Магистр с гор Мэйлин

      После всех волнений предыдущей ночи и всех новостей предыдущего дня Янь Юйцзинь разумеется выспался всласть и едва не проспал завтрак. Разбудило его неделикатное постукивание по плечу, и Цзинжуй, уже одетый и причёсанный, сообщил: «Вода остывает» — Юйцзинь спросонья подумал про весенний ледоход на реке, это в пятом-то месяце! но речь шла всего лишь про лохань для омовения, источающую тонкий аромат горного жасмина. Завтрак тоже не остыл и был выше всяких похвал: ломтики копчёной утки, словно у заправских охотников, и с десяток разнообразных «речных гнёзд» из лапши с начинками. Насмешник Сяшань Чэнь к столу не вышел, «кавалериста» Ли Гана тоже не было; гостям составил компанию пожилой степенный господин в тёплом суконном пао, назвавшийся здешним лекарем, а прислуживал незнакомый улыбчивый парень с ловкими быстрыми руками прирождённого карманного воришки. К концу трапезы явился «телохранитель», ухватил в горсть штук шесть ютяо — сколько смог захватить, — и отправился с ними на нос корабля наслаждаться едой в одиночестве, только растрёпанная чёлка махнула. Почтенный лекарь вполголоса попросил молодых господ не обижаться на бедного мальчика: «Фэй Лю не хотел проявить неуважение»; молодые господа заверили хором, что ничуть не обижены: «мы же в цзянху, а не на императорском приёме!» Юйцзинь проследил взглядом, как юнец доел свой завтрак и одним прыжком взлетел едва ли не на середину мачты, — да, они были в цзянху, не ошибёшься.       — В добром ли здравии глава Мэй? — осторожно осведомился Цзинжуй, когда они пили уже третью чашечку золотистого «лотосового» чая.       Лекарь взмахнул рукавами.       — Чуть не запамятовал, простите старика! Господин Су просил передать молодым господам, что встретится с ними в городском доме союза Цзянцзо и оттуда проводит гостей посмотреть на первый ритуал.       Юйцзинь вскочил, готовый захлопать в ладоши. Так мы всё-таки увидим торжественное шествие! вчера он принял слова господина Су за пустое бахвальство, ведь его дом стоит окнами на реку, а драконье шествие пойдёт по главной улице; разве что этот загадочный человек и впрямь снял комнату с окном где-нибудь на пути лодочной процессии, не пожалев денег? Заодно подумалось вдруг: а сколько может стоить вот такой диковинный корабль, на котором они ночевали и сейчас мирно завтракают? Он осторожно осмотрелся новым взглядом по сторонам: всё убранство комнат и палубы говорили о большом богатстве, пусть и не бьющем по глазам; но когда Юйцзинь принялся уже всерьёз подсчитывать примерную стоимость черепичной крыши и яшмовых ваз, Цзинжуй тронул его за локоть, возвращая к действительности.       Они раскланялись с лекарем и вслед за улыбчивым слугой направились на правый борт. За ночь их странное судно успело сплавать куда-то и вернуться и теперь стояло рядом со всё той же памятной пристанью, и туда были перекинуты всё те же длинные качающиеся мостки.       — Почему бы просто не пристать к берегу? — подосадовал Юйцзинь, ступая на пружинящие доски.       Слуга обернулся с поклоном:       — Господин, должно быть, забыл, что народ го-у живёт на воде и не соприкасается с берегами! особенно с теми, где запрещено приставать кораблям!       Произнося всё это вполне обычным голосом, парень шёл по висячему мостику спиной вперёд — так же уверенно, как ходят по твёрдой земле. Юйзцинь поневоле поднёс руки к вискам, от одного взгляда на этого танцора у него закружилась голова; к счастью, им оставалось сделать всего несколько шагов.       На набережной толпились зеваки, разглядывая диковинный корабль, но долго никто не задерживался и по лестнице на пристань не спускался: у сходней, как и вчера, несли неявный караул четверо с хорошими мечами. Наверху молодых господ радостно приветствовали их собственные слуги, державшие в поводу лошадей; позади них ненавязчиво переминался старшина Ли: «Не пешком же благородные путники будут бегать по городу!» Люди вокруг шумели, смеялись, толкались, куда-то шли сразу все, и после тихой речной ночёвки эта набережная начинала казаться куда более оживлённой и бестолковой, чем даже столичные рынки.       — До начала процессии ещё почти полный час, — с поклоном доложил старшина Ли и ловко поправил оголовье на чалой лошади Цзинжуя. — Не угодно ли молодым господам пока прокатиться по улицам?       Господам было угодно.       Слугам приказали ждать на пороге дома Цзянцзо; старшина Ли заверил, что позаботится о них. Лошадей тронули шагом, втискиваясь в бурлящую толпу. Юйцзинь перехватил взгляд Цзинжуя и кивнул: на этом празднике нужно держать ухо востро и слушать все разговоры… а разговоров в толпе хватало.       «Речные кочевники в этот год даже на казнь посмотреть не пришли, может, обижены на что? — Да кто их знает! у них свои дела. Жаль, если и на вечерний праздник не придут: больно флейты у них задорные!» «…а Босоногого Ли всё-таки перекупила команда Синих, на три ляна больше дали! теперь они точно победят, с таким-то барабанщиком! — Ну, это ещё рукавом по воде нарисовано! у Красной Чешуи зато два загребных лучшие по всей реке! — Неужто братья Чжэн?! — Они самые! Чжэн-третий и Чжэн-четвёртый, да и младшенький у них подрос, на хвосте грести будет!» «Сосед Кан поставил на Зелёных, а я ему и говорю, мол, опять проиграешься, Золотая Грива на новой лодке пойдут, а лодка у них такая, что речные драконы её сами подтолкнут, залюбовавшись!» «А слыхали, чего в тюрьме-то ночью приключилось?»       Юйцзинь натянул поводья. Рассказчик — невысокий немолодой человек в серой шапочке-цикуо и с коричневыми руками гончара — покосился на незнакомого всадника, хмыкнул и смело продолжил в полный голос:       — Стражники говорят, умер этот разбойник-то! ну, Ван Чуань, глава Хуньсэ Бэндай! Говорят, сам умер, никто его не трогал. Говорят, утром пришли, а он мёртвый, да страшный такой: зубы оскалены, глаза навыкате… Будто насмерть перепугался, говорят! И никаких ран нет, говорят, ни синяков даже.       Его собеседник, сутуловатый человечек в тёмном заношенном пао и с пятнами туши на руках и рукавах, пробормотал что-то вроде «праведные Небеса покарали злодея», торопливо поклонился молодым господам и потянул своего приятеля в сторонку, словно бы под навес харчевни.       