Магистр с гор Мэйлин

      Молодые господа переглянулись. Цзинжуй покаянно склонил голову. Юйцзинь уже готов был поклониться тоже, но вместо того ощутил в сердце два противоречивых желания, тянущих в разные стороны: юркнуть в проулок и удрать — или поспорить с невесть откуда взявшимся обвинителем.       Желание первое исчезло так же быстро, как появилось. С площади расходилась толпа, все улицы и проулки были забиты людьми, убегать пришлось бы разве что по крышам; а вот задать парочку дерзких вопросов…       — Почтенный, — проговорил он, беззастенчиво разглядывая господина в белом, — вы хотите сказать, что мы влезли в дом, принадлежащий вам?       Ход казался беспроигрышным. Очень уж уверенно и по-хозяйски свободно держал себя в той «судебной зале» господин Су, он же глава Мэй; и если так, то с какой радости вмешивается неизвестно кто посторонний!       Господин в белом заулыбался ещё шире.       — Этим домом владею я и ещё сто человек, — ответил он какую-то бессмыслицу, — но все прочие заняты, а вот я утром медитировал во дворе и видел, как вы уходили через кухонную дверь словно воришки. Вы всерьёз думали, что вас никто не заметит?       Цзинжуй прервал своё виноватое молчание.       — Почтенный, — сказал он, — мы нарушили право владения, но не по злому умыслу и не ради преступной выгоды, а находясь в крайней нужде. Если позволите, мы всё объясним и за всё заплатим.       Господин в белом прищурился.       — И в какой же такой нужде вдруг оказались богатые и знатные молодые господа посреди праздничного города?       — В том-то и печаль, — бесхитростно ответил Цзинжуй. — Мы не позаботились о ночлеге заранее и не нашли места ни в одной гостинице, а наш шатёр на берегу затопило ночью внезапным паводком. Прошу почтенного господина простить наше самоуправство и нашу дерзость.       Господин в белом звучно расхохотался.       — Проклятый канал и здесь натворил бед и нажил себе очередных врагов! — отсмеявшись, воскликнул он. — Что ж, если вы и впрямь готовы повиниться и заплатить, идите за мной.       И, повернувшись на пятках, зашагал в сторону главной улицы, не оглядываясь и не проверяя, в самом ли деле за ним идут.       Цзинжуй последовал за этим странным человеком без колебаний. Юйцзинь задержался ещё на несколько быстрых взглядов, но сквозь взбудораженную шумную толпу уже не было видно ни освобождённого арестанта, ни господина Су с его свитой. Люди вокруг в сотни голосов обсуждали, ахали, негодовали, ужасались, восхищались и на сто ладов пережёвывали случившееся чудо, — и в гвалте и толчее ему только и оставалось догнать Цзинжуя и пойти с ним плечом к плечу: не бросать же этого правдивого праведника!       — «Богатые и знатные»? — шепнул Юйцзинь ему на ухо, едва догнав. — Он что, узнал нас? Он знает, кто мы?       — Вряд ли, — отозвался Цзинжуй так же тихо, — но, Цзинь-гэ, опытному глазу достаточно увидеть наши мечи. Разве люди цзянху или провинциальные помещики ходят с такими?       Юйцзинь оскорбился. В это путешествие он намеренно взял свой самый простой клинок! конечно, лезвие было из железа трёхтысячной перековки, но оно же скрывалось в обычных ножнах, без камней и почти без резьбы!.. а что рукоять собрана из пластинок драгоценного «липкого» вяза — так это беглым взглядом и не разглядишь… наверное.       — Как ты думаешь, кто это такой? — сменил он тему. — Про дом он сказал что-то непонятное! Ты правда собираешься ему заплатить?       — Давай сначала дойдём, — посоветовал Цзинжуй и умолк. Юйцзинь кивнул и принялся сверлить настойчивым взглядом широкую белую спину впереди. Незнакомец бесцеремонно раздвигал толпу, впрочем, перед ним охотно расступались и без подобных напоминаний; но тем не менее понадобилось немало времени, чтобы пройти всю главную улицу через это человеческое море.       Ближе к набережным стало несколько посвободнее: зеваки по пути собирались в компании и сворачивали в боковые улицы или в гостеприимно распахнутые двери всяческих заведений с едой и питьём. Молодые господа направились было в сторону уже знакомого им дома, в котором провели эту преступную ночь, но господин в белом остановил их окликом и повёл совсем не туда — по набережной вверх по течению.       Юйцзинь продолжал рассматривать его, удивляясь всё больше. Судя по дорогой одежде, незнакомец был из богатой семьи; но даже люди цзянху, не связанные общепринятыми приличиями и правилами, не носили волосы так бесстыдно распущенными по плечам — без всяких лент и шпилек. Надо лбом и по сторонам лица было выстрижено «лесенкой» несколько прядей, и этого бы тоже не позволил себе никто: среди знати чёлку носили только совсем мальчишки, а бродягам цзянху с подобной причёской было бы ужасно неудобно сражаться. Фигурой этот человек казался несколько тяжеловат и потому в разбойники не годился… тут Юйцзинь усмехнулся и возразил сам себе, что громадный Ша-молодой тоже не стебелёк, а двигается лучше уличного акробата. И уж точно, что таких насмешливых глаз и таких дерзких тёмных губ ему раньше не доводилось видеть ни у знатных, ни у бродяг! а совсем удивительной оказалась пиратская серьга-зажим на обводе левого уха — серебряная, должно быть иноземной работы.       