Боль

Питеру больно. Уэйд всегда знает, когда ему больно, потому что в такие моменты он начинает делать больно всем кто его окружает: тёте, Гвэн, ему… Но главное, самому себе. Питер топит себя в физической боли, чтобы не чувствовать душевную. Сначала он перестаёт брать трубку, ввязывается в драки, приходит домой за полночь, грубит тёте и лучшей подруге, а разозлившись бьёт его, уже не в шутку… Когда это перестает помогать, Питер пишет лезвием на предплечьях, бьёт кулаками о стены, пока не начинает оставлять красные пятна, курит и тушит сигареты об себя… Сегодня от него снова пахнет сигаретами и самую малость гноем. Уэйду надо поговорить с ним. В этот раз всё продолжается слишком долго. После смерти Бэна Уилсон ни разу не видел своего парня целым. А ведь прошло уже почти пол года … Но Питер снова лезет целоваться ни сказав ни слова. И впивается в чужие, вечно обветренные и искусанные губы так, будто ему всё равно, чьи они, и Уэйду снова больно. Он знает, что Питеру больнее. Знает, что он сейчас, не сказав ни словечка, потащит его в спальню; знает, что он будет просить укусить сильнее и придушить пожёстче; знает, что после Питер будет плакать и каяться во всех своих грехах, даже тех в которых совсем не виноват. Уэйд знает, что еще позже, когда голос станет хриплым, и Паркер не сможет говорить, он закроет глаза и прижмётся к нему как к последней надежде, забудется на несколько часов спокойным, как воды Стикса, сном. Потом он уйдёт, потому что в трёх станциях от квартиры Уилсона Мэй глотает успокоительное и не ляжет, пока он не окажется дома, пока снова не сделает ей больно. Уэйд знает, потому что всегда следует за ним в такие ночи, даже если Питер запрещает. Особенно если Питер запрещает. Ведь больше всего на свете Уэйд боится, что Питеру взбредёт в голову шагнуть под поезд, или спрыгнуть с крыши, или Бог знает, что ещё… Его Питеру. Питеру, который не расстается с фотоаппаратом порой даже в постели; Питеру, который улыбается, так что солнце кажется лишь блеклым отражением его улыбки; Питеру, который ходит по дому в отцовских очках, вечно поправляя их и отказываясь чуть подогнать дужки, будто взял их поносить на время и должен будет вернуть в целости и сохранности; Питеру, который в хорошие времена пахнет встречным ветром, дезодорантом и чем-то сладковато-родным от чего Уэйду щемит сердце… Питеру, который для него Всё. Действительно всё. У Уэйда Уилсона больше совсем никого нет, пара приятелей с армии и из бара не в счёт. Он вообще не представляет как бы жил без Питера. Они вместе почти три года, с выпускного класса Уилсона. Он до сих пор восхищается своим мальчиком, когда вспоминает их первое знакомство. (Даже если в настоящем кажется, что он совсем этого не заслуживает) В том тёплом сентябре, в один из первых дней учёбы в школьном дворе собралась толпа, над кем-то издевались. Как всегда впрочем… Уэйд, увидев, поспешил на помощь, но буквально за секунду до того как он ворвался в круг, раздался мягкий, не громкий голос, который заглушил все остальные. -Отпусти его. Сказать честно, Уэйд ожидал увидеть там кого-то вроде себя: высокого, плечистого, способного дать отпор любому школьному хулигану, но в круг вышёл тощий парень со скейтом в руке и фотоаппаратом на шее. Он совсем не был похож на бойца. И первое впечатление не обмануло, он даже не успел среагировать на удар. Уэйд тоже замешкался на секунду, но уже в следующую отпихнул обидчика и хорошенько дал кулаком под дых прежде, чем обернуться и помочь тощему подняться. - Ты как? - Порядок. - Уэйд Уилсон. - Питер Паркер. - Это было круто. - Это, — парень (Питер) дернул подбородком в сторону согнувшегося пополам задиры, — тоже. В эту шею было невозможно не влюбиться, также как в эти губы, глаза, в