Служанка из Зазеркалья

Вино должно было помочь ему уснуть. Конечно, более надежным способом было бы обратиться к помощи специальных зелий, но Эредин не хотел звать к себе придворного лекаря. Не потому, что опасался сплетен о проблемах со своим здоровьем, нет, он не хотел признавать, что эти проблемы существуют вообще. Именно по этой причине король приказал слугам принести только графин вина и не беспокоить до утра. Это был его первый за последнее время вечер в полном одиночестве. Непривычно, но не катастрофично. Поначалу его раздражал тот факт, что Карантир стал отвечать отказом на предложения провести ночь вместе, но Эредин напомнил себе, что обещал быть по отношению к Навигатору терпеливым. В конце концов, чародея не стоило ставить на один уровень с другими подданными. И все же он злился, хотя понимал, что причин для беспокойства нет. Конкуренция с Аварит, конечно, немного портила положение вещей, но её было не избежать. Карантир — по меркам эльфов, ещё юный мальчишка, по-юношески наивен, верит, что сможет найти в своем сердце место и для короля, и для наложницы. Но даже если Карантиру и удастся это, то необходимость выбирать рано или поздно настигнет его. Эредин как раз и рассчитывал, что сможет избавить Навигатора от трудности выбора. Если ему удастся задуманное, то сразу решится несколько проблем. Каждый сможет получить то, что хотел. Главное — это то, что решится вопрос с Ге’эльсом — Аварит достаточно талантлива и сильна, чтобы помочь Гласу устранить наместника. Тем более, он предложит такую цену, что демоница не устоит. А вот что будет дальше… Будущее зависит от того, насколько Эредин будет честен с ведьмой и от того, насколько он будет искренен в своей любви к Навигатору. Король сидел тихо в большом удобном кресле, даже позабыв о вине. Он воспроизводил в голове возможные последствия разных его решений, и воображаемые картины были одинаково опасными. Меньшее из двух зол не выбрать… Эредин устало откинул голову на спинку и понял, что должен очистить голову от мыслей. Кто знает, что может сделать ведьма с его сознанием? Если она каким-то образом доберется до сомнений короля, вся эта затея обернется необратимым провалом. Стук в дверь его спальни — очень тихий и робкий, резко вывел Эредина из размышлений. Он никого не ждал и слугам велел не являться до следующего дня. Кто же посмел тревожить его покой? И чувствуя, что уже знает ответ на свой вопрос, правитель молвил: — Войдите.

***

В тот вечер Цирилла, как и король, не могла найти себе места. Тревожные мысли то и дело занимали её разум. Возможно, причиной повышенной нервозности была беременность; эльфийские лекари часто упоминали о том, что организм женщины в этот период подвергается повышенной нагрузке, меняется гормональный фон. Благо, хоть токсикоз прошёл окончательно, а риск выкидыша значительно снизился. Цири была на втором триместре. Физическое состояние девушки стало стабильным, и, в целом, неплохим. Только вот настроение было мрачное. Эредин перестал уделять ей внимание. Совсем. Раньше они хотя бы вместе ужинали, прогуливались по широким, тенистым дворцовым аллеям, а теперь… о ней словно позабыли. Сначала это не вызывало неудобств, всё-таки Цирилла в своё время подолгу бывала одна. Одиночество её не смущало. Но время шло, и с каждым днём ведьмачке становилось беспокойнее. Тревожным звоночком было и то, что буквально неделю назад, сплетницы-служанки шептались за спиной Цири о том, что придворный чародей и Его Величество стали ближе, чем просто друзьями. Стали любовниками. Что за чушь? Цирилла не поверила. Глас такой мужественный… это попросту невозможно. Но пауза в общении с монархом затягивалась и