И я, конечно, не вру, и ты, конечно, не врешь, Я никогда не умру, ты никогда не умрёшь… ©[t.A.T.u] «Ты согласна»
Вадим несильно беспокоился за то, что сейчас в городе ночь. Ходить в тёмное время по улицам не казалось чем-то опасным, а порой и представлялось единственным времяпрепровождением, например, если надо «проветриться», отдохнуть… С Вовой они разделились буквально несколько минут назад, договорившись встретиться через полчаса на одной из скамеек на набережной, в другом её конце. Вова сказал, что кто-то забил ему встречу. Здесь, недалеко, как он выразился. Вадик хотел пойти с ним, потому что всё это казалось странным – глубокая ночь, чужой город… О какой встрече может идти речь? Но факт остаётся фактом, и Вова ушёл в своём направлении, практически клятвенно попросив Вадика, что бы он не шёл за ним. Просящий взгляд шоколадных глаз, блестящих при свете ночных фонарей, не мог не убедить парня, и тот «отпустил» Дантеса, успев только заметить, что тот уходит куда-то вдаль от набережной, туда, где располагались дома. Провожая взглядом медленно идущего юношу, чей шарф развивался на ветру, Вадик только успел подумать, какой же он, Вова, утончённый… Олейнику откровенно нечем было заняться, и он теребил в руках айфон, то и дело переключаясь со страницы на страницу в интернете и пристально наблюдая за электронными часами. Сидеть уже надоело, поэтому Вадик лениво побрёл в то место, где ребята условились встретиться. Да, и пришёл за десять минут до оговоренного времени. Ожидание было каким-то тягучим, подобным прилипшей к подошве жвачке, — непонятно, сколько времени проходило, но хотелось, чтобы оно истекло как можно быстрее. Ровно тридцать минут с ухода Вовы прошли, а здесь он пока не появился. Вадик успокаивал себя тем, что полчаса – это достаточно условная единица времени, и точно ей никто не следует. Но уже через двадцать минут в душу прокралась какая-то тяжёлая тревога. «Может, место спутал? Или заговорился? Или вообще заблудился?» — одни вопросы крутились в голове Вадима, но не было на них ни одного ответа, поэтому уже через несколько секунд пришла банальная идея – надо просто позвонить! Уже с каким-то лёгким выдохом Олейник нашёл в записной книге телефона номер Вовы, и стал звонить ему. Один гудок, второй… Длинные. Каждый новый звук как будто отсекал кусочек надежды от оставшейся. После двух минут монотонных гудков на экране смартфона высветилось «Абонент не отвечает». Сердце стало биться быстрее, отдавая куда-то в виски. Ещё две попытки, две безуспешных попытки… Невольно начала накатывать истерика: руки, голос дрожали, глаза постепенно стали увлажняться. Мгновение, и парень сорвался с места, со всей своей скорости несясь туда, где он видел Дантеса. Под влиянием адреналина казалось, что силы не кончаются, что мышцы не болят… По прямому пути Олейник ворвался в какой-то лабиринт невысоких домов, внешние которые из них были освещены, а в глубине начиналась непроглядная темень. Вадик пролетелся по улочкам вдоль внешних домов, потом понёсся в глубь, где практически на каждом шагу были развилки. Здесь стояли только одинокие фонари, многие из которых не работали. В столько позднее время здесь уже почти никого не наблюдалось, и даже окна квартир зияли чёрными квадратами на фоне бежевого кирпича. Только пару раз Вадим видел, как на скамейках устраивали ночную тусовку какие-то молодые парни. Ещё несколько раз по пути «куда глаза глядят», и Олейник понял, что он здесь уже был. Поэтому ему ничего не оставалось, как подойти к подвыпившей компании и спросить у них, не видели ли они Вову. — Ребят, вы тут парня такого не видели… Высокого, кудрявого? — Да проходил кто-то, — еле внятным голосом пробормотал один из них. Компания приняла Олейника неплохо, но большего они не знали. — А где он, где он? – с оживающей в глазах надеждой спросил Вадик, подходя к компании ещё ближе. — Да вон туда ушёл, — юноша указал рукой куда-то между кустами, — Там ещё один проход есть, — пояснил он. — Он один был? — Да, по-моему, — ответил уже другой парень, которому эти разговоры показались интересными. — Пацаны, спасибо большое! – уже чуть ли не крикнул Вадик, резко оборачиваясь и убегая туда, куда ему было указано. За кустами оказались трубы, через которые Олейник быстро перемахнул, но вот за ними – полная темнота. Тусклый свет Луны освещал это место кое-как, будто бы оно этого даже и не заслуживало. Здесь не было деревьев, это был какой-то совсем одинокий пустырь, с двух сторон от которого были глухие стены без окон, и от него шло ещё несколько проходов в другие дворы. Сердцебиение заметно участилось, теперь казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, сломав грудную клетку. Он где-то здесь. Несколько минут Вадим обшаривал землю, пристально вглядываясь в территорию и тщательно её изучая. И вот на фоне тёмной земли стал заметен ещё более тёмный силуэт. Дыхание перехватило, а Вадик рванул к месту, где он это увидел. Рассыпанные по земле кудри… Вадим рывком вырвал из кармана айфон, освещая им свою «находку». Вова лежал на земле в неестественной позе, со сдвинутыми ногами и распластанными в разные стороны руками. Ладони были чуть сжаты, глаза закрыты, а губы приоткрыты. Но самое страшное… Из-под расстёгнутой куртки на свитере Вовы зияло огромное