Несчастливое число

      С восходом солнца холод и тьма исчезли из леса. Теперь на холме было спокойно, даже в какой-то мере уютно: волк дремал под большим деревом, свернувшись клубком и положив массивную голову на передние лапы, Ирэн облокотился на его теплый бок и крепко спал, а Кристиан отлучился по своим некромантским делам, оставив Ника, Тринадцать и Ирэна одних. Девушка не знала, о чем ей стоит поговорить с мужчиной, названным ее отцом, поэтому она сидела на ветке ивы и смотрела на то, как мужчина старательно завязывает шнурки на ботинках, которые он достал из рюкзака. Она задумалась о том, как бы поменялась ее жизнь, если бы в далёком детстве ее не оставили одну. Если бы в итоге у нее была семья. Тринадцать нахмурилась, размышляя о теплом уютном доме, любящих родителях и, возможно, даже о брате или сестре. Это было бы очень здорово, но мысли о несбыточной мечте заставили девушку загрустить.         Она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как рядом оказался Никто. Он практически бесшумно, с какой-то кошачьей ловкостью забрался на дерево и устроился веткой ниже, разглядывая девушку с лёгкой улыбкой на губах. Кира моргнула, посмотрела в его глаза и снова ощутила нечто странное: с одной стороны и всепоглощающее тепло от осознания, что ее отец жив и рядом, с другой — обиду и отчуждение, ведь он её оставил.        — Я знаю, о чем ты думаешь, Тринадцать, — негромко произнес мужчина. — Я могу рассказать тебе, как так получилось, что мне пришлось оставить тебя одну.        — Мог бы, но не станешь, — она вздохнула и насупилась.         — Не думаю, что тебе хочется слушать мои оправдания. Но это все было давно, а сейчас главное другое — что и ты, и я все ещё живы и есть друг у друга.         — Я каждый день в детстве думала перед сном о том, что где-то у меня есть родители, — Кира отвернулась и стала смотреть на бледное небо. — И все думала… будь у меня дети, я бы сквозь землю провалилась, но не оставила бы их даже под предлогом своей собственной смерти. Я так ненавидела тебя за то, что тебя нет рядом, когда мне было плохо. Я нуждалась в том же, что было у всех других детей — дом, забота, любовь, внимание.         — Ты уже не ребенок, — Ник протянул руку и коснулся ладони Тринадцать, внимательно глядя ей в глаза. — Я готов все исправить. Ничего не мешает нам жить вместе и пытаться наверстать упущенное. У меня есть дом, он даже достаточно уютный. Мы бы могли стать семьёй.         Кира задумалась, все ещё не отрывая взгляда от горизонта. У нее было какое-то крайне нехорошее предчувствие насчёт Ника, но она не могла понять, чем это было вызвано. Она закусила губу, а потом кивнула пару раз.         — Да, наверное, ты прав, — девушка вздохнула и слегка улыбнулась. Нику она напоминала его сестру — та тоже могла улыбаться даже когда этого делать совсем не хотелось. Мужчину завораживала эта способность: сам он давно разучился прятать эмоции и в принципе выражать их четко и ясно. Ему казалось, что его лицо все время сомневается, те ли эмоции оно вообще показывает.         Сейчас ему было важно как можно увереннее держать лицо. Что-то — точнее, кое-что внутри Ника говорило ему, что делать дальше, и он был крайне рад, что читающий мысли Кристиан сейчас далеко. Иначе все могло пойти наперекосяк.         Мужчина отпустил руку Киры и спустился с дерева. На озадаченный взгляд девушки он улыбнулся со всей возможной теплотой.        — Мне надо отлучиться ненадолго, и я вернусь. Всего несколько минут.        — Обещаешь? — Кира едва заметно напряглась, глядя на Ника. Нехорошее предчувствие с новой силой нахлынуло на нее.        — Клянусь, — сказав это, Ник лукаво усмехнулся и, забросив рюкзак на плечи, отправился вглубь леса. Девушка проводила его взглядом, пока его силуэт не скрылся в чаще, посидела пару минут на дереве и спрыгнула на землю. Она прошлась по поляне и села подле Ирэна. Волк по имени Алекс открыл один глаз и тихо заскулил, однако тут же провалился в сон, едва девушка принялась гладить его по жёсткой длинной шерстке. В тишине и умиротворении она снова погрузилась в свои мысли и не сразу заметила, что худой парень рядом уже не спал, а недвижно сидел и наблюдал за действиями девушки. Она посмотрела на него, потом протянула руку и погладила по волосам уже Ирэна. Тот улыбнулся.        — Другое дело. А то чего все лавры нашему хвостатому другу.        — Никогда не пойму, чего всем так нравится, когда их гладят по голове, — фыркнув, девушка провела рукой по всей длине волос Ирэна, расчесывая их пальцами.         — Это жест доверия, — он сел ближе. — Когда ты знаешь, что ты можешь коснуться чьих-то волос, и что человек не одернет голову, не отодвинется, не нахмурится… — он протянул руку и провел в свою очередь по спутанным рыжим волнам волос девушки, не без удовольствия заметив, как она замерла от неожиданности. — Это многого стоит. И много значит.        — Значит ли это, что мне ты уже доверяешь? — Кира как завороженная смотрела на своего собеседника, не заметив, что говорить стала почему-то очень тихо, едва ли не шепотом.         — Значит, — также тихо ответил ей Ирэн. Он молча гладил девушку по волосам, наслаждаясь тем, как Тринадцать с каждой минутой погружалась в более умиротворенное состояние. Мельком он огляделся. — А где Крис и Ник?        — Кристиан ушел совсем рано утром. Сказал, будет искать могилы, — ответила девушка и подалась вперед, уже сама напрашиваясь на ласку. — А Ник ушел несколько минут назад. Сказал, что скоро вернется, — ненадолго она замолчала, думая, как донести до Ирэна хорошие новости. Она едва сдерживала улыбку. — Он предложил мне попробовать жить вместе. Стать одной семьей. Представляешь?         Ирэн не мог себе такого представить. С этой новостью внутри него словно оборвалась какая-то и без того тонкая и хрупкая нить, связывающая его состояние с предчувствием и ожиданием хоть чего-то мало-мальски хорошего. Чего-то хорошего, чего он лишился вместе с этими новостями.         — И ты этого хочешь? Ты правда этого хочешь? — он убрал руку от волос девушки, чувствуя нарастающее раздражение и обиду. Сам дурак, раз придумал себе, что все может быть хорошо для него, а не для других. Ведь всегда было очевидно, что он и дальше будет терять тех, к кому чувствует хоть какие-то крупицы оставшегося в его душе тепла.         — Я… — девушка немного растерялась, ощутив, как расстроился Ирэн. — Не знаю. Он ведь моя семья.         — Я бы мог стать твоей семьей, — тихо, почти что шепотом ответил ей Ирэн и качнул головой. — Я рад за тебя и Ника. Правда. Очень. Безумно рад. Это все к лучшему.        — Ты бы мог стать моей семьей? — озадаченно спросила Тринадцать. — Ты ведь знаешь меня всего несколько дней.        — А узнал тебя за эти дни лучше, чем многих других смог узнать за годы.        — Ты про Ника? — после недолгой паузы осторожно поинтересовалась девушка. Она внимательно смотрела на Ирэна, наблюдая внутреннюю борьбу, отражавшуюся гаммой чувств на его лице.         — И про него в том числе. Он… он все еще закрытая книга, Тринадцать, — парень поморщился и посмотрел прямо в глаза девушки. От пронзительного взгляда желтых глаз ей стало вмиг не по себе. — Может, он и твой отец, но он уже не тот человек, которого я знал. Которым он был, когда стал твоим отцом. Сейчас это кто-то… кто-то другой. Кто-то запутавшийся. Кто-то переживший много потерь и потерявший себя.         — Это не делает его худшим человеком, чем когда ты знал его, — заметила Тринадцать. Ответа не последовало.         