эти ключицы… Теперь Питер ходит в кофтах и водолазках, чтобы никто не видел шрамы на руках и не задавал вопросов. Ключиц не видно. Уэйд правда не помнит, как осмелился впервые его поцеловать. Может быть, это и не он осмелился, а Питер. Скорее всего - Питер. Он смелее его, на много смелее. Но вместе с тем… куда более уязвимый. Поэтому Уэйду: трудно ловить чужие наглые руки и сжимать их в своих (не менее наглых); трудно видеть в глазах смесь непонимания, обиды и страха. Но он должен. -Надо поговорить. Сейчас. Нормально, — он говорит чётко и коротко, надеясь, что так лучше дойдёт. Оленьи глаза смотрят с мольбой и болью. «Так надо» повторяет внутренний голос. Уэйд, сжимая чужие руки чуть крепче, тянет парня на кухню. Питер не заходил сюда, кажется, целую вечность. А ведь во время службы Уилсона они каждую увольнительную проводили здесь. Готовили вкусности, разговаривали, обмениваясь новостями, и спорили о музыке. Несмотря ни на что - это было чудесное время, когда солнечные лучи путались в волосах Питера и озаряли пламенем старые очки, которые Питер носит только дома. И у него. Потому что квартира Уилсона теперь тоже Дом. Иногда Отец приходил со службы раньше чем они успевали уйти, но несмотря на натянутые отношения, Уэйду всё равно нравилось, как легко его парень умудрялся ладить с его отцом, будучи полной противоположностью всем его представлениям о жизни и спутнице сына. Тогда Он уже знал о них. Сложно не заметить, если твой сын целуется у парадной с каким-то тинейджером. Уэйд в тот момент думал, что их обоих сейчас убьют и повесят в холле на недельку другую, чтобы другим неповадно было. Он едва удерживался от того, чтобы трусливо вжать голову в плечи, а Питер просто шагнул навстречу его отцу и с улыбкой протянул руку для рукопожатия. -Здравствуйте, мистер Уилсон, сэр, — чуть смущенно. — Меня зовут Питер Паркер. Я люблю вашего сына. Пока полковник пытался оправиться от такой наглости, Питер продолжил. - Давно хотел с вами познакомиться, — и снова чуть смущённо. — Правда, надеялся… менее неожиданно, — Паркер улыбнулся этой своей чуть виноватой улыбкой, и Уилсон старший сдался. Уэйд не мог поверить в это, ему даже не попытались вправить мозги после этого! Отец только сказал: «Этот… Паркер(?), кажется, хороший парень… Постарайся не облажаться.» Ооо… Это было выше всяких похвал! Они с Питером ещё с месяц шутили о том, что у него дар — влюблять в себя мужчин с фамилией Уилсон. Он ещё тогда в шутку спросил, мол, интересно, пропадет ли дар, если Питер возьмёт его фамилию? Паркер ответил, что готов проверить. На следующий день Уэйд потащил его в автоматы, и они торжественно обменялись кольцами Альтрона - защитника вселенной. А потом девочка продающая жетоны догнала их уже у выхода и отдала фотку-полароид, на ней они держались за руки с кольцами и целовались. Питер тогда очень мило покраснел и смущённо поблагодарил не менее смущённую девчонку, которая быстро свинтила, воспользовавшись подошедшими к прилавку ребятишками. «Это было как настоящая свадьба,» - сказал Питер, когда они остановились у дорожки к его дому, и впервые поцеловал его Там. -Помнишь нашу свадьбу? Питер сглотнул ком и кивнул. Это воспоминание заставило его чуть успокоиться, он перестал вытягивать руки из рук Уэйда. Маленькая, но победа. -В тот день ты впервые поцеловал меня перед своим домом, помнишь? — Уилсон чуть улыбнулся, Паркер снова кивнул, опускаясь на один из заранее поставленных друг напротив друга стульев. -Ты прослезился, — вспомнил Питер с улыбкой. Пришла очередь Уэйда кивать. -А потом Бэн спросил меня: кто эта красотка? — ещё шире улыбнулся Питер. -И что ты ответил? -Уэйд Уилсон, — кажется у него в глазах блеснули слёзы, но он справился с собой. -Ммм… Ты никогда