Университет для Тёмных Властелинов

      — Люсь, а, Люсь? — раннее летнее утро, солнце освещает кухню и дверной проём, где, опершись на косяк, он стоял в весьма провокационной позе. Люся, конечно, попривыкла к телу парня в полотенце после душа по утрам, но взгляд на него кинула.       — Чего тебе, лежебока?       — Я тут подумал, — если приобнять её за талию сзади, может, сильно злиться не будет.       — Ты только не злись, родная, но…       — Что на этот раз? У кого сегодня день рождения?       — Да я не об этом, — не так уж и сильно он мнёт её футболку, но быть огретым не хочется, так что отстраняясь, он выпалил всё, что думал. — Я просто не смогу поддерживать отношения на расстоянии.       — Что?! Да как так-то? А кто обещал мне звонить каждый день и приезжать на выходных?       — Ты думаешь, что я там по ночам деньги печатать буду, что ли?       — Я думаю, что ты там теперь по ночам с девками кутить будешь, сволочуга хренова! — и тут вдруг поджаривавшиеся до этого на сковороде оладья покинули своё лежбище, как и сковорода покинула своё — плиту. Люся со всей силы замахнулась оружием справедливости, чтобы точно ударить уже бывшего парня по голове.       — Люсь, какого, блять, х… — договорить молодой человек не успел. Только он присел на корточки, попытавшись закрыться руками, как… темнота.       Темнота была обволакивающей. Казалось, что темнота — это весь его мир. Никаких звуков, тишина. Казалось, даже его сердце не бьётся. А вдруг, и правда, не бьётся? Он дотронулся до груди. Нет, всё в порядке, просто сердцебиение слишком ровное, а в голове слишком большой рой разнообразных мыслей, чтобы вслушиваться.       Странно, он в одном полотенце, но совсем не чувствует температуры. Ни жарко, ни холодно. Воздуха хватает. Парень не выдержал, неужели он попал в Ад? Надо срочно проверить голову. Но и там всё хорошо: шелковистые чёрные, как сама ночь, волосы мокрые от воды, крови не ощущается. Можно довериться опыту брюнета: в детстве он часто травмировал своё ныне накаченное тело, так что знает, как на пальцах ощущается кровь. Это просто вода. Да и череп в своём обычном состоянии — не проломлен. Эту сковородку им с Люсей подарили друзья на новоселье, с антипригарным покрытием, но чугунную. Они тогда шутили про то, что эта вещь не только для готовки пригодиться, можно будет попугивать блудного парня, чтобы на сторону не ходил. На сторону он и не ходил, в Москву на обучение подался, а тут… Уже не до шуток.       Так, где же он всё-таки оказался? Такая темнота — не Рай. Но и в Аду так спокойно быть не может. Да и не ощущает он себя мёртвым. Может, это обман заблудшей души, но это вряд ли: брюнет и за волосы себя подёргал, и пощипал себя — больно. Да нижняя часть тела помнит сегодняшнюю ночь. Живой. Да и мыслями его эта пустота не обделила, а, как говорится, «Я мыслю, значит, существую».       Главная проблема даже не в том, жив он или мёртв, а в том, где он. В его мире его никто особо не ждёт, он сирота, вышел из детдома, пошёл на курсы, потом был зачислен в университет в Москве, два года много гулял, и ни одна бывшая после горьких расставаний о нём и не вспомнит. А уж Людмила точно горевать не станет, она ж и виновата в его неопределённом местоположении. Друзей себе наскрести парень так и не успел: а кому понравится, когда такой успех у девушек, которые герою особо даже и не нужны, особенно, если это твоя девушка. Да и мало кому нравятся гулёны-отличники. Ну, не понимает народ, как можно быть такой удачливой разгильдяйской сволочью. Герой для себя какой-то секрет открыл, а делиться им не собирался. Отсюда и следует, что даже друзей-подхалимов горе-сирота себе не нажил.       