Обломки кораблекрушения

      Бархатные желтоватые лучи роскошной люстры, висящей под потолком в одной из комнат большого загородного дома, падают на лицо Фредди, смягчая его острые, словно бы нарочито выстроганные черты. Пальцы Меркьюри летают над клавишами пианино играючи, точно в его манере, и так ловко, что ему даже не приходится опускать взгляд вниз, дабы убедиться в своей точности.       Фредди всегда пел совершенно и самозабвенно. Когда смотришь на него, каждый раз создаётся впечатление, что, исполняя, он запросто мог бы забыть не только где находится, но и кто он вообще такой. На лице юноши ярко отражалось каждое протянутое им слово, Фредди Меркьюри действительно был тем, кто не представлялся без микрофона в цепких смуглых пальцах.       Чувствовать, как вибрируют голосовые связки, как схватывает лёгкие в их попытке сделать новый вдох, как звук собственного голоса отдаётся в ушах немного иначе, чем в действительности, — всё это не просто доставляло немыслимое удовольствие, но иногда даже заводило, и Фредди снова и снова позволял себе полностью раствориться в свежем тексте и уже привычном мотиве новой песни. — Любовь моей жизни, — Фредди тянет гласные и закрывает глаза, мысленно представляя как будут звучать струнные на фоне его нежной и преисполненной блаженного чувства игры. — Ты ранишь меня.       Пол блаженно закрывает глаза, выпуская тонкую струйку обжигающего горло сигаретного дыма, которая никогда не успевает достигнуть потолочных балок, расползаясь по комнате во все стороны слишком быстро, слишком рано. Фредди позволяет ему наслаждаться своим голосом, поёт не для него, но в комнате они одни, и Прентер чувствует, как поджилки трясутся от одной лишь мысли о том, что вскоре этот человек станет легендой, и он, Пол, удостоится чести быть рядом с ним в этот момент. — Верни, — на выдохе повторяет Фредди и жмурится, словно по-настоящему страдая от собственного текста. — Верни, верни, верни.       Пол не может удержаться и закусывает нижнюю губу, окидывая взглядом полуприкрытых глаз парнишку, который буквально светится вдохновением, затмевая сиянием тусклый свет подвешенной к потолку люстры. Ещё мгновение и Пол теряет связь с реальностью. Теперь эта песня существует лишь для них двоих, и Фредди Меркьюри больше не кажется таким недосягаемым как прежде. Пол достаточно уверен в своих желаниях и в самом себе чтобы в чём-то сомневаться. — Не забирай это у меня, — продолжает юноша, стараясь успеть рассказать всю историю в жалких регламентированных трёх радио-минутах. — Ведь ты не знаешь, что это значит для меня.       Фредди вдруг прекращает играть и, преисполненный новым чувством влюблённости в собственные стихи, торопится внести правки в текст, пока летящая следом мысль не помешала творческому процессу и не разрушила хрупкое вдохновение.       Полу только и остаётся, что бессильно хмыкнуть, пребывая в сказочной эйфории, достигнутой благодаря неземному голосу сидящего перед ним юноши. Но тот даже не замечает небрежного звука, что донёсся откуда-то со стороны кресел. Для Фредди нет ничего важнее, чем успеть внести соответствующие правки в небольшой блокнот со стихами. — Красиво, — Прентер хочет, чтобы его мнение было услышано, и у него нет сил чтобы отвести взгляд от аккуратной, но вместе с тем достаточно мощной фигуры артиста, который так увлечён делом всей своей жизни, что снова не реагирует на подаваемые ему знаки.       Пол остаётся без внимания. Сигаретный дым рассеивается, и мужчина рывком поднимается с облюбованного места, возвышенный и вдохновлённый для дальнейшего диалога. — Как называется? — он не оставит попыток разговорить Фредди, даже если ему придётся сидеть рядом с ним всю оставшуюся ночь, что, вообще-то, он с удовольствием предпочёл бы сну в пустой и холодной комнате под храп музыкантов Queen.       Но Полу не приходится переспрашивать — Фредди отчуждённо оборачивается на голос своего ассистента, словно не зная, что следует ответить, и даёт себе несколько секунд на размышления, глядя куда-то перед собой. — «Любовь моей жизни», — отвечает юноша, поднимая взгляд на мужчину, терпеливо ожидающего его ответа, а затем в спешке прибавляет: — Написал для Мэри.       