Молодые господа переглянулись и снова тронули лошадей.       — Ну и ладно, — помолчав, вынес приговор Юйцзинь. — Меньше хлопот городской управе и судьям… и меньше взяток они получат! Цзинжуй, вот было бы прекрасно, если бы все жертвы сами наказывали своих убийц! наверняка в Поднебесной стало бы чуть-чуть побольше справедливости!       Его друг покачал головой. Сяо Цзинжуй хоть и был наполовину сыном цзянху, никогда не позволял себе так легкомысленно отзываться о законах и властях; но он был единственным, при ком такие вольности мог позволить себе Юйцзинь.       — А я всё думаю, какую же роль в этой истории сыграл господин Су и почему в местные дела вдруг оказался замешан кто-то из Тяньцюань, — начал было Цзинжуй, но тут же умолк, потому что возле самой морды его лошади вдруг очутилась девушка.       Юная прелестница в развевающемся дасюшене и с цветами жасмина в простой причёске подала Цзинжую полураспустившуюся магнолию и бархатный розовый мешочек, дождалась ответного дара — золотой монетки, ошарашенный Цзинжуй был неслыхано щедр! — звонко рассмеялась и, уже исчезая, бросила: «нынче ночью на реке слышалась колдовская флейта!» Юйцзинь со вздохом проводил алый дасюшен глазами, насколько позволяла толпа. Вот почему везёт всегда этому застенчивому… так, погодите, флейта?       — Ты что-нибудь слышал ночью? — обеспокоенно ухватил он Цзинжуя за руку. — Я сам-то спал как зимний суслик!       — Слышал, — нехотя отозвался друг, — и уверен, что это играл никак не господин Су. Мелодия была такая нежная и зовущая, в стиле чуских напевов… такой музыкой не подчинишь духов и не остановишь корабли.       — Неужели на корабле всё-таки есть… — начал было Юйцзинь и не договорил: мимо них, раздвигая толпу, прошествовал ряженый «чиновник» с комической свитой, изображавшей не то демонов, не то разбойников. Главарь стучал возле каждого дома колотушкой по медной крышке котла, будто в барабан, и во всё горло орал «Радуйтесь, добрые люди, ваш глава ритуала идёт!» — добрые люди с хохотом и громкими восхвалениями бросали ряженым конфеты и булочки и пристраивались процессии в хвост, направляясь в сторону главных улиц.       — Вернёмся, — предложил со вздохом вконец оглушенный Юйцзинь. — На здешнее веселье и впрямь лучше смотреть откуда-нибудь из окна!       Когда они выбрались снова на приречную набережную, здесь было сравнительно тихо и малолюдно, то есть стало можно ехать шагом, а не плестись ползком, останавливаясь на каждом перестуке копыт. На всех дверях уже были развешаны пучки камышей и полыни, терпкий запах волнами окутывал берег, смешиваясь с ароматами курильниц. Возле дома Цзянцзо молодых господ снова встретил старшина Ли в компании с повеселевшими слугами; а глава Мэй — то есть опять господин Су — навстречу на порог не вышел, но зато ожидал своих гостей сразу за порогом, в прохладной тишине зала чжунтан.       Юйцзинь огляделся, стараясь сделать это незаметно. Той ночью, когда они с Цзинжуем влезли сюда незванными, он ничего не видел в темноте, и теперь смотрел с жадным интересом, но первый зал и впрямь был ничем не примечателен и казался слишком пустым. То самое кресло так и стояло под галереей, а вот на одном из столиков появилась очередная яшмовая ваза с цветком лотоса, и рядом с ней лежали горкой бархатные мешочки всех цветов, приятно округляя бока. И ещё здесь всё-таки пахло ирисами, самую чуточку пахло!       Господин Су прятал руки в длинных рукавах и казался усталым, словно занимался какой-то долгой и неприятной работой; но заговорил он своим обычным мягким голосом и с ласковой улыбкой:       — Мои люди приготовили подобающие подарки для раздачи гуляющим после ритуала. Если молодые господа пожелают присоединиться… Я вижу, господин Чжо уже получил подарок?       Цзинжуй вспыхнул, как горный мак, и спрятал в рукав магнолию, которую бережно держал доселе в сложенных пальцах.       — На празднике Дуань-у всегда восхвалялась щедрость, — продолжал господин Су. Одеяние на нём сегодня было уже другим, бело-голубых тонов с алыми узкими вышивками по воротнику и рукавам. — Я обо всём позаботился; прошу молодых господ следовать за мной.       И, к полному разочарованию Юйцзиня, повернулся и направился к лестнице, ведущей на верхний этаж. Из этого дома вряд ли увидишь многое! только набережную, по которой пронесут хорошо если одну лодку… Цзинжуй тоже явно приуныл, особенно когда они прошли мимо запертых дверей, направляясь куда-то в дальний конец коридора. Здесь обнаружилась ещё одна лестница — той ночью они до неё не дошли! — на сей раз довольно крутая, и господин Су поднимался по ней медленно, отдыхая на каждой третьей ступени. Юйцзинь впервые задумался, насколько же нездоров, похоже, их любезный хозяин, но думал он ровно одну площадку — потом в лицо толкнулся тёплый речной ветер и они вышли на галерею, точнее, на бамбуковые подмости, устроенные прямо над скатом крыши.       Юйзцинь ахнул от восторга. Набережная со всеми пристанями была у них под ногами, кипела шумливой толпой, а дальше блестела река; а если повернуться — открывался вид на город, вернее сказать, на городские крыши и провалы улиц, откуда тоже нёсся шум пополам с музыкой; и от их галереи разбегались тонкие бамбуковые мостики с ажурными перилами через крыши вдоль главной улицы, до самой площади, где ожидался главный сегодняшний ритуал. Кое-где на этой тропинке стояли немногочисленные зрители, где-то были устроены площадки пошире и там даже установили столики, но главное — можно было пройти везде, следовать за лодочной процессией, и никто не мешает смотреть, и воздух здесь наверху такой чистый, что поневоле начинаешь чувствовать себя небожителем!       Следом за ними на подмости поднялись старшина Ли и ещё несколько слуг и принялись деловито устанавливать бамбуковые жерди и натягивать на них навес из серого шёлкового полотнища с кистями.       — После праздника всё это разберут, и славный город Ланчжоу снова примет свой прежний вид, — пояснил господин Су с видом рачительного градоначальника. — Когда мы посмотрим ритуал оживления дракона, молодые господа могут спуститься вниз и присоединиться к веселью; хвала Небесам, сегодня не будет дождя.       — Господину Су всё известно наперёд? — весело изумился Юйцзинь, крутя головой, чтобы рассмотреть как можно больше. — Господин Су поистине наделён даром предвидения!       — Я просто спросил у речных духов, — тем же беззаботным тоном отозвался глава Мэй, — и они сказали, что ветрам и тучам запретили портить праздник. Нынешнее веселье особо угодно реке и её жителям! а вот и первая лодка.       Молодые путешественники ухватились за перила и вытянули шеи, чтобы не пропустить ни одной подробности начинавшегося шествия. По традиции, корни которой уходили в века, гоночные лодки сперва проносили по улицам на главную площадь, чтобы особо назначенный «уважаемый чиновник» нарисовал глаза на головах драконов, украшающих лодочные носы, — после этого дракон считался ожившим и становился братом речным драконам, а значит, лодка будет на воде в безопасности… интересно, почему в нынешнем году эти обитатели реки радуются особо?       Толпа на набережной расступилась к домам и к парапету набережной, пропуская сразу два шествия: команды гребцов, человек по двадцать в каждой, сноровисто тащили на плечах две длиннющие лодки-жончжо — одна в зелёных тонах с изумрудным Цинлуном на носу, вторая бело-алая, с изрыгающим пламя белозубым Чилуном. Одежды на гребцах — короткие рубашки без рукавов и короткие до колен штаны — были соответственно зелёными или алыми, и люди в толпе тоже размахивали зелёными либо красными лоскутами. Перед каждой командой важно вышагивал барабанщик, а в красной лодке стоял во весь рост молодой паренёк в бело-красном тюрбане и крутил над головой длинное весло, словно меч перед боем.       — Рулевой Аньтао Вай, — сказал господин Су где-то у Юйцзиня за спиной. — Он из народа го-у, знает все мели и течения на матери-Хуанхэ и сегодня не ступит на землю, пока не закончится ритуал.       Юйцзинь обернулся. Господин Су стоял под навесом, заслоняясь от солнца рукой в бело-алом рукаве.       Внизу на набережной команда «зелёных» ускорила шаг. Зрители оглушительно засвистели, веера с разноцветными заклинаниями подняли настоящий ветер; команда Чилуна слаженно перешла на бег, похоже, гонка начиналась уже на земле! В устье улицы, где нужно было повернуть, чтобы попасть на площадь, сгрудилась настоящая толпа зевак, барабанщики закричали и заколотили палками громче, люди шарахнулись в стороны, и бело-алая лодка первая ворвалась на главную улицу, по пятам преследуемая соперниками.       Юйцзинь не мог устоять на месте: он схватил Цзинжуя за локоть, и они оба пошли — почти побежали — по галереям-мостикам, забыв о высоте и стараясь только не упускать из виду шествие, превратившееся в гонку. Как же хорошо, что не остались где-нибудь в толпе: тогда только и видели бы, как мимо одна за другой проносятся взмыленные команды! Из окон и с балконов летели цветы, осыпая ароматным дождём гребцов и лодки. С противоположной стороны площади тоже нарастал слитный гул, оттуда явно приближались ещё претенденты; но лодка Чилуна первой встала перед высоким крыльцом городской управы, подняв оскаленную морду к самым колоннам, и рядом устраивались взмыленные «зелёные», когда из устья второй улицы появились ещё три команды — синий дракон Ао Шунь, полосатый разноцветный Инлун и рогатый длинноязыкий Тинлун, чья деревянная грива и жёлтая чешуя на бортах отливали настоящим золотом. Ещё позже через толпу пробились к крыльцу три лодки поменьше: лиловая, расписанная цветами сливы, белая в синюю сетку и зелёная с красными кругами, — тоже до краев полные цветами, словно водой. Барабанщики и рулевые выстроились впереди своих команд, только юноша из народа го-у так и остался стоять на спине у дракона, разве что весло почтительно опустил. С бамбуковой платформы, с высоты городских крыш, это было великолепное зрелище!       Над площадью раскатился… нет, не удар гонга — гул медной крышки котла. На крыльцо, пыхтя и отдуваясь, вскарабкался толстопузый ряженый, в сопровождении демонской свиты. Толпа ответила хохотом, замахала цветными флажками; «хозяин ритуала» отложил свою колотушку и важно выпрямился.       — Ух сколько вас сюда притащилось! Брат Сюй, с кем же ты оставил своих жён? не боишься, что они тоже здесь, только не с тобой? А ты, брат Чао, загасил ли огонь в печи или опять спалишь весь квартал, ротозей?! О, и сестрица Лую здесь, со всеми дочками — эй, женихи, налетай! — Он картинно вытер пот с разрисованного лба, размазав все иероглифы. — Ну ладно, я сегодня добрый! Ну-ка ты, в нахлобучке на голове, бери кисть и иди сюда! — Парень-рулевой замахнулся веслом, будто собираясь отбиваться. — Да не ерепенься, дикарь, будем вместе глаза рисовать вашему зверю! Эй, там, верные мои, тащите его!       Что-то прошелестело над головой Юйцзиня, он невольно пригнулся. Словно свалившись откуда-то с облаков, в лодку встал юнец в серой кучжэ с алым поясом — тот самый, с корабля господина Су!       Толпа осторожно попятилась. Ряженый «хозяин ритуала» с маху сел на ступеньки и заслонился рукавом.       — Брат Фэй Лю, — прогудел он уже обычным человеческим голосом, — ты не узнал брата Шаня? ну помнишь меня, я тебе крючок для пряток выковал!       — Не Шань, — отчеканил мальчишка. — Шань — добрый! А ты — обманщик!       Рулевой попытался обхватить его за плечи, Фэй Лю вырвался и снова принял позу защиты. Чиновник — на сей раз настоящий — осторожно выглядывал из-за створки дверей. Толпа примолкла.       — Фэй Лю, — прозвучал знакомый голос, — никто не обидит брата Аньтао. Эти славные люди просто играют в могучего Чжун Куя, повелителя демонов. Ты ведь понимаешь, что такое игра?       — Фэй Лю понимает, — буркнул мальчишка и одним прыжком оказался у дальнего навеса, где стоял в своих белых шелках господин Сяшань Чэнь собственной персоной.       Толпа обрадованно загудела вновь. Юйцзинь перевёл дыхание и тряхнул Цзинжуя за руку: «Этот ребёнок безрассуден и несдержан, но ведь и впрямь умеет летать!» На бамбуковой тропе господина Су было не видно среди зрителей. Стоило ли строить такое недешёвое сооружение, чтобы даже толком не воспользоваться им?!       — Думаешь, он пошёл на такие расходы ради нас? — возразил Цзинжуй, когда Юйцзинь поделился своими недоумениями. — Возможно, вон те люди тоже его гости; а может быть, он просто боится высоты. Как ты думаешь, он и впрямь нездоров?       Юйцзинь пожал плечами. Господин Су всегда был бледен и двигался плавно и медленно, но может быть, так и подобает скромному учёному?       С площади потянуло пьянящими ароматами курильниц. Чиновник важно держал большую кисть, бывший «хозяин» и «демоны» поддерживали его под локотки. Драконы на лодках обретали глаза: алый Чилун — чёрные с синими ресницами, зелёный Цинлун — голубые с синим зрачком, Золотая грива — красные с жёлтыми молниями… зелёные, снова синие, снова чёрные, — ожили один за одним все драконы, и толпа встретила окончание ритуала восторженными возгласами и шумом. Взвились в небо с крыш и балконов десятки воздушных змеев всех цветов и размеров, болтая в воздухе хвостами и лапами: драконы теперь могли летать. Лодки собирались в обратный путь, нынешнюю ночь каждая из них проведёт во временном храме — простом шатре, но с благовониями и молитвами.       Юйцзинь и Цзинжуй проводили шествие до самой реки, следуя потихоньку по бамбуковой тропе вместе с ало-белой лодкой.       — Ты поставишь на них, да? — поинтересовался Юйцзинь, когда команда Чинлуна скрылась в дальнем конце набережной. — Или на Золотую Гриву? кажется, про них тоже рассказывали какие-то чудеса…       — Я вовсе не… — начал Цзинжуй и не договорил. — Как ты думаешь, это господин Су и его люди оплатили лодку Чилун?       Юйцзинь поискал глазами господина Су: под навесом его тоже не было.       — Возможно; ты видел алую вышивку на его платье? и этот рулевой из народа го-у, которого кинулся защищать Фэй Лю… возможно! Но тогда получается, он воистину богат!       — Скорее, богат его союз Цзянцзо, — уточнил Цзинжуй. — Хотел бы я знать, какую роль на самом деле сыграли глава Мэй и его колдовская флейта в распре на реке…       Перед ними склонился старшина Ли, дожидаясь, пока они договорят.       — Господин Су просил передать молодым господам, что слуги и лошади ждут их у крыльца. Также глава приказал, чтобы конюшни дома Цзянзцо были в полном распоряжении молодых господ: не годится благородным скакунам ютиться в предместьях. Ещё глава велел мне отдать молодым господам вот это, — он указал на вместительную корзину, полную разноцветных мешочков; оттуда шёл чарующий запах цветов и душистых трав. — Молодые господа могут раздарить всё это на празднике.       — Но право же, нам неловко!.. — Юйцзинь почувствовал настоящую досаду: они могли бы и сами позаботиться о подарках, если бы подумали об этом. — Глава Мэй и без того слишком любезен!       — Глава хочет, чтобы на празднике царили мир и благодушие, — простодушно пояснил старшина Ли. — Ужин будет подан на корабле, если молодые господа окажут нам честь.       Юйцзинь облегчённо выдохнул: их не выгоняли и не лишали ночлега.       — Мы непременно придём, — поклонился Цзинжуй. — К которому часу?       Они условились на час хай, и старшина Ли направился к лесенке, жестом пригласив их следовать за собой. Дом Цзянцзо уже не был пуст: за дверями слышались голоса (увы, дверь в комнату таинственной барышни оставалась безмолвной!), в кухне стучали ножами и гремели посудой, в приёмном зале толпились какие-то лавочники, а на ступеньках крыльца сидели рядышком как два приятеля господин Сяшань Чэнь и мальчишка Фэй Лю и раскланялись с ними как с добрыми друзьями.       Праздничная толпа тоже преобразилась: ряженых стало вчетверо больше. Шныряли «висельники» с размалёванными лицами и тряпочными языками; вышагивали «длинноногие» на высоченных ходулях; важно шествовали «чиновники» в лохомотьях и с подкладными животами; крутилась среди людей Матушка Полынь в зелёных юбках и короне из трав и наигрывала на костяной дудочке. На одном углу танцевали «соберёмся в круг» девушки в лёгких шелках, увешанные цветами; на другом — гонялся с палицей за демонятами всё тот же герой Чжунь Кун, а мелкие исчадья диюя уворачивались и корчили рожи, потрясая нашитыми на одежду лишними руками и хвостами. У двери харчевни сидел жабий мастер с целым тазом «молящихся лягушек», и его бурые подопечные выстраивались в рядок и важно кивали головами; а на другой стороне улицы рядом с лотками сладостей бродил бритоголовый «монах» и гнусавым голосом зазывал отведать и воздать хвалу Небесам за ниспосланные лакомства… одним словом, потребовалась бы кисть поэта или цветная тушь художника, чтобы передать всю пестроту и разнообразие праздничных улиц Ланчжоу! Юйцзинь, никогда прежде не попадавший на такие зрелища, от души веселился и раздавал полной горстью мешочки, цветы и конфеты всем, кто протягивал руки к его колену; Цзинжуй не отставал от него, стряхнув наконец свою хмурую задумчивость. Какие бы заварушки ни происходили на великой реке, не в день Дуань-у было переживать об этом! особенно когда впереди ждёт вкусный ужин и уютный ночлег.       Они раз пять проехали из конца в конец всю набережную, потом главную улицу и ешё несколько улиц поменьше; потом снова вернулись к пристани, спешились и отдали лошадей слугам, а сами устроились за одним из бесчисленных столиков на одном из бесчисленных же помостов. Расторопный парень в одежде шута Юмэна — сшитой из разномастных лоскутов, — принёс им чай и блюдо медовых персиков. Юйцзинь, уже порядком уставший от веселья, поглядывал искоса на памятный балкончик дома Цзянцзо: не появится ли снова ирисовая барышня, чтобы из-под вуали поглядеть на праздник, если уж какие-то таинственные причины не позволяют ей самой принять участие… а Цзинжуй пил свой чай молча и снова о чём-то раздумывал.       — Не понимаю, — со вздохом признался он наконец. — Я и раньше слышал, что глава Мэй не владеет никакими боевыми искусствами и не может считаться хорошим бойцом; но я в это не верил. Как может слабый учёный стать главой братства цзянху? одной мудрости для этого недостаточно.       — Ну, если верить слухам, — протянул Юйцзинь и откусил ещё кусочек «застывшего варенья», — наш достойный хозяин владеет кое-чем получше боевого мастерства! Неужели рассказы про то, что ему служат духи и демоны, всё-таки правда? тогда понятно, почему его все боятся и слушаются.       — Такого, как господин Сяшань Чэнь, никакими демонами не запугаешь, — возразил Цзинжуй. — Как могли подружиться два этих человека? что их связывает?       — Не ломай себе голову, — со вздохом посоветовал Юйцзинь и взял с блюда новый ломтик. — Мы приехали на праздник, а не на расследование! поэтому давай наслаждаться жизнью, а серьёзные мысли отложим до возвращения в столицу. О, взгляни-ка! Кажется, нас ожидает кое-что интересное!       Прямо напротив их помоста толпа расступилась, образовав широкий круг, и в этом круге несколько человек деловито суетились, натягивая на жерди цветное полотно и устраивая сцену из гостинничных и харчевенных столов и скамеек.       Молодые путешественники оказались в лучших рядах, хоть и несколько сбоку зрелища, да к тому же на возвышении, откуда не мешали смотреть никакие головы. Юйцзинь не слишком любил уличные театры — то есть крикливые голоса и плохую музыку, — и сейчас тоже предпочёл бы акробатов, которые расположились ниже по набережной; но чай был отменный, сладости восхитительны, вставать и снова толкаться в толпе было решительно неохота, поэтому он с полной готовностью устроился на мягкой подушке-даньтоу, подавая Цзинжую благой пример.       Труппа выстроилась на своей свежепостроенной сцене — двенадцать человек в одинаковых холстинных дуаньхэ, отличавшихся только цветом поясов и оторочек, — и раскланялась на три стороны со всей набережной. Картина на полотне задника изображала берег реки с зарослями ивы и бамбука, очень похожий на тот, где наши путешественники неудачно пытались разбить лагерь.       — «Деревенского ухажёра»! — выкрикнули из толпы. — Сай Сююн, твоя «дочь помещика» нам всем по ночам снится!       Самый стройный и худенький из актёров поклонился, прижимая руки к сердцу.       — Хотим «Скупого трактирщика!» — потребовали из другой стороны зрительского круга.       — «Пьяных лодочников»!       — «Воришку»! «Воришку» давай!       Старший труппы шагнул вперёд. Толпа притихла.       — Жители и гости славного Ланчжоу! — пробасил актёр: высокий, мощного сложения, с рыжеватой косматой гривой. — Недостойные приготовили к празднику новую пьесу и нижайше просят отнестись снисходительно и не таить обид!       Юйцзинь напрягся и даже поставил чашку на столик. Неужели ему не зря привиделся в декорации именно тот берег?..       — Наша пьеса называется «Цапли и устрицы»! — продолжал актёр. — Действие происходит давным-давно на одной большой реке далеко-далеко отсюда! Эй, там, несите корабли!       Под хохот толпы от гостиницы к сцене стали передавать на руках три здоровенных деревянных корыта, в каких прачки стирают бельё. «Корабли» плыли над головами, будто и впрямь по волнам, а Юйцзинь облегчённо перевёл дыхание. И с чего он решил, что какие-то уличные комедианты посмеют издеваться над знатными путешественниками?!       Корыта расставили на сцене — два цепочкой, третье поближе к заднику и этой цепочке поперёк. В первое, самое левое, залезли трое: тот самый худенький юноша, его партнёр в лохмотьях «старика» и рослый стройный мужчина с деревянным мечом на поясе. Во второе набилось человек пять во главе со старшим труппы — он уже на ходу потрясал саблей и тащил за собой в «лодку» какого-то толстяка в ярком цветастом пао. Третья «лодка» пока оставалась пустой, и вся оставшаяся труппа спустилась со сцены на мостовую.       Юноша в первой лодке повязал себе на голову старушечий платок и махнул рукой, давая сигнал к началу действия.       — Гребите вовсю, лодыри, дармоеды! — загремел старший. Толстяк затопал ногами, изображая нетерпение. — Мы не опозорим наше братство перед высокородными покровителями! Мы догоним эту паршивую лодку!       Толпа взорвалась оглушающим хохотом. Люди хлопали друг друга по плечам, старались пробиться поближе к месту действия. Юйцзинь покосился на друга: настала очередь Цзинжуя побледнеть и стиснуть чашку. Людское море вокруг помоста кипело и требовало продолжения.       В первой «лодке» «боец» встал во весь рост и выхватил меч из-за пояса. «Старик» со «старухой» обнялись и в страхе скорчились на дне корыта.       — Гребите же! — надрывался преследователь. Толстяк рядом с ним побагровел от натуги: он надувал щёки и дул в воображаемые паруса. — Эти неблагодарные предатели от нас не уйдут! — Весь «экипаж» отвечал дружными воплями и потрясал кулаками. — Наше братство хозяева на этой речонке! И пусть эти негодяи сперва заплатят нам пошлину за проезд, а потом мы их отдадим назад их помещикам!       За соседним столиком немолодой лавочник колотил кулаком по помосту и вытирал слёзы от смеха. Его супруга благонравно старалась его унять, но и сама смеялась в голос, запоздало прикрывая рот рукавом.       — Люди нашего поместья не боятся речных разбойников! — провозгласил боец из первой «лодки». — У вас свой хозяин, а у нас свой, и наш тоже высокороден и щедр! Ещё посмотрим, кто из нас опозорится!       Цзинжуй приподнялся на подушке, Юйцзинь вцепился в него, всерьёз заволновавшись. Актёр, играющий человека из Тяньцюань, не говорил ничего явно оскорбительного, но яд его слов был очевиден даже тем, кто плохо разбирался в хитросплетениях соперничества цзянху. Однако ради каких-таких старика и старухи могла разгореться подобная свара?! «Дослушаем до конца, — шёпотом посоветовал он Цзинжую, — ты же сам хотел знать больше!»; тот снова сел, не сводя со сцены горящих глаз.       Перебранка между актёрами шла по нарастающей: «Догоним! — Попробуйте! — Догоняем! — Уплываем! — Гребите быстрей!» «Господин, что нам делать?..» — дрожащим голоском пролепетала «старуха», и толпа ответила сочувственным гулом, осознав, что беглецам грозит смерть…       …и звонкая трель флейты вдруг прокатилась над набережной, заставив притихнуть всех.       Из складок полотна, словно оживший рисунок, отделилась высокая фигурка в светло-сером чаошене и грациозно вступила в третью «лодку».       