Собравшись с духом, парень начал водить руками вокруг себя. Такой же густой, какой казалась, темнота не была, наоборот, было просто пусто. Ничто не преграждало блуждающие сильные руки. Не сходя с места, парень нагнулся, чтобы проверить радиус пустоты. Всё было по-прежнему. Тогда, брюнет решился пойти на риск: снял полотенце, положил себе под ноги, встал на четвереньки и пополз прямо, не сворачивая с намеченного маршрута. Полотенце оставил на месте потому, что должен был знать ориентир, куда мог вернуться. Если бы он шёл вперёд слишком долго, он мог повернуть на сто восемьдесят градусов и пойти так же прямо, пока не достигнет предмета гардероба. Скудненького гардеробы, я бы сказала. Так что сейчас парень пошёл бороздить просторы тьмы. Да, нагишом. Ему стесняться нечего, всё у него в порядке. Или это только он так думает, теша своё самолюбие? Хотя, будь оно так, девушки к нему бы не возвращались со слезами на глазах.       Проползя довольно много и долго, молодой человек, как ни странно, не нашёл на свою пятую точку никаких приключений и повернул назад. Но, чтоб его, полотенце оказалось, стоило развернуться, прямо перед ним! И как такое могло быть? Такое могло быть только в двух случаях, исходя из жизненного опыта студента: либо он шёл по беговой дорожке, либо полотенце было к нему привязано. Первый вариант парень отмёл: он много чего из поверхности вокруг щупал, чтобы понять, что материал опоры однороден и неизменчив. Второй тоже отмёл: он не ощущал физического контакта абсолютно ни с чем. Разум не помогает, рациональное мышление варится в котле из собственных страхов и отчаяния, значит, выручай-ка нас, фэнтези!       Единственное, что пришло в голову — искривлённое пространство. Нельзя идти так долго и не уйти никуда в физически правильном месте. Значит, что-то упорно возвращает героя на его прежнее место. Не найдя другого объяснения, кроме как магического вмешательства, и не найдя необходимости оставить полотенце маяком, брюнет прикрылся. И всё наощупь, хоть глаз выколи, темно ж, как у чернокожего, сами знаете, где.       Ситуация начинала раздражать. Он не понятно, где, когда, может, ещё и с кем, и даже, как. Ярость практически закипала в венах героя, глаза заблестели неуютным огнём, хотя видеть этого было нельзя, даже если бы здесь был кто-то или зеркало. Заскрежетав зубами, парень заорал во всю глотку отнюдь не благим матом.       — Блять, да где эта чёртова дверь, мать её за ногу! — даже ножкой притопнул для пущей убедительности, а вот воздеть к небу руки ему что-то не дало. Хоть какая-то граница пространства привела парня в чувства.       Брюнет ощупал появившуюся, откуда не ждали, преграду, нашёл кончиками пальцев резьбу, схватил рукой подобие гнутого цилиндра, тоже резного. До него дошло, что это — ручка такой желанной двери. Да, дверь появилась, она была, вот, рукой подать, ногой, чем хочешь, но ни на что сей элемент интерьера не реагировал, она была заперта. Возможно, тоже магией. И что теперь делать? Маг этот потешил юнца наличием выхода и снова загнал в угол, как зверька, определённого рода безвыходностью из ситуации. Глухой рык, остервенение, и следствие бешенства — снова ругань.       — Блять, да откройте уже, кто-нибудь, эту ***чую дверь!       Никого нет, можно и понаглеть, матом поругаться, а то вот Люся, например, всё порицала его за подобные высказывания, хоть в пустоте душеньку да отвести. Минута, и появился резкий для отвыкших ушей звук. Что-то заскрежетало совсем рядом. Замок? Замок. Ручка опустилась до упора и потянула дверь по направлению от брюнета. Яркий свет, даже в похожей темноте остановил парня на мгновение, ослепив, но он, привыкнув достаточно быстро, вылетел из заточения с криками, вопрошающими о том, что же тут происходит.       — Рудклифф, какого фига ты открыл его дверь? Время испытания не закончено! — очень громко и очень злобно заорал какой-то бородатый мужик в мантии, перекрикивая запелёнатого парня.       — Магистр, я не хотел! Я сопротивлялся всем своим существом, но у меня ничего не вышло! Нижайше прошу простить! — Рудклифф, как выяснилось уже, согнулся пополам в поклоне.       — Квист!..       — Магистр, обнаружен сильный магический фон в месте освободившейся камеры за пять минут до того, как Рудклифф открыл дверь и не прекращался в течение всех этих пяти минут, — до того, как договорил неизвестный магистр, сказал, по-видимому, Квист.       — Так, Ренки вас подери, и что теперь прикажете делать?!       — Блять, да расскажите мне уже, что тут творится вообще?! — стоявший до этого с выпученными глазами брюнет уже не выдерживал, опять завопил. И опять матом. И опять начала происходить неведомая… ситуация.       — Здесь проходит вступительный экзамен на претендентов на роль Тёмного Властелина внутри своего мира. Во множестве тёмных камер спрятаны разнообразные лазейки, если злодейский зачаток сможет выбраться до положенного времени, то он зачисляется в Университет под названием Тенебрисиркум на оговоренных условиях. Если нет, то его вернут домой с позором для всей семьи и лишением магической силы. Стоп, дьявол, какого ж фига я ему сейчас это всё рассказал?!       — Магистр, снова был обнаружен магический фон. Не такой сильный, как в первый раз, всё-таки в камере магия усиливается на десять процентов, но достаточно сильный, чтобы заставить Вас что-то сделать при малейшем сопротивлении, — можно было догадаться, что такой расклад, при котором жалкий юнец с Земли мог заставить могучего Магистра что-то сделать против его воли, этого самого великого и могучего Магистра не устраивал. Хорошо, что в условиях для работников был оговорен запрет на использование магии вышестоящими по отношению к нижестоящим для причинения вреда. Ну, а нижестоящие вышестоящим и навредить-то не могли, они были, как правило, много слабее.       — Тск! И что это ещё за чудо-юдо полотенчатое у нас обосновалось? Как звать хоть тебя, распутник?       — Сами, значит, представиться не желаете, а уже меня спрашиваете. Вы меня сюда каким-то образом затащили, так ещё и возмущаетесь? Я, между прочим, только из душа вышел, а вы тут со своими тёмными камерами! Где я вообще? И кто вы такие и какое право имеете похищать людей?!       — Эх, какая ж буйная нынче молодёжь. Вот перестрелять бы всех, да самим вернуться на большую дорогу. Ладно уж, живи пока, мучайся.       — Чего?!       — Меня зовут Халльдер де Кепеск Орм. Один из последнего драконьего рода мира Рейанрув времени Большого Движения. Декан Университета для Тёмных Властелинов «Тенебрисиркум». Для тебя Магистр. Так как ты сейчас в этом Университете и находишься, тем более, как я понял, входной экзамен сдал, да ещё и в пятёрке лучших по времени. Все, кого ты здесь видишь, — учителя, входящие в Тёмный совет Универа. И людей мы не похищаем. Мы и тебя-то не похищали. Каждая злодейская сущность Вселенной связана от рождения с этим местом, поэтому, если злодей ещё не появлялся здесь, то в момент смертельной опасности, он переносится сюда, время в его мире останавливается, на него самого накладывают чары. Мне, конечно, интересно, что за опасность постигла тебя сразу после водных процедур, что ты при смерти оказался, но я для себя решил, что этого знать не хочу.       — Стоп! Стоп! Стоп! Как это — время останавливается? Как же так-то?       — Да помолчи ты, да, останавливается, там одни смертные остались, не маги, им всё по барабану. А те, которые были полукровками или попаданцами в твой мир, благодаря тебе телепортировались в свои настоящие, родные, миры. Пойдём в архив когда, узнаем, откуда ты такой вылупился. Так. Сейчас-то твоя гнилая душенька довольна? Как кликать-то тебя, махонький?       — Да не гнилая у меня душа, не злодей я! Я с Земли, простой студент, Влад Горлавский! И я не махонький! Мне двадцать лет!       — О, резко стало легче предков найти! Только, скорее, не Горлавский, а Горластый, ну да ладно. Отведите его куда-нибудь переодеться, уже можно даже форму выдать. А потом меня зовите. Интереснее с ним поболтать, чем тут ещё два часа торчать, ждать лузеров из побочных ветвей. Рудклифф, думаю, ты уже с ним подружился, вот ты и иди. Пшёл, я сказал! — Магистр уже не выдержал, после гневно-недоумённого и молящего взгляда открывшего Владу дверь. Но даже рыкнуть у него получилось спокойно и снисходительно-презрительно. А чего ещё ждать от главного надсмотрщика в этом обезьяннике злыдней?       