тёмное красное пятно, кровь растеклась по одежде, и руки тоже были в ней испачканы чуть ли не по локоть. Как будто он просто уснул… Вот так, на холодной земле, с «дырой» в животе. — Вова! – вырвался крик у Олейника, который упал на колени перед другом, — Вова, Вовочка, — Вадик касался его щёк, груди, но это не давало никакого результата, — Дантес! Ощущение самого плохого накрыло с головой, из глаз у Вадима хлынули слёзы, не помня себя, он кричал имя парня, прислонясь к его груди и пытаясь услышать сердцебиение. Руки невероятно дрожали, перед глазами всё плыло, да ещё и освещения практически не было, но Вадик упорно избавил от одежды руку Дантеса, рваными движениями пытаясь найти и прочувствовать пульс, капая слезами на запястье парня, но все попытки были тщетны, признаков жизни не обнаруживалось. Дыхание… Дыхания нет. — Вова! – крики в исступлении, когда просто уже не помнишь себя. Мыслей о «Скорой» даже не возникло. Уже было всё потеряно, и Вадим это понимал, но его сердце отчаянно отказывалось это признавать… Уже ничего не видно, а мозг отказывается принимать другие сигналы, он уже просто не осознают, что делает… Он просто кричит… Ещё один зов, и Вадим целует уже лишившиеся дыхания губы, в последний, в самый последний раз ощущая их терпкий вкус, вызывая бурю воспоминаний в голове, которые проносились как на плёнке кинофильма, воспоминания о том, как всё было прекрасно и хорошо… А сейчас, в один момент всё это рухнуло без какого-либо шанса на возвращение. Это просто конец… А клятва вечной любви? Они должны быть вместе… «Вместе», — выдохнул Вадим в губы Вовы. Вадим низко наклонился над бездыханным телом, капая на него прозрачными слезами, пытаясь в последний раз запомнить каждую черту, каждую клеточку, каждый кусочек тела ставшего уже родным человека, тела, которое он с такой радостью и с таким рвением изучал каждый раз… Которые навсегда теперь лишилось движения. «Это я виноват», — прорезала голову мысль Вадима, — «Это я его отпустил». На душе стало совсем тяжело, так, что, казалось, только смерть может облегчить эту ужасную потерю, это неукротимое чувство вины… «Какой я дурак… Вова!» — шептал себе под нос Вадим, вслепую шаря по телу Дантеса, измазав руки в крови. Вадим интуитивно кричал, будто моля все силы Земли о том, что бы Вова вернулся, даже если просить об этом приходилось самого Дьявола. Но его просто не слышали за его же криками, погрязшими в слезах. Недалеко от Вовы лежала какая-то стеклянная бутылка. Всё, решение принято в долю секунду, и нет шанса на отступление. Дрожащей рукой Вадим ухватил её и резко стукнул об асфальт. Она разлетелась сотней осколков, попав и в Вадима. В руках осталась только роза от бутылки. Быстро, насколько это было возможно, Олейник скинул с себя куртку, прикидывая, куда надо ударить так, что бы наверняка. — Вова, я иду к тебе, — прошептал Вадим, с силой мазнул острым стеклом вдоль вен. Ужасная, пронизавшая тело боль, но она не могла сравниться с тем, что сейчас творилось в душе, она просто утонула в этом океане горя. Из порезанной руки стала быстро течь кровь, при любом малейшем движении становилось очень больно, потому что кожа была прорезана глубоко. Ужасная пытка, когда секунда идёт за час… Но на губах играла безысходная, но блаженная улыбка, Вадим с нежностью оглаживал испачканными пальцами скулы Дантеса, запоминая их изгибы, это заглушало боль. Крови вытекло достаточно, голова жутко закружилась, и Олейник упал, совсем рядом с Вовой, роняя последние слезинки на испачканные алой жидкостью руки. Вадим только успел поймать себя на мысли, что кровь их перемешалась… Это знак. А потом… Темнота, полёт куда-то… «Вова, я уже здесь!»***
— Да что ж с тобой такое? – Вова ни на шутку забеспокоился состоянием своего друга, который вот уже несколько минут кричал во сне, как будто его резали, но при этом не просыпался. Дантес перелез через тело Вадика, нависнув над ним, слегка побив его по щекам, но тот как будто бы не хотел просыпаться. Какого же было удивление Дантеса, сидящего на Вадиме, когда тот крикнул его имя, и внезапно подался вперед, сбрасывая с себя юношу. Ещё короткий крик, и Вадим понял, что он в кровати, что он жив… — Вадик, ты чего? – испуганным голосом спросил Дантес, переворачиваясь в другую сторону. — Кошмар, — только и ответил Вадик, с удивлением рассматривая свою правую руку, где все вены были целые, и вообще на руке не было ни единого изъяна. Вадим подполз к Вове, ощупывая его за лицо, за торс… Дантес не возражал, но, тем не менее, ему было любопытно, что же так повергло в шок его друга. — Успокойся, всё хорошо, — пытался как-то успокоить его Вова, перехватывая его руки и прижимая их к кровати. — Вова… Вова, мне приснилось, что ты умер, — со страхом сказал Вадик, уже прощаясь с этим ужасным сном, придвинулся к Вове, прижимаясь к нему. Дантес, явно не ожидавший такой нежности, только погладил Вадика по оголённой спине, чувствуя, что тот местами был в холодном поту. Олейник прикрыл глаза, устроившись на плече Вовы, до сих пор немного дрожа. — Да ладно, это же только сон… — Да… Только сон. Ты у меня никогда не умрёшь… А Дантес только хотел сказать, что лучше Вадиму меньше перенапрягаться и больше спать, но он оставил эти мысли несказанными, чтобы не портить такой трогательный момент.