На актёре была простая причёска, самая простая из всех возможных: высокий хвост, забранный в гуань и дополнительную красную ленту. Платье отливало алым серебром, напомнив Юйцзиню и без того памятную встречу с господином Су на берегу Тополиного острова; лицо и руки, державшие флейту, были густо набелены и смотрелись почти неживыми. Юноша — а он казался совсем молодым, не старше того «нефрита», что играл старуху, — обвёл взглядом толпу, без особого сочувствия посмотрел на первую «лодку», потом нахмурил нарисованные брови, переведя взгляд на вторую. Толстяк перестал надувать щёки; главный актёр опустил деревянную саблю.       Тонкие белые пальцы пришли в движение, и новая трель пролетела над головами собравшихся, добираясь до самых сердец… а с мостовой на сцену ловко вскарабкались ещё человек пять и поползли ко второй «лодке», как змеи — или как плывущие водные гули.       Старший актёр сложил руки перед грудью и поклонился в пояс неожиданной «третьей стороне погони».       — Ваш слуга просит прощения! Мы нечаянно вторглись в ваши воды! Мы хорошо помним, кто хозяин левого берега!       Юноша с флейтой сыграл ещё одну звенящую музыкальную фразу. «Гули» вцепились второму корыту в «корму», люди в нём очень правдоподобно зашатались, будто их «корабль» и впрямь резко остановился. Толстяк растопырил руки и ухватился за «предводителя».       — Значит, вы все мои гости, — проговорил юноша с флейтой вроде бы негромко, но так, что его слова услышали даже в самых дальних рядах плотной толпы. — Кровь ещё не пролилась, и я готов быть посредником в вашем споре.       — Господин! — прорыдала «старуха» из первой «лодки». — Спасите нас! Мы едем в столицу, чтобы подать жалобу на притеснения и несправедливости!       Толпа взорвалась негодующим рёвом. Похоже, не все знали подоплёку той заварушки, отметил себе Юйцзинь, — не только мы одни.       — Кто ваш обидчик? — мягко спросил юноша с флейтой. Не расслышать в его тонах голос господина Су мог бы только тот, кто никогда господина Су не слышал.       — Один высокородный гун! — дребезжащим голосом откликнулся «старик». — У него в нашем крае куплены все чиновники и все судьи, вот он и творит что пожелает!       И снова голос «главы Мэя» перекрыл яростный шум толпы:       — Что же он творит?       «Старик» встал в лодке во весь рост.       — Сгоняет людей с их законной земли и присваивает себе наши поля! Он вырезал целую деревню, чтобы проложить русло для нового канала! Он даже монахов не пощадил!       Каждое новое обвинение встречалось новыми воплями. «Утопить! — бесновалась толпа. — Утопить его в его же канале!» На чайном помосте стало не до смеха: лавочники прижались друг к другу, а наши молодые господа взялись за рукояти мечей. Пусть стражи пока нигде не было видно, но на набережной явно нарастал бунт.       «Глава Мэй» вскинул руку, призывая к спокойствию, и толпа послушно притихла вновь, словно он имел над ними и впрямь колдовскую власть… даже не присутствуя лично.       — Что скажет другая сторона?       Старший актёр приосанился в своей «лодке».       — Знать ничего не знаем и ведать не ведаем! Нам уплачено за то, чтоб поймать беглых рабов, вот мы и ловим! Надеюсь, глава простит нас!       — Кто ты вообще такой, чтоб командовать тут?! — присоединился к нему толстяк, выпячивая живот. — С каких это пор нищие разбойники распоряжаются на славной Хуанхэ?!       Толпа захохотала снова: один из «водяных гулей» сноровисто полз по сцене от «кормы» корыта к «носу».       — Меня зовут глава Мэй, — гордо представился актёр, и зрители ответили громкими рукоплесканиями и восторженными криками. — А рекой распоряжаются те, кто трудится на реке!       «Водный гуль», приподнявшись на колено, ловко ухватил толстяка за полу одежды и дёрнул на себя. Наглец свалился в «воду» и замахал руками:       — Помогите! Спасите меня! Вам припомнят! Тону!..       — Тони ко всем демонам! — в сто голосов отвечала толпа.       «Гуль» обхватил свою добычу и скатился вместе с ней со сцены на мостовую — «в глубокую пучину Хуанхэ».       — Твоему высокородному нанимателю предстоит ответить за все его преступления перед императорским судом, — отчеканил «глава Мэй». Сейчас его голос никто не назвал бы мягким, но это снова был господин Су: такой, который разговаривал с молодым Ша. — Пусть решит сын Неба!       Толпа одобрительно загудела, вмиг перейдя от бунта к верноподданническому согласию.       Высокий «воин» в первой лодке поклонился и убрал меч за пояс. «Старик» и «старуха» упали на колени, благодаря. Старший преследователь согнул спину и так и не разогнулся, пока «гули» с недюжинной силой разворачивали скрипящее корыто «носом» в обратную сторону.       «Глава Мэй» снова поднял флейту к губам… и эту мелодию Юйцзинь совершенно точно уже слышал раньше! Именно этот умиротворяющий звукоряд наигрывала невидимая флейтистка на палубе корабля, пока молодые гости обедали.       Он приподнялся было, намереваясь хорошенько рассмотреть юного актёра, — но тут на набережной закричали в несколько голосов, послышался конский топот, и в круг к самой сцене ворвались на махах несколько верховых, едва осадив коней перед самодельными подмостками.       В толпе поднимали на ноги упавших, которых сшибли всадники. Цзинжуй вскочил, Юйцзинь последовал его примеру, оба потянули мечи из ножен. С оскаленных морд разгорячённых коней летела пена.       Старший труппы отбросил деревянную саблю и шагнул к неожиданным гостям.       — Почтенным угодно?..       — Негодяи! — заорал первый верховой, потрясая короткой плетью. — Вас всех ждёт тюрьма!       Актёр смиренно развёл руками:       — За что же, почтенные? Мы просто играли пьесу из давних времён!       — Из давних?! — Всадник поднял коня на дыбы, возвышаясь над актёрами как скала над водой. — Что за давние времена, где живёт и творит свои делишки некий глава Мэй?! Отвечай!       Юноша с флейтой перешагнул через борт корыта и бесстрашно подошёл к краю сцены.       — Вы, должно быть, ослышались, почтенный, — с поклоном произнёс он. Голос, как и раньше, далеко разлетелся над толпой, звонкий, как флейта. — Моего персонажа зовут Мэн, и означает это имя «калитка» или «дверь». Так звали в старину героя, который…       Резко свистнула плеть. Актёр рухнул на колено, закрывая лицо руками. Флейта покатилась по гулкому полу, пока не провалилась в какую-то щель.       — Ты ещё будешь мне врать, дрянь! — проорал всадник. — Отвечайте, пока живы: кто вам платил?       Толпа угрожающе заворчала и придвинулась ближе. Актёры сгрудились на сцене, закрывая спинами раненого товарища.       — Нам платят только зрители, — ответил старший, подходя совсем близко к краю сцены. — Мы свободная труппа и никому не служим!       — Ответишь под пыткой! — рявкнул всадник и снова вскинул плётку.       Щёку Юйцзиня обожгло ветром. Цзинжуя уже не было рядом — пробежав по плечам от помоста до сцены, он встал с обнажённым мечом между всадником и актёром.       Толпа взревела и подалась ещё ближе, тесня верховых.       — Почтенный, — проговорил Цзинжуй, глядя этому негодяю в лицо, — вы не чиновник городской управы и не стражник, почему же вершите суд и арест? Или в славном городе Ланчжоу нет больше властей и судей?       — Верно-верно! — подхватил Юйцзинь и тоже спрыгнул с помоста. «Бегать по лепесткам» он не умел и просто пошёл к сцене через расступающуюся толпу. Теперь у нападавших появился новый враг ещё и в тылу. — Почтенные господа того и гляди вызовут бунт своими необдуманными действиями! Если вы чем-то недовольны, то просто напишите жалобу, её расмотрят в подобающем порядке!       Всадник расхохотался, брызгая слюной.       — Жалобу?! На низких актёришек, что ничем не лучше весёлых девиц?! Да кто они такие, чтобы их защищал закон!       — Кроме законов императора есть ещё закон Неба, — в голосе Цзинжуя появилась сталь. — И там не говорится, что можно избивать кого пожелаешь в своё удовольствие.       Юйцзинь наконец дошёл и теперь занял позицию у самого крупа взмыленного коня.       — Если эти люди никто, то стоит ли обращать внимания на их неудачные шутки? — вздохнул он оттуда. Шевельнись этот негодяй снова, и меч Юйцзиня легко достанет до его колена, сделав наглеца калекой. — Почему вы так рассердились, почтенный? Неужели вся эта выдуманная история имеет какое-то отношение к вам?       Толпа расхохоталась, как не смеялась даже на представлении. «На ворах шапка горит!» «Сами признались, поглядите-ка на них!» «Молодой господин, так его!»       Всадник оглядывался по сторонам в полном бешенстве. Юйцзинь хорошо его рассмотрел и был уверен, что всегда узнает при встрече: немолодой, коренастый, широкоплечий, с волосами цвета перца с солью, забранными в десяток косичек и высокий гуань. «Глава, нам и правда лучше…» — заикнулся кто-то из его людей. Цзинжуй стоял с мечом наготове, Юйцзинь без труда узнал особый боевой хват поместья Тяньцюань — сверху вовне, так, что можно ударить с любой стороны.       — Мы ещё встретимся — прошипел этот глава, обращаясь сразу ко всем; потом повернул коня, едва не зацепив Юйцзиня, и поскакал сквозь толпу, не дожидаясь, чтобы его пропустили. Вслед ему полетели крики и проклятия, упавшим опять помогали встать.       Юйцзинь взобрался на сцену: в конце концов, разве он не заслужил свою долю благодарностей?       Старший актёр встал на колени и поклонился молодым господам в пол:       — Вы спасли нас от участи, что хуже смерти!       — Не стоит, — учтиво отозвался Цзинжуй, знаком предлагая ему подняться. — Что с вашим товарищем?       Раненого юношу поддерживали под руки. Он так и не отнимал ладони от лица, и белые рукава до локтей набрякли в свежей крови.       — Моя вина, — пробормотал он сквозь стиснутые пальцы. — Я не должен был называть имя…       — Впредь будешь внимательнее, — вздохнул старший, — ну да что, мы же репетировали в спешке, некогда было учить наизусть!       — Вы ведь оставите его в труппе? — потребовал Юйцзинь и полез за пазуху. — Вот, берите, это ему на лекаря!       Кто-то из актёров засмеялся: «да куда же мы без Лу!», прочие принялись кланяться и благодарить. Цзинжуй тоже вытащил кошелёк, толпа отозвалась одобрительным гулом. Юноша, что играл «старуху», обнял по очереди обоих «спасителей», чем вызвал новый всплеск зрительского восторга. Пострадавшего увели со сцены…       …и проследив за ними взглядом, Юйцзинь убедился, что эта троица проследовала прямиком в дом Цзянцзо!       — Лекарь Янь знает своё дело, — уверил молодых господ главный актёр, — а Лу не то что Сай: он играет не лицом, а голосом. Так что даже если останется шрам… Не знаю как вас и благодарить, благородные господа!       — Люди цзянху должны помогать друг другу, — возразил Цзинжуй. — Кто это был? глава Шаунча, не так ли?       — Собственной особой, — вздохнул актёр. — Думаю, нам лучше потихоньку убраться из города, пока они не нашли нас снова.       Юйцзинь не поверил своим ушам.       — Да как же вам теперь уехать? наверняка они будут следить за всеми дорогами!       — Есть одна, где они не властны больше, — усмехнулся актёр и указал на серебряную гладь Хуанхэ: — Глава Мэй запретил братству Шаунча до следующего лета выходить на воду, и этот запрет они не посмеют нарушить. Мы уедем, как только лекарь осмотрит Лу; не выпьете ли с нами, молодые господа?       Юйцзинь покосился на юного Сай Сююна: тот пожирал глазами Цзинжуя и беззастенчиво ему улыбался.       — Вы позволите нам вас угостить? — нашёлся первым пунцовый Цзинжуй. — Мне бы хотелось узнать побольше о том поэте, который пишет вам пьесы!       — Передай Лу, что мы будем ждать его в харчевне дядюшки Тана, — приказал старший Сююну. — Да скажи, чтоб один не ходил; впрочем, лекарь Янь и сам к нему кого-нибудь приставит наверняка. Прошу за мной, молодые господа!       Харчевня располагалась в самом конце набережной, возле рыбачьих причалов. В низеньком закопчённом зале было полно народу, но для актёров и их спасителей мигом очистили большой стол. Пахло здесь так, что у Юйцзиня потекли слюнки; подавали споро и быстро, да вдобавок поставили здоровенную корчагу вина от всех посетителей: «за здоровье красавчика Лу!». Юйцзинь ел, пил, смеялся и чувствовал себя настоящим искателем приключений из романа какого-нибудь весёлого автора. Ну, будет о чём рассказывать зимой в столице! и пусть все им обзавидуются. В харчевню один за другим возвращались актёры, задержавшиеся за разборкой помоста и задника; потом под руку с Сююном пришёл Лу — на красивом молодом лице багровел рубец, щедро смазанный какой-то белой мазью, — и ему пришлось выпить чуть ли не с половиной харчевни: труппу явно очень любили в городе.       