сегодня ведьмачка не выдержала. Отправилась в личные покои Ястреба. Одетая в просторные шёлковые одежды, вышитые серебром, словно специально под её платиновый цвет волос, Цирилла Фиона Элен Рианнон постучалась. И как только услышала голос Эредина, вошла: — Добрый вечер, Ваше Величество, — она старалась быть вежливой, старалась соблюдать этикет. Эредин немного повернул голову в сторону, чтобы взглянуть на гостью, и снова возвратился в прежнее положение. Он еле удержался от кривой ухмылки, «оценив» кривой реверанс в исполнении dh'oine. Но покладистая Цирилла, придерживающаяся этикета, ему нравилась больше. А если бы девчонка еще и не находила проблем себе на голову, поддаваясь уговорам предателей, то с ней вообще можно было бы строить нормальные взаимовыгодные отношения. Но Цири была всего лишь глупым человеческим ребенком, чьи поступки с недавних пор зависели только от настроения. А настроение у беременной Цириллы менялось с завидной скоростью. — В твоем положении реверансы не обязательны, — сухо ответил Эредин. — Зачем ты пришла, Zireael? «Зачем пришла?» — этот вопрос ударил по ней больно, словно ножом распарывая её и так слишком подозрительное, слишком дикое и непокорное сердце. Знал бы он, каких моральных усилий ей стоило вот так вот, без приглашения, прийти к нему! Это ведь было для неё сродни поражению — проявить интерес к своему давнему врагу первой. Она всё ещё не могла его воспринимать как союзника. — Я пришла поговорить, — девушка сверкнула в полумраке спальни зеленью глаз. В голосе Цириллы чётко считывалась гордыня и обида. — Я буду откровенной, Эредин. У меня сложилось впечатление, что в Тир на Лиа я отныне не нужна. Мне интересна моя дальнейшая судьба. Цири подошла ближе к королю, буквально вцепляясь взглядом в усталое лицо мужчины. Эльф смерил её недобрым взглядом. Только нытья девчонки об её дальнейшей судьбе сейчас не хватало! Они говорили об этом не раз, и, кажется, король не один раз четко давал понять, что требуется от Zireael. Но женщины — они в любом мире женщины. К счастью, Эредин это понимал и легко догадался, что девочка просто хочет внимания. Не зря же нарядилась, не зря пришла на ночь глядя… Простым решением было бы безо всяких объяснений отправить Zireael в свою комнату. Она не посмеет прямо перечить, ведь уже знает, чего ожидать от Эредина, когда тот зол. Долго и болезненно Цири зарабатывала свой опыт общения с королем. Но в тот моменту Гласу не хотелось портить себе настроение еще больше. — Ничего не изменилось, — сказал он твердо. — Тебе не из-за чего волноваться. Родишь и останешься возле меня. — Но что-то же происходит? — тут же спросила она, не давая себе и секунды на обдумывание следующей фразы. Ей хотелось высказать ему все свои мысли о том, что ей надоело быть одной. Ладно, хоть раньше Аварит к ней приходила… а теперь и её нет. — И где Сорока? Взгляд Эредина сразу потемнел. Вот уж не думал он, что и Цири привяжется к ведьме. Королю определенно не нравилось, что Аварит имела на девчонку влияние. Но он сам в этом виноват — ранее и сам просил ведьму за Цириллой тщательней присматривать. Предоставленная сама себе, Zireael искала общества кого-нибудь, кто бы мог её поддержать, пожалеть… А Сорока умела находить общий язык с такими вот наивными девчушками, вроде Цири. Уж это было не сложно, если сам Навигатор, известный жесткостью и холодностью, и тот не устоял перед очарованием ведьмы. Что уже говорить о Цири, которая думает, что никому здесь не нужна. Эредин вздохнул, заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал мягко: — С ней всё нормально. Обслуживает господина, как и должно быть. Не забивай голову глупостями. Тебе стоит