возвращение

Сердце бешено колотится, а глаза распахиваются, стоит только уловить разлетающуюся в воздухе новость — «Соник возвращается. Возвращается с Шэдоу.» Сильвер судорожно переспрашивает членов Сопротивления столько раз, что его вопросы уже начинают игнорировать; выходит на связь с Соником каждую пару минут, лишь бы услышать голос черного ежика рядом — все еще крепкий, твердый, ровный. Лишь бы уловить его сбившееся дыхание от бега, шум его реактивных ботинок, мирное (пусть и ненадолго) молчание природы вокруг. Живой. - В штабе прибывших окружают со всех сторон, стоит только им переступить порог — конечно, больше внимания уделено Сонику. Но только не внимание Сильвера. Его взгляд устремлен на чужие покачивающиеся от движений головы черные иглы, нахмуренные глаза, раздраженный блеск алых радужек от всей этой пустой болтовни Соника рядом. Сильвер даже не слушает. Лишь когда Шэдоу находит в толпе знакомый белый хохолок, телекинетик позволяет себе улыбнуться — впервые за долгие месяцы так счастливо и широко, — после чего осторожно махнуть ему ладонью с массивным золотым браслетом. Шэдоу осторожно кивает головой в ответ и улыбается краем губ. - Ночи отряда Сопротивления всегда проходили беспокойно, но сон совсем не давался Сильверу по совсем другой причине. Сомнения и ужасающие истоки разочарования терзали его изнутри, разрывали разум на две неравные половинки, одна из которой твердила: «Он предал вас, это жуткий неизбежный исход, о котором ты прекрасно знал.», а другая — «Это ошибка. Он вернется. Он всегда возвращается.» И он действительно вернулся. Этой ночью Сильверу тоже было не до сна — лишь в уединенной обстановке, в темном, пыльном коридоре, он позволяет себе прижаться к телу Шэдоу всем своим подрагивающим и внутри, и снаружи естеством, после чего ощутить крепкие чужие руки сзади у себя на талии. — Я… Я так скучал, Шэдоу. — Сильвер шепчет так тихо, так волнительно, будто ежик вновь готов был бесследно исчезнуть, оставив его в невыносимом с недавних пор одиночестве, — Верил, что вернешься. Правда пытался. И Шэдоу гладит его по голове — совсем, как раньше! — приглаживает растрепанные от отсутствия должного ухода иглы, мягко перебирает пальцами опустившиеся ушки, после чего шепчет. Тоже тихо и нежно — только с ним себе позволял. Только в этот поздний час, только в этом коридоре. — Спасибо, Сильвер… Я ценю это. Телекинетик прижимается теснее, чувственнее, чувствуя растекающееся по телу тепло одновременно с невероятной душевной слабостью. Хотелось плакать и смеяться, кричать в пустоту ночного беззвездного неба и счастливо перебирать чужие пальцы ладонями, играя в глупые подобия ладушек. Все одновременно. Быстро, спонтанно, но очень эмоционально. Истощающе, опустошающе. — Почему ты не появился раньше? — начинает бормотать Сильвер, не в силах сдержать все, о чем переживал, чего боялся, что проверял на экранах каждое утро и каждый вечер — регулярно, нерушимо, так самонадеянно. — Все считали, что потеряли тебя, как союзника, гадали, почему же так, как и за что ты решился… Я не хотел верить сначала, ведь не похоже это на тебя — но ты совсем разорвал со мной связь, исчез, появлялся лишь в боях на стороне противника, и видеть твой силуэт там было так невыносимо… Совершенная форма жизни лишь нежно шепчет что-то успокаивающее на ушко, продолжает приглаживать пальцами основания сереющих игл, и слушает так внимательно, как не слушал никто и нигде — ни в прошлом, ни в будущем. — Я и подумать не мог о том, как жил бы, если бы ты совсем исчез. Твое предательство и смена стороны — худшее, что я испытывал, Шэдоу. Худшее. — Сильвер