Парень сопротивляться не стал, ещё самому таких переглядов отхватить не доставало. Полоумные, что с них взять? Нечего с дураками связываться. Но, чем дальше шёл Влад, тем больше он понимал, что это он скоро поедет с людьми в белых халатах, а то уже приелись эти чёрные мантии, и всё кажется реальным, каким минут десять назад не казалось. Если он умер, то попал в ад. Тогда же Влад почувствовал, что, ежели всё так обернулось, то это он им устроит адское веселье…       И повели по коридорам Власю. Да, Влася. Так в глаза и за глаза его называли самые близкие люди. В прозвище и про шевелюру сказано, и само имя не так уж сильно исковеркано.       Его привели к комнате, которая находилась за одной из однообразных резных чёрных железных дверей. Дверь отперлась сама по себе, как показалось Владу, хотя это Рудклифф применил магическое заклинание, и провожатый шатен пригласил брюнета войти, недобро сверкнув красными глазами. Он хотел остаться и посмотреть, как его потомок пройдёт экзамен, окажется в числе лучших, а теперь у того появился конкурент. И судя по способностям, очень даже опасный конкурент. Но против слова рыжеволосого Магистра не попрёшь — не имеет ни права, ни достаточного количества сил, чтобы тягаться с деканом. Единственным драконом в учительском составе. Сильнейшая злодейская раса. Даже вампиры и Тени Демонов против него — ничто. Прах. И даже пепел — в перспективе. Так что ненависть и отвращение можно выразить и молча, подальше от опасного огня жёлтых очей комка чистого зла. Зло или нет, а инстинкт самосохранения никто не отменял.       Влад сглотнул. На него так даже самые отпетые бандиты на районе, даже самые заклятые его враги не смотрели. А если и смотрели, то в спину — в лицо каратисту делать ничего не хотелось.       Подавив в себе желание сбежать, парень вошёл в комнату, убранство которой мог предугадать. Тёмные тяжёлые бархатные шторы, закрывающие с двух сторон широкие окна из красного стекла, пропускающего через себя только свет голубой луны и синих витиеватых грозных молний. Но искусственные осветители в виде многоступенчатых золотых канделябров и светящихся изнутри статуэток из цельных драгоценных камней помогли лучше рассмотреть мебель: тёмно-синие кожаные полукруглые диваны, чёрный пятиугольный стол из цельного дерева и огромная обсидиановая медвежья шкура на сверкающем коричневом паркете. Тут Власе подумалось, что от такого набора цветов он свихнётся. Он просто не выдержит сочетаний, пусть и разнообразных, только синего, чёрного, коричневого и красного цветов. Ладно, хорошо, здесь есть драгоценные камни и металлы, но это не в счёт. Всё в целом угнетает! Как он может так сразу из светлого милого и уютного интерьера перекочевать сюда?! В этот мрак… Да лучше бы его сковородкой по башке шибанули.       Рудклифф открыл шкаф, огромный, во всю стену, из чёрного дерева, с вырезанными на боковых дверках гербами, по-видимому, Университета, и большим зеркалом во всю высоту центрального отсека, от пола до потолка. Оттуда шатен небрежно вытащил чёрный пакет на вешалке и кинул во Влада. Тот еле поймал и хотел было устроить перепалку, но наткнулся на иглы презрения во взгляде предполагаемого оппонента, и все его предположения вмиг улетучились. Рудклифф вышел, а брюнет открыл мешок для одежды, как оказалось, и быстро натянул на себя его содержимое. Большая по размеру, одежда чудным магическим образом стянулась по фигуре и села как влитая. Посмотрев в зеркало, чтобы поправить её на себе, если что-то не так, Влад увидел в отражении парня в чёрных брюках со светло-синими вставками по бокам, в рубашке такого же оттенка, что и вставки, и в чёрной мантии длиной до колен с вставками на рукавах, середине спины и на месте торса от груди до пояса спереди в виде невыпуклого пятиугольника с вогнутым углом сверху. Воротник мантии стягивала тройная не очень толстая цепочка из серебра. Наряд довершила синяя гниющая роза в правом кармашке накидки. Это был тот же светло-синий цвет, что разбавлял черноту его одеяний.       