The soul

      Годрику кажется, что запястье горит огнем, когда он на очередной за сегодня паре трансфигурирует из простой шляпы вполне себе симпатичного, а, самое главное, живого павлина. Дети, как обычно, с восторгом заливаются аплодисментами, возгласами, пока мужчина, как умелый дирижер, одним движением не останавливает какофонию. Он продолжает уверено вещать о законах трансфигурации, показывает еще парочку совершенно простых, на его взгляд, фокусов, а затем отпускает совершенно счастливых детей на улицу, к Хаффлпафф. Волшебник снова чувствует покалывание, закатывает рукав белой рубашки и просто смотрит. Смотрит, пока имя, выведенное красивыми витиеватыми буквами на его запястье, не отпечатывается на подкорке сознания и сетчатке глаза одновременно. Годрику двадцать два, а он впервые ошеломлен настолько, что оседает на пол прямо там, где стоял, а затем гладит татуировку кончиками пальцев, откровенно боясь, что это всего лишь чья-то злая шутка. Чтобы понять, что ты не одинок в этом огромном мире, твой соулмейт должен влюбиться. Смешно, абсурдно, не раз доводило некоторых чересчур ревнивых и вспыльчивых магов до безумия, но… Гриффиндор счастлив. Имя человека, в которого влюблен его соулмейт, становится истинным подарком для него. Боги, как же он завидовал собственным студентам, которые вовсю щеголяли надписями на разных частях тела и якобы ненавязчиво хвастались перед друг другом. У Хельги, если маг правильно помнит, на ключице выведено имя их школьного лекаря, строгая Ровена уже давно ходит со своим собственным именем, а Салазар презрительно кривит губы, глядя куда-то за ворот рубашки. С последнего Гриффиндор всегда тихонько смеется и тайком трет шею от чертового смущения. Но теперь… Теперь…       Годрик снова подносит запястье к глазам и внимательно вчитывается. А затем непонимающе хмурится и трет веки. «Драко Малфой» с кожи не исчезает и исчезать явно не собирается, сразу же начинает противненько зудеть и, кажется, даже расползается чуть больше. «Наглый, должно быть», — думает Годрик с робкой, но счастливой улыбкой на губах, в груди у него расползается вполне себе естественное тепло. Руку он прижимает к нервно трепещущему сердцу, беспечно откидывается на пол и громко, солнечно смеется. Ему двадцать два и он радуется, как маленький ребенок, впервые использовавший люмос. И Годрику за это ни капельки не стыдно. И, если бы сейчас к нему кто-нибудь зашел, он не перестанет улыбаться, как дурак. Хельга бы, наверняка, за него порадовалась.       Походит всего три месяца, а Гриффиндор уже не позволяет себе скинуть кафтан или мантию во время совместных спаррингов со Слизерином или на тренировочных боях со студентами. Имя дергает, жжет и плачет кровавыми слезами, да так сильно и часто, что ему невольно приходится постоянно носить марлевую повязку, насквозь пропитанную заживляющими эликсирами. На самом деле, ему остается только сочувствовать своему неизвестному соулмейту, — любить такое… Это действительно очень больно. Больнее, чем то, что сейчас ощущает мужчина. Но он готов потерпеть еще и крепче сжимает зубы на занятиях, улыбается даже через силу, когда резь становится невыносимой. Годрик душевно признается зеркалу в своих покоях, что безумно завидует этому дураку Драко Малфою. Спустя неделю, при новом наборе студентов чета Малфоев каким-то таинственным образом уговаривает обычно непреклонного Салазара взять к себе на персональное обучение свое семилетнее чадо. Ричард оказывается умелым, вежливым, но довольно-таки высокомерным ребенком, который часто кичится своим благородным происхождением. Годрик таких магов крайне не любит, но в данном случае наступает на горло своей гордости, переступает через все принципы и подходит к