втягивает воздух носом, после чего измученно выгибает брови, вздрогнув и сжавшись. — Я видел тебя почти каждый день, но лишь твою спину. Лишь твою спину, ведь твое лицо, твой взгляд, твоя улыбка — все было обращено к Эггману. Я не мог коснуться тебя, не мог окликнуть, мог лишь безмолвно наблюдать со стороны. Мог лишь знать, что ты жив, и этого было так недостаточно… Дыхание сбивается, и Сильвер крепко сжимает руками чужие задние иглы в поиске опоры, отчего Шэдоу кратко дергается в сторону. Слова вылетели быстро и слишком бурно — оставшимся послевкусием было лишь ощущение перенасыщения. Шэдоу мягко подается вперед, словно выделив для себя удачный момент для начала речи. — Ты правда считал, что я готов переменить всю свою жизнь ради сомнительной выгоды в рядах Эггмана? — ласкающие нотки его низкого голоса пробираются внутрь, оглаживают вздернутые в прежнем волнении и ужасе грани души, а после возвращают ощущение внутреннего удовлетворения. Его так недоставало, что Сильвер улыбается, чуть не засмеявшись в полный голос. — Это слишком наивно даже для тебя, малыш. Поправив кольца вместе с белоснежными перчатками, Шэдоу мягко обводит ладонями овал лица телекинетика, удерживает его за щеки, после чего медленно приподнимает голову по направлению к себе. Золотые глаза напротив поблескивают, почти сияют в полумраке. Сам Сильвер всегда сиял не меньше — но изнутри. — Я не смею оправдываться перед тобой, но обстоятельства действительно вынуждали. Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя, однако… Я знал, что ты в хороших руках. — усмехнувшись тихо, еж опускает верхние веки, — Я думал о тебе каждый день, Сильвер. Отсчитывал часы до возможного возвращения, старался найти способы связаться с тобой. В конце концов, этот способ пришел ко мне самостоятельно. Сильвер все же посмеивается мягко, дав приятному звуку раствориться в ночной тишине. — Правда? — Разве буду я лгать тебе? Следующие минуты проходят в молчании, но каждый находит в нем свое личное удовольствие. Взгляд чужих глаз напротив, тепло шерсти, нежность меха на груди, прекрасная пленительная улыбка — деталей было так много, и их хотелось разглядывать и касаться без остатка. Вернуть все недостающее за предыдущие тяжелые недели, за все душевные и физические страдания. — Хорошо, я просто… — первым подает неуверенный, но все еще полный нежной надежды голос Сильвер, — Так рад, что ты все же вернулся. Я так ждал и так надеялся. — Я всегда буду возвращаться к тебе, чего бы мне это ни стоило. — Шэдоу улыбается белой мордочке впереди, после чего моментально ловит глазами первые признаки румянца на чужих щеках — прием, старый как мир. — Если позволишь, я расскажу тебе все подробности позже. Сейчас же я просто… — Я люблю тебя. — произносит Сильвер чуть громче, чем обычно, перебив черного ежика и столь прелестно зардевшись. — …Я знаю, Сильвер. — наклоняясь ближе к его приоткрытым, манящим и несправедливо покинутым губам, Шэдоу мягко вышептывает в них: — Я тебя — больше. А после целует — тепло, чувственно и так ярко, что у Сильвера восхищенно дергается хвостик, а символы на руках вспыхивают, на мгновение осветив комнату тусклым лазурным светом. Не хватало этих поцелуев, не хватало, как и объятий, и улыбок, и ненавязчивых подмигиваний, и поглаживаний, и просто родного ежика рядом — живого, все еще влюбленного, все еще достойного любви в ответ. Телекинетик отвечает, вкладывая все, что имел, что терял и приобретал заново, о чем беспомощно мечтал по ночам в тесных кроватях базы. И все вокруг расцветает. Даже Эспио, дежурный за сегодняшнюю ночь, шокированно наблюдающий из-за угла.