Серые дни. Темные ночи. Цветные сны.

Мы зашли внутрь, и я закашлялся от пыльного, влажного воздуха, больше похожего на плотную марлю. Мужчина трусливо убежал наверх по лестнице, а я сотворил пистолет-шприц. Ну, теперь только попадись мне. Сэм заинтересовался разным антиквариатом, стоявшим вдоль стен: ссохшаяся коричневая мумия скукожилась в стеклянном гробу; на полках – медные тусклые тарелки, кувшины; огромный итальянский сундук «кассоне» занял весь правый угол, как натуральный гроб, с живописным панно вдоль корпуса. Потрепанный временем ковер на полу истончился, открыв основу из спрессованного асбеста. Пока мы настороженно осматривались, деревянный пол с натугой скрипел под ногами. – Эх, красота, – завистливо проговорил Сэм, хотел было пошуровать в ящике со столовым серебром, но, заметив мой неодобрительный взгляд, убрал руки в карманы. – Идем. Быстрее закончим – быстрее отсюда уйдем. Не нравится мне это место. Вдоль лестницы разместились почетные грамоты, с фотографий смотрели счастливые люди, я приметил даже несколько кубков за первые места по университетской гребле. С виду все было нормальным, обычным, однако сам дом ощутимо нес свой угнетающий дух, как старики влачат усталость, дряхлость и боль. Перила под рукой – в толстом слое пыли, на больших часах с боем стрелки замерли в одном положении, а окна кто-то замазал черным аэрозолем. Как здесь вообще можно было жить? На втором этаже словно поработали вандалы. Везде сломанная мебель, черепки от разбитой вазы, разорванные на лоскуты тряпки. На стене розовым баллончиком написали «Вы не видели нашу свинку?» Что бы это могло значить? Мужчина далеко не убежал, спрятавшись возле раскуроченного фортепиано: ножки отломали, клавиши выдрали, а на половых досках расползлась мокрая пушистая плесень. Из-под нижних педалей виднелись копошащиеся черные блестящие гусеницы, перебирающие тысячей маленьких ножек. Маньяк уткнулся в колени, его плечи дрожали, а сам он всхлипывал и размазывал текущие из носа сопли рукавом. – Хэй, рохля, – позвал его Сэм, брезгливо морщась, когда тот высоко провыл. – Бля, Артур, коли его, и сваливаем. Я склонился к несчастному, схватил за подбородок и заставил смотреть на себя. Его влажные щеки скользили под моими пальцами, он моргнул через запотевшие стекла очков. – Как тебя зовут? – Роб, – шмыгнул он носом. – Откуда ты, Роб? – стараясь говорить мягко, но настойчиво, я пытался облегчить полицейским розыск этого запуганного до смерти типа. – Канзас, но родился в Огайо. Вам, вам нужно уходить… – неожиданно добавил тот. – Он придет. Совсем скоро. – О чем ты, Роб? Кто придет? – Да тыкай ему маячок уже, что ты с ним возишься? – нетерпеливо встрял Сэм, покряхтывая как сварливая перечница. Роб завертел головой, словно вдруг понял, что это единственный его шанс оправдаться. – Я всю жизнь был хорошим, поверьте. У меня добрые родители, и в школе я учился на отлично. Знаете, есть много, кто убивает потому, что его с самого детства обижали. Я много читал об этом. Я не такой, мистер. Нет. Это все голос, он пришел совсем недавно. Этот чертов голос, который шепчет мне гадости, когда я просто смотрю на людей. Он говорит, что они насмехаются надо мной, издеваются, шушукаются, что они меня презирают. Он говорит, что их нужно проучить. Наказать! Внезапно Роб вцепился мне в ворот пиджака, выпучив глаза, и повис всем телом. Я вздрогнул от неожиданности, но удержал его. Черный острый кончик от Сэмовых конечностей появился возле шеи Роба, страхуя меня от нападений. – Он убил Джерри! – яростно зашептал Роб, оплевывая мне лицо. – Джерри ничего плохого не сделал, но он убил его. Утром я проснулся, а Джерри стоял возле кровати с ножом. Я, я… Голос сказал, что нас хотят убить, и мы должны убить первыми. Это все он. Он приказал мне! Роб заплакал крупными горючими слезами, ослабил хватку и рухнул обратно. – Он всего лишь готовил мне завтрак. Джерри, малыш.., – трясущимися руками он утирал щеки, но не мог остановиться. – Да Господи, Артур! – теряя терпение, рявкнул Сэм, и я выстрелил Робу между шеей и плечом. Тот резко замер на полуслове, потерял взглядом фокус и завалился вперед