думать только о себе и о ребенке. Уже поздно, а в твоем положении важно высыпаться. Цири сжала губы в тонкую линию. Определённо, всё было не так просто. И опять всю информацию о происходящем вокруг от неё тщательно скрывают! Но она-то чувствовала, что некая невидимая угроза повисла в воздухе, последний месяц был определённо полон неблагоприятными событиями. Извечная атмосфера негласного праздника исчезла без следа. Напряжение ощущалось всюду — в поведении монарха, в осторожной походке слуг, в тихом шёпоте придворных дам, в редких визитах приближённых к Эредину эльфов во Дворец. Но Цирилла в этот раз взяла себя в руки, не стала усложнять и так непростое общение с Гласом и прекратила допрос. Она подошла к королю ближе, опустилась на краешек широкой кровати и вздохнула: — Мне не спится, Эредин, — призналась она совершенно искренне. — И мне, — неожиданно для самого себя признался эльф. Это была искренность в ответ на искренность, и Эредину она далась легко. Цири назвала его по имени, а не «Ваше Величество», за это стоило наказать её… Но ему не хотелось. К нему редко обращались по имени: пожалуй, такую вольность мог позволить себе только Карантир. У него это звучало просто и естественно. К большому удивлению, у Цири — тоже. Ирония заключалась в том, что она никогда не станет ему ровней. Она всегда будет по сравнению с ним чем-то ничтожно меньшим и, в то же время — неописуемо большим. Легендарная Старшая Кровь, ключ ко всем мирам Вселенной, сосуд Силы, за которым Эредин вел страстную и утомительную охоту… И вот она здесь. Беременная от него. Чудо, о котором он так долго мечтал. Цири увидела слабую улыбку на устах эльфа: мягкую, нежную. И в кои-то веки ей стало на душе очень тепло. Ей в тот момент показалось, что наконец-то сможет разрушиться та стена непонимания, что выстроилась между ними, что они могут стать друг другу ближе. Она не умела плести интриги, не знала рецептов дамских манипуляций и хитростей, поэтому действовала так, как ей казалось, будет милым. Вспомнила то, что трогало её саму, что вызывало приятные и беззаботные воспоминания: — Ты помнишь нашу первую встречу? — Цирилла совсем непосредственно, не ожидая дозволения, прилегла в королевскую постель. Вопрос Цириллы заставил короля ухмыльнуться. Дикая Охота искала девчонку в мире Seidhe еще задолго до её первого появления в Tir na Lia. Однажды они почти достигли успеха, но Цири удалось скрыться. В ту ночь она наверняка видела их — ватагу призрачных всадников, мчащихся за ней прямо по ночному небосклону. Это и была их первая встреча, если так можно выразиться. И для Zireael это приключение закончилось всего лишь перепугом, а для Эредина — горьким разочарованием. Но память так устроена, что плохое в ней легко теряется, если этого захотеть. Зато приятные вещи запоминаются надолго, их так волнительно и сладко доставать из памяти, обманывать себя… Zireael не помнит ночную погоню, зато помнит полевой цветок, подаренный Эредином в их первую встречу в мире Ольх. Эльф сразу об этом догадался, когда заметил милую смущенную улыбку на её губах. Какая же ты всё-таки глупая, Zireael… — Помню, — подавив улыбку, ответил Эредин. — Еще как. — Ты… мне сразу тогда показался необычным. Странным. Обидные эпитеты, замаскированные под комплименты. Неоднозначный подарок. Я так и не могу понять, было ли это всё жестом симпатии или попыткой задеть? — Цири была искренна до безобразия. Она хотела наконец-то получить ответы на те вопросы, которые давно её вынуждали теряться в догадках. Мягкий румянец залил её щеки, и Цири, смутившись, отвернула личико к пуховой подушке. — Или комплименты, замаскированные под обидные эпитеты? — хохотнул