Toxicity

После того как Смешарик нашел какое-то подобие лома и помог нам разжать двери тамбура, мы наконец оказались на улице и двинулись в сторону вокзала. Дышать в первые секунды стало как-то легче. В пустой электричке воздух сжималось гулким эхом. Без света, без стука колес, без посапывающих дедуль и вечношелестящих чем-то пенсионерок пространство казалось мертвым. Платформу же заливал желтый фонарный свет, который выхватывал из тени асфальтовое покрытие, участки кованых заборчиков и кустов. На первый взгляд могло показаться, что это обычный вечерний Питер. Но вот где-то в глубине послышались звуки. Я начал вглядываться в темноту, и она стала наступать. Не физически, в голове. Я рефлекторно дернул плечами и перевел взгляд на своих случайных спутников. Кирилл рассказывал про то, как они с друзьями договорились встретиться здесь, чтобы беспрепятственно обследовать вымершие на одну ночь строения и улицы. Я прослушал, зачем они собирались это делать, но подумал, что это не слишком разумный план. В любом случае, его друзей что-то задержало в области, и он остался здесь один. Не было видно, чтобы парень по этому поводу сильно парился. Похоже, он вообще не воспринимал судную ночь как что-то сильно угрожающее. И это было странно. Но я все равно поддержал его рассказ, говоря, что, как и его друзья, не смог пересечь «границу», хоть и собирался в обратном направлении. Майлз же воздержался от рассказа о том, как он оказался один в электричке. Он вообще почти ничего не говорил, сдержанно реагировал на бурную жестикуляцию нашего спасителя. Я попытался рассмотреть его лицо, уловить мимику в свете очередного фонаря. Понял, что он старше, чем мне показалось на первый взгляд, но лицо какое-то кукольное. Меня и самого нельзя назвать эталоном брутальности, но даже на моем фоне он выглядел «сладким» мальчиком, хоть и пытался добавить образу жесткости жестами, походкой, черной кожаной курткой. Обойдя электричку, мы направились в сторону главной платформы. Смешарик говорил, почти не переставая. Он рассказывал что-то про вокзал, про то, как они планировали облазить грузовые тоннели, что проходят прямо под зданием. Помню, я что-то слышал про историческую ценность Витебского вокзала. Отсюда шла дорога до Царского села еще во времени Николая I, но меня такие вещи не особенно интересовали. Лазить по тоннелям, подвалам и крышам — это не мое. Мы шли по платформе для поездов дальнего следования. Ветер гнал перед нами обертку от гамбургера. Казалось бы, незначительная деталь, но сейчас даже она заставляла лишний раз нервничать и дергаться от каждого звука. Металлические своды над головой казались в этой ситуации какими-то гротескными, зловещими. Я и раньше ловил себя на мысли, что они со своими коваными цветами и частыми заклепками напоминают сцену из какого-нибудь фильма по роману Агаты Кристи. Еще эти висящие под самым потолком старинные часы, по которым какой-нибудь современный Эркюль Пуаро мог бы установить время смерти. Надеюсь, не моей смерти. Под пиздеж Смешарика мы прошли мимо наглухо запечатанных газетных киосков и оказались в атриуме вокзала. Через стёкла на потолке можно было увидеть чернеющее небо. В центре зала — снова старинные часы. Девять двадцать шесть. До конца локального ада на земле — одиннадцать часов и тридцать четыре минуты. Кирилл первым ступил на один из «мостиков», которые связывают атриум и кассовый зал второго этажа. Под этими мостиками — проход высотой несколько метров. Я успел только увидеть, как он, ухватившись за деревянные перила, перемахнул через середину кованого ограждения этого узкого мостика и скрылся из вида. Мы с Майлзом ринулись вперед. Перевесившись через перила атриума, мы увидели, что Кирилл висит