И вдруг он с ужасом заметил — ему идёт. Ему действительно шла эта одежда. Убранство комнаты на фоне не было уже вычурным или вульгарным в его понимании, именно такой свет был приятен ему, такой, как в этой тёмной комнате. И эта его неестественная чернота волос, будто их смазали дёгтем, из-за чего все на Земле думали, что он красится; и эта его, не понятно как, отраставшая именно на бок чёлка, как и сколько бы её не отстригали; и даже его неестественно яркие тёмно-голубые глаза с продолговатым зрачком, что считали всегда патологией. Всё это теперь вмиг приобрело свою суть. Всё это теперь было в гармонии. Вся его тьма прошибла его, словно электрическим током, пришло осознание — Земля просто не является его местом, он не является её частью, она ему не принадлежит… Это странное чувство отчуждённости и презрения к миру, что был тебе домом, искривило его губы в кривой усмешке. Захотелось, чтобы тебе что-то принадлежало. А как такому красавцу и силачу с матными заклинаниями может что-то не принадлежать? ОН получит всё. И всех. И это будет его «Долго и счастливо». В его мире. В его собственном мире, которым он овладеет. Нет, поработит…       Влада отвлёк пока не являющийся усладой для ушей стук в железную дверь. Он поймал себя на этой мысли, пока. Потому что потом, возможно, ему понравится этот звук в исполнения пытаемых врагов…       Это Рудклифф ломился в комнату и возмущался, почему так долго новенький не выходит. Чем он там занимается, Руд искренне не понимал и агрессивно негодовал по этому поводу. Одежда обязана подойти, она же магическая. Что тогда не так? Нарцисс? Любуется на себя в зеркало? Не важно, только пусть побыстрее уже выходит, и так нервы из-за него ни к чёрту, да и ждать не любит. А уж как Кепеск не любит…       Ну его, этого Рудклиффа. Мало ли, что может отчеблучить этот представитель Совета?! Думая о своей безопасности, Влад открыл дверь, и удар кулака Руда чуть не пришёлся по лицу землянина. Эх, какая потеря была бы! Но кулак замер в паре сантиметров от прямого чуть загнутого носа и опустилась. Ровно так, как опустился на это личико презрительный взгляд, будто сам, без слов, высказывающий всё, что думал о Власе этот вампир. Да он даже побрезговал бы и каплей его крови. Ему такое и за бесплатно, как говорится, не надобно. Этого недоноска надо проводить в архивы… Да чтобы эти грязные руки касались священных книг! Но это приказ. И надо переступить через злодейскую гордость. Надо слушаться и быть его провожатым. Жалко. И он жалок. И сам Рудклифф от этого так жалок. Даже ещё больше, чем Влад, потому что туалет сам по себе нормальный для людей, а вот тот, кто драит туалеты…       Сам себе улыбнулся, но с тем же гордым видом повернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл по тёмному коридору, освещающемуся серебряными факелами, поводив указательным пальцем с перстнем над плечом, поманив Горлавского за собой. И ушёл. Летящей походкой. Одним своим статусом могущий заставить любого целовать песок, по которому он ходил. И даже проглотить его. Любого, но не оставшихся вышестоящих двенадцать Советников, тем более главного из них, Магистра. И от этого тошно. И от стука каблуков высоких студенческих сапог на шнуровке, не таких, как у служащих или иных первогодок. Этот стук отличался. Он был таким же гордым и заносчивым, как и создатель этого стука, хозяин сапог. Таким же, почти таким же, как стук сапог его, Рудклиффа, великого злодея вампира.       А Влад спокойно и гордо шёл. Гордо, но внутри него всё клокотало. Возможно, это из-за его родителей, но стук его сердца был неслышен заострённым ушам вампира. И ему было от этого легче. Он не мог проиграть в этой игре презрения-гордости какому-то там Советнику. Как бы плохо это ни проявлялось, но он понравился Магистру, таинственному директору универа. И от этого тоже было спокойнее. А ещё от того, что даже этот Руд так не нравится Халльдеру, как ему понравился он. И теперь Влад узнает себя, своих родителей, которые его бросили, свой родной мир, где должен был жить. Да, это так паршиво. Его бросили, хотелось кричать. Да, понятно, злодеи. Но не до такой же степени! Кем бы ты ни являлся, ты просто обязан быть со своим ребёнком! Ребёнок — это продолжение тебя, как можно выбросить часть собственного тела и души? Слабаки. Презренные. Ему кажется, или он собрался всех перебить, кто когда-либо аборты делал или детей где попало бросал? Эта ненависть, эта тьма. Это страшное для окружающих чувство злодейского сердца. Хмм, определённо, у него есть сердце. Значит, и у его родителей, и у других злодеев оно есть. Но такое ощущение, что у родителей Горлавского как раз сердца-то и не было.       