король, окинув взглядом маленькую фигурку в серебристом ночном одеянии, совсем крохотную на фоне габаритов королевской кровати. То, о чем говорила Zireael, осталось в далеком прошлом, в другой жизни, когда Эредин ещё не был королем, а девчонка ещё не пресытилась историями о своем великом Предназначении. В те дни Глас просто наблюдал за тем, что происходит в королевском дворце, искренне жалел Ауберона и совсем не завидовал роли будущего отца для ребенка этой дикой dh'oine. Проблема бывшего правителя Ольх заключалась в том, что он не смог увидеть в Zireael всего лишь временный сосуд, хранящий в себе по иронии судьбы великое эльфское наследие. Зато видел крошечное сходство с Ларой и придавал ему большее значение, чем стоило бы. У Эредина подобных проблем не было. Он твердо шёл к своей цели, не брезгуя ничем, и он достиг своего. Ласточка — его. И это чувство собственности оказалось даже слаще, чем Глас себе представлял. На фоне такой победы, государственные неприятности, настигшие нового короля, — пустяк. Он разберется с ними по очереди. А пока… Пока можно насладиться теми впечатляющими успехами, которых он уже достиг. Эредин аккуратно поставил опустошенный бокал на стол и мягкой кошачьей походкой направился к Ласточке, прилёг рядом, ласково положил руку на её округлившийся животик. — Скорее всего, чтобы задеть, — признался он, понимая, что дразнить девчонку приносит ему не меньше удовольствия, чем тогда. И пусть она сейчас обидится, разозлится — Эредин без труда утихомирит её гнев. Он знает, как это делать. Знает свою капризную, бесконечно наивную, глупую Zireael… — Вот как?! — обиженно прошептала Ласточка. А она-то надеялась, что-то был — знак симпатии, просто выраженный не совсем уместно и не очень-то красиво. Девушка отодвинула ладонь монарха со своего живота, перевернулась на бок, спиной к Эредину. — Я догадывалась! И как, доставила та издевка тебе удовольствие? — Неимоверное, — по слогам подтвердил Эредин, склонившись над её ухом, и уверенно вернул руку на живот. Цири обиженно отвернулась дальше, почти уткнувшись носом в подушку, а Эредин прижался к ней ещё ближе. Точно не было известно, что стало причиной для довольной улыбки короля — то ли вино, то ли надутые щеки Ласточки, но эльф ощутил, что на душе становится легче. Редко когда женщина могла ему дать что-то большее, чем телесное удовольствие, но у Zireael как-то получалось. Иногда её гнев кажется милым, точно у маленького воинственного котёнка. Этим-то и отличалась Цири от многих девушек, которые делили с монархом постель. Её не хотелось просто отыметь ради быстрого наслаждения, как это бывало, например, с Аварит или Малиэль. По-юному наивная Ласточка незаметно воровала года из солидного возраста эльфа, и это ощущалось неожиданно приятно. Но главная причина, объясняющая странную привязанность к девчонке, была куда проще. Цирилла носила его ребенка. Это влияло на Эредина на подсознательном уровне, и он, как бы ни отрицал эту связь, понимал, что жаждет обнимать девчонку, жаждет обезопасить её от всего мира. Теперь она для него больше, чем Ключ… — Вот ты вредный! — пробурчала Цири прямо в подушку, и оттого выглядела ещё более забавной. Ладонь эльфа в этот раз лежала на её животе куда плотнее, поэтому теперь убрать её ведьмачка не пыталась. Совершенно бесполезно. Ох, ну и гад! Она ведь пыталась урвать себе всего лишь маленькую долю романтики… пусть лучше бы соврал, сказал бы, что она ему сразу понравилась, сразу была симпатична. Но нет. Видно, виной тому типично эльфский снобизм и высокомерие. Что же не посмеяться лишний раз над человеческой девчонкой? — Ты тогда мне тоже не понравился. Такой наглый! Я сразу же