Пол смущается ровно на одну секунду. Он слегка обескуражен ответом Фредди, и, чего скрывать, разочарован подобной банальностью, но вместе с тем чувствует что-то новое — жгучую необъяснимую ревность, впивающуюся в сердце острыми зубами. — Как скажешь, — бросает Прентер почти обиженно и переминается с ноги на ногу, но больше не знает, что сказать.       Фредди снова поднимает взгляд на Пола, словно убеждаясь в том, что тот действительно всё понял и теперь не станет бросать на него похотливые взгляды, обещающие все сокровища на свете ради одной только его улыбки. Прентер в последний раз затягивается дотлевающей сигаретой, крепко зажатой между пальцами, и наклоняется вперёд, тут же вдавливая окурок в пепельницу, стоящую на крышке пианино рядом с Меркьюри.       Но Пол по-прежнему молчит, и теперь Фредди чувствует себя неловко из-за всего, что происходит. Он ёрзает на своём месте и скользит взглядом по окружающей его обстановке, словно пытаясь придумать, что можно сказать, и, когда мысль, казалось, уже готова сорваться с его губ, Прентер рывком наклоняется, накрывая их своими.       Пол целует грубо и не спрашивая разрешения, совсем не так, как целует Мэри, и Фредди скулит от неожиданности и корит себя за то, что не смог этого предвидеть. Прентер углубляет поцелуй, скользя языком по зубам певца, и Меркьюри вдруг понимает, что обычно скромный и неразговорчивый Пол теперь кажется таким соблазнительным, что юноша практически готов ответить на поцелуй, но вовремя останавливает себя, отстраняя мужчину в сторону. Очередная неловкая пауза не даёт времени трезво подумать, и Фредди молчит неприлично долго, как будто сомневаясь в своих действиях, кусает губы, пытаясь сосредоточиться на чём-то одном, но в конце концов поднимает взгляд на Прентера, который совершенно не понимает, почему тому понадобилось останавливать его. — Н-нет, — практически уверенно говорит Фредди, отводя взгляд. — Ты не так всё понял, Пол... Мэри знает меня таким, каким больше никто не узнает.       В голосе Фредди Пол слышит отчётливые нотки скорби, и понимает, что Меркьюри пытается убедить в этом не столько его, сколько себя. Прентер слегка ухмыляется и аккуратно берёт юношу за острый подбородок, заставляя посмотреть в свои глаза. — Я тебя знаю, Фредди Меркьюри, — отвечает Пол, практически переходя на шёпот, и теперь он уверен, что его симпатия не односторонняя. — Ты правда так считаешь? — каким бы хорошим актёром не был Пол, Фредди лишь слегка хмурится, понимая, что в действительности хочет сказать Прентер. — О, нет, ты не знаешь меня. Ты видишь лишь то, что хочешь видеть.       Фредди отстраняет от себя руку Пола, но продолжает смотреть в его полуприкрытые глаза с вызовом и даже немного гневаясь. — Мы работаем вместе, — Меркьюри наконец отводит взгляд, на мгновение замолкая. — И всё.       Пол покорно делает шаг назад не как проигравший, но как победитель. Что бы он сегодня не услышал из уст сидящего перед ним юноши, теперь Прентер твёрдо уверен в том, что Фредди сдастся и примет его в себя, и он станет умолять об этом раньше, чем Пол действительно влюбится в него.

***

— Сегодня в нашей студии никто иной, как Фредерик Меркьюри, — торжественно произносит рыжий мужчина, буквально пропевая имя знаменитого артиста. — Итак, что вы подготовили? Не терпится отведать вашу новинку, давайте! — Право слово, я не могу дать её, — нарочито наигранно отвечает Фредди, развлекаясь с терпением диктора радиостудии. — Запретный плод, — чуть ли не облизываясь говорит Кенни, нетерпеливо переводя взгляд с таинственного лица артиста, наполовину закрытого солнцезащитными очками, на композицию, обречённую на вечную славу. — Не соблазняй меня.       