светловолосому ребенку. К слову, с вполне себе логичным и закономерным вопросом:       — Извини, что отвлекаю от занятий Риччи, у вас в семье нет никого с именем Драко? — мальчик смотрит сначала удивленно, а затем как-то неожиданно понимающе. Задумывается по меньшей мере минут на пять, а затем скомкано извиняется и отрицательно качает головой. Услышать: «Нет», Годрик не готов. От слова «совсем». Кажется, он приваливается к стене там же и, не дожидаясь, пока юный Малфой скроется из виду, закрывает посеревшее лицо ладонью. Понять, что чета Малфоев живет лишь в Англии и никаких побочных ветвей не имеет, оказывается неожиданно больно.       Годрик отчетливо понимает, что это значит. В своей жизни он уже сталкивался с подобным трижды, и трижды все это заканчивалось более, чем печально. Пара у него, наверняка, самая лучшая; преданная, терпеливая и самоотверженная. Волшебник улыбается днем по привычке, шутит с друзьями, строит мелкие шалости особо наглым ученикам, а ночью надрывно и глухо скулит, как побитая собака, — не увидит. Соулмейта он никогда не увидит. Время и судьба, кажется, сговорились, перед тем как дать ему вторую часть. Его пара из будущего. И… явно не ближайшего.       Самым понимающим среди основателей Хогвартса оказывается Слизерин. Он на апатию лучшего друга и извечного соперника уже привычно кривит тонкие губы, а затем ослабляет галстук, расстегивает три пуговицы изумрудной рубашки. У него на груди не имя — незаживающий шрам. Так и не встретил. Не успел. Годрик сожалеет, но ему действительно легче.       Имя неизвестного Малфоя не сходит с кожи невыносимо долгих три года. Годрик успевает это имя шесть раз ментально проклясть, а всех Малфоев, за исключением разве что хмурого Ричарда, возненавидеть. На четвертый год ненавистные буквы постепенно перестают кровить и раздражать Гриффиндора воспалением; светлеют, но не исчезают полностью. «И не исчезнут никогда», — с глухим отчаянием понимает маг. Остаются злорадной напоминалкой на запястье и насечкой на сердце у кого-то. Годрику все еще завидно и уже почти не больно. Он врет. На пятый год Годрик привычно распинается перед несмышлеными волшебниками, а затем замирает прямо посреди пары и, не веря, таращится на себя в аудиторское зеркало. У него на шее удушающим ошейником, словно издеваясь, появляется на этот раз броская черная вязь. Размашистая и какая-то совсем дикая. Годрику кажется, что букв он не видит. И, конечно же, не чувствует, когда обеспокоенная Хельга мягко уводит его за плечи, а потом стирает с щек слезы накрахмаленным платком. Последних, к слову, мужчина тоже не чувствует. Только что-то соленое на губах. Когда девушка подает ему зеркало повторно, он жмурится, отрицательно трясет огненно-рыжими вихрами и слабым шепотом просит ее зачитать вслух. Буквы, на самом то деле, он разобрал, вот только не верит, что одиночество и отчаяние неожиданно решают ему уступить. «Ровена Ровенкло», конечно, далеко не Годрик Гриффиндор, но теперь у него есть призрачный, но шанс. Его соулмейт… Он в школе. В его школе, в его времени, совсем рядом. Годрик почти счастлив, имя на шее слабо печет, но, по сравнению с Малфоем это всего лишь маленькое досадное препятствие. Хельга по-сестрински целует друга в обе щеки, а затем обнимает неожиданно крепко для хрупкой девушки. Носить нашейный платок ему запрещают все трое основателей, когда видят надпись. Ровена расслабленно смеется, что ей приятно такое внимание со стороны соулмейта Годрика, а сама тщательно пытается выявить загадочного анонима, так красиво признавшегося ей в любви. А что это кто-то из ее студентов, Ровенкло не сомневается ни на мгновение. Вот только ее усердия остаются напрасными (Ровена, правда, не слишком расстраивается).       