Гордость, предубеждение и коза

За спиной полыхала родная деревня, заливались лаем собаки. Выжившие лусканцы чересчур быстро перегруппировались и теперь брали Бишопа в кольцо. Не учли они только, что этот лес он знал как свои пять пальцев, однако это преимущество обещало быстро сойти на нет: кровь — лучшая метка для опытных рейнджеров. Ситуация выглядела неважно. Ещё пару часов назад он собирался покончить с жизнью, затащив с собой как можно больше никчёмных ублюдков, однако в последний момент инстинкт упёрся рогом, и Бишоп внезапно обнаружил себя посреди леса. Прихрамывая и зажимая перебитый бок — повезло, что проклятые фермеры не насадили его на вилы, как отбивную, — он брёл куда глаза глядят, пока вовремя не включил мозг, различив впереди смех. Чья-то радость резанула, точно ножом, но выбор был очевиден: Бишоп шагнул на поляну, где остановился на ночлег какой-то бродячий цирк — труппа бардов, как он выяснил чуть позже. Более того, она полностью состояла из одних женщин, которые к его появлению что-то отмечали, поэтому, к счастью, ничего не заметили. Как кучка баб управлялась с гружёными телегами, пятёркой лошадей, диким лесным зверьём и остальными «прелестями» бродячей жизни, Бишоп, конечно, вовремя не задумался. Он прошмыгнул под ближайший тент, готовый прирезать любую девку, стоит ей только поднять крик. Однако внутри были только развешенные шмотки — целые горы, — парики, маски и какие-то тюбики с пахучим содержимым. Схватив ближайшую тряпку, Бишоп перевязал рану и уселся в угол, чтобы восстановить дыхание. Взрыв смеха по ту сторону тента заставил его вздрогнуть: — О, мальчики пришли! Вот и всё, пожаловали за его головой бывшие соратники, а затеряться среди кучки баб даже при его талантах невозможно, разве что… Взгляд скользнул по тряпкам, а затем по напудренному парику с пышными кудрями — с чего-то показалось, что он будет смотреться лучше всех, особенно с той шалью болотного цвета. Волосатость на ногах выгодно спрятали плотные чёрные чулки с подвязками и длинная юбка. В общем и целом получалось отличное прикрытие. Бишоп старался не думать — инстинкт выживания уверил, что после поджога и двойного предательства ниже уже падать некуда. Из зеркала на него смотрела блондинка с хмурым лицом и недельной щетиной. Скрепя сердце и морщась от отвращения, Бишоп исправил последнее недоразумение с помощью чьей-то бритвы с приклеившимися тёмными волосками. Он щедро обмазал губы помадой и так же жирно обвёл глаза подводкой, как видел только у портовых шлюх — деревенские косметикой, конечно, не пользовались. Так что когда распахнулась дверь, являя рожу лусканского солдата, Бишоп встречал его во всеоружии: — Я переодеваюсь, нахал! — он демонстративно одёрнул юбку, одновременно сгорая от стыда и ужаса. — Ого, какая попка, — присвистнул солдат, затем вдруг странно оживился, отчего сердце ухнуло в бездну — раскрыт! — Не желаешь как-нибудь прогуляться? Бишоп опешил от внезапной популярности, однако спас его нежный женский голос: — Здесь нет того, кого вы ищете. Прошу оставить наш лагерь в покое. Ей хотелось подчиниться: выйти прямо сейчас и попросить прощения, однако бардовские чары были нацелены на солдата, а Бишопа вовремя отпустило. Вдохнуть он смог, только когда унылая лусканская рожа покинула его личное пространство. — Ты в порядке, сестрёнка? Снова пришлось подобраться, но Бишоп наивно подумал, что уж от парочки пьяных куриц уж как-нибудь отбрехается. — Да, спасибо… — О, ты из новеньких? Зря к нам не пришла. Не стесняйся! Девушка перед ним точно была натуральной блондинкой, в отличие от него. Глядя на её аккуратную причёску и завитые локоны, Бишоп внезапно почувствовал укол зависти: его парик больше походил на швабру. Хотя шляпка исправила бы этот нюанс.  — Ох, забыла представиться, — после неловкой паузы девушка подобралась и протянула руку, которую Бишоп вяло пожал. — Меня все зовут Душечка. Он закатил глаза — ну конечно, женщины и их дурацкие прозвища, ничего грозного, как принято, например, у лусканских пиратов. Встретившись с Душечкой взглядом, Бишоп вспомнил, что она ждёт в ответ его имя. — Эбби, — кажется, это самое милое, что пришло ему в голову, и Душечку спонтанная ложь устроила. — Приятно познакомиться. Всё же приходи к нам, отогреешься, — Душечка лукаво подмигнула, пробуждая в Бишопе воспоминание о мужских чреслах, спрятанных за юбкой. Уверенность в собственной безнаказанности продолжала расти; он горделиво расправил плечи и перекинул болотного цвета шаль через плечо. Их труппа путешествовала по Берегу Мечей в поисках славы, но что-то не клеилось — наверное, из-за названия, которое менялось от настроения состава: то «Сладкие булочки», то «Красная мельница» то «Веночки и цветочки», от которого мурашки бежали по коже, то «Сладкие крошки». Для творческих людей эти названия не блистали оригинальностью. Девочки, порозовевшие от выпитого, устроились у костра. Почти все сидели в обнимку с музыкальными инструментами, и Бишоп, мысленно потирая ладони, уже воображал себя королём этого горячего бабьего сборища. Конечно же, им одиноко по ночам без крепко стоящего члена, да они ещё в очередь встанут или все вместе на него накинутся. Мурашки побежали по телу от сладких фантазий о перспективном будущем в труппе «Сладких булочек». Благодаря Душечке его приняли за свою «сестрёнку», невзирая на ширину плеч и глубокий голос. Впрочем, среди бардесс затесалась одна полуорчанка, что выгодно выделяло Бишопа на её фоне. — На каком инструменте играешь? — спросила Душечка, когда несколько песен уже было спето, а бутылка с приторным мёдом пошла по рукам. Бишоп думал, что бабы пьют что-то утончённее, но не то чтобы он сильно разбирался в предпочтениях и ни разу никого не угощал выпивкой — сразу тащил в койку, и любовь эта была дешева, как его вера в общество. — На треугольнике, — брякнул Бишоп первое, что пришло в голову, однако глаза Душечки загорелись. — Это что-то новое, согласитесь, дамы? — со всех сторон послышался смех и пьяное поддакивание, с которого предательски горели уши под париком. — Ладно, пока будешь играть с нами, — Душечка коварно заулыбалась, — но, прости, на «Эбби» ты пока не тянешь — будешь «Крошкой БиБи». Не сразу Бишоп понял, что труппа диких бардесс ничем не лучше лусканской армии, но поначалу жизнь ему казалась идеальной, если отбросить необходимость постоянно бриться и носить платье. В целом, было неплохо. С подводкой, например, взгляд становился хищным и притягательным, а в чулках ногам куда теплее, чем в штанах. Первое выступление пришлось уже на следующее утро. Потрёпанные после пьянки бабы поплелись в гримёрку, где Бишоп и раздобыл шмотки с париком, выдавили на руки вонючую смесь, по цвету напоминающую жидкую кожу, из тюбиков и обмазали ею лицо, затем его внимание несколько рассеялось, но через час все, кроме полуорчанки, выглядели вновь свежими и цветущими. Манипуляции так и оставались для него загадкой, пока Душечка не взялась за него перед самим выступлением. На концерт припёрлись его бывшие товарищи, которые, видимо, и не думали заканчивать поиски — или же надеялись на быстрый трах с очаровательными бардессами. Наглее всех зрителей, но и галантнее, что не отошьёшь из-за грубости, был полуэльф по имени Дункан, которого Душечка представила как бывалого путешественника и шепнула украдкой: — Говорят, он нашёл сокровища и возмутительно богат. Крошка БиБи, конечно, была не из доступных, поэтому быстро отшила всех ухажёров и с двойным усердием ударила металлической палочкой по треугольнику, изображая творческий кураж. Слуха у Бишопа не было, так что общую мелодию он не уловил, но