Не хочу

Джонас свернул на первом же повороте, теряясь в переулках домов. Сбегать из дома по самой широкой в городе улице- тупость. Ему не нужны лишние глаза. Он двигался быстро — знал, куда ему сейчас нужно зайти больше всего.  Дом Митча был небольшим и достаточно облезлым, но выглядел грозно и величественно, ярко контрастируя с благополучием соседних дворов. Джонас подходил к нему все ближе и ближе, уже сомневаясь в своих намерениях.  «Это бесполезно. Мне не стоило сюда идти. Я только разозлю его»  Вопреки переживаниям — звонок в дверь. Долгий и пронзительный, чтобы Митч точно услышал.  Джонас позвонил уже два раза, но движения внутри дома не было слышно.  «Наверное, его ещё нет дома» — подумал Джонас, понимая, что этот поход к его дому был изначально лишён смысла. Вдруг стало неимоверно грустно, и невольно вспомнились когда-то мельком прочитанные слова в одной из пыльных библиотечных книг.  «… я никогда не думал, что можно так любить и грустить!»  Он сразу же отругал себя за подобную аналогию. Сравнивать Революцию, красную, кровавую, страшную — с его незаметным побегом под покровом ночи было бы кощунством. Но ему была приятна мысль о том, что в его действиях есть что-то революционное.  Он отвлёкся от витающих в голове мыслей и вновь принялся ждать. Потоптавшись на пороге ещё пару минут, он понуро опустил голову и уже хотел уходить, так и не сказав самого главного.  — Джонас! Какого черта?! — парень обернулся на крик и увидел полуголого и заспанного Митча, высовывающегося из окна. — Что ты делаешь тут в такое время?  Джонас не мог ответить ничего вразумительного. Он просто стоял внизу и смотрел на все ещё орущего Митча. У него сдвинуты брови, явно видна глубокая складка на переносице. Привычное выражение лица, взятое за основу во всех жизненных ситуациях. И все же, чертяка, красивый.  Казалось, что этому парню вообще по барабану, насколько хорошо учится Джои, говорит ли он грамотно, занимается ли спортом и насколько сильно его уважают окружающие. Митчелл Мюллер лежал в другой плоскости. Абсолютно свободный, дающий звонкую пощечину общественному вкусу и ценностям, он не мог не притягивать внимания. Все его существо громко и радостно заявляло о том, что оно не может и не хочет жить по принятым понятиям, считаться с условностями и вписываться в систему. Джонас даже сейчас не мог точно сказать, что именно его привлекло в нем в первую очередь: нахальная усмешка или этот шальной отблеск протеста в глазах. Митч казался ему отбитым, но достойно проживающим свою жизнь. Джонас зауважал Митча, а только потом полюбил. Да так крепко и пылко, что порой, совершал то, о чем потом часто жалел: один неожиданный поцелуй у пруда в парке, шалости на последнем ряду в кинотеатре, эти вечные глупые переписки и участие в сегодняшнем погроме школы… «Как хорошо, — пронеслось у него в голове. -А я-то думал, что больше никогда его не увижу». — Ну и хули ты не отвечаешь, Джонас? — громкий возглас, наполненный скорее обеспокоенностью, чем негодованием, вырвал его из череды размышлений. Митч так увлёкся, что чуть не выпал из окна. — Джонас, мать твою, что происходит?  — Я сбежал из дома! — крикнул Джонас, отчего-то счастливо улыбаясь. Просто приятно было говорить об этом, как уже о чем-то случившемся. — И я пришёл с тобой попрощаться.  — Попрощаться?..- непонимающе прошептал Митч, но Джонас все прочитал по губам.  — Дин видел нас и хотел сослать меня в Вашингтон к бабушке. Но я буду только там, где мне самому хочется. Поэтому и сбежал. Митч молчал и ошалело глядел на Джонаса. На улице было холодно, и раздетого парня уже немного потряхивало, но он, казалось, этого не замечал.  — Погоди. — наконец выдавил он. Я сейчас спущусь.  Он скрылся в глубине дома, и Джонас остался смотреть на пустующее окно. Ему было так же больно, как и полчаса назад, когда он бросал Сидни. Ведь у них с Митчем была совсем иная, но такая же прочная связь, как и с сестрой. Они оба чувствовали это, хотя и никогда не говорили об этом вслух. Сейчас Джонас понял, что даже с этим тихим захолустным городком, который раньше казался ему консервной банкой моральных устоев прошлого века, связано так много дорогих сердцу воспоминаний. Было больно их отпускать. Но необходимо, ведь… Время сожалений прошло.  Джонас уже начал волноваться: уже прошло десять минут, а он ещё так и не выходил. Парень вдруг подумал, что Митч просто не хочет его больше видеть. И эта мысль в тот момент показалась ему такой правдивой, что он не выдержал и расплакался.  Слезы текли по его лицу, и Джонас сам удивлялся их обилию: казалось, они идут откуда-то глубоко изнутри, прямо из того места, где концентрируется вся накопленная за жизнь печаль. Его никто не видел, но ему было неловко плакать прямо посреди улицы. Он знал, что глупо терять драгоценное время и нужно уйти, как тогда, с Сидни, но не мог двинуться с места.  Ему было так хорошо, так мирно и спокойно с Митчем. Он сам и не заметил, как влюбился в него окончательно и бесповоротно, так, как часто показывают в кино и дешевых подростковых сериалах.  Ему нравилось, как он на него смотрит. Нравилось то, как говорит и о чем он говорит. Нравилось то, с какой лёгкостью он мог делать то, что так не нравится другим, и как заботиться о комфорте тех, кто дорог.  Джонас любил его, как чертов Ди Каприо любил Роуз. Как Питер-Паркер Мэри Джейн и как агент Купер-вишневые пироги. С ним он чувствовал себя тем, кем на самом деле является, с ним не нужно было казаться, можно было просто быть.  Стало совсем светло: первые лучи солнца уже начали прорезать горизонт алыми полосами света. Джонас невольно залюбовался этим таинством начала нового дня, и мысли его были уже далеко-далеко отсюда.  Джонас вздрогнул от громкого хлопка. Это с шумом распахнулась дверь дома. На пороге стоял уже полностью одетый Митч, в куртке и рюкзаком на плечах. В глазах- радость и волнение. За спиной- бита.  Он в два прыжка оказался около Джонаса, и два раза чуть не споткнулся о выступающие доски ступенек. Но потом, как только их лица оказались слишком близко друг к другу (Митч опять не рассчитал личное пространство), он вдруг резко сдал назад и потупил взгляд.  — Я тут подумал…- начал он, начиная поправлять и без того всклоченные волосы, а потом ворот куртки, ее рукава и металлические пуговицы. — Я много думал… точнее, не так уж и много, но это…  — Можно мне с тобой?  Джонасу не хватило воздуха. Казалось, что он просто забыл, как дышать, ведь счастье сковало грудную клетку. Мечты всегда оставались лишь мечтами. Им не дано было сбыться. Большинство мечт Джонаса существовали лишь в его сознании, и то возникая только в мыслях перед сном. Парень привык, что желаемое не может быть осуществимо, потому что «жить надо не для радости, а для совести». А сейчас самая его заветная, самая потаённая и «неосуществимая» мечта взяла и сбылась. Мигом. Просто так.  Джонас непроизвольно пискнул и набросился на Митча с объятиями, как это делают маленькие дети, когда получают тот самый подарок на Новый год. Тот тоже обнял его в ответ, легко похлопывая по спине, потому что, как оказалось, Джонас продолжал плакать, но теперь уже от счастья.  — Надеюсь, значит «да»? — хихикнул Митч, все ещё не отпуская парня.  — Я рад. — отвечал тот, все ещё не поднимая взгляд. Почему- то было немного показывать заплаканное лицо. — Но,Митч, я ухожу навсегда. Я не вернусь, понимаешь?  — Конечно, бля, понимаю. Ты же сказал, что сбежал, а сбежать на время нельзя. -он запустил руки в кудряшки Джои, аккуратно приподнимая его лицо. — Поэтому я и здесь.  Хоть Джонас и поднял лицо, но так и не смотрел на Митча, постоянно шмыгая носом и вытирая глаза. Несмотря на радость, ему было стыдно. — Прости. Я просто был уверен, что мы сейчас расстанемся, и я брошу тебя. Я не ожидал, что все произойдёт вот так. Ну, что ты пойдёшь со мной.  — Да я сам в ахуе, если честно. — Митч мягко, но настойчиво ухватил его своими большими руками за щеки и все же заставил посмотреть себе в глаза.  А в них — целая вселенная ощущений и стремлений, мест, переживаний и любви. И не крупинки страха.  И Джонас все понял. Они созданы друг для друга. Как Роуз для Ди Каприо, как Питер Паркер для Мэри Джейн. Они так же прекрасно сочетаются как вишневый пирог и чертовски хороший кофе.  — Тогда давай выдвигаться уже сейчас, чтобы ты не передумал. — рассмеялся Джонас, наверное, впервые в жизни чувствуя себя таким цельным, счастливым, свободным.  — Погоди. Мы не просто съебем отсюда, мы сделаем это красиво! — Митч взял его за руку и повёл в сторону полуразвалившегося гаража, — Я хочу показать тебе кое- что.  Джонас, ещё не отошедший от сильного душевного потрясения, послушно пошёл за ним. Вообще, сейчас он понял, что и не так важно, куда он пойдёт- главное то, чтобы Митч был рядом.  Джонас никогда не обращал внимания на эту заросшую диким плющом проржавевшую металлическую ракушку. Взглянув на полуразвалившуюся дверь и такой же убитый замок, Джонас начал жалеть еще не потраченное на открытие этих дверей время, которого и так было в обрез. Но, вопреки его ожиданиям, Митч свернул вглубь двора и зашёл в гараж с другой стороны, где была нормальная дверь с вполне работающим замком.  Митч открыл дверь и заговорщически позвал Джонаса внутрь. Там стояла машина. Джонс ахнул от удивления.  — Митч, почему ты никогда не говорил, что у тебя есть машина?! — сгорая от любопытства, Джонас провёл рукой по бамперу, а потом с упоением начал разглядывать шины — совсем новые.  — Ну, как тебе? — самодовольно усмехнулся тот, демонстрируя салон: когда-то он был кожаный, но материал был до такой степени изношен, протёрт и прожжён, что больше походил на низкого качества замшу. Но внутри было чисто, на полу лежали коврики, а место водителя вообще сияло чистотой и аккуратностью. Это было не похоже на Митча.  — Это все твоё? — не уставал удивляться Джонас, уже прощав по салону. — Я не знал, что у тебя есть права.  — Это отчима. — бросил он, нахмурившись. — Точнее, мама купила ее на свои деньги, но потом они оформили ее на отчима… — он сделал паузу, задумчиво разглядывая приборную панель. — Это долгая история. Но будь уверен, ни одна душа кроме нас не знает о существовании этой тачки. А это значит… — - Что никто нас не найдет! — радостно воскликнул Джонас, конечно же отмечая про себя все эти недомолвки со стороны Митча. Он расскажет, когда придёт время, Джонас был уверен. А пока нужно было мягко перевести тему. — Тут есть топливо?  — Ага. И ещё в багажнике куча всяких запасок. Садись на переднее сидение.  Что тот с замиранием сердца и сделал. Тут было мягко, тепло и уютно. Пахло этими ужасными сигаретами Митча и немного подвешенной на зеркало елочкой. Прямо как дома, которого у него никогда не было.  