подумала: хорошо, что рождать дитя потребуется не от тебя, а от другого. Сама мысль о том, что придётся с тобой переспать, была мне противна. Цирилла в порыве гнева вовсе не выбирала выражения, высказывала всё, что думала, как на духу. И сейчас она пыталась задеть Ястреба в отместку, сделать ему больно. — Врёшь, — беззаботно молвил он. — Ты с первой встречи хотела меня. Уж поверь, эльфы это чувствуют. И подтверждая слова Zireael о наглости, монарх поднялся ладонью выше, осторожно накрыл уже заметно налившуюся грудь. Добавил, не скрывая в голосе ни возбуждения, ни насмешки: — И сейчас, в глубине души, ты рада, что всё обернулось именно так. — Ничуточки я не рада. И тебя я не хотела, — бурчала она уже даже больше из чувства противоречия. Признавать свою страсть к мужчине, который ещё минуту назад сказал о том, что ему доставляло удовольствие над ней подшучивать и издеваться, Цири было равнозначно унижению. Ещё чего! Ей в тот момент и действительно показалось, что Глас её совсем не возбуждает. Особенно сейчас, когда она в положении. Но рука мужчины, не ведая преграды, исследовала упругую грудь девушки. Цири прикрывала глаза от удовольствия, но подавляла стоны. — Даже теперь… — он настойчиво развязывал шнуровку на поясе её ночного одеяния, чтобы ничего не мешало ему касаться обнаженных грудей, живота и бедер, — хочешь. В последние несколько недель Zireael стала пахнуть несколько иначе — особенно это невозможно было не заметить сейчас, когда Эредин мог на полную грудь вдохнуть аромат её оголенной кожи. Мягко. Нежно. Женственно. Ласточка пахла маняще, и монарх, вместо того, чтобы остановиться на невинных дразнилках, требовательно развернул девчонку лицом к себе. Признался совершенно честно, говоря о том, что действительно ощущал в тот момент: — Я соскучился по тебе. И не видя причин сдерживать себя, он наклонился к ней, поцеловал осторожно, без языка, как она любит, а затем чуть глубже и чувственней, доведя Ласточку до сладкого вздоха… и отстранился. Потому что сдерживаться всё же стоило. — Соскучился в компании Карантира? — ляпнула Ласточка сгоряча. Поцелуй Эредина разжёг тот огонь в её сердце, что прежде тихонько тлел. Вместе с романтическими чувствами, восставала и жгучая ревность. Да, пока что она не верила в то, что Глас мог бы спать с мужчиной, но ей нужно было всё равно убедиться, что это не так. — Это правда, что между вами что-то было? Эредин повис над девчонкой. Ярко-зеленые, словно весенняя листва, глаза Ласточки упёрто буравили изумрудно-льдистые очи монарха. Она, может, и поняла, что сболтнула лишнего, но, судя по нахмуренному выражению лица, не собиралась отступать, пока не выяснит правду. — Ты себе слишком много позволяешь. Совсем перестала следить за языком, — процедил эльф. Он был слишком тяжелым для неё — об этом стоило помнить, когда недовольство стало наполнять Эредина. Сохранность Ласточки и её ребенка — превыше всего, однако это не мешало королю проявить немного агрессии по отношению к ней. Совсем чуть-чуть, чтобы не забывала своё место. Эльф довольно грубо толкнул в стороны её коленки, больно сжал запястья, но следил за тем, чтобы ненароком не придавить девушку своим весом. Давненько он не выбивал дурь из её миленькой, пепельновласой головки. Если всё делать аккуратно, без лишней жестокости, то Zireael, определенно, должна извлечь пользу из этого урока. Цирилла не проронила ни малейшего звука, хоть её личико чуть скривилось от созданного Эредином дискомфорта. Всё такая же мятежная, всё такая же неосторожная и прямолинейная. Особенно тогда, когда эмоции захлёстывают её. Благо, Глас себя прекрасно контролировал, был уравновешенным. — Я не могу избавиться