лицом. Я разглядел, что на его спине была розовая надпись аэрозолем «Свинья». Раскаты грома зловеще пророкотали за окном, как угрюмое чудовище, которое потревожили. Я услышал, как встают стены лабиринта, отрезая этот тихий уголок от внешнего мира. Нам нужно было поторапливаться, если мы хотели успеть к единственному выходу, пока нас не тронули тени, устроив до конца сессии ад с пытками. Странно, что мы еще ни одной не встретили. Сэм шел впереди, и, когда мы вернулись в холл, встал как вкопанный. – Вот бля, – проговорил он, опасливо отодвигаясь от входной двери. – Что-то мне подсказывает, что наши проблемы только начались. На улице из ниоткуда взялась целая толпа народу, и проносился жутковатый многоголосый шепоток: "Где наша свинка? Вы не видели нашу свинку? Где же она? Где?" – У них глаза какие-то странные, – заметил я и наконец-то понял тайну этого места. Когда идешь сквозь толпу, знаешь, что все люди обладают своей индивидуальностью. Даже здесь, во сне, проекции одного человека отличались от других. Стоящие же перед нами люди были как единое сознание, они поворачивались, моргали, склоняли голову и шептали абсолютно синхронно. Так ведь не бывает? Или бывает? Сэм толкнул меня назад, прикрывая собой: – Давай через заднюю дверь. – Где наша свинка?! – спросила та самая домохозяйка в фартуке с клубничками, доставая из-за спины пистолет-пулемет с круглым подствольным магазином. – Откуда она его вытащила? – успел удивиться я, замечая, как быстро толпа стала вооружаться прямо у нас на глазах. Автоматы, винтовки, пистолеты, револьверы. Маленькая девчушка с косичками вынула из тележки с печеньем миниган, коробки с патронами, деловито установила на треногу и направила шестиствольное дуло прямо на меня. Как иногда плохо, что во сне не действуют обычные законы, при которых малышка вряд ли бы смогла взвалить на себя тридцать килограмм с такой легкостью. – Авиационные пушки? Да они вообще охренели! Бежим! Мы с Сэмом захлопнули двери и побежали в сторону кухни. – Нам нужна наша свинка! – произнесла хором толпа, и воздух прорезали огнестрельные очереди. Сэм повалил меня на пол возле сундука, пока крупнокалиберные пули врезались в стены, дробили посуду, прошивая дверь и окна насквозь без каких-либо усилий. Настоящий, мать его, огненный рубеж. Над головой летели щепки, труха извести, я попытался посмотреть за плечо, но сквозь дыры в двери видел лишь вспышки и дым. Звенело стекло, рассыпаясь на куски, остро запахло порохом. Я приметил огромную трубу ракетницы, которую монтер взвалил себе на плечо. Нам хана. Я схватил Сэма за шиворот и потащил на карачках за собой, прикрывая рукой голову. Пальцы начало жечь, и вдоль всего дома появилась бетонная стена, выросшая прямо из пола. Звуки выстрелов притихли, и что-то глухо взорвалось по ту сторону, послав по земле ощутимую дрожь. Мы привалились на пол возле дверного косяка, прислушиваясь к гулу. – Это ты здорово придумал, – Сэм попытался вытереться от пыли, но лишь размазал ее коричневым слоем по лицу. Шляпу он потерял еще в коридоре. – Беги к выходу, теперь мой черед показать им пару фокусов. Я молча кивнул и быстро, склоняясь как можно ниже, добрался до задней двери. Когда я снова посмотрел на Сэма, от того остался лишь плащ, пузырящийся в сгустках черной нефти, а сам Кукольник провалился, как сквозь землю. Ох, сейчас начнется. Я открыл заднюю дверь и побежал что есть мочи. Небо исчезло под лабиринтом, как под куполом, словно весь городок отстроили в большом ангаре. Я перепрыгивал через заборы, продирался сквозь кусты, вилял по вычищенным улочкам, пока вокруг все рушилось и взрывалось. Двухэтажный дом слева подорвался с земли, взмыв столпом и клубами дыма. Передо мной пролетело вырванное с корнем дерево и врезалось в стену, земля непрерывно сотрясалась, тут и там разверзлись впадины, как при землетрясении – настоящие обвалы в пустоту, осыпавшиеся крошками и кусками битума. Рядом проскакала тележка на одном колесе и свалилась от наклона в пропасть. Дома кренились набок, заваливались, складывались вовнутрь под собственной тяжестью и неустойчивыми опорами, машины на подъездных дорожках