бабам, видимо, понравилось: каждая подошла после выступления, чтобы похвалить новичка. У него были проблемы посерьёзнее: лусканцы всё ещё тёрлись рядом, а труппа остановилась на несколько дней, так что сбежать с её составом в ближайшее время не вышло бы. Однако горевал Бишоп недолго: следующим утром помятые после очередной пьянки бабы пошли к реке, где скинули всю одежду в одну кучу. Не сразу Бишоп понял, что можно не прятаться в кустах, а вполне свободно их разглядывать. От плавания он отказался, и бабы почему-то понимающе закивали и сказали, что теперь понимают причины его мрачного настроения. Молчание в ответ было мудрым выбором. Душечка при свете солнца оказалась жилистой девкой с узкими, мальчишескими бёдрами, однако этот недостаток не мешал Бишопу пялиться на пушок светлых волос на лобке. Когда она наклонилась, чтобы постирать сорочку, член заинтересованно дёрнулся — так, что пришлось перекинуть ногу и сцепить руки в замок. Едва он отводил взгляд, как снова возвращался к торчащим розовым складочкам, воображая, как просто сейчас было бы подойти и вставить ей до упора, срывая удивлённый вскрик. Пьянящий запах женских тел не мог не кружить голову; он сопровождал Бишопа повсюду, рисуя в воображении сладкую групповуху почти со всеми бардессами сразу — только полуорчанку он бы не пригласил, когда вокруг такое разнообразие, — даже секс при свидетелях его уже не смущал при мыслях об узкой щели Душечки. Не было сомнений, что внутри она наверняка маленькая и тесная, но гибкая и с фантазией, раз личность творческая. Будто уловив его мысли, Душечка развернулась, не разгибая спины, и, лукаво улыбнувшись, повиляла попкой, отчего Бишопа прошиб озноб: неужели знает его тайну? Наверное, выражение лица всё за него сказало, раз Душечка хихикнула и только затем накинула платье. Ткань тут же прилипла к мокрому телу, вырисовывая торчащие то ли от холода, то ли от возбуждения соски. Остаток дня Бишоп пытался улучить момент, чтобы прижать Душечку и запустить руки ей под юбку, однако реальность рассудила иначе. Крепкая хватка едва не вывернула плечо и толкнула к телеге; под собственным весом Бишоп вынужден был лечь грудью на колесо, что и спасло его от сию же минутного разоблачения, когда те же загребущие руки начали шарить по талии и бёдрам. Шлепок по заднице вырвал из его горла то ли стон, то ли крик. Правая ягодица, не привыкшая к такому грубому обращению, горела огнём; от стыда горели уши, потому что член снова заинтересованно привстал. Вывернувшись, Бишоп обхватил запястье, которое оказались очень узким, почти что кукольным. Душечка развратно улыбалась и как кошка тёрлась о телегу спиной, где только что стоял Бишоп. — Любишь жёстко? Отлично, — её голос уже не был милым, привычная Душечка испарилась или скинула обманчивую личину, представ суккубом. Вся кровь хлынула вниз, мгновенно пробудив член, однако в мозгах хоть что-то осталось, раз Бишоп не накинулся сразу, а успел отвести каменный стояк в сторону — благо под платьем было полно места. Душечка прильнула первой, с ходу просовывая язык ему в рот. Когда они разъединились, ухо обожгло её прерывистым дыханием. — Я помню, что тебе сейчас нельзя, но зато мне ты отлизать сможешь, Крошка БиБи. Она не знала — правда точно в барабан ударила. Впрочем, Бишоп всё равно оказался в плюсе. Осталось только зарекомендовать себя, и Душечка уже будет не против сюрприза под его юбкой. Фактически знакомство заново ещё стоило продумать, но сейчас, падая на колени и с готовностью раскрывая рот, Бишоп не думал ни о чём, кроме влаги на розовых складках, жара и мускусного запаха. Если такова цена, он может притворяться ещё немного. Крошка БиБи усердно старалась, как может только благодарная протеже. Стоны Душечки были лучшим ориентиром; она извивалась, стоя на одной ноге и придерживая юбку на