В конце набережной над первой пристанью Цзинжуй решительно остановился.       — Могу я, недостойный, спросить почтенного господина, куда мы направляемся?       Вместо ответа тот кивком указал на реку.       У Юйцзиня перехватило дыхание. Рядом с пристанью, на расстоянии «осадной лесницы», возвышался на волнах тот самый диковинный корабль, который так его изумил в вечер танца цепочек!       Стоял яркий солнечный день, и разглядеть странное судно можно было лучше, чем в ночном полумраке. Теперь Юйцзинь видел явственно, что на самом деле это были два корабля — два корпуса, скреплённые, по принципу «боевого башенного», широким настилом; вот только вместо ярусных ступеней для лучников и огнемётов на этом настиле был построен настоящий дом в полтора этажа, с крыльцом, террасами, ставнями, многоскатной крышей, башенками и даже с фигурками на черепичных скатах, словом, со всем, что подобает достойному дому! Даже что-то вроде сада там имелось: вокруг стен и под мачтами были расставлены в живописном беспорядке огромные плетёные корзины, из которых росли куртины бамбука и красиво изогнутые стволы горных сосен и клёнов — именно их Юйцзинь принял ночью за странные тёмные облака или куски тумана. Выглядело всё это так, словно загородная усадьба вдруг отделилась от земли со всеми своими постройками и поплыла по воде… а ещё этот дом чем-то очень напоминал памятный дом господина Су на Тополином острове — то ли многочисленными фонариками, раскачивающимися под свесами крыш, то ли широкими распахнутыми дверями, то ли общим ощущением простора и изящества.       Юйцзинь покосился на Цзинжуя. Тот смотрел так, словно не верил своим глазам. «Я же тебе говорил!» — шёпотом напомнил Юйцзинь и наконец перевёл дыхание. На языке чесалось с десяток вопросов (и про господина Су, и про ирисовую барышню из пустого дома, и даже почему-то про почтенного настоятеля Инь-шифу), но господин в белом повелительно кивнул ещё раз, и они с Цзинжуем как послушные овечки поплелись к спуску.       На верхней ступени лестницы стояли два человека в серых дуаньхэ, державшие мечи как было принято в цзянху — открыто, но не слишком на виду. По знаку господина в белом они расступились, пропуская гостей… или хозяина с гостями? Вопросы просто щипали язык!       — Почтенный, — не выдержал на шестой ступеньке Юйцзинь, — мы бы не хотели опять оказаться незванными…       — Раз я говорю «можно», значит можно, — отрезал этот нахал, вытащил из-за пояса веер, с шелестом развернул его и взмахнул так, словно было жарко.       Двое у сходней тоже отступили перед этим напористым шагом и лёгким дуновением. «Передай главе, что у нас гости», — небрежно бросил господин в белом одному из караульных. Ясеневые доски сходней поскрипывали под ногами, внизу виднелась мутная светлая вода. Незнакомец шёл легко и уверенно ловил непростое равновесие… нет, он всё-таки точно пират.       На палубе их встретил «кавалерист», будто из-под земли выросший, — поклонился господину в белом коротким кивком, больше похожим на «да, понятно»; с Юйцзинем раскланялся так же, как с Цзинжуем: будто впервые видел. Так и чесалось назвать его «старшина Ли», как проболтался деревенский охотник! но по зрелом размышлении Юйцзинь решил всё же прикусить язык. В конце концов, они были на чужом корабле, среди то ли пиратов, то ли неизвестно кого, и лучше было не дерзить до прояснения положения.       — Глава занят, знаю, — сходу отмахнулся от слуги господин в белом, — молодые господа подождут в юланьши. Пусть туда принесут вина и чаю!       И, не дожидаясь ответа, зашагал по палубе к крыльцу удивительного дома.       Вдоль этих широких ступеней располагались длинные желоба с землёй и мхом, из которых, как из цветочных клумб, поднимались невысокие раскидистые деревца, усеянные благоухающими цветками белых магнолий. Зал сразу за ступенями оказался, как ни странно, в самом деле библиотекой — или кабинетом: стены и перегородки были выстланы полками, на которых книги и свитки чередовались с редкостными яшмовыми вазами; в одной из таких ваз на столе стоял свежесорванный цветок лотоса, ещё не растерявший капельки воды с тугих лепестков. На соседнем столе расторопный старшина Ли принялся собственноручно расставлять с подноса чашки, кувшины и чайники.       — Танхулу ещё не остыли, — принюхавшись, сообщил господин в белом, — а вино недостаточно нагрелось… не взыщите, молодые господа, здешняя прислуга всегда отвлекается от важного на мелочи.       — Мы с радостью подождём! — поспешил заверить Юйцзинь. На его собственный вкус, засахаренные фрукты были бы ничуть не хуже в горячем виде; но любопытство пересиливало аппетит. — Может быть, почтенный сперва скажет нам…       Господин в белом сложил веер и склонил голову, поблескивая глазами из-под стриженных прядей; так вот для чего он их стрижёт!       — Я был невежлив и не назвался, мне нет оправданий, — вздохнул он. — Можете называть меня Сяшань Чэнь, это хорошее имя…       — «…не хуже всякого другого», — беззвучно договорил Юйцзинь, цитируя господина Су.       — К чаю нам подадут цзунцзы, как подобает на празднике, — заверил господин Сяшань, словно они пришли в харчевню, а он был зазывалой. — Молодые господа, какие имена вам угодно носить сегодня? Выбирайте любые. — Не харчевня, а ивовый дом, окончательно решил Юйцзинь: там себя как только ни называют!       Цзинжуй осторожно улыбнулся, видимо, тоже вспомнив.       — Недостойный смиренно просит именовать его Чжо Куи-эр.       — Недостойный просит чести называться Янь Синъюэ, — подхватил Юйцзинь, оценив шутку. — Почтенный господин Сяшань, мы польщены и пристыжены вашим гостеприимством! я, право же, никогда прежде не видел таких жилищ и мечтал бы всё осмотреть!       Цзинжуй запоздало толкнул его локтем. «Ты сам-то тоже сгораешь от любопытства!» — прошипел Юйцзинь ему на ухо.       Господин в белом посмотрел на них прищурившись и снова взмахнул веером.       — Что ж, можно для начала и прогуляться, — сказал он, — задавайте вопросы, молодые господа!       О, вопросов у них нашлось множество. Есть ли имя у этого удивительного корабля? Насколько он устойчив и лёгок ли в управлении? Сколько человек нужно посадить на вёсла впридачу к парусу, чтобы двигаться сколько-нибудь быстро против течения? Не опасно ли находиться на таком судне в дурную погоду? И главное (это выпалил Юйцзинь): почему вашему кораблю дозволили остаться у пристани в праздник, когда все другие суда и лодки ушли, повинуясь обычаю? Под этот водопад они как раз дошли до предполагаемого носа и остановились под главной мачтой, и господин Сяшань, смеясь, обмахнулся веером.       — Вот с этого и начнём, — сказал он, шутовски поклонившись Юйцзиню. — Всё дело в том, молодой господин Синъюэ, что корабль построен из двух барок го-у, а народ го-у, как известно (или неизвестно) молодым господам, испокон веков живёт на воде и имеет подтверждённую привилегию причаливать, останавливаться и разбивать лагеря на кораблях везде, всегда и всюду. Наша команда наполовину состоит из людей го-у, так что им всего лишь потребовалось поставить в известность старшин города и порта.       — И вы останетесь здесь на весь праздник? — с замиранием сердца переспросил Юйцзинь. — Даже на гонку?..       Цзинжуй в очередной раз запоздал дёрнуть его за руку; господин Сяшань в очередной раз громко рассмеялся.       — Нет, конечно, — воскликнул он, указывая широким жестом на реку. — Гонка драконьих лодок ведь только заканчивается напротив Ланчжоу, стартует она почти на десять ли выше по течению! какой же интерес смотреть только самые последние ли с этой набережной? Нет, мы тоже поднимемся выше и отойдём к тому берегу, там есть отличная мель, где можно бросить якорь! и оттуда будет виден весь лодочный путь целиком как на ладони.       — А из чего сделаны паруса? — поспешил с вежливым вопросом Цзинжуй, пытаясь помешать Юйцзиню, уже открывшему рот для горячей просьбы.       — Воловья кожа, — отмахнулся господин Сяшань, — давно пора бы заменить на бамбук, но наши «речные люди» упрямые ребята и не любят никаких новшеств. Найдется у вас по две-три вэня, молодые господа?       Юйцзинь открыл рот и закрыл снова. Господин Сяшань фыркнул в веер.       — Покровителем этого корабля служит великий Жёлтый дракон Хэ-бо, — провозгласил он, — его изображение стоит на носу между мачтами.       — Мы с радостью почтим такого могучего покровителя, — заверил Юйцзинь. Впору было облегчённо вздохнуть: их не намеревались выгнать прямо сейчас, взяв смешную плату за нарушение права владения, а значит, можно будет попытаться!.. Увидеть гонку с такого корабля, да ещё с самых лучших мест — за эту возможность надо было хвататься обеими руками, и пусть совестливый Цзинжуй ночует дальше где хочет со своей совестью, если не согласен!       Дракон на постаменте был искусно вырезан из сандала и раскрашен драгоценной охрой. Оба гостя не поскупились и положили в когтистую лапу по золотой монете. Юйцзинь заодно попросил шёпотом: «ниспошли хорошую погоду на три дня и сделай так, чтоб нас отсюда не выгнали!» Цзинжуй тоже шевельнул губами, но его молитву Юйцзинь разобрать не смог.       Дом отсюда открывался во всём великолепии — осенённый по углам куртинами высокого бамбука, украшенный фонариками и фигурками лучников на крыше, с белоснежными занавесями в каждом окне. Позади дома, на корме, разворачивали паруса сразу на двух мачтах, и казалось, что у дома вдруг выросли два могучих крыла. Юйцзинь бросил взгляд на реку: вода тихо плескалась у двух корабельных носов, расходясь заметными волнами, — корабль отошёл от пристани так бесшумно, что можно было ощущать себя на твёрдой земле.       — Здесь не бывает качки даже в бурю, — подтвердил господин Сяшань, — будем есть и пить без опаски! Что ещё хотели бы узнать молодые господа?       Больше всего Юйцзиню хотелось бы узнать, куда, собственно, они направляются и каковы дальнейшие планы этого странного человека; но впрямую показывать своё беспокойство было бы достойно труса, а не отважного путешественника.       — Я бы хотел взглянуть на ваших гребцов, — нашёлся осторожный Цзинжуй.       Господин Сяшань усмехнулся.       — Это несколько затруднительно, — сказал он, — ведь они под водой. Но если хотите, мы их позовём.       — …иди, — тихо договорил Линь Шу. — Тебе и правда нужен отдых.       Вэй Ин устало потёр глаза и поднялся с циновки.       — Окажи мне любезность, друг: когда я вернусь, я хочу найти это тело не похожим на заморенную лошадь. Дай ему поспать и поесть.       — Даже выпить дам, если А-Чэнь разрешит, — пообещал Линь Шу и проводил Вэй Ина взглядом: тропка уходила во тьму и через несколько шагов полностью там терялась. Вэй Ин, всегда такой быстрый и порывистый, шёл по ней в этот раз медленной, неуверенной походкой, будто вернулись те дни, когда мы только учились ходить… и был как никогда похож на Сюань-У, Северного Стража, разве что не босой, а в сапогах.       Линь Шу улыбнулся ему вслед. Кто бы сказал мне раньше, что привидения тоже носят обувь!       Кто бы мне вообще сказал хоть что-нибудь о привидениях…       Гун Юй на пороге комнаты сидела на коленях и смотрела в пол. Руки сжимали флейту — готова, как всегда.       — Позовём его не раньше чем завтра утром, — распорядился Линь Шу, — до тех пор ты свободна.       — Да, глава, — отозвалась она и поклонилась. — Если я вам понадоблюсь…       — Я знаю, — сказал Линь Шу. Он и вправду знал: вернётся в свою комнату и будет ждать, как ждёт сейчас. Как сердился Вэй Ин, что из всех людей нашего мира только у этой певички обнаружились нужные способности! и как быстро она перестала быть для нас просто случайной певичкой.       Гун Юй исчезла за дверью. Предупреждать её об осторожности не было нужды: она и сама постарается не попадаться гостям на глаза.       Будь это кто-нибудь другой, можно было бы ещё поговорить, а не отсылать так быстро.       Он заставлял себя не спешить, хотя ноги срывались на быстрый шаг. Я должен бы сам! не подпустил бы лекаря, сам бы всё сделал… я когда-то неплохо умел перевязывать, матушка ещё смеялась, что мне бы в лекари пойти, а не…       Он совершенно не помнил Чжэнь Пина в лицо. Знал только имя, выучил наизусть все имена, которые смогли припомнить уцелевшие солдаты. Что ж, вопрос получился удачным: молодой Ша оценил проверку. Если ты пришёл с просьбой к главе Мэю, не лукавь и отвечай честно; а глава уж сам разберётся, что делать с полученными сведениями и бояться ли их. Знал бы этот молодой Ша, что Линь Шу просто не смог бы удержаться от вопроса, услышав знакомое имя, — просто сорвался, плюнув на все здравые смыслы.       Теперь нужно было подождать, пока лекарь Янь промоет и перевяжет раны Чжэнь Пина и даст ему успокаивающего вина с травами; Линь Чэнь величественно сообщил, что такое пустяковое дело можно доверить и Янь-дайфу, а у него самого есть дело поважнее и поинтереснее, — и отправился на охоту. Чжэнь Пина притащили на корабль под руки и устроили в самой тёплой комнате первого трюма; сам Линь Шу не пожалел бы для него лучших покоев в доме, но безопасность есть безопасность — кто знает, какой «хвост» потянется за этим беднягой с берега и с кем он ещё успел поссориться. Ли Ган тоже мало знал Чжэнь Пина по прошлой жизни, но слышал о его неуступчивом и гордом нраве; нелегко, должно быть, такому человеку оказаться беглецом и во всём зависеть от милостей случайных хозяев… но всё же легче, чем каторга или казнь. Мысли сделали полный круг. Как же мне самому повезло с помощниками!..       Пора.       Он встал со скамьи и едва не свалился обратно. Вэй Ин был прав: тело тоже вымоталось, будто разгружало тяжеленные тюки из обоих трюмов. Повелевать мертвецом, не пользуясь флейтой или другим артефактом, даже печатями не пользуясь, чтоб не выдать себя, — задуманное получилось, но пришлось выжать все силы до капельки и из души, и из тела. Не будь Линь Чэнь занят своей охотой, уложил бы меня в постель дня на три… не будь здесь Чжэнь Пина, я бы и сам улёгся, без уговоров.       Надо было идти. Надо было решать.       