опрокидывались, как жуки, колесами вверх, а затем крышей скользили в трещины в земле, пропадая там насовсем. Мне навстречу выбежала женщина с большими розовыми бигуди в волосах и халате на голое тело, подняла на меня дуло дробовика, но в следующее мгновение трава рядом с ней потемнела, за спиной выползло черное щупальце, перехватило ей горло петлей и сломало шею. Это Кукольник: появлялся из ниоткуда, вздергивал проекции и, размахиваясь, посылал до ближайшей стены, швыряясь ими, как мусором. Я отрезал преследующую нас толпу стеной, слыша, как лабиринт строится дальше. До выхода оставалась еще примерно половина пути, когда гнев теней перешел в новую стадию. Я видел, как собак стало тошнить, а из их открытых пастей вываливались мерзкие паразиты, яростно дергавшиеся, словно под электрошоком. Мальчик-подросток, который, видимо, поливал до этого из шланга ближайшие кусты, вдруг повалился на землю, разом лишившись всех костей. Осталась только мягкая силиконовая оболочка, извергавшая на газон темный ядовитый воздух. Послышался взбешенный рев исполинского существа, заметившего, что жертва ускользает из его лап. Кукольник убил еще троих, выбежавших из-за угла, но разумное нечто уже знало, что делать, кинув в сторону Сэма бытовые баллоны с газом. Полыхнуло жаром. Меня снесло в сторону, вытолкнув на чью-то гравийную дорожку, но я быстро оклемался. Давно не видел, как сам воздух плавится, пожирая все вокруг. На земле валялось обожженное тело Кукольника. Неловко выбравшись из ямы в земле, которую я протаранил собственным задом, я побежал к нему. Многие могут говорить, что страдания во сне – форменная фикция. Но не тогда, когда ты забываешь о том, что реально, а что нет. На моих руках лежал Сэм, его брови сгорели, лицо покрылось черными коростами, превратив кожу в мертвые закопченные чешуйки. Тельце совсем крохотное, дрожащее. Там, где огонь не тронул его, розовела мягкая нежная плоть, один глаз просто вытек, а ресницы намертво прижглись к щекам. – Черт, Имс, – позвал я его, дотрагиваясь до покореженного плеча. Может, он и имел в этой форме суперспособности, но от огня ничто не могло спасти. Я только угадывал, где в этом месиве прожаренного мяса, воняющего как подгоревшая головешка, были его конечности. За спиной послышались крики, визг и злорадные вопли паразитов, которые перестали притворяться людьми. Пальцы снова закололо, кончики побелели, и нас с Имсом захлопнуло ото всех, словно в коробку – сплошь титан. Мне нужно время. – Имс? Кукольник открыл оставшийся глаз, в котором отразилась невыносимая боль. Он попытался криво улыбнуться. – У меня нет таймера, не волнуйся. Я всего лишь проснусь. Тебе стоит переживать за себя, – еле слышно проговорил он зачерствевшими губами. Вряд ли у него остались даже голосовые связки, но во сне это не проблема. Имс умирал. – До таймера мне не выбраться, – покачал я головой. – Ты знаешь. Мне здесь гореть, как в аду, еще очень долго. Что-то ударилось о титановые стены, но толстый слой металла выдержал натиск. – Они сломают тебя, – словно приговорил меня Имс, но я сам знал, что меня не ждет ничего хорошего. Я не мог бежать к выходу, потому что, если не успею добраться, паразиты вылезут наружу и вся работа пойдет насмарку. Этого я позволить не мог. Пока они не знают о месте выхода из лабиринта, все в порядке. А то, что я мог повредиться рассудком от болевого шока, ну… в нашей работе всегда была доля риска. – Дай мне шприц, – приказал Имс, глядя мне прямо в глаза. Я замешкался, но полуживой труп так быстро не собирался сдаваться. Он с треском раскрыл ладонь. – Дай шприц, Артур. Я зайду снова, найду и вытащу тебя. Мои сомнения были понятны. Если сейчас я позволю сделать себе инъекцию, Имс найдет меня где угодно. Нет такой технологии, с помощью которой можно скрыться от привязки на браслете. Не во сне, а на самом деле – в реальном мире. Да, эту привязку может сделать только один из нас, консультантов, так стоит ли игра свеч? На одной чаше весов – собственными руками дать Имсу, международному преступнику, возможность узнать, где я нахожусь. На второй – пытки, нескончаемая боль и страдания. Почему в этом мире не