Фредди не может сдержать ухмылку: подобная фраза лишена смысла во всех возможных контекстах, ведь теперь перед глазами Меркьюри лишь содрогающееся в эйфорической конвульсии тело сидящего перед ним человека, а в ушах — его приглушённые вскрики. Меркьюри улыбается, но пытается не вспоминать ту ночь. Знакомство с радио-ведущим Кенни Эвереттом в тот викенд стало судьбоносным не только для Фредди, но и для Queen. — Не знала, что Фредди и Кенни знакомы, — отчуждённо произносит Мэри словно для самой себя, глядя на тёплое общение между двумя звёздами. — Да, я тоже, — слегка замешкавшись, отвечает Пол, сидя на диване рядом с девушкой, но всё же не может сдержать ехидную ухмылку. — BBC нам отказали, — между тем продолжает Фредди, срывая покровы с правды не столько для слушателей, сколько для сладкой мести. — Никто не хочет её ставить. — А что не так с песней? — Кенни умело обращается с плёнкой, ни на секунду не сомневаясь в успехе замысла солиста Queen, и потому не страшась риска. — Ох, с ней всё в полном порядке, — уверяет Фредди, пока Кенни медленно поворачивается к нему лицом. — Кроме того, что она шесть минут длинной.       Фредди сжимает между пальцами тонкий бокал с шампанским и слегка наклоняется вперёд. Его голос звучит чертовски сексуально, а его раскованные движения завели бы любую фанатку восходящей звезды, если бы она увидела подобного Меркьюри, однако сейчас каждая крупица сексуальности и кокетства в его поведении предназначена целиком и полностью сидящему напротив радио-ведущему. — Шесть минут, — эхом повторяет Кенни, завороженный видом флиртующего артиста, и этот вид, пожалуй, стоит даже того, чтобы поставить в эфире песню такой немыслимой длинны. — Только безумец может её поставить, — играет Фредди, твёрдо уверенный в том, что Эверетт и есть тот самый безумец. — Только ненормальный, — парирует Кенни, взглядом пожирая выдающиеся вперёд губы Меркьюри. — Я решительно против, — заканчивает Фредди, переходя на эротичный шёпот и становясь всё ближе к микрофону, но также и к лицу Кенни.       Пол не может сдержать в себе ухмылку, — мысленно радуется тому, что Мэри наконец отошла, — и не сводит глаз с Фредди Меркьюри, так бесстыдно флиртующего с мужчиной на глазах собственных пассий в размере двух штук. Прентер не перестаёт удивляться тому, насколько же Фредди гей. Подобный потенциал нельзя было подавлять так долго, Полу стоило поцеловать его гораздо раньше.       В такие моменты, когда Фредди готов отдаться кому-то по первому же зову, когда вполне успешно пытается соблазнить кого-то для собственных целей, когда припадает губами к стройному бокалу с шипучим алкоголем, Пол чувствует, что влюблён. Он и сам готов отдаться Фредди, тому стоит только кинуть на него взгляд, совершенно любой взгляд вне зависимости от терзающих его эмоций, и Пол уже тянется к вороту рубашки, внезапно ставшему таким узким, но Фредди знает это и предпочитает самостоятельно устанавливать правила их совместной игры.       «Богемская рапсодия» заливает небольшое помещение до самых краёв, отдаваясь в каждом из четырёх совершенно беспокойных сердец своим собственным ритмом. Фредди следит за реакцией Кенни через солнцезащитные очки, сквозь которые едва ли можно увидеть его глаза, а Эверетт, откинувшись на спинку кресла, беспокойно осушает бокал, не переставая думать о губах сидящего перед ним артиста. Пол прерывисто выдыхает, поднимаясь с дивана на ноги, и поджигает сигарету, тут же затягиваясь и выпуская дым в потолок, а Мэри молчаливо стоит возле стены небольшой комнатки в радиостудии и сверлит обеспокоенным взглядом лицо своего жениха, отчаянно пытаясь понять, почему она не может ему угодить.       Словно чувствуя на себе посторонний взгляд, Фредди слегка оборачивается, тут же встречаясь взглядом с голубыми глазами стройной блондинки. Мэри натянуто улыбается, не желая рушить такой важный для Фредди момент, а тот с готовностью отвечает ей скромной улыбкой, и на секунду даже чувствует себя уверенным, глядя на свою невесту, пока рядом с ней не вырастает фигура Прентера.       За очками глаз Фредди совсем не видно, и Пол бы не узнал, на кого из них двоих смотрит Меркьюри, если бы не наивный и даже детский румянец, немедленно расползающийся по щекам брюнета. В этот момент Прентер чувствует, что его горло будто бы сжали в тиски, и на секунду замирает под взглядом Фредди, но затем снова делает глубокую затяжку, надеясь на то, что сигаретный дым приведёт его в более или менее спокойное состояние.       Фредди наконец отворачивается к Кенни, и Мэри замечает, как облегчённо выдыхает Пол. Прентеру сложно устоять перед взглядом Фредди Меркьюри. Он на все сто уверен, что окончательно и бесповоротно влюблён.       Но проблема Пола Прентера в том, что он одновременно влюблён во всех и ни в кого.