на руках, держась за основание мостика. Он запрокинул голову, стараясь стряхнуть отросшую челку, и сквозь зубы прошипел: «Прячьтесь, нахуй!». Переспрашивать не пришлось. Мы и сами услышали приближающиеся голоса со стороны касс. Страх прокатился по спине холодящей волной. Я посмотрел в испуганное лицо Майлза и сделал единственное, что пришло мне в голову: почти за шкирку толкнул его через перекрытый спуск на узенькую винтовую лестницу прямо рядом с мостиком, на котором висел Кирилл. Благо Майлз не мешкал, перелез и почти сполз на несколько ступенек вниз. Я повторил его трюк и затаил дыхание. В тот самый момент, когда пол оказался на уровне моих глаз, первая пара ног показалась на следующем от нас мостике. Их было девять. Девять человек в дешевых спортивных костюмах. Некоторые — в солнечных очках. Коротко остриженные или полностью бритые. С битами и цепями. Они шли на перрон нестройной толпой. Перекрикивались и переругивались. Кто-то курил, скидывая пепел под ноги. Вот кто точно в эту ночь не боится ничего. Последним шел, кажется, тот самый парень, который чуть было не запалил нас в вагоне. Он тихо ступал по кафельному полу и крутил головой по сторонам. И это не было признаком страха. Это была осмотрительность, присущая главарям. Мы прождали в образовавшейся гулкой тишине еще с минуту, после чего Смешарик тихо спросил: «Ушли?». Майлз хриплым шепотом ответил ему: «Да». И это была команда, чтобы Кирилл чуть качнулся ногами вперед, а потом просто разжал пальцы. Я в ужасе представил, какой сейчас будет грохот, как быстро вернутся те гопники с района и как больно будет получать битой по голове. Вместо этого я увидел, как парень ловко сжался в комок и практически беззвучно опустился на пол, сделав сальто назад. Уже через секунду он легко поднялся с корточек и обернулся, обнажая довольную улыбку. Даже когда мы с Майлзом спустились по винтовой лестнице к нему, я не мог справиться с эмоциями. — Блядь, что это было?! — я похлопал его по плечу, не в силах скрыть восторг. — Я же говорю, паркур, — он снова растянул лыбу, и я только теперь увидел, что у него нет одного из передних зубов. — Это тоже паркур? — усмехнулся Майлз, тоже заметив и махнув рукой в сторону лица Кирилла. — Не, это мы пиво с пацанами неудачно попили, — ничуть не смутился парень. — Кстати, вы куда вообще путь держите? Боковым зрением я отметил, как Майлз опустил голову. Видимо, снова решил воздержаться от ответа. — Меня однокурсники на вечерину в каком-то баре звали, — сказал я. — Раз уж домой не попал, думал, туда податься, — получилось скорее обреченно, чем радостно. В голове сразу картинкой всплыли родители и брат. Мне пришлось соврать им, что я остался у друзей. Скинул смс-ку брату, пока Смешарик искал, чем открыть дверь вагона. Обманывать не хотелось, но и заставлять волноваться — тоже. — А что, вечеринка — это круто! Я бы тоже пошел! — постарался приободрить меня Кирилл. — Если можно, конечно! — он улыбнулся, совсем бесхитростно и открыто. — Да, без проблем! — также искренне обрадовался я. При мысли о том, что в такую ночь придется перемещаться по городу в одиночку, волосы шевелились где только можно. — Пойдешь с нами? — я перевел взгляд на Майлза. Он поднял голову и буквально просиял. Будто я его и правда на свидание пригласил, а он только этого и ждал. Это выглядело слегка забавно. Почти восторг, чистые эмоции, которые он почти тут же попытался спрятать под маской небрежного безразличия. — Да, в принципе, можно, — протянул он, делая вид, что это одолжение с его стороны. Я никак не стал это комментировать. Просто ухмыльнулся про себя. Пройдя по коридору вдоль первого этажа, мы оказались в зале ожидания с колоннами и массивными двусторонними деревянными