от ревности. Не представляю, как… — всё так же искренне ответила она. Казалось, в ней ничего не поменялось с первого визита в Тир на Лиа. Однако она кое-чему научилась у той же Сороки. Чтобы смягчить гнев мужчины, достаточно порой просто проявить ласку, даже если это кажется неуместным. И Цирилла, чуть подавшись вперёд, припала к шее эльфа в мягком, долгом поцелуе. — Вот как? Ещё не так давно пыталась меня убить, а теперь ревнуешь? — Эредин чуть прикрыл глаза от удовольствия, ощущая прикосновения теплых губ к его коже. Ревность — сложное болезненное чувство, которое монарху было почти незнакомо. Когда кто-то, дорогой твоему сердцу, отдает предпочтение не тебе. Когда сомнения питают тревогу и мешают спать. Эредину не приходилось испытывать нечто похожее к кому-либо. Исключением был, разве что, Карантир, но правитель велел себе не поддаваться эгоистическим чувствам, потому что знал наверняка — чародей никуда не денется от него. Но суть одна: ревнуют тех, кем жаждут обладать. Желание владеть королем само по себе вызывало смех, но Эредин не смеялся. Никто, кроме Ласточки, не говорил ему подобных вещей, никому и в голову не приходило открыто заявлять ему о своих собственнических чувствах. Он позволял Zireael целовать его, трепетно замирать ладошками на его спине, и осознавал, что не сможет причинить ей ни малейшего вреда. Потому что ему совсем этого не хочется. Но и отпустить её уже не мог. Предчувствие близости прибавляло девчонке смелости, она просто не оставляла ему выбора, ненароком прижимаясь к нему то грудью, то округлившимся животиком, то вдруг обхватывая Эредина стройными ножками. Эльф уже и забыл, что собирался её наказать. Гораздо сильнее оказалось иное желание — сию же секунду оказаться внутри её мягкого тела. Плотнее почувствовать прелесть пресловутого чужого эгоизма, ведь тот оказался неожиданно сладок… Цирилла с удивлением чувствовала, как настроение монарха из злого и мстительного, становится совершенно иным. Бедром она ощущала степень его возбуждения, а внимательным взглядом отметила смягчившееся выражение его остроскулого лица. И ей захотелось закрепить успех: ласкать мужчину трепетнее, активнее, прекрасно осознавая, что он вот-вот не выдержит — овладеет ею. Эрекция мужчины была совершенно каменной. — Пыталась. И не раз, — призналась она, а затем осторожно прикоснулась к бедру эльфа, ожидая ощутить характерный рельеф шрама. Но шрама не было. А ведь она его точно ранила… её замешательство тут же отразилось на бледном личике. Монарх не сразу догадался, почему Цири вдруг замерла, став очень тихой. Она не обнаружила никакого шрама на том месте, где должна была красоваться рана от её кинжала. Просто гладкая, ровная кожа; ничего не свидетельствовало о том давнем поражении Эредина на реке. Эльф самодовольно ухмыльнулся, отнимая инициативу у смущённой Цириллы. — Карантир впечатляет — неважно, калечит или лечит, — Эредин опередил вопрос, готовый сорваться с её губ. — Это сложно сделать? Избавиться от шрама? — зачарованно спросила она. Несмотря на то, что ведьмачка вечно скалила зубки, уверяя всех вокруг, что уродливый шрам на лице ей не приносит неудобств, она всё-таки лукавила. Ей давно хотелось избавиться от изъяна, что неприятно стягивал кожу, что вечно цеплял пряди волос. И, да, чёрт возьми, ей хотелось выглядеть привлекательнее! Особенно здесь… в мире эстетического совершенства внешности эльфов. Цирилла наградила Эредина ещё одним, особо нежным поцелуем. А затем ловко развязала пояс шёлкового халата. Как она и ожидала, под ним король был полностью обнажён. — Я бы очень хотела выглядеть привлекательнее, — шепнула Цири. Подвела головку к лону и, чуть