Пока Влад обдумывал варианты заявления своей персоны в обитель почти убитых им родителей, Рудклифф уже остановился у другой, более массивной двери. Из чёрного дерева. Позолоченной в некоторых местах. Да, книги — сокровище, а уж целый злодейский архив… Страшно представить, как его так легко пустили в эту священную обитель. Хотя это не важно. Пустили же. И он должен радоваться. Он узнает, кому надо мстить. Он обретёт цель. А ещё он узнает, как будет жить, потому что сейчас в голове каша — из ненависти, страха, презрения, злости и… наслаждения окружающей обстановкой. Самолюбование. И гармония. Да, пусть и из одного только Инь, но гармония.       Дверь открылась. Уже приёмная для новичков была богато обставленной, а уж этот архив. Пришедшим открылся вид на стеллажи из чистого золота. В каждом зале было по десять среднего размера серебряных столов, рядом с которыми по пять бронзовых стульев. Полки чуть ли не прогибались под тяжестью книг, хотя многие из них летали в воздухе под высокими потолками, лепнина на которых чаще всего скрывалась от взора стеллажами. А книги, большие и маленькие, простые и инкрустированные драгоценными камнями, старательно избегали в полёте металлических канделябров, подсвечников и люстр, свечи которых, страшно представить, справлялись с освещением этого огромного круглого помещения с несколькими этажами. Дубовый паркет скрипел от чистоты под ногами. Обитель знаний всего злодейского рода. И кто бы подумал, что злодейского, если бы стены не были обиты чёрным и красным бархатом с вкраплениями фиолетовых драгоценных камней…       — Стой здесь и ничего не трогай, хоть капля твоей грязи окажется на книгах, я самолично вспорю твоё брюхо и солью всю твою гнилую кровь в канализацию, где ей самое место.       Что и следовало ожидать от Руда вместо обычного «добро пожаловать». Это так сложно сказать? Ему так трудно? Им вроде как не меньше десяти лет ещё вместе уживаться, а он уже сейчас настраивает Влада против себя. Не подходящая схема. Даже если он так невзлюбил новенького, почему не притвориться паинькой, чтобы ударить неожиданно? Наверное, потому, что ударить нельзя. Как и выказывать своё недовольство. Поэтому он лучше будет срываться на жалком щенке, чем сам будет ощущать себя потом щенком перед Магистром.       Руд ушёл, оставив Власю наедине с книгами. Которые замерли, поняв это. Как-то недобро они направили своё внимание на него, это напрягало. Даже очень. Но, оказалось, Горлавский был здесь не один.       — Тёмной ночи, могу я поинтересоваться, что Вы здесь делаете?       — Эээ, ну… тёмной, если у вас так принято. Я, вроде как, новенький тут. Влад Горлавский. Эмм, Магистр сказал ждать его здесь.       — Ох, где мои манеры? Я Эйльёв Кавьёрхгрхан, архивариус в Университете Тенебрисиркум. И не буду Вам мешать, раз уж это приказ Магистра, только умерьте свою злобу, пожалуйста, Ваша аура какая-то странная, книги плохо себя чувствуют, когда Вы так сильно злитесь.       — Ох, приятно познакомиться. Только вот я ещё не умею управлять своей силой, извините. Я жил всё время в мире без магии или чего-то сверхъестественного. Для меня всё в новинку…       — Тогда как же Вы так быстро сдали входной экзамен?! — тёмный эльф был очень удивлён. Человек, да ещё не знающий магии, прошёл тест менее чем за два часа. Лучшие из отпрысков злодейского мира с трудом успевают уложиться во время испытания, а этот… Кто же он такой?!       — Так! Всем стоять-бояться, Я пришёл! Сейчас и узнаем, Владушек, кто такие умницы, которые родили эдакую чудную зверушку! — с ноги открыл дверь Магистр и прошёл к столу архивариуса.