Всё что можно узнать за ночь и утро, они узнали. Совсем немного: о брате Бэйфань Жэне в Шаунча отзывались как о великолепном мечнике, который настолько хорош, что работает в одиночку, но недоверчивый глава Ша Пао вечно приставлял к нему подручных — скорее, соглядатаев. В братстве Чжэнь Пина любили — во всяком случае, те пятеро, что были на площади, готовы были за него идти на риск, наплевав на успешную и выгодную службу в городской страже. Если и впрямь сменить их главу — а это будет несложно, всего-то немного помочь и слегка подтолкнуть, дальше само покатится, — если главой братства станет молодой Ша, Чжэнь Пин сможет вернуться туда и жить спокойно и беззаботно, насколько бывает спокойно и беззаботно в цзянху. Разве что будет иногда со страхом и недоумением вспоминать загадочную историю, как почтенный монах избавил его от ложного обвинения… и не будет вспоминать об Армии Чиянь и перевале Мэйлин. Надо опять решать за другого.       Помнить и дать мести управлять твоей жизнью? или жить дальше, как можешь, и похоронить свою память?       За прошедшие двенадцать лет Линь Шу и Вэй Ин — кратко говоря, Мэй Чансу, — встречали и тех, и других. Вэй Чжэн до хрипоты спорил всякий раз, чтобы переговоры с найденными выжившими поручали ему: «так безопаснее! вам, молодой командующий, нельзя рисковать!» После того, как в их рядах появился старшина Ли — верный, как боевой конь, Ли Ган, — многие разговоры и опознания стали его делом. Но ни разу, ни одного раза Мэй Чансу не оставался в стороне! даже когда не показывался въявь, скрываясь за ширмами или за дверью.       Он просто не мог не посмотреть на тех, кому тоже повезло уцелеть. Желание увидеть выживших братьев было сильнее любого голода. Даже Линь Чэнь хоть и не сразу, но перестал спорить и признал, что у «главы Мэя» верный глаз и хорошее чутьё… как будто для главы Мэя всё дело было в вербовке новых бойцов в союз Цзянцзо!       К Чжэнь Пину он хотел пойти сам. Один.       Лестница показалась бесконечной, как путь в диюй. В трюмном коридоре было светло — бортовые люки были распахнуты. Перед дверью в комнату Чжэнь Пина, как и подобает, стоял на страже один из братьев; коротко поклонился главе, доложил вполголоса, что лекарь Янь сделал свою работу, раненый теперь отдыхает, ничего не просил и ни о чём не спрашивал.       Линь Шу жестом отослал его и отворил дверь.       Постель была устроена на широкой лавке под распахнутым окном. Чжэнь Пин лежал, приподнявшись на локте, словно вслушивался в звуки на корабле и всматривался в реку вокруг корабля; при появлении незнакомого господина он сел, опираясь на руку, и поклонился военным поклоном. Сквозь рукава и полураспахнутый ворот рубашки виднелись бинты и подушечки компрессов под бинтами; губы растрескались и распухли. Тёмные глаза смотрели настороженно, как у пойманной птицы.       Как же жаль, что я не знал его раньше…       — Ты знаешь, почему ты здесь? — спросил Линь Шу, когда смог говорить.       — Мне сказали, что теперь я ваш, — хрипловато, сорванным голосом, но совершенно спокойно ответил Чжэнь Пин.       — Кто сказал?       — Мои братья на площади.       — Достойные люди, — искренне похвалил Линь Шу. — Они готовы были на самые отчаянные меры, чтобы спасти тебя.       — Но им не под силу поднять убитого и пригласить его на суд, — выдохнул Чжэнь Пин. На Линь Шу он больше не смотрел, словно ему хватило одного взгляда.       — Это проще, чем вступать в бой со стражей и с бандой Хуньсэ Бэньдай, — бросил Линь Шу, будто сам каждый день без труда пользовался подобной магией. — Почтенный настоятель…       — …почтенный настоятель Инь никогда прежде не показывал народу таких чудес, — возразил Чжэнь Пин. — Недостойный не стоит подобных усилий.       — Это смотря кто оценивает, — совсем тихо сказал Линь Шу. — Пожалуйста, ложись и ничего не бойся. Я пришёл поговорить, а не требовать платы.       У Чжэнь Пина и в самом деле подломилась рука; он уронил голову на валик, глядя куда-то мимо своего нового хозяина.       — Ша Вэйюань просил за тебя, — продолжал Линь Шу; он так и стоял в дверях, на расстоянии трёх шагов. Подойти ближе не получалось. — Я обещал, что не дам тебя казнить, при одном условии: братство Шаунча больше тебе не господа. Ты и так отработал им больше, чем был должен.       — Я был должен много, — возразил Чжэнь Пин и вдруг вцепился глазами в лицо Линь Шу. — Не всякий согласится укрывать изменника, осуждённого на смерть.       — Не всякий, — кивнул Линь Шу, — честь им и хвала. Но теперь ваши счёты позади. Теперь у тебя есть выбор.       Горькая усмешка легла на распухшие губы Чжэнь Пина.       — Какой же?       — Ты можешь уйти из цзянху, — выговорил Линь Шу как мог бесстрастно. — Я дам тебе денег достаточно, чтобы ты мог жить в тихом спокойном месте и ничего не опасаться. Прошло столько лет, вряд ли тебя кто-то ещё разыскивает.       — Или? — с той же усмешкой спросил Чжэнь Пин.       — Или можешь остаться и служить мне, — договорил Линь Шу. — Мое имя Мэй Чансу, и я…       — Я знаю, кто вы, — перебил Чжэнь Пин и снова сел на постели. — Вы в самом деле хотите, чтобы я вам служил?       — Мне сказали, что ты хороший боец. — Про себя же Линь Шу отметил, что один важный вопрос так и не был задан: почему вы захотели спасти меня? и почему рискуете теперь? ну или что-то вроде того.       — Был, — сказал Чжэнь Пин, — и, надеюсь, снова буду, когда рёбра заживут. Я не подведу вас, — он помедлил и чётко договорил: — глава Мэй. Я отработаю вам за моё спасение.       Кажется, я что-то упускаю, тревожно сделал вывод Линь Шу и впервые пожалел, что разговаривает с прежним соратником один на один. Был бы здесь Вэй Ин, а ещё лучше Линь Чэнь…       — Тогда мы договорились, — вслух сказал он. — Отдыхай пока. Торопиться некуда.       Чжэнь Пин поклонился ему так низко, что волосы упали на лицо.       Из коридора, затворяя дверь, Линь Шу посмотрел снова: Чжэнь Пин лежал ничком, прижав забинтованную ладонь к лицу.       У лестницы главу Мэя поджидал ещё один подчинённый — на сей раз из корабельной команды; их легко было отличить по намотанным на голове платкам, вытканным женщинами го-у.       — Господина Су ждёт господин Линь.       И верно: охота тоже должна была уже закончиться.       По лестнице пришлось карабкаться самому. Вот где, спрашивается, Фэй Лю, когда он так нужен?! да известно же где — на самой верхушке одной из мачт, и не слезет, пока многоуважаемый господин Линь одаривает нас своим присутствием.       Он перевёл дыхание, поднявшись. Господин Линь тоже мог бы помочь! но господин Линь истинный друг и не унизит гордую душу подопечного своей жалостью и назойливой заботой.       Этот господин Линь — в обличьи господина Сяшаня — расположился в лучшем зале на первом этаже Водного Дома, под резным панно, изображавшим драконов в волнах матери-Хуанхэ, и угощал там поздним завтраком двух молодых господ из лучших семей столицы. Стол ломился от подносов, чашек и блюд с фруктами, цукатами, орехами и традиционными рисовыми шариками-цзунцзы в тростниковых листьях. Прислуживал терпеливый Ли Ган; господин Сяшань вальяжно полулежал на лучшем месте, обмахиваясь веером, а молодые господа сидели напротив него, прямые и напряжённые, как в школе перед наказанием.       Линь Шу помедлил на пороге, всматриваясь, — Юйцзиня он оценил ещё на Тополином острове, а вот Цзинжуя видел впервые за тринадцать лет. От смешного, застенчивого и серьёзного мальчишки остался только наклон головы: будто юноша вечно прислушивается; разворот плеч и уверенная осанка казались чужими и слишком взрослыми — особенно рядом с расхлябанным дурашливым Юйцзинем… впрочем, сейчас и этого шалопая никто не назвал бы расхлябанным: меч он держал как нужно — чуть вынеся руку вперёд.       Цзинжуй обернулся, почувствовав взгляд, и сделал попытку встать.       — А вот и наш хозяин, — громогласно сообщил господин Линь Чэнь, — вам чаю или вина, глава Мэй?       Даже после полуночи совершенно невозможно оказалось уснуть. В раздвинутое окно влетал нежный ночной ветерок, одуряюще пахло магнолиями, шитые занавеси колыхались, как платья у вышколенных танцовщиц; комната была тёплая, без намёка на речную сырость, постель — из лучшего северного льна, выбеленного до серебряного блеска. Свеча догорела, и только луна кротко заглядывала сквозь занавеси: добрая Небесная Ткачиха беспокоилась, спят ли гости.       Гости не спали; по крайней мере, один гость. Юйцзинь ворочался с боку на бок, заново пересматривая как наяву все события дня и вечера. Не будь он таким воспитанным и учтивым, вообще бы не отправился спать! ведь до чего же красив был разукрашенный праздничными огнями и струями фейерверков Ланчжоу, если смотреть на него с воды, почти с середины реки, откуда весь город как на ладони… а ведь если ещё и подняться на мачту, как тот нелюдимка — Фей Лю, кажется, его называли…       Господин Мэй — то есть, вернее, господин Су, — снова показал себя прекрасным хозяином, уж куда лучше этого странного господина Сяшаня, который перепугал их до полусмерти, предложив вызвать из-под воды каких-то утопленников. Кротко посмеялся: «мой почтенный друг шутит! наши гребцы вполне живые и здоровые люди, весьма довольные своей работой», — выпил чашечку душистого чая, глядя, как приободрившиеся гости угощаются вином, и не просто каким-то там вином, а сёнхуанцзю! Поулыбался рассказу Цзинжуя о ночном потопе и затопленном шатре; мягким жестом прервал их хоровые извинения за вторжение в дом — «мне лишь жаль, что я не был там и не мог принять молодых господ как подобает». Юйцзинь делал самое серьёзное лицо, какое только мог сделать, и старательно изображал, что тоже видит господина Су впервые в жизни: просто грех было бы ставить такого любезного человека в неловкое положение и заставлять снова просить прощения за то, что покинул гостя на Тополином острове в столь ранний час, — тем более что теперь-то было понятно, куда и почему господин Су так торопился: должно быть, ему передали, что молодой Ша хочет видеть его по срочному делу! По временам Юйцзиню казалось, что всё странное и диковинное было сном, а на самом деле они просто гостят в имении у приятного и хорошо воспитанного учёного, с которым познакомились в дороге, как часто случается; но потом он смотрел на господина Сяшаня (тот и не подумал уйти!), на старшину Ли, на реку вокруг и на юнца в синем на верхушке самой высокой мачты — и вспоминал клеймёные лица «рыбаков», и тяжёлую походку мертвеца на главной городской площади, и благоговейный ужас в голосе молодого Ша: «так вот почему ваша лодка плавает без весла и паруса»… — и шутка странного господина Сяшаня уже не казалась такой уж шуткой.       