поясе. Они всё-таки трахались на улице, почти у всех на виду, и мечты, казалось, мгновенно исполнились — так недолго и в богов поверить. БиБи трудилась языком, как если бы снова целовала Душечку в губы. Её соки стекали по подбородку, но БиБи послушно сглатывала и продолжала — то посасывая, то нежно описывая круги вокруг чувствительной точки, помогая себе пальцами. Несмотря на непривычную и откровенно абсурдную ситуацию, Бишоп получал удовольствие, особенно зная, что спустит напряжение уже за ближайшим углом: жизнь продолжалась, и в ней до сих пор находилось место чему-то интересному — например, небывалому альтруизму и готовности пожертвовать своим удовольствием ради малознакомой девки. Так не только в богов поверишь, но и встанешь на путь исправления… «Да ну, бред какой-то, — думал Бишоп уже лёжа на спальнике в окружении сопящих бардесс. — Отымею её, заберу заработанное и умчусь на север, в леса, как хвост сброшу». План казался идеальным. Бишоп отъедался, иногда бил в треугольник, иногда — отваживал приключенца и мнимого богача Дункана, которому первый отказ не стал препятствием. В отличие от лусканцев, которые на концерты подозрительно зачастили, он держал руки при себе, не отпускал пошлых шуток и всегда приходил с подарками. Вздыхая над очередным веником цветов, Бишоп думал, как же ещё сказать Дункану, чтобы тот отвалил, пока Душечка не поделилась очередной мудростью: — Он и не должен тебе нравиться. Через пару дней мы уедем, так что ты должна высосать из него побольше денег. Считай это платой за терпение. На слове «высосать» Бишоп споткнулся и дальше как-то потерял нить разговора, что не укрылось от Душечки. Развратно хихикнув, она предложила встретиться ещё раз у телеги, чтобы закрепить умения Крошки БиБи на практике, когда остальные девки будут заседать у костра в компании бурбона. Отказываться Бишоп и не думал, но прежде дал Дункану шанс отдать свои сокровища ему — точнее, Крошке БиБи, конечно. На новую жизнь ведь требовалось много денег. Они прогулялись по берегу реки. Бишоп упорно молчал, пытаясь не придушить говорливого ухажёра на месте, чем заслужил ещё и титул загадочной недотроги. Ему показали небольшую яхту, на которой Дункан жил и путешествовал, однако от предложения зайти на борт Бишоп мудро отказался. Труппа «Веночки и цветочки» — или как их там сегодня называли? — доигрывала какой-то медляк, и Дункан без всякого согласия закружил Крошку БиБи в танце. Затем медляк сменился чем-то подвижным, даже эротичным, если такое определение уместно в музыке. Дункан крепко держал Бишопа за руки и крутил его телом, как хотел — только парик держи. Ноги задирались на крутых поворотах, поднимая полы юбки и демонстрируя панталоны. Дункан лыбился, как идиот, и томно вздыхал, произнося имя возлюбленной: — Ах, БиБи, я бы увёз вас в Невервинтер… На прощание он подарил золотую брошку за мучения, тем самым отсрочив свою смерть. Перед очередным свиданием с Душечкой Бишоп переоделся, потому что платье пропиталось потом от танцев и брезгливого ужаса, побрился, чтобы не скрести щетиной по нежной коже, как следует причесал парик, размазал смесь из тюбика, маскируя царапины и раздражение на щеках, и отправился к месту встречи, намереваясь раскрыть карты и завоевать сердце Душечки своим животным магнетизмом. Однако мужественности в воздухе явно не хватало. — У меня уже нога отекла. Так снова до рассвета можно простоять без результата, — вздохнув, Душечка оттолкнула голову Крошки БиБи и просто… ушла, оставив Бишопа в глубоком недоумении. Весь следующий день Душечка явно не соответствовала своему прозвищу, потому что осталась неудовлетворённой, но дело это было поправимым — вот только доберётся до неё и… Затем беда пришла, откуда не ждали: — Ты бездарна. Играешь отвратительно. А ведь Бишоп всерьёз поверил, что играл