дается другого выбора, кроме как «плохой вариант» и «очень плохой вариант»? Я снова создал пистолет-шприц для внутримышечных инъекций, сомневаясь всего секунду, а потом вложил в руку Имса и помог нажать на спусковой крючок. Шею пронзила боль, острая, как укол от тонкого шила. Имс удовлетворенно вздохнул, откинулся назад и закрыл глаз. Его тело быстро рассыпалось в мелкое крошево праха, который тут же прилип к моим ладоням. Пуф! И нет никакого тела, только сажа. Меня клонило в сон, но я старался не поддаваться. Мне нельзя засыпать, иначе лабиринт рухнет. Я дополз до угла и, заметив, как искры бегут по одной из стен, словно ее сваривали, как консервную банку, поставил еще один слой внутри. Я составлял свое убежище, как матрешки, один слой стен в другом. Это не спасет меня надолго, но если Имс не соврал… Если меня не обмануло чутье и упрямая решимость в его глазах. Если я все-таки не наивный дурак, то этого хватит, чтобы продержаться. Еще немного. Чего только не сделаешь из страха перед болью. У меня оставался квадратный метр, и ноги пришлось согнуть в коленях, когда шум за стенами изменился, словно на горизонте появилась новая, более заманчивая игрушка, намного интереснее старой, набившей оскомину. Я уж постарался надоесть этим тварям как можно сильнее. Разрушив стены, я с радостью вдохнул грязный воздух, из-за которого снова закашлялся. В небе парил пес. Большой, с длинными ушами, развевающимися от ветра. Вытянув передние лапы, он скользил под куполом лабиринта так же легко, как те левиафаны, которых я видел у Эдда. Паразиты гонялись за ним черным рассерженным ульем. Я неловко поднялся и упрямо двинулся по опустевшей улице к выходу, который сам задумал в виде лестницы в подвал возле крайнего дома. На самом деле, конечно же, никакого подвала у дома не было, а лестница выводила в один из тихих мирков СОНАРа. Только бы уже добраться. Портал был в обычной одноэтажной берлоге. Я спустился по лестнице, из последних сил держась за перила, и оказался прямо над болотом. Ступеньки кончались в паре метров над зеленовато-мутной жижей. Пистолет я превратил в свисток и выдал длинную трель для Имса, чтобы он поторапливался, а я смог навсегда закрыть портал. Долго ждать не пришлось. Имс влетел пухлым комочком, успев сменить габариты с гигантского пса до компактных кошачьих размеров, и я мановением руки закрыл за ним выход из лабиринта. Теперь посреди болота прямо в воздухе торчал кусок лестничного пролета, где мы устало присели на ступеньки. – Спасибо, – улыбнулся я коту, который, выпятив живот, тяжело дышал и обмахивался хвостом. – Да ну что ты, ерунда какая, – жалобно мяукнул он, вылизывая переднюю лапу. – Чертов огонь, все еще жжется, зараза. Я протянул руку и погладил его по голове. Имс прижал ушки и облизнул нос розовым языком. – Сколько еще времени до твоего выброса? – Полчаса, может, час, а что? Я сотворил сигару, передал Имсу и поддержал огонь, пока он затягивался. Тем временем на болоте среди глубоких бочагов переговаривались лягушки, вдалеке вышагивали одинокие цапли, круглыми птичьими глазами выискивая, чем бы поживиться. Камышовые заросли прошуршали от ветра, и я вдохнул приятный терпкий запах от табака и расслабленно вытянул ноги. Боже, как хорошо никуда не бежать. – Сегодня подключают Творца из Рио, – словно в никуда произнес Имс, выпуская красивые кольца белесого дымка. – Где? – За Вражеским Пиком. Там ведь пусто было, теперь будет на что посмотреть. – Ммм, – задумчиво протянул я. – Хочешь взглянуть? – А что еще делать? Не лягушек же здесь считать, – хмыкнул он, попытался взлететь, но только плюхнулся обратно тяжелым задом. – Блин. Что за невезуха. Даже кончик хвоста саднит до сих пор. Я скрыл усмешку, пока кот пытался потянуться мордой к спине, чтобы зализать невидимые раны. Ну я и размазня. Не выдержав его мучений, я подхватил Имса за бока и перекинул через плечо. – О… Обожаю быть на ручках, – довольно выдохнул Имс, тут же вцепившись когтями мне в пиджак. – Надо практиковать это чаще. Я ничего не ответил, открыл новый портал и покинул болото. На снежном пике гулял морозный освежающий воздух. В туфли набился снег, но