Легкие(со льдом)

      Шипулин медленно брел по ночной Москве. Возвращаться домой крайне не хотелось — там было пусто и холодно. Пусть на улице и шел снег, отчасти он согревал замерзшего душой мужчину.       «Надо выпить», — промелькнуло в его голове, стоило ему завернуть за угол какого-то бара. Антон тут же огляделся по сторонам — на удивление, в этом шумном городе рядом с ним никого не было. Он не хотел признавать, что все эти истории с родственными душами правда. Он считал, что просто постепенно становится алкоголиком.       — Чего-нибудь покрепче, пожалуйста. Со льдом.       — Неудачи на личном фронте?       — Нет, смерзшиеся легкие.       Бармен больше ничего не сказал, как-то даже равнодушно глядя на клиента. Уставший, осунувшийся, со впалыми щеками и черными кругами под глазами, лохматый, хмурый, но некогда явно привлекательный мужчина. Такие обычно ничего не рассказывали.       — Зовут как?       — А тебе не все равно?       — Мой вопрос был первым.       — Антон.       — Максим.       Мужчина внимательно оглядел назойливого парня напротив, наконец, осушая стакан.       — Повтори.       Холод объятий зимы отрезвил почти мгновенно, стоило ему выйти из места своего ночного пристанища. Шипулин вновь нахмурился. Он никогда не может забыться в алкоголе, трезвея почти сразу же, сколько бы не выпил. Чертова Вселенная, что заставляет его постоянно думать о том, чего нет. Думать о том, кто порождает в нем желание выпить.       Неудобная потребность вновь возникла в нем в толпе студентов, когда он переходил улицу. Он вытянул шею, точно жираф, пытаясь увидеть, понять, кто же из этих людей не дает ему спокойно жить. Ни одного знакомого лица, как и ожидалось, не было замечено, но он все же успел-таки выхватить чей-то смутно запоминающийся холодный взгляд. Холодный, потому что цвет глаз был сравним с цветом звезд ночной Москвы.       С самого утра день решил выбить Антона из равновесия. Утром, поскользнувшись на тротуаре, он больно ударился головой об лед. Чуть позже, в кофейне, где была назначена встреча с клиентом, какой-то неловкий официант пролил горячий кофе на его новый костюм. Последней каплей стал лучший друг, укравший у него из квартиры достаточно крупную сумму денег. Соулмейта не было рядом, но напиться хотелось чуть ли не сильнее, чем всегда.       — Что на этот раз? Отмороженные почки?       — Обожженные ребра. Со льдом, пожалуйста.       Парень чуть кивнул, склонив голову, и подал ему уже полный алкоголя стакан.       — Скажите, Максим, а Вы всем своим клиентам сочувствуете о потере жизненно важных органов?       — Это моя работа.       Молчание продолжалось, пока Шипулин осушал стаканы один за другим. Насчитав десятый, Максим нахмурился.       — Вообще-то, мне двадцать два. Ко мне на «вы» не обращались даже самые вежливые клиенты, и ты этого не делай.       — А мне тридцать, и я стану исключением.       Он засмеялся, а бармен впервые увидел его улыбку. Она была похожа на маленькое солнышко, солнечного зайчика, что притаился в тихой тени. Он не понимал, почему это мужчина не может улыбаться всегда.       «Надо выпить», — пришла в голову мысль во время разговора с работодателем. Шипулин невольно пригляделся к нему, вылавливая какие-то знакомые, но непонятные для него самого черты. Из закрытого окна подул ветерок, отбрасывая с лица мешающиеся пряди.       — Ты не слушаешь? Отлично. Уволен.       — Обожженные ребра?       — Потерянная работа.       Глаза, бледно голубые, словно кусочек морской пены, слегка улыбаются. Руки быстро берут бутылку и стакан, готовясь приготовить для гостя напиток.       — Не надо, у меня нет денег.       — Я заплачу.       — Ты бармен.       — А еще почти твой друг. Я же помню, что со льдом.       — Мой последний друг украл мои средства на существование.       — И поэтому ты пропил последние гроши?       — Ну, в общем-то, да.       — Тогда точно заплачу. Пей. Лед можешь не есть.       «Так продолжаться больше не может. Я любо сопьюсь, либо просто сдохну», — да, не самые радостные мысли для жителя столицы, но Антону было как-то очень наплевать. Алкоголь требовался почти всегда, а желание пустить его гулять по венам только усиливалось с приходом в тот самый неприметный бар, в котором, казалось, он был единственным клиентом. Он бы, наверное, мог жить там.       Он так до конца и не осознал, как понял это, и вообще правильно ли, но его это больше не волновало. Его вообще больше не волновало ничего кроме тихонько улыбающихся глаз. «Вселенная не так плоха», — даже подумалось ему. К сожалению, с комплиментами он опоздал.       Вечером того же дня он вышел из квартиры, закрывая ее. Он будто бы чувствовал, что больше в нее не вернется. Ключи полетели в карман, и Антона вовсе не волновало, что они туда даже не попали. Он просто устал, он просто хотел свободы.       Ноги сами понесли его в тот самый бар. Вот он, Максим, человек, которого он искал так долго. Вот он, этот чистый, словно хрусталь, взгляд, и холодный, словно замороженное небо. Легкие Шипулина начали оттаивать. Он чувствовал, что теперь может дышать полной грудью.       Но за барной стойкой оказался абсолютно другой человек. Антон опешил, не сразу приходя в себя, но потом все же вспомнил, зачем сюда пришел.       — Простите, могу я видеть Максима,чьи глаза ясны, словно снег на фоне черного города?       — Простите теперь уже меня, но о ком вы говорите?..       Пронизывающий ветер нещадно трепал его волосы, запутывая в них снежинки. Воздух на высокой крыше был чист, словно лесной. Словно глаза того, что сейчас стоит напротив. Но напротив Антона — лишь пропасть, отделяющая жизнь от смерти. Пустота, заставляющая все внутренности покрываться коркой льда. Легкие в том числе.       Он здесь не за тем, чтобы прыгать. За тем, чтобы вдоволь покричать на злую судьбу. Чтобы поплакать, что сил на суицид в нем слишком мало.       Оказалось, его мнимое счастье — мистика. Он, видимо, слишком уж впечатлительный, или все же знатный алкоголик. Ну, как, как можно было?..       А Максим стоял рядом, чуть ли не касаясь своим плечом Антона. Он знал, что слезы его чистые-чистые, как утренняя роса, но не мог смахнуть их, просто не умел. Он знал, что оставался с ним навсегда, но насколько продолжительна будет эта вечность, решать было не ему, а все той же проклятой Вселенной.

«Свидетельство, выдано … моргом родственникам погибшего, подтверждающее смерть Цветкова Максима Игоревича, двадцати двух лет от роду, обморожение легких. 2014 год, город Москва»