе. Отдельные звуки, обрывки слов... Она говорила почти что шепотом. Незаметно для себя, Кё встал. На пружинистых ногах он по-кошачьи приблизился в перегородке и подался вперед, подставив ухо. - Я уже купил твой контракт. - Но... Как же это? - Мама-сан не сказала тебе? - Казама выплюнул "мама-сан", и Ширануи живо представил, как скривились при этом его губы. - Вот как. Однако я еще утром выплатил всю сумму. "Во дела! - Кё от изумления приоткрыл рот. - Чтоб Казама да такое! Наложницу решил, что ль, взять? И это-то вперед жены? Или просто любовницу захотелось? Эхе, да еще не абы какую! Дом Журавлей дешево не берет... Интересно, что за девица?" - Почему ты плачешь? Всхлипов не было. Шорох ткани раздался совсем близко. - Плачу? Я... ох, нет... я рада, правда! Кровь отлила от лица Кё. Отшатнувшись от фусума, он тряхнул головой. Раз. Затем еще раз. Наваждение! Точно! Наваждение! Это злой ками играет с ним! Нервный смешок вырвался наружу. Его провели! Она вновь сбегает прямо у него из-под носа! Ширануи, запутавшись в ногах, рухнул на татами и хлопнул себя по лбу. - Ай-йя! Плечи затряслись. А за ними последовало и все оставшееся тело. От беззвучного хохота уголках глаз собрались слезы.