если не отлично, то вполне сносно. Вот зачем было врать и вселять ложную надежду — снова, как со способностями его языка? Значило это, что и толпа поклонников глядела лишь на БиБину задницу, не больше. — Смотрите, Крошка БиБи сейчас расплачется! Под дружный гогот бардесс Бишоп скрипнул зубами, напоминая себе, что он всё-таки ещё мужик, рейнджер, пусть и недоученный, а значит, может перерезать всех их, как куриц, но тогда лусканцы тут же его схватят. Впрочем, и в руках держать себя он тоже больше не хотел и намеревался трахнуть Душечку в любом случае — а если та ещё и бухтеть начнёт, как принцесса цирка, то он точно на ней вовсю отыграется. Верный охотничий кинжал покоился в чулке, как у всех уважающих себя работниц таверн и публичных домов. Месть грела сердце, однако реальность снова не дала Бишопу и шанса на реванш: на условленном месте Душечка ждала не одна, а в компании ухмыляющейся полуорчанки. — Это если ты одна не справишься, — «успокоила» Душечка, прочитав немой вопрос на застывшем лице Крошки БиБи. Вот исполнилась и мечта с групповухой, как заказывал. Готовый теперь уже защищаться, Бишоп выдернул из ножен кинжал, однако бардессы явно не впечатлились и многозначительно переглянулись. Видимо, иного от БиБи и не ждали. — Новенькой нужен урок послушания. — Согласна, сестрёнка, — пробасила полуорчанка и погрозила Бишопу какой-то продолговатой толстой деревяшкой. Рука увереннее сжалась на рукоятке кинжала, однако пустить его в ход не вышло: девки профессионально скрутили Бишопа, что говорило о большом опыте — и явно не самообороны. Ещё поспорить можно, кто кого держал бы в страхе — лусканцы или труппа «Сладкие булочки». Бродячая жизнь оставляла глубокие шрамы на душах и телах — уж Бишоп об этом многое знал, — однако такую извращённую жестокость даже дикие звери не проявили бы. Он о многом успел подумать, пока извивался в крепкой хватке полуорчанки. Нагнув Бишопа через колено, она от души отшлёпала его по заднице — по его гордости! — едва не сделав калекой, а затем вдруг остановилась. — Душечка… тут это… что-то упирается мне в бедро. На ножны не очень похоже. Шлепки точно раскалённой кочергой жгли кожу, однако повеяло долгожданным холодом, когда сумасшедшая девка задрала ему юбку и, не заметив подвоха сразу, принялась шарить в панталонах, пока не нащупала стояк, которого, по её логике, там быть не могло. С душераздирающим визгом Душечка отпрянула, словно увидела паука. — Это мужик! Убей его! Он явно не так представлял их знакомство заново, и о продолжении, как в фантазиях, уже не могло быть и речи. Пока полуорчанка мешкала, Бишоп врезал ей локтем в глаз, попытался перекувырнуться, но запутался в платье и упал. Душечка первой схватила кинжал — он понял это, когда лезвие воткнулось в землю рядом с ухом. Рука инстинктивно начала шарить по земле, пока не обхватила что-то достаточно длинное… и подозрительно обтекаемое. Хотелось бросить подальше ту палку, которой его чуть было не изнасиловали бешенные бабы, однако затем Бишоп вспомнил о реванше. Обезвредив Душечку, он опрокинул её на живот и от души шлёпнул по узкой заднице. — Тебе же понравилось, сестрёнка? Значит, понравится и это. Она рычала, точно зверь, вырывалась и кусалась, однако всё же ему хватило сноровки, чтобы засадить ей — пусть и деревянным членом. На что-то большее не хватало времени: полуорчанка уже пыталась подняться. Вернув кинжал в ножны и схватив обеими руками полы платья, Бишоп побежал к реке. Красть деньги труппы уже казалось опасным для жизни: наверняка Душечка отправила за лусканцами, сложив два и два. Дункан расслаблялся на борту яхты, в одиночестве попивая из горла какое-то пойло — и вдруг Бишопа осенило. Одёрнув юбку и поправив съехавший парик, он кокетливо, как всегда делали бардессы, помахал рукой. Дункан чуть ли не