подавшись вперёд, насадилась, искренне надеясь, тем самым заполучить положительный ответ. Кто знает, может, Аварит снова окажется права? Может действительно подобное поведение даст щедрые плоды? За то время, пока Эредин с Ласточкой проводили ночи вместе в попытках свершить новое Предназначение, он очень привык к ней. Привык к тому, что она маленькая, привык к тому, что вначале она бывает неподатливой, а погодя становится достаточно влажной, при этом всё еще оставаясь тесной для него. Со временем она стала для него идеальной, и Эредин каждый раз ощущал именно то, что хотел, проникая в юное девичье тело. В эту ночь всё шло восхитительно, как и должно. Мечта Цириллы была выполнимой, но Эредин никогда задумывался, чтобы свершить её. Конечно, старый шрам — это не свежая рана, но попробовать стоило. И раз уж она так хочет, то почему и нет? Король щедр для тех, кого любит. — Мы попробуем, — выдохнул он, начиная медленно двигаться. Цири чуть напряглась, испытывая легкий дискомфорт от толчков. Она немного переоценила свои силы, оказалась не настолько возбужденной, чтобы безболезненно принять крупную плоть эльфа. Но физиология делала своё дело: ещё несколько осторожных, неглубоких фрикций, и её тело стало отвечать благосклонностью на интимную близость. Цири теперь было приятно. Она, взволнованно вздохнув, прижалась плотнее к повелителю, сомкнув стройные ножки вокруг его талии. — Мне сейчас с тобой так хорошо, Эредин… Глас мог бы сказать ей то же самое, но не стал. Конечно, она имела в виду только физические ощущения во время их сексуальной близости, потому что в чужом мире, среди недоброжелателей и завистников, рядом с мужчиной, который редко отвечает взаимностью, она не могла чувствовать себя хорошо. Но что будет, если он признается ей хотя бы в простейших чувствах? Существовал риск, что Zireael всё-таки привяжется к нему. Существовал риск, что Эредин сам привяжется к ней. Такой оплошности он не мог допустить. Нет, он не стыдился своих увлечений, не боялся быть осужденным эльфским обществом. Нет. Чтобы оставаться правителем в мире Ольх, у Эредина не должно быть слабостей, которые могли бы ему мешать. А любая привязанность делает слабым. Ведь Ауберон тоже успел привязаться к девчонке. Эредин так ничего и не молвил в ответ. Да и Ласточка, кажется, совсем забылась в объятиях эльфа и не ждала от него лишних слов. Он был с ней ласков; двигался с предельной осторожностью, без резких толчков, держал в сильных руках так бережно, словно Zireael была не из плоти и крови, а из тонкого фарфора. И даже в таком медленном темпе он не мог долго сдерживаться и подвел себя к краю сразу после того, как девчонка задрожала под ним, инстинктивно притянула Эредина крепче к себе. Наслаждение украсило её щеки румянцем, Цири дёрнулась несколько раз, затаив дыхание от удовольствия, и откинула голову на подушку. Монарх не ощущал головокружения, не задыхался от страсти, как это бывало с другими, но то приятное тёплое чувство, что разливалось в его теле, было слаще самого сильного оргазма. Быть может, дело было в том, что он занимался любовью с женщиной, носившей его ребенка, его продолжение, а быть может, причина скрывалась куда глубже… Позже, когда остатки пережитого удовольствия совсем улетучились, оставив по себе только невесомую негу, король освободил Цириллу из плена своих объятий, лег рядом на шелковые простыни. Она сразу устроила голову у него на плече и уснула быстро, напоследок довольно вздохнув. Сон подкрался и к монарху, а значит, уже совсем скоро, в течение ночи, ему предстоит решить не только судьбу страны, но и свою собственную, и судьбу тех, кого Эредин желал уничтожить. И тех, кого любил.