не говорил, что я красотка, — с театральным смущением в голосе заметил Уэйд. -Ты не исправим, Уилсон, — сказал Паркер, пересаживаясь к нему на колени. -За это ты меня и любишь, — не стал возражать Уэйд. -И за это… — тихо согласился Питер, чуть сползая и пристраивая голову у него на плече. -Я люблю тебя, Питер Паркер. И ты полюби себя. Питер вскинулся, чтобы посмотреть ему в лицо. -В смысле? -Прекращай убиваться. Ты не виноват в его смерти, а даже если и так, Мэй, Гвэн и Я не заслужили всего этого, — Питер открыл было рот, чтобы возразить, но парень жестом показал ему заткнуться. — Что ты с собой делаешь? — он задрал один из рукавов, под ним всё было бело-красным от старых и свежих порезов. — Ты хоть знаешь, как больно смотреть на это? — голос едва не сорвался, и последнее он сказал тише. — Лучше бы ты меня резал. В кухне повисла тяжёлая - как шторы в городской библиотеке - тишина. -Я не знаю как по-другому, — задушено ответил Питер. В голосе звучали слёзы. -Знаешь, — Упрямо ответил Уэйд. — Надо отпустить. Ты сможешь. Ты сильный и смелый, — Питер всхлипнул. — Я буду рядом, я помогу,— сказал Уэйд, теснее прижимая его к себе. Питер плакал тихо. Если бы не мокрая от слёз шея и судорожные вздохи, Уэйд наверное и не понял бы. Он плакал так же в самый первый раз, когда не постыдился показать ему слёзы. Перед глазами всплывает только лицо его мальчика, освещённое экраном и блестящее белыми дорожками слёз на щекам… В тот вечер Питер познакомил его с дядей и тётей. Он так перенервничал, что когда они после смотрели что-то в его комнате, разревелся на ровном месте. Уэйд гладил его по волосам и чуть укачивал, как сейчас — само собой получалось, как с младенцем… Странноватая аналогия, но именно в такой степени Питер был сейчас уязвим и беспомощен. -Уэйд, я схожу с ума, — выдавил Питер. Получилось сипло и тихо, но Уилсон чувствовал задыхающийся в груди крик.— Я будто до сих пор на том тротуаре, понимаешь? Я не вижу ничего вокруг! Пару раз едва не шагнул под машину … Единственное, что возвращает меня в реальность боль и секс, но трахаться с тобой, где угодно, я не могу, а причинить себе боль да. Я не могу по-другому! Он так и знал. Питер упивается этим. Как он алкоголем после смерти отца. Чуть более года назад полковник Уилсон участвовал в учениях. Какой-то мудак обронил гранату. Его отец накрыл её собой. Спасти не успели. Они с отцом давно и прочно не были в хороших отношениях, но легче от этого не было ни на грош. После похорон Уэйд запил. Он вливал в себя горячительные, пока они не расплавляли его мозги и запрятанные в них воспоминания до состояния магмы, которая медленно, стекая по позвоночнику, выгоняла из тела любое желание двигаться. Затем он отрубался, а приходя в себя, начинал всё с начала. Питер нашёл его через неделю, Уэйд не сказал, что ему дали отпуск, чтобы утрясти все формальности связанные со смертью отца. Паркер взвалил его бренное тело на острые плечи, отволок в ванную и, открутив с душевого шланга рассеиватель, отходил ледяной водой почти как из брандспойта. Протрезвел Уэйд минуты через три, остановился Питер только через десять. Завернул в полотенце и так же, на своём горбу, отбуксировал в комнату. Там завернул в одеяло и заботливо предупредил, что в следующий раз Уэйд получит в зубы. В тот раз Питер остался у него. Уложил буйную голову себе на грудь и всю ночь гладил, пока Уэйд вспоминал отца. Как ни странно - помогло. Наутро Уилсон был практически в порядке. Отвлекшись на воспоминания, Уэйд упустил момент, когда у Питера началась истерика. Заметил только, когда руки вместо тощего тела обняли пустоту, а с колен исчезла родная тёплая тяжесть. Питер сидел на полу, обхватив руками колени, и чуть раскачивался из стороны в сторону. Потухшие