Сай Сююн тем временем уселся между молодыми господами и, отчаявшись завладеть вниманием Цзинжуя, чинно беседовавшего со старшим актёром, обратил свои уловки к Юйцзиню: прижимался коленом к колену, подливал вина и даже таскал с тарелки лакомые кусочки. Наш путешественник, впрочем, давным-давно привык к милым уловкам прелестниц из весенних домов и не слишком обольщался этим заигрыванием — молодому смазливому актёру, игравшему женские роли, просто полагалось вести себя именно так.       — А скажи-ка мне, дружок, почему вы обратились именно к лекарю Яню? — под очередную чарку словно невзначай поинтересовался он у юноши. — Вы, я смотрю, и впрямь хорошо знакомы с домом Цзянцзо?       Сай Сююн вытаращил глаза.       — Что вы такое говорите, молодой господин?! просто к этому лекарю было ближе всего! и он никогда не отказывает простолюдинам, не то что некоторые…       — И только-то? — вздохнул Юйцзинь и в свою очередь подлил ему вина. — А я-то надеялся, что вы с ними в большой дружбе и хорошо их знаете. Слышал, в этом доме живёт одна прекрасная особа…       Сай Сююн поставил чарку на стол.       — Молодой господин, дом союза Цзянцзо это не публичный дом. Там иногда принимают тех, кто нуждается в помощи, потому что глава Мэй великодушен и щедр; и если там и вправду была какая-то девушка…       — Ты хороший друг! — от души похвалил Юйцзинь, наплевав на свою надежду. — Я просто спросил, не принимай всерьёз.       — Ну, молодых и красивых здесь полон город! — засмеялся Сююн с видимым облегчением. — Если господин пожелает, я могу назвать ему адресок-другой, будете довольны! а сами-то вы откуда знаете, что лекарь Янь подчинённый Цзянцзо?       Юйцзинь гордо вскинул голову.       — Мы гости главы Мэя и не далее чем нынче утром как раз завтракали в компании лекаря Яня. — И договорил совсем по-простецки: — Но ты не думай, что мы поэтому за вас вступились! мы бы всё равно так поступили!       — Молодые господа отважны и великодушны! — провозгласил Сююн и вскочил на лавку. — Выпьем за наших спасителей, братья!       Из харчевни Юйцзинь вышел на ватных ногах. В голове слегка шумело от вина и громких разговоров. Актёров проводили до причала всей толпой и ещё долго махали вслед двум лёгким лодкам, пляшущим на сияющей быстрине, и выкрикивали добрые пожелания, которые уже никто не мог бы расслышать, — дальним ветерком принесло оттуда нежный ответ флейты, сыгранный распухшими губами… Потом собравшиеся откланялись молодым господам, и наши путешественники наконец остались одни — ну, если не считать зевак, глазевших издали.       И тогда Юйцзинь рассмеялся так, что был вынужден присесть на край причала, чтобы отдышаться.       — Фэй Лю!.. — вымолвил он, когда смог говорить. — Цзинжуй, мы с тобой ругали Фэй Лю за неразумное поведение, когда он бросился на защиту рулевого, — а сами-то мы?!       Цзинжуй кивнул и уселся рядом.       Отсмеявшись, они проверили карманы и пояса. У Юйцзиня оставалось всего несколько вэней; богатый Цзинжуй сберёг целых два ляна.       — Этого хватит, чтобы кое-как добраться домой, — подвёл итог Юйцзинь, — но на завтрашнем празднике уж точно никаких безумств… или… — Он вскочил, осенённый удачной мыслью, и потянул Цзинжуя за руку. — Помнится мне, тут во всех кантинах принимают ставки!       Цзинжуй нахмурился.       — Ты всё-таки хочешь…       — А что тут такого? — обиделся Юйцзинь. — Ты сомневаешься, что лодка господина Су придёт первой?! Да если бы ты его знал получше… — Он осёкся, проглотив готовое сорваться «ему всегда всё удаётся, даже если дело идёт о диких зверях!». — Сам подумай, Цзинжуй, у лодки Чилун самый лучший рулевой и какие-то там особенные загребные, она непременно выиграет гонку! Неужели ты не хочешь испытать удачу? Идём скорее!       Его друг вздохнул, сдаваясь.       Из кантины они вышли, обеднев ещё на один лян и два вэня — чтобы получилось ровно восемь в сумме, счастливое число. На Ланчжоу опускались сумерки, зажигались факелы и фонарики, взлетали в небо фейерверки — куда девался этот день? Дом Цзянцзо стоял в цепочке других домов, совершенно ничем не примечательный.       На пристани и на корабле господина Су тоже зажгли фонари — все, сколько их было на мачтах, в деревьях на палубе и под свесами крыш чудесного дома. После всех приключений путешественники устали так, что охотно легли бы спать без ужина, но у вежливости свои законы, и пришлось привести себя в надлежащий порядок и всё-таки выйти к столу — а стол накрыли прямо на палубе, под открытым небом, среди совсем настоящих куртин бамбука и деревьев горного клёна.       У господина Сяшань Чэня было озабоченное лицо, он тоже ел словно нехотя и всё поглядывал на тёмные окна дома и почему-то на мачты, где чуть подрагивали сложенные паруса. Гостям положили каждому по две подушки: с реки поднимался прохладный ветерок. Откуда-то сверху свалился и уселся за стол Фэй Лю, растрёпанный и недовольный; и уже принесли горячее душистое мясо с острой подливкой, а господина Су всё ещё не было за столом.       — Глава Мэй утомился на празднике? — наконец не выдержал Юйцзинь. — Он был так любезен с нами и даже сам поднялся с нами на крышу…       — Именно, — хмуро буркнул Сяшань Чэнь и отложил веер. — Крыши утром в пятый месяц — это самое неподходящее место для главы Мэя. Он простужается от каждого набежавшего облачка!       И добавил, поднося чарку к румяным губам:       — Я прописал ему крепкий сон в тепле до завтра. Не тревожьтесь, смотреть гонку мы будем все вместе.       Уж не задержался ли глава Мэй в городе, чтобы разобраться с сегодняшним инцидентом?.. осенило Юйцзиня.       — Кстати, — ухватился он неловко за последние слова, — что касается гонки! Не знает ли почтенный господин Чэнь, на какую лодку ставил глава Мэй?       — На Цветущую Сливу, на кого же ещё! — усмехнулся этот язвительный человек и в один глоток допил свою чарку.