Тринадцать уже успела пожалеть о сказанном. Она чувствовала стену, возникшую между ней и Ирэном за эти минуты. Она чувствовала нарастающую тревогу с каждой секундой. Где Кристиан? Где Ник? Почему ей кажется, что надвигалось что-то крайне плохое?         — Ты тоже чувствуешь это? — тихо-тихо спросила девушка, когда ей начало казаться, что беспокойство и тревогу она ощущает уже физически. Вокруг было все так же тихо. Даже слишком.        Всепоглощающую тоску и разочарование вместе с желанием шагнуть с обрыва? Да, чувствую. Но ответил Ирэн не это, поняв, о чем говорила девушка.        — Да, — он выдохнул, не без удивления обнаружив, что изо рта вырвалось облачко белого пара, словно температура вокруг вмиг упала на десяток градусов. Он поднялся с земли, потянув за руку Тринадцать, и той пришлось встать следом. Алекс, как оказалось, давно уже не спал: он утробно, очень тихо рычал, глядя куда-то вглубь леса, не мигая. — Нам надо уходить.         — А как же твой брат? А Ник? — Тринадцать наблюдала за тем, как быстро Ирэн собрал их вещи, а после взял рюкзак девушки, подошел к ней и отдал ей его. Взгляд у него был жуткий: глаза буквально светились желтым холодным светом, словно что-то внутри Ирэна начинало готовиться к самому худшему варианту развития событий.        — За Криса не беспокойся. Он сам все сделает. А Ник… — лицо Ирэна на секунду скривилось, и в этой гримасе вполне явственно проглядывалось и отвращение, и разочарование, и даже ненависть. — Он не вернется. Пойдем.         — Как… как это не вернется? — девушка последовала за Ирэном чисто по инерции, потому что тот резко потянул ее куда-то за руку. Они прошли быстрым шагом с десяток метров, прежде чем Тринадцать вырвала руку и остановилась. — Почему не вернется? Он обещал мне! Он… дал клятву.         Ирэну пришлось остановиться. Он обернулся на девушку и посмотрел на нее таким взглядом, что ей стало очень грустно. Во взгляде было такое сочувствие, с каким раньше она не сталкивалась.         — Он не вернется. Надо уходить, — снова повторил Ирэн и пошел дальше. Помедлив пару секунд, девушка поспешила за ним. Какое-то время ничего не происходило, а потом они услышали душераздирающий вой. Волчий вой.         Ирэн круто повернулся на месте, чуть не сбив с ног Тринадцать. Он посмотрел прямо туда, откуда раздался предсмертный вопль дикого зверя, раньше бывшего его другом, и посмотрел с такой прожигающей насквозь ненавистью, что Кире стало очень страшно. Вой стих так же резко, как зазвучал: снова повисла тишина, но какая-то иная. Мертвая тишина, не предвещающая ничего хорошего.        Ирэна затрясло мелкой дрожью. Он не мог слышать мысли, как его брат, но он чувствовал мертвых гораздо, гораздо сильнее. И то бессчетное количество трупов, что он ощущал каждой клеточкой своего тела, сводило его с ума и злило. Ник зашел на чужую территорию и воспользовался такими методами, какие даже Ирэн, сын бога мертвых, себе не позволял.         — Пойдем, — девушка дернула его за рукав, но Ирэн не пошевелился. — Пойдем же! Я чувствую огонь, и его много.        — Они его убили, — тупо сказал Ирэн, все еще глядя вглубь леса. Он словно выжидал, что из-за веток появится нечто.        — Кто они и кого — его? — спросила было Тринадцать и сразу же замолчала. Она вдруг поняла, о чем толкует Ирэн, и поняла, почему его будто парализовало.         