глаза уставились в пространство, а губы непрерывно и почти бесшумно двигались. немогунемогунемогунемогунемогунемогунемогунемогунемогунемогунемогунемогунемогу С этим нужно было заканчивать. Раз и навсегда. Уэйд за волосы вздернул его на ноги. Питер даже не вскрикнул, только глаза закрыл. Уилсона это взбесило до алой пелены перед глазами. Он отвесил парню звонкую пощёчину, возвращая в реальность. Это сработало. Питер прижал к щеке ладонь и уставился на него как щенок, которому впервые прилетело тапкой от любимого хозяина. К чести Уэйда - взгляд он выдержал. Без труда закинув парня на плечо, потащил в ванную. Вытряхивать Паркера из одежды - не стал. Приведение этого чучела в чувства требовало жесткости, а один взгляд на обнаженного Питера сметал его концентрацию как ураган городки из фургончиков. Скручивать рассеиватель тоже воздержался. Просто выкрутил до упора кран с холодной водой, подождал полминуты и включил горячую, затем снова холодную. Так продолжалось, кажется, минут десять. Питер ничего не говорил. Только прикрывал лицо ладонями и дышал как после долгого бега. Закончив экзекуцию, Уэйд замотал трясущееся тело в полотенце и отнёс в кровать, там и раздел. Питер, стуча зубами, заполз под одеяло и натянул его до самого подбородка. Уэйд забрался следом, обнял его крепко-крепко, поцеловал в макушку. -Всё хорошо, малыш. Всё уже хорошо. Питер слабо кивнул и замер. Болезненно скрючился, оплетя его ногами и руками словно лианами. Этой ночью они впервые за полгода уснули вместе. Уэйд ещё долго вспоминал как медленно, будто нехотя, расслаблялись мышцы, как успокаивалось прерывистое, слёзное дыхание. И в этот момент они были ближе, чем когда-либо могли себе представить. Питер проспал до полудня. Выполз на кухню сонный, всклокоченный, в одних трусах. Снова домашний. Снова его. Раны на руках, не все ещё затянувшиеся, рассекали кружево шрамов вишнево-красными полосами, и это было даже красиво. -Голодный? -Да-а, — чуть хрипло со сна, протянул Питер. На столе тут же материализовалась тарелка жареных с яйцом макарон и кружка крепкого чая. А губ Уилсона коснулись губы его мальчика, и это было уже совсем хорошо. Питер ел с энтузиазмом. Кажется, впервые за эти полгода. Уэйд уже и забыл, как ему нравится смотреть на то, как он утоляет голод. Раньше Паркера это ужасно смущало. Он опускал голову низко-низко, так, что челка едва не ныряла в тарелку, и краснел хуже, чем в их первый раз. Однажды Питера это так выбесило, что он закатил феерический скандал прямо в итальянском ресторанчике, где они оказались в тот злополучный момент. Красный как бог войны из диснеевского Геркулеса и злой как фурия Питер кричал так, что стекло в окне, рядом с которым они сидели, жалобно дребезжало, а с налитых губ срывались крохотные капельки слюны. Уэйд смотрел на него как заколдованный и едва успевал вставлять шуточки в те редкие моменты, когда любимый прерывался на несколько тяжёлых вдохов, дабы возобновить гневную тираду с новыми силами. Помнится, когда они мирились после того раза, Пити изодрал ему всю спину и искусал шею до такого состояния, что отец решил, что он переборщил с собачьим кайфом. Даже отпиздить пытался. Благо к тому моменту Уэйд мог противостоять ему почти на равных, а потому успел открыть родителю глаза прежде, чем дошло до увечий. Отец тогда посмотрел на него практически с завистью, и Уэйд весь следующий день ходил гордый как индюк. -Вкусно! -У меня есть для тебя кое-что повкуснее, детка, — похабно ухмыльнулся Уилсон. Питер изогнул бровь и посмотрел так горячо, что член дернулся, а под ложечкой сладко засосало. Чувство, которое он боялся уже никогда не ощутить. Правильное, родное и нужное как Питер — единственный кто его дарил. Теперь всё будет хорошо.