Господин Су перехватил его взгляд и вежливо осведомился, не желают ли гости осмотреть дом. Гости желали этого больше всего на свете.       Они посетили несколько комнат, убранных со сдержанной утончённой роскошью; Цзинжуй, улучив удобный случай, шепнул Юйцзиню, что теперь совсем по-другому вспоминает рассказ о доме на Тополином острове — то-то же! В одной из комнат на полу был расстелен ковёр из превосходно выделанных мехов, и Юйцзинь уже открыл рот, чтобы от всей души поблагодарить господина Су за подсказку про драгоценную рысью шкурку — но тут же вспомнил своё обещание и промолчал. Господин Су тоже вёл себя так, словно они встретились впервые; и уж совсем непроницаемо держался «кавалерист», будто никогда и не вёл лошадь Юйцзиня в поводу, — правда, приостановился, когда Цзинжуй упомянул, что лошадей пришлось отослать на постой в предместье. Господин Сяшань откровенно зевал при осмотре и лишь по временам вставлял замечания в стиле «такую бумагу делают только на юге Шаньдуна, она одновременно плотная и почти прозрачная, не пропускает воду и отлично подходит для стен»; Юйцзинь долго не мог взять в толк, чего ради этот странный человек таскается за ними и скучает, — пока не заметил, как ловко тот поддерживает временами господина Су за локоть, когда старшины Ли не случалось поблизости. Впрочем, вскоре господин Сяшань заприметил синее пятно на верхушке мачты, гневно воскликнул «негодный мальчишка!» и не столько влез, сколько взлетел на эту самую мачту — дальше погоня шла по рее, по канатам, по скату паруса, потом по второй мачте, а потом Юйцзиню надоело смотреть. Хорошо, конечно, что мы не попытались от этого господина удрать по крышам!       Куда больше его занимал вид на город… и потешали осторожные маневры Цзинжуя, разрывавшегося между желанием во всём признаться до конца («Мы подслушали ваш разговор с молодым Ша, господин Мэй») и надеждой остаться на этом прекрасном корабле на ночь, а то и на две-три — до конца праздника.       Господин Су милостиво облегчил им задачу. Когда они стояли у борта и любовались видом на оживлённую праздничную набережную, он со вздохом сказал:       — Вечером город с реки кажется истинным обиталищем небожителей. Если молодые господа пожелают… правда, боюсь, они не найдут на борту таких удобств, как в лучших гостиницах Ланчжоу…       Они с Цзинжуем запротестовали хором и вполне искренне. Им неловко затруднять господина; что же до удобств, то по роскоши и уюту этот дом на корабле может затмить многие дома в самой столице!       — Поверю вам на слово, — сказал на это господин Су, — я никогда не бывал в славной столице Великой Лян.       — Неужели?! — воскликнул Цзинжуй. — Как такое возможно?!       — Я всего лишь простолюдин, занятый мелкими каждодневными делами, — скромно улыбнулся господин Су. Было невозможно поверить, что те же губы совсем недавно произнесли «изложите ваше дело» в разговоре с молодым Ша. — Иногда я позволяю себе недолго помечтать… но быстро возвращаюсь с небес на землю.       Юйцзинь невольно бросил взгляд в небеса — точнее, на мачту. Господин Сяшань и юнец в синем мирно сидели на верхнем рее и, кажется, что-то ели.       — Это мой слуга и телохранитель Фэй Лю, — пояснил господин Су, перехватив его взгляд, — бедный мальчик, душа его повреждена, хотя тело отличается силой и ловкостью. У вас ещё будет случай поговорить с ним, если пожелаете, хотя он и побаивается чужаков.       Они вежливо поблагодарили, обрадованные обещанным продолжением знакомства и гостеприимства.       — Глава Мэй, — не выдержал всё-таки Цзинжуй, который любил расставлять всё по местам, — вы живёте на этом корабле? Тогда кому же принадлежит тот дом, в который мы вчера так неучтиво вломились? Господин Сяшань сказал…       — Сяшань? — переспросил господин Су и вежливо сдержал смех. — На самом деле, тот дом принадлежит союзу Цзянцзо. Там собираются старшины, чтобы решать текущие дела, к тому же там хранится вся канцелярия и архив. Там же останавливаются приезжие, которым нужно с нами что-нибудь обсудить. Я тоже иногда ночую там, когда у меня есть дела в Ланчжоу… и именно поэтому я прошу вас быть моими гостями здесь, а не там. Здесь моё личное владение, в котором я отдыхаю и могу быть самим собой; там же — там я всегда только Мэй Чансу, глава союза Цзянцзо. — И с улыбкой добавил: — К тому же, отсюда будет гораздо лучше видно всё соревнование лодок.       — Несомненно, — заметил, окончательно осмелев, Юйцзинь, — если только не считать начального ритуала, который проходит накануне на улицах города.       — Кто вам сказал, что мы его не увидим? — поднял брови господин Су. — Обещаю молодым господам, что ни одна важная деталь этого прекрасного праздника не ускользнёт от нашего взора.       — Но… — удивлённо начал Цзинжуй.       — Позвольте мне пока оставить мои намерения в тайне, — с поклоном попросил господин Су. — А пока… Обед подадут через час. — Гости запротестовали хором: за недавним вторым завтраком они наелись на целый день! — Молодые господа очень добры. Ли Ган покажет вам ваши комнаты.       При всей мягкости господина Су его слова равнялись приказу. Гости откланялись и последовали за «кавалеристом» в дом.       Со ступеней Юйцзинь оглянулся. Господин Су и его странный друг стояли у мачты и о чём-то разговаривали, а юнец в синем у них над головами висел на угловой рее паруса, как обезьянка на ветке.       Они с Цзинжуем в два голоса уговорили «кавалериста», что им вполне хватит одной комнаты на двоих… да ещё такой комнаты, куда и шестерых можно бы поселить. Каким же удовольствием стало наконец-то залезть в бочку и отмыться в душистой горячей воде от всех предыдущих дней! Обед оказался тоже выше всяких похвал; на беду, уже к десерту Юйцзинь уловил с палубы смутные звуки флейты и дальше уже только вслушивался и крутил головой, не замечая, что именно ест и пьёт. Флейтистка, однако, так и не появилась на виду, и хотя ему (да и Цзинжую тоже, кажется!) упорно грезилась фигурка «ирисовой девушки» с балкона, спросить у господина Су про эту незнакомку он не осмелился. При всей мягкости господина и его подчёркнутой скромности с ним не очень-то получалось болтать!       А вечерний Ланчжоу с реки был и вправду необычайно красив, и они любовались им, пока не продрогли. Господин Су проводил их до двери, мягко попенял, что гости устроились так по-походному, и напомнил, что завтра в полдень они отправятся смотреть первый ритуал лодочников. Старшина Ли ещё раз спросил, не нужно ли молодым господам чего-нибудь, и тоже откланялся.       Юйцзинь был уверен, что уснёт едва положит голову на валик… не тут-то было. Ночь перевалила на вторую половину, а он всё ворочался на роскошной тёплой постели и даже не думал о сне.       Цзинжуй напротив завозился тоже и сел, закутанный в одеяло.       — Не спишь? — шёпотом окликнул Юйцзинь. Это было их обычаем ещё с детства и осталось нерушимым во всех странствиях: после шумного дня обмениваться впечатлениями. — Вот скажи, ты веришь всё-таки, что им служат всякие утопленники и оборотни?       — Не знаю, — устало отозвался Цзинжуй; должно быть, его донимали те же самые мысли. — Эти люди странные… и корабль у них странный… но я не чувствую здесь опасности. Должно быть, мы просто не всё знаем, вот и строим всякие дикие догадки; а глава Мэй всего лишь шутил.       — Ну да, — фыркнул Юйцзинь, — и господин Спустившийся-с-гор-Чэнь тоже шутил. Ты видел, к слову, как он двигается?! я думал, такое только генерал Мэн умеет!       Оба хмыкнули хором, представив себе сурового главнокомандующего гвардии прыгающим по мачтам с каким-то юнцом.       — А всё-таки, — снова заговорил Юйцзинь о том, что не давало ему покоя, — всё-таки откуда здесь взялся почтенный настоятель Инь-шифу? Ведь молодой Ша только вчера обратился к главе Мэю за помощью, когда же они успели привезти сюда настоятеля? От Ланчжоу до столицы путь неблизкий! разве что им служат ещё и летающие драконы!       — Может быть, настоятель был где-то поблизости, — предположил Цзинжуй, — он часто путешествует по всяким монашеским обителям. Цзинь-гэ, знаешь, нам ведь нельзя будет рассказывать в столице про все эти чудеса. Нас же просто засмеют.       Юйцзинь обиделся. Да, возможно, его историям не всегда верили — но уж смеяться-то точно никто не смел!       — Лучше скажи, — попросил он Цзинжуя, снова возвращаясь мыслями на площадь, — ты ведь больше меня понимаешь в делах цзянху, скажи: получается, теперь этот Северянин должен служить главе Мэю? А если он захочет вернуться к молодому Ша?       — Откуда же мне знать, — не сразу ответил Цзинжуй. — В цзянху такой долг — дело важное. Но глава Мэй, если захочет, может его отпустить.       — Тогда всё в порядке, — облегчённо вздохнул Юйцзинь, — глава Мэй не кажется жестоким человеком. Может, служить ему и не так уж плохо, а?.. Мне не терпится посмотреть, чем он обещал удивить нас завтра! Наверняка он купил окно в каком-нибудь доме на главной улице, как ты думаешь?       — Такие расходы ради обычной праздничной процессии, — возразил бережливый Цзинжуй. — Ты знаешь, сколько стоит в праздник такое окно, откуда видно всё лодочное шествие?       — Уж не дороже этого корабля со всеми его занавесями и винами, — возразил Юйцзинь и на этих словах наконец почувствовал, что его глаза начинают слипаться.       Цзинжуй ответил что-то, потом прислушался и громко пожелал хороших снов.       Юйцзинь прислушался тоже из последних сил: нет, ничего, это просто вода плескалась под днищем и носом судна…