Кусты с треском явили то, что двигалось в сторону двух живых людей в лесу. К ним навстречу двигалась целая орава настоящих мертвецов, да вот только было с ними что-то не так, не считая, конечно, того факта, что им положено лежать в земле, а не уверенно и быстро передвигаться по ней. Изнутри они пылали: каждая кость, каждое сухожилие, глазные впадины голых или покрытых серой сгнившей плотью черепов были охвачены огнем, да таким сильным и разрушительным, что даже Тринадцать ощутила этот жар. Она отступила на пару шагов, а потом, охваченная ужасом, побежала изо всех сил. Ирэн незамедлительно последовал ее примеру, хотя желание разломить череп каждому ходячему трупу было таким сильным, что парню пришлось приложить много усилий, чтобы противиться ему.        Мертвые не отставали. Несмотря на то, что некоторые из их многочисленной толпы теряли по пути то руку, то часть ноги, то ребро, передвигались они с удивительной для мертвецов скоростью. Вместе с ними догонял двух людей и запах горелой тухлой плоти: от этого ужасного запаха на глазах выступили слезы, и координировать свои движения в лесу становилось все труднее и труднее. Ирэн на ходу пытался взять под контроль хотя бы парочку мертвых — это ведь его стихия, но почему-то они наотрез отказывались слушаться его. Тринадцать в свою очередь сначала пыталась обуздать огонь, поддерживающий в мертвецах жизнь, но у нее это не получалось. Огонь, бушевавший вокруг этой армии, имел какую-то иную, неподвластную Тринадцать природу, и мельком она подумала, что такое пламя может причинить ей боль. Эта мысль натолкнула заставила ее подумать о том, что тогда и ее огонь мог бы сделать что-то этим мертвым. Развернувшись на ходу, она взмахнула руками в стороны, сделав наклон вперед, словно очерчивая невидимую черту на земле, и черта эта запылала столбом огня такой высоты, что он подпалил верхушки деревьев. К запаху горелой плоти прибавился аромат горелых еловых веток, и вскоре в лесу просто стало нечем дышать. Однако план девушки сработал: вбегая в ее огонь, мертвецы начинали падать, пусть и не все. Она посмотрела на Ирэна и припустила бегом следом за ним, на ходу крикнув:        — Это выиграет нам немного времени. Скоро огонь погаснет, я такой долго не сдержу, — задыхаясь, сказала девушка. А потом вскрикнула и упала на землю: на полном ходу она врезалась во внезапно появившегося на ее пути Кристиана. Тот от столкновения тоже отлетел в сторону, но не упал. Своей магией он заставил девушку вмиг подняться с земли и отойти в сторону. Вид у него был дикий: растрепанные волосы, пусть и собранные в хвост, пальто нараспашку, горящие красным глаза и озверевшая гримаса. В другой ситуации девушка бы не на шутку напугалась, но сейчас была рада, что Кристиан, кажется, в полной боевой готовности. Он посмотрел на Ирэна.        — Мы будем тут, сдержим их, пока они весь лес не спалили к чертям. Найди Ника. Заставь его это остановить. Или убей, — голос Кристиана прозвучал так холодно и властно, что в охваченном жаром и дымом лесу у Ирэна по коже пробежали мурашки. Он понимал, что его брат прав — сами они с таким не справятся, и бить надо по тому, кто сделал это. И так же он понимал, почему именно он должен это сделать — Тринадцать может не хватить сил, а Крис нужен, чтобы помочь ей сейчас не свалиться от недостатка сил под гнетом армии горящих трупов. К тому же, Ирэн даже представлял, где он может найти Ника, чтобы разобраться с ним. Он закрыл на мгновение глаза, сосредоточившись на своих ощущениях, а когда открыл, вокруг было тихо, холодно и спокойно. Ник сидел на земле, гладя рукой мертвое животное рядом: огромного волка, чье сердце не билось по причине того, что воткнутый в него кинжал мешал ему работать. Ник вынул нож из тела волка, еще теплого, и провел пальцами по окровавленному лезвию, а после попробовал эту кровь, коснувшись языком пальцев. Ирэну от увиденного зрелища стало совсем дурно: он буквально ощутил, как земля уходит из-под ног. Он не понимал природу происходящего, но понимал, что человек перед ним — не Ник, которого он знал, что это вообще не человек, а что-то совсем другое, принявшее лишь облик того, в ком души не чаял некромант раньше.         