скамейками со спинками. Этот зал и при полностью включенном свете нельзя назвать сколько-нибудь уютным, а сейчас это место наводило какой-то бесконтрольный страх. Да что уж там! В эту ночь любое место могло вызывать ужас. Особенно у тех, кто не обзавелся оружием, кто не владел какими-нибудь спортивными навыками, кто не мог себя хоть как-то защитить. Мы втроем переглянулись, Кирюха вопросительно кивнул в сторону выхода из вокзала. Чтобы до него добраться, нам нужно было преодолеть весь зал, подсвеченный лишь редкими аварийными лампами. Я неуверенно кивнул, и мы двинулись в темноту вдоль ближней стены. Когда мы были практически на середине пути, рядом со мной раздался шум. Майлз крепко выругался. Я обернулся и понял, что он споткнулся об отклеивающуюся плитку. Я успел сделать еще пару шагов, как заметил какое-то движение на одной из скамеек в центре. Зал мгновенно наполнился невнятными звуками: бормотание, шебуршания, звон упавшей бутылки, которая с эхом покатилась по кафельному полу. Мы трое замерли. Кирюха неосознанно занял стойку, готовый рвануть в любой момент. Когда этот невнятный ком, наконец, встал на ноги, мы поняли, что это человек. Грязный и явно нетрезвый. Судя по интонации, он ругался, но слов было не разобрать. Я вслушался, и мне показалось, что говорит он не по-русски. Никто из нас троих не шевелился. Ровно до того момента, пока этот элемент нас не заметил. Казалось, он не с первого раза сфокусировался, но, как только объекты были идентифицированы, он неуверенно пошел в нашу сторону, эмоционально выкрикивая какие-то случайные наборы звуков. — Слышь, уебище! Иди проспись! — первым опомнился Кирюха. Он просто пошел дальше, игнорируя любые выпады. Мы с Майлзом двинулись за ним, хотя я и продолжал коситься в сторону источника звука. — Я — казах! — пронеслось нам в спины, когда мы уже подходили к дверям. Я рефлекторно обернулся, и мой взгляд упал на силуэт распахнутых крыльев. Двуглавый орел, символ уходящей эпохи. Он возвышался над вестибюлем, взмывая на фоне огромных стеклянных окон и будто пытаясь дотянуться до больших вокзальных часов, как если бы он мог как-то повлиять на время, повернуть его вспять, прочь от этого кровавого эксперимента. Возможно, поэтому партия, которая так рьяно выступала против судной ночи, выбрала своим талисманом именно птицу. Только не орла. Голубя. Как символ мира и свободы. Свободы от этих жестоких правил, от неоправданной агрессии, от прямого призыва браться за оружие. — Опа! — глухой возглас Смешарика выдернул меня из размышлений. Часы над орлом показывали девять тридцать восемь. Я подошел к двери и встал за спиной парня. Сквозь стеклянные проемы можно было увидеть, как мимо нас по Загородной проезжает военная техника. Она двигалась стройной колонной в сторону Технологического института. На борту каждого БТРа красовался нарисованный тигр в прыжке — символ судной ночи и той самой партии, которая активно продвигала эту инициативу. Чтобы лишний раз продемонстрировать свое превосходство, они даже запустили накануне специальный рекламный ролик, на котором рисованный тигр в клочья разрывает голубя. — Откуда их столько? — завороженный зрелищем, пробормотал Кирилл. — Тут через дом — воинская часть, — подал голос Майлз. Он стоял у соседней двери и также неотрывно смотрел на проезжающий мимо парад. Свет уличных фонарей освещал его лицо. Меж бровей залегла глубокая складка. С таким выражением лица он казался слишком задумчивым, обреченным и даже по-настоящему злым для заносчивого, мелкого пиздюка. — Так может, власти одумались и начали защищать город от погромов? — высказал Кирилл с надеждой в голосе. — Э нет… — как-то совсем по-взрослому ответил Майлз. — Тигры никого защищать не будут…