Пока Джонас оглядывал гараж и задумчиво теребил ткань своего рюкзака, Митч пытался открыть эту злополучную ракушку. Хоть сзади дверь была и новой, но вся конструкция полностью проржавела и не хотела двинуться с места. Адскими усилиями он все- таки смог поднять крышку, но и то не до конца.  — Митч, что-то не так? — Джонас вылез из машины и приблизился к парню. — Не пробовал подлить масла?  — К сожалению, не все вопросы решаются смазыванием, Джои. — он вздохнул и только после того, как Джонас густо покраснел, понял смысл своих слов. — Блять, я опять что-то не то сказал, да?  — Ничего- ничего, — отнекивался тот, посмеиваясь. — Забавно вышло.  Митч приобнял его за плечи, мягко, почти невесомо. Джонас сам подался вперёд и, обвив руками шею Митча, поцеловал его. Было мягко, тепло и очень волнительно. Они никогда не целовались так горячо и одновременно нежно, как будто бы никуда не торопясь. Положа руку на сердце, они оба просто обожали целоваться. Они - обделённые заботой и лаской дети, которые стремятся урвать свой кусочек тепла и радости, даже будучи уже относительно выросшими. Пусть же счастливое настоящее компенсирует серое и холодное прошлое!  У Джонаса уже немного затекла шея, он отстранился, при этом замечая, что все помещение было затянуто плотной дымкой розового тумана.  — Ой.  — Хах! — прыснул Митч, удивившись плотности розового свечения. — Я и забыл, что ты так умеешь!  — Наверное, со стороны это выглядело очень по-гейски… — задумчиво произнёс Джонас, уткнувшись тому в ключицы.  — Да, розовый туман -единственное гейское в этой ситуации.  Они посмотрели друг на друга и залились смехом. На секунду показалось, что не было ни ссоры с Дином, ни побега, ни расставания с Сидни. Как будто они просто веселятся после уроков, как это было всегда. Мысль об этом неприятно кольнула в сердце.  — Как ты там говорил, «давай съебём отсюда», так? — у Джонаса не было сил больше находиться в этом пропитанном злобой городе.  — Да, ты, бля, прав. Садись на первое. — Митч в мгновение ока оказался на месте водителя, уже поворачиваясь ключи зажигания.  — Погоди! А как же дверь?! — Джонас все же запрыгнул в машину, еле-еле поспевая за Митчем.  Будто не слыша его слов, Митч вдавил педаль газа в пол, и их резко отбросило назад, благо они не забыли пристегнуться. Послышался раздирающий душу грохот и скрежет железа, а потом вся ракушка просто развалилась на отдельные пласты ржавчины.  От страха и неожиданности Джонас изо всех сил вцепился в ногу Митча и очумело, не отводя взгляд, смотрел на него, задаваясь вопросом «Что ты, нахрен, такое творишь?». Казалось, что он решил убить их двоих разом, закончив историю, но когда их лица осветили лучи утреннего солнца, все стало ясно.  Митч преспокойно вывел машину на дорогу и счастливо взглянул на Джонса. — Прям как плохие парни из фильмов, да?  Так вот кто его герои. «Плохие» парни из «плохих» фильмов. Подумав об этом, Джонас отметил, что влюбился в него ещё больше.  — Дави на газ, Митч. Мы сваливаем.  — Свет солнца смешался с излучаемым Джои свечением. Очень красиво.  Митч понял, что втрескался в Джои ещё больше.  И он нажал на педаль, и машина, словно ракета, подорвалась с места. Мимо мелькали дворы соседних домов, магазины, детские площадки и подворотни — все те места, из которых они выросли, как моллюск из старой раковины.  Они мчались навстречу солнцу, навстречу своим мечтам и новой жизни.  Радостные, Влюблённые, Свободные