заболеть мне не грозило. Мы с Имсом устроились на скамейке, прямо на вершине, пока ледяные ветра заворачивали сухую снежную крошку в спирали и уносили вниз по склонам. Я стащил пиджак, расстегнул ворот рубашки, манжеты и неаккуратно закатал рукава до плеч. Имс пытался удобно устроиться на жестких досках и, заметив, что я расстелил пиджак на коленях, радостно попробовал залезть сверху. Поняв, что его не собираются сгонять, он плюхнулся мягким боком и устало свернулся калачиком. Мы успели вовремя. Сначала из темноты показался блеклый свет от нового солнца, а за соседней горой медленно стал выкатываться круглый край планеты. Он выползал неспешно и величаво, испещренный белой облачностью, синими глубокими морями и завихрениями муссонов. Тут и там темнели горы, желтели пустыни, материки двигались плавно, вставая на место, пока Творец создавал все до мельчайших подробностей: климат, смену времен года, народы, храмы и города, дороги, опускал под воду острова. Планета жила, поворачивалась, уменьшалась, занимая свое место в новорожденной солнечной системе. Имс на коленях приятно заурчал, пристроив морду на лапах и наслаждаясь видом. Я погладил его по мягкой шерсти, встопорщенной на загривке, и кот махнул хвостом, словно говорил «да, да, продолжай». Веяло уютом, расслабленностью и покоем. Таким, который может дать только бескрайний океан и далекий горизонт. Или вселенная, которая рождалась у нас перед глазами: несколько планет выстроились в ряд, обрели спутники, луны, метеоритные пояса, черный простор космоса заселили светлячки других солнц. Вселенная ширилась, увеличивалась бирюзовыми и темно-синими полосами, сверкающими, как от россыпи алмазов. Только подумать – целая вселенная! Никаких тебе семи дней из Библии, только мысль, могучая сила воображения, не имеющая границ. – Вот теперь хорошо, – мурлыкнул Имс. Он не заметил мой долгий взгляд, слишком расслабившись от мягких поглаживаний, да и вряд ли бы заподозрил неладное, так как заметно устал. Я на пробу провел пальцами вдоль мохнатого тела до самого кончика хвоста, Имс что-то довольно пробурчал и зевнул. Я повторил движение, усилив нажим и зарывшись в шерсть. Кот выпустил когти и подвигал ими, словно хватал что-то перед собой. Довольный результатами, я нашел кусок эластичной шкуры вдоль хребта и промял обеими руками. Имс попытался вырваться. Сначала. Но потом вцепился в подкладку пиджака, не в силах даже вдохнуть и зажмурив глаза. Я засмеялся, глядя на его безуспешные попытки уползти с коленей, пока я проводил пальцами вдоль всего томного кошачьего тела. На вид Имс казался сейчас меньше, худее, трогательнее, особенно когда жалобно мявкнул и громко заурчал, как настоящий трактор. Смех умер у меня на губах, когда кот захотел что-то сказать, от отчаяния попытался взобраться вверх по рубашке, не успел и изменился прямо на мне. Я даже сначала не понял, что случилось: перед глазами вдруг очутился загорелый подтянутый живот, дорожка из темных волос, вздымающаяся широкая грудь, а чей-то хриплый голос надсадно простонал мне в самое ухо. Я убрал руки с его голых бедер и постарался не придавать значения, что передо мной явный признак того, что подлость удалась – Имс сидел на моих коленях, обнаженный и возбужденный донельзя. Я медленно поднял голову и встретился с ним глазами. Ага, так вот ты какой. Его серые глаза перестали гипнотизировать пустоту и сфокусировались на моем лице. Он смотрел на мои губы, на скулы, оббежал взглядом волосы, удерживаясь руками за спинку скамейки за моей спиной и тяжело дыша. Я увидел, как он задумчиво облизнулся, и мое сердце пропустило удар. Имс сглотнул и пришел в себя. – Эм-м, – неуклюже отозвался он, сползая и забирая у меня пиджак, чтобы прикрыться. – Я думаю, ты не против, если я это одолжу. У него покраснели кончики ушей, а сам он старался не смотреть мне в глаза. – Забирай, – в прострации кивнул я и проводил его взглядом, когда он спустился по лестнице обратно, оценивая еще и вид сзади. Новая вселенная больше меня не интересовала. Оставшись наедине с собой, больше всего я хотел спросить вслух «это что сейчас было?». Сработал таймер, и я проснулся.