Через неделю у себя на занятиях по трансфигурации Годрик ловит пристальный взгляд зеленых глаз, направленных сначала на его яркую макушку, а затем на ошейник, как он сам его называет. Мужчина на мгновение прерывает рассказ и вопрошающе вскидывает брови, — мальчишка напротив извиняюще улыбается и больше не отвлекается до конца пары. Студента зовут Гарри Поттер и он из учеников Салазара; красивый — жуть. И совсем не по-змеиному открытый. Через бессмысленный месяц тяжких терзаний и взаимных переглядок с симпатичным и способным магом, Гриффиндор решает отвлечься. Прогулка оказывается не совсем такой, какой он предполагал, но тихий смех Гарри — почти шелест — навсегда западает в душу. Расходятся они ближе к двум ночи, усталые после небольшой дружеской дуэли, но совершенно счастливые. Впервые Годрик засыпает без мыслей о имени лучшей подруги на шее и соулмейте. Гарри к всеобщей неожиданности оказывается всего лишь на девять лет младше Годрика, хотя выглядит на шестнадцать. Сам мужчина от этой новости почему-то заразительно смеется, пока зеленоглазое лохматое чудо в притворной обиде дует губы. На шестой прогулке Гриффиндор узнает, что Гарри напросился к Салазару не сам; последний выцепил его из толпы, когда он уже сворачивал в сторону Ровены. Гарри неловко признается, что декан орлиного факультета очень напоминает ему старую подругу, и только поэтому он хотел попасть к ней в ученики. Когда они в очередной раз прощаются, Годрик не сдерживается и ласково гладит юношу по щеке пальцами, улыбается шутливо, а в своих покоях едва ли не рвет на себе волосы, — он не должен был влюбляться в Гарри. Где-то среди студентов Ровенкло ходит его соулмейт, а у Гриффиндора сердце сладко сжимается при одном взгляде на зеленоглазого волшебника.       Избегать Поттера оказывается очень сложно, ибо он оказывается даже настырнее Салазара в своих стремлениях. Но это кажется правильным. Годрик едва уворачивается, когда в него прилетает боевое заклинание, причем по силе равное ему самому. Гарри стоит напротив с искрящейся палочкой, поджатыми от гнева и злости губами и потемневшими глазами. Новое проклятие прилетает, когда мужчина пытается сделать вид, что ничего сверхъестественного не произошло.       — Годрик-чертов-Гриффиндор! — к немому восхищению мага почти рычит Гарри и приближается к нему, как хищник к своей жертве. — Прекрати бегать от меня, — почти приказывает юноша, все еще продолжает бросаться в него невербальными, но, стоит признать, довольно-таки действенными чарами. Они пропускают по одному удару, но оказываются непозволительно близко. Годрик запоздало вспоминает, что он вообще-то приличный маг, но уже поздно, — палочка откинута в сторону, а сам он с силой прижимает внезапно невозмутимого Гарри к полу. Зеленоглазый чертенок хитро улыбается, смотрит как-то печально и нежно одновременно, а потом устало шепчет:       — Сдаюсь, — Гриффиндор не сразу понимает истинной сущности сказанного. Понимание приходит, когда шея и запястье болезненно вспыхивают, а на участке кожи, где раньше бледнело ненавистное имя, вырисовывается немного неряшливое «Годрик Гриффиндор». Зрачки у мужчины заполняют всю радужку, а сердце испуганно замирает. Когда Годрик снова в силах посмотреть на Гарри, сквозь порванный воротник рубашки игриво проглядывает его собственное имя, начертанное почерком Гриффиндора.       — Прости, что так долго, — виновато шепчет Гарри, мягко высвобождает одну руку из ослабшего захвата мужчины и кладет ее поверх чужой щеки. Когда Годрик целует Гарри, крепко прижимая его к себе, у студентов заканчивается пара. Когда волшебники неловко поднимаются с пола, и Годрик повторно прикасается к чужим губам, им аплодирует почти весь Хогвартс.