Одна рука Ника все еще лежала на теле волка, и Ирэн только сейчас увидел крохотные языки пламени, переходящие из шерсти волка к пальцам мужчины. Ирэн сделал шаг вперед, наступив на веточку, и тихий хруст ломающегося дерева прозвучал в полном безмолвии громче пушечного выстрела. Ник не пошевелился. Он улыбнулся и заговорил.        — Бессмертие… это тяжкое бремя, тебе ли не знать. Но гораздо труднее быть смертным. Ты стареешь, ты подвержен болезням, ты… умираешь, в конце концов. Ты лишен огромного количества удовольствий, возможностей, перспектив. Даже твои чувства со временем угасают вместе с многими физическими возможностями, увядают вместе с молодым телом и красотой, — Ирэн видел, как исчезает седина из волос Ника, как меняется его голос и тело, как он снова начинает быть похожим не на мужчину, а на парнишку, покорившего в свое время Ирэна. От ужаса у него отнялся голос и способность шевелиться. За сотни лет Ирэн видел подобное лишь однажды. Ник убрал руку от тела животного, когда шерсть у того начала серебриться, поднялся с земли и повернулся к Ирэну. Тому захотелось отвернуться.        На него смотрел все тот же молодой человек, что и двадцать лет назад. Зеленые глаза с примесью золота искрились коварством, на губах витала вечная полуулыбка, смуглая кожа с множеством веснушек и едва видной вереницей шрамов по всему телу… Ник взял нож, собрал волосы одной рукой и точным движением отрезал длинный хвост по плечи. Волосы неровными рыже-красными прядями свисали по бокам лица, едва касаясь красной клетчатой рубашки на плечах. В ушах было все так же много сережек. Это был тот же самый человек, которому Ирэн когда-то едва не отдал свое сердце навеки.        Ник улыбнулся теплее. Он не спеша подошел к Ирэну, которого начала бить мелкая дрожь от страха и непонимания происходящего. Ник провел рукой по волосам, убрав пару прядок за уши, остановился напротив Ирэна и посмотрел ему в глаза.        — Я не понимаю, — тихо сказал Ирэн. Он редко что-то не понимал, но теперь происходящее совсем сбило с толку.         — Естественно, — Ник протянул руку и погладил Ирэна по щеке. Тот не шелохнулся, лишь задержал дыхание. Рука была теплой. Даже горячей. — Людям свойственно не понимать то, с чем они не ожидали столкнуться, — он усмехнулся и взял Ирэна за подбородок, все еще глядя ему в глаза. — Помнишь мою смерть, Ирэн? Мы тогда были едва знакомы, и мне пришлось спуститься в гости к твоему отцу. В Ад. Провести месяц в бестелесном виде, будучи крупицами, остатками разума и воспоминаний, идти — плыть? — на голос, чтобы найти выход из вечных кругов подземного царства. Там было так темно и холодно. Когда я вернулся оттуда, я понял несколько вещей. Я не хочу умирать снова — слишком больно и страшно. Я хочу быть как ты и твой брат — бессмертным… Там, в Аду, у меня было много времени на размышления. Там я многому научился. Такому, чему здесь даже твой мудрый брат не научит ни за что на свете.        — Потому что-то, что ты делаешь, нельзя делать, — тихо ответил Ирэн и вздрогнул, когда почувствовал едва уловимый поцелуй на своей шее. Но оттолкнуть Ника у него все еще не получалось. — Нельзя… нельзя воровать чужое время. Нельзя смешивать две магии. Нельзя, нельзя, нельзя так.        — Можно, — резко ответил ему Ник и поцеловал его в губы. Ирэн закрыл глаза и провалился куда-то вглубь воспоминаний: на секунду ему показалось, что он снова там, где в мире все хорошо, где вокруг друзья, а в руке — ладонь самого теплого и любимого человека на свете. Он провел рукой по предплечью Ника, спустился пальцами до его ладони, но нащупал холодное влажное от крови лезвие ножа. И словно протрезвел. Он разорвал поцелуй и нахмурился. Ник усмехнулся и уронил нож на землю. — О, не бойся. Я не сделаю тебе больно. Ты же меня любишь. Делать больно тем, кого любишь…        — Вполне в твоем стиле, — холодно и сухо ответил Ирэн. Что-то в его голове стало вставать на свои места. Ему снова стало нехорошо от собственных догадок, и он поспешил их озвучить. — Лили. Ты сказал, что боишься смерти. Ведь не только для себя ты хотел бессмертия, верно? Не все умершие становятся призраками, и ты… Ты же не делал этого? Скажи, что не делал, умоляю.        Ник ничего не ответил. Он взял Ирэна за руку и поднес его руку к своей груди, туда, где было сердце Ника. Он положил его ладонь себе на сердце и накрыл своей рукой сверху, снова улыбнувшись.        — Чувствуешь, как оно бьется? Спасибо за это Алексу. Ему ни к чему влачить бесполезное существование, ведь моя сестра уже не нуждается в такой тщательной защите. Но в нем было не так много жизни, увы. А вот Тринадцать… Я все ждал, когда же она вырастет. Собственные дети — лучший источник бессмертия. Так что моему сердцу положено биться еще долго, в отличие от ее. Мой огонь скоро сделает свое дело, и тогда… — он снова улыбнулся. Теперь Ирэн был уверен, что перед ним уже давно не тот человек, кого он знал раньше. Теперь он видел, что это демон, желающий вечной жизни, даже если придется отобрать чужие взамен. — Тогда мы — я и ты — сможем быть вместе очень долго. Целую вечность. И ни она, ни твой брат нам уже не помешают, — он подался вперед, прямо к уху Ирэна, и прошептал: — Ты же чувствуешь, как бьется мое сердце?        Ирэн закрыл глаза на секунду. То, что он сделал, разбило его собственное сердце вдребезги. Он направил все свои силы на то, чтобы в один миг обратить грудную клетку Ника в прах, в труху, чтобы перемолоть его ребра и сделать в коже брешь. Он надавил ладонью на его грудь и почувствовал пальцами горячее, еще живое и бьющееся сердце. И сжал его в руке так крепко, что оно, затрепыхав в агонии, остановилось. Ник успел крепко стиснуть плечо Ирэна, но сказать ничего не успел — оно и к лучшему. Ирэн и так услышал от него слишком много того, что предпочел бы не знать вообще. Он молча стоял, придерживая отяжелевшее мертвое тело руками, а потом отпустил его, и то, что некогда было Ником, упало наземь. Ирэн все еще молча стоял с закрытыми глазами, даже не чувствуя, как по щекам струйками стекают слезы. Ему было больно. Ему было больно не от того, что он убил одного из своих бывших друзей — ему причинял боль тот факт, что он был слишком слаб, что не смог сделать этого раньше.        Он рухнул на колени, вцепился руками в волосы и завыл не хуже волка, чье тело лежало рядом. Он не знал, сколько прошло времени, но пришел в себя только когда почувствовал чью-то ладонь на своем плече. Он интуитивно подался к источнику тепла, коим оказалась Тринадцать, и она стала гладить его по плечам, обнимая так крепко, что скоро ей стало больно. На то, что когда-то было человеком, а также ее отцом, она старалась не смотреть. Сил у нее не было от слова совсем, поэтому эмоции сейчас были гораздо слабее обычного. Она подождала, пока Ирэн придет в норму, и сказала ему на ухо:        — Нам пора идти. Кристиан ждет в машине. Он перегнал ее немного ближе, в лес.         Ирэн кивнул, посидел молча на земле еще с минуту и встал. Та гамма чувств, что заставила его выть и рвать на себе волосы, вдруг сошла на нет: он снова был в привычном для себя состоянии, когда ничего не чувствуешь. Машинально он нашел руку Тринадцать и сжал ее маленькую ладонь. Она повела его к машине, не задавая вопросов, чему он был очень рад.        Уходя, он ни разу не обернулся.