подпрыгнул, когда заметил первый знак внимания, и спустил трап, чтобы его Крошка БиБи смогла подняться. — Я знал, что вы рассмотрите моё предложение, — щебетал он. — Не желаете ли прокатиться? Закат просто восхитительный! — Да! — рявкнул Бишоп, заметив на горизонте бывших соратников, спешащих явно по адресу. К счастью, Дункан тоже торопился, пока его счастье не передумало и не сигануло за борт, поэтому резво отбросил швартовы и встал у руля, напялив прежде капитанскую шапочку с маленьким чёрным козырьком. Наконец-то реальность встала на сторону Бишопа и подарила быстрый попутный ветер. Это был успех — ну почти. После столь безумного дня Бишоп устало плюхнулся в шезлонг и пригубил оставленное пойло, совершенно не по-дамски расставив ноги. Теперь можно было расслабиться под лучами заходящего солнца и прикрыть глаза под пение капитана судна. — Разве ваши прелестные товарки вас не хватятся? — Я завязываю с карьерой в музыке, — вздохнул Бишоп. В присутствии Дункана, этого мечтательного идиота, он чувствовал себя вновь в безопасности. — Жаль, но в жизни полно других достойных занятий. Я, к примеру, открываю в Невервинтере таверну и был бы рад пригласить вас играть там… Бишоп мгновенно вспомнил, откуда у Дункана деньги на всё это добро — на яхту, на таверну, на разгульную беспечную жизнь, — и классовая ненависть тут же напомнила о себе. Бишоп потянулся к кинжалу, делая вид, что поправляет чулок, однако, услышав сзади щелчок, тут же затылком почувствовал направленный арбалет. — Я не дурак, милая, и знаю, чем ваша труппа промышляет. Ну-ка руки положила на бутылку! Бишоп повиновался больше от неожиданности, но тут же вскипел от ярости, как только приказ вновь сменился легкомысленным пением. — И что теперь? — сквозь зубы процедил он. Уж лучше попасть к Дункану, чем к лусканцам, но всё же свобода предпочтительнее. — Как я и говорил — в Невервинтер. Остепенимся, купим таверну — заживём! Одиночество — поганая штука, дорогая БиБи, поэтому предлагаю узаконить наши отношения в ближайшем храме. — Но я — мужчина! — в сердцах воскликнул Бишоп, срывая наконец злосчастный парик, однако Дункана правда не смутила. Романтичный взор всё ещё был направлен в сторону заката. — У каждого свои недостатки. Яхта тихо шла по течению, сопровождаемая пением Дункана, и Бишоп думал, в каком же надо быть отчаянии, чтобы докатиться до такого состояния. Впрочем, теперь их было двое; богатства и возможность быть собой немного перевешивали нужду в свободе, но больше — откровенный шантаж со стороны Дункана и, конечно, довод в виде насильного возвращения к Душечке. За спасённую задницу можно и оплатить соразмерно. Храм удалось благополучно обойти, однако общая тайна и без клятв связала их на долгие годы — а также долг за спасение, который Бишоп, как настоящий мужчина, решил оплатить. Пусть их отношения были созданы на лжи, всё же продержались они куда дольше среднестатистических по Невервинтеру. Жизнь была сносной: Бишоп снова отъедался, жил в тепле, а периодически взимаемый долг можно было и перетерпеть — благо наливали тоже бесплатно. Да и мужику отсасывать оказалось куда проще и быстрее, чем бабе: всё-то сразу понятно, понравилось или нет, тут же налицо результат. Дункан всегда был благодарен и обходителен, а бабы даже не знали, чего хотели, и постоянно врали, чтобы побыстрее свалить и потом выразить негодование. Если Дункана спрашивали, как он познакомился с Бишопом, тот рассказывал умопомрачительную историю со спасением, что, в общем-то было недалеко от истины. Кудрявый парик и платье нашли своё место в сундуке, как интимная семейная реликвия, но доставались, правда, только по праздникам и годовщинам, когда Бишопа ещё можно было уломать на секс, поминая долг и Душечку. К слову, её совет про «высасывание денег» стал самым дельным в его жизни.