***

      Пол оборачивается, наблюдая за тем, как Фредди Меркьюри стоит возле телефона, разговаривая, — тут нельзя сомневаться — с Мэри и огромной кошачьей сворой, что остались на родине, пока Queen со свойственным «её королевскому величеству» размахом укатила в тур по Соединённым Штатам купаться в лучах славы. Ему не нужно быть телепатом, чтобы понять, о чём они говорят: «Я люблю тебя, Фредди», а он ей в ответ лишь: «Сладких снов», и ничего больше, потому что врать он не хочет.       Меркьюри наконец вешает трубку, предварительно кинув взгляд на стоящих недалеко от него Пола и смазливого мальчика, который познакомился с Прентером едва ли час назад, и проходит мимо, кинув Полу быстрое «за мной», чтобы новорождённый дуэт не мешкал и, что наиболее важно, не привлекал к себе внимания.       Жизнь суперзвёзд беспощадна и так жестока, что даже плакать хочется, но не Полу Прентеру, и не Фреди Меркьюри, и уж тем более не мальчишке-гею, который будет на седьмом небе от счастья, трахаясь с солистом группы Queen. Все последствия будут потом, а сейчас нет ни единой причины говорить «нет», и, благо они все достаточно пьяны, чтобы думать о чём-либо, кроме собственных горящих тел и сияющих душ.       Фредди привык к телу Пола Прентера рядом с собой и теперь ему хочется быть ещё выше к небесам и к облакам, чтобы ни единая здравая мысль не посмела проникнуть в его голову и напомнить о том, что он не Господь, а всего лишь человек, как и все, кто окружает его. И Меркьюри растворяется в этих людях подобно божеству, позволившему им, жалким и не представляющим собой ровно ничего, прикоснуться к прекрасному. Дотянуться до самого, мать его, Рая. — Доброе утро, босс, — как бы невзначай бросает Пол, глядя на выходящего из спальни артиста, и едва заметно ухмыляется.       Он также старается не отвлекаться от утренней газеты, чтобы никто, — ни прислуга, терпеливо прибирающая последствия ночи, ни черноволосый мальчишка, спящий на диване под лучами солнца, ни даже Фредди — не поняли, что ему на самом деле всё равно.       Фредди бросает на парнишку недовольный взгляд, а затем в точности такой же взгляд летит в Пола, пока Меркьюри идёт от кровати до огромного окна, солнечный свет из которого заливает всю комнату. На секунду Фредди даже теряется — он не ожидал, что кто-то может увидеть его очередную маленькую гастрольную интрижку, особенно прислуга отеля, которой вообще доверять стоит в последнюю очередь — и теперь он в гневе. В гневе на Пола, который так спокоен, на сраного проходимца, посмевшего оказаться в его постели, на прислугу, которая словно нарочно старается делать всё так чертовски медленно, на гастроли, на Queen, на каждого её участника по отдельности, и на весь чёртов мир. — Убери бардак, — быстро, но также небрежно, произносит Меркьюри, будто бы не обращая на окружающих его людей никакого внимания, и демонстративно смотрит в окно, машинально завязывая пояс шёлкового халата. — И избавься от своего друга.       Прентер бросает на зевающего парнишку многозначительный взгляд и кивает, приказывая ему убраться прочь чтобы их личный Бог не разозлился ещё сильнее. Пока мальчишка в спешке собирает по комнате свою одежду, Пол думает, что, живи они на пару тысячелетий раньше, Меркьюри мог бы запросто лишить этого неловкого дурачка жизни, но затем отбрасывает от себя эту ересь и откладывает газету.       Одним взмахом руки Пол освобождает комнату, и, как только за дверью скрывается последняя служанка с тележкой, в помещении становится по-настоящему тихо. Он знает, что Фредди злится, и прерывисто выдыхает, тут же наливая в гладкий широкий стакан охлаждённый виски и машинально прикуривая.       Прентер оказывается за спиной Фредди прежде, чем тот успевает об этом подумать, и протягивает ему холодный бокал, отчего Меркьюри на секунду пугается от мысли о том, что теперь Пол знает его настолько, что исполняет его желания ещё до того, как он их озвучит. Фредди делает глубокий вдох, но всё же забирает бокал из руки Пола, тут же делая глоток и чувствуя, как янтарный напиток жжёт горло. — Прости, — Пол наконец разрывает хрупкую тишину, по-прежнему стоя за спиной Меркьюри, и следом за бокалом протягивает Фредди зажжённую сигарету, которую тот тоже забирает без зазрения совести. — Он был наивен. Но всё же хорош. Ты так не считаешь?       Фредди затягивается, тут же выпуская дым в оконное стекло, и опускает голову, слегка покачивая ей, из-за чего тёмные волосы падают на его лицо. Он понятия не имеет, что за его спиной — демон, и когда Прентер скользит руками по его широким плечами, Фредди чувствует, что расслабляется. Пол улыбается, чувствуя, что напряжение между ними пропадает, а Меркьюри больше не злится, и лишь тогда Прентер позволяет себе сказать: — Ты мой Бог, Фредди.       Меркьюри выпрямляется, поднимает голову и на его губах появляется едва различимая, но всё же улыбка. Он прав, Фредди — Бог, самый настоящий Господь, и он знает это, потому что иначе быть просто не может. Пол слегка оголяет плечо артиста и целует его, не чувствуя абсолютно ничего. За спиной Фредди Меркьюри подобно цветку распускаются чёрные крылья, но принадлежат они вовсе не ему.       Пол Прентер с детства привык ломать свои игрушки.