Imagine with 1D

Damian Marley – It Was Written (Chasing Shadows Remix)

Рассказать, как мы познакомились.?! Я не хотела этого, я к этому никогда не стремилась, я, в отличие от тысяч девчонок, никогда не стонала по нему и не умирала, даже, на самом деле, и не подозревая о его существовании. Был вечер, и я помню, что было холодно. В своей тонкой, уже сношенной почти до дыр, куртке, я ежилась от порывистого ветра, все равно не выпуская из пальцев, такую спасительную для меня всегда, сигарету. Губы дрожали каждый раз, когда я выдыхала из них дым, но я все равно не хотела заходить в ту забегаловку, возле которой терлась, стараясь оттянуть свои рабочие часы как можно дольше. Потому что я знала, чем они мне грозят. Сотнями усмешек над моей одеждой и внешним видом от обычного персонала, новыми кровавыми ранками на руках от такого едкого моющего средства.. А потом и походом домой. Ведь я быстро закончу мыть полы столь осточертевшей кафешки. -Сигаретки не найдется.? –негромко спросил у меня кто-то, проходящий рядом, и я, даже не поднимая глаз, полезла в карман куртки, про себя уже подсчитывая, сколько сигарет у меня осталось до вечера. Штук пять-семь. Этого мало. Особенно, если учесть, что мой «старший брат», коим я обязана его называть, так как его семья взяла меня себе в опекуны пол чертовых года назад, опять заглянет в мою спальню перед сном.. Но отказывать незнакомцу было уже поздно. Открыв пачку, я протянула ее прохожему, и только тогда подняла на этого человека взгляд. Я помню, что у меня перехватило дыхание. Помню, что не дышала, выпучив на него глаза, рассматривая совсем молодого парня, который встал ко мне так близко, слегка ссутулив плечи, будто бы пытаясь спрятаться от этого сраного мира за тканью своей кожаной куртки. Я помню, что он улыбнулся тогда, заметив, как изменилось мое лицо. -Узнала.? –спросил он, и я нахмурила лоб, совершенно не понимая, о чем говорит этот.. Бог. Я помню, что я именно так его тогда про себя нарекла. С первых же секунд. Я никогда не видела человека красивее. Я никогда не видела таких темных, вовлекающих меня в какой-то водоворот оттенков и тайн его души, потрясающих мужских глаз. Я влюбилась в него с первой секунды. Я помню это. И помню, что потом оказалось, что он сам влюбился в меня раньше. –Не слишком ли крепкие сигареты для девушки.? Зависнув, я тогда молчала еще несколько секунд. Прикурив, он весело усмехнулся, и кивком своего совершенно идеального подбородка указал на пачку, зажатую в моих пальцах. Я прочистила горло, опуская на нее взгляд, заставляя себя вернуться к реальности. Успокойся, дорогуша. Просто парень. Не стоит и мечтать. -Мне самое то. –высказалась я, пожав плечами и тут же спрятав пачку в карман. Почему-то, мне тогда впервые стало стыдно перед кем-то, что я курю такие сигареты. Что я вообще курю. Под его внимательным изучающим взглядом, мне всегда было так некомфортно и неловко, что хотелось провалиться сквозь землю. А сигареты.. Он просто не знает, насколько отлично и быстро этот терпкий горьковатый привкус так ярко выраженного здесь табака убирает омерзительный вкус кое-какой части тела моего «брата» с моего настрадавшегося языка. Жаль, его из моей памяти так же быстро нельзя стереть. -Могу я спросить.? –он не переставал улыбаться, а я жалась спиной в стенку у входа в свою забегаловку, боясь лишний раз поднять на него глаза. Я помню, что тогда вспотели ладошки. Помню, что очень нервничала в его присутствии все первые наши встречи. За мой ответ он посчитал легкий кивок головы. –Почему ты всегда приходишь раньше, и потом еще стоишь почти час у входа, выкуривая одну за одной, будто совсем не хочешь входить внутрь.? Испугавшись, я перевела на него взгляд. Никто не может знать этого. Если, конечно, не наблюдал за мной. На мое взволнованное выражение лица, парень опять весело усмехнулся и сделал еще одну затяжку. Я залюбовалась тем, как клубы дыма выходят из его прекрасных губ, кажется, именно из-за его легких становясь еще красивей и витиеватей. -Да, я слежу за тобой. –сказал он, заставляя меня сглотнуть ком в горле. –Третий день. Я купил здесь квартиру. Мои окна выходят сюда. Он показал мне пальцем на один из домов, а потом обратно повернулся в мою сторону, не переставая улыбаться. Я лишь поджала губы, не зная, что ему ответить. Я никому никогда не рассказывала о своих проблемах. Мне, по сути, было просто некому их рассказать. -А еще я знаю, что ты и после работы задерживаешься здесь, стараясь уйти как можно позже. –сказал мне парень, повергая меня в еще больший шок. Я никогда еще с таким не сталкивалась. Чтобы какой-то парень, или вообще кто-то, наблюдал за мной, волновался.. Или вообще интересовался моей жизнью. Моей никчемной дерьмовой жизнью. В которую мне лучше было не втягивать Зейна. Но я втянула. Совершенно не зная, зачем. Но зато прекрасно зная с самого начала, что зря. Первое время мы «дружили». Я не знаю, как это началось, просто он принял мое «мне лучше не возвращаться домой», и спокойно проводил со мной время, всегда забирая меня раньше на час у моей работы к себе в квартиру, а потом и после нее, опять же, к нему в гости. Я не помню времени, когда я вообще смеялась или улыбалась; все это началось именно с ним. Умело скрывая все те насилия, что происходили со мной в моем доме, я действительно нашла в этом парне какой-то стимул все терпеть и с улыбкой вставать по утрам. С ним, я начала радоваться жизни. Ему самому пришлось рассказывать мне о том, что он поет в группе, о том, что победил на Х-Факторе, что, вообще-то, знаменит и желаем. Зейн удивлялся тому, насколько я непросвещенная в этом деле, но у меня, и правда, не было никаких знаний об этом. Попросту потому, что «любящие и милые» приемные родители никогда не подпускали меня к телевизору. Малик долго не знал, что со мной творится в моем доме, что происходит, когда его нет рядом. Не знал о том, что я, скорее, рабыня, а не ребенок, которая каждый день должна полностью убрать, а, точнее сказать, вылизать весь дом; приготовить завтрак\обед\ужин для всей этой оравы своих и усыновленных детей, помочь младшим сделать уроки, забирать всех из школы и секций. А ночью еще и принимать в себя самого старшего из этих ублюдков, затем отдавая ему все деньги, что я еще не успела потратить, со своей скудной зарплаты поломойкой. И все это молча. Иначе меня опять изобьют так, что я не буду чувствовать ребер. Зейн не знал всего этого. Даже и не подозревал, до той поры, пока мы были друзьями. Я помню вечер, когда все изменилось. Это было перед моей работой; мы сидели в его гостиной с чашкой поп-корна и смотрели какой-то смешной фильм. Я хохотала без умолку, поглощая сырное угощение, постоянно оборачиваясь на него, чтобы увидеть хоть толику веселья. Он со мной не смеялся. Он только улыбался и, по своему обыкновению, совсем не смотрел на экран. Когда мы включали фильмы, он всегда смотрел на меня. Первое время, меня это смущало, но потом я привыкла. Поэтому и в тот, совершенно обычный, вроде бы, вечер, я просто наслаждалась комедией, не обращая внимания на его отвлеченность. И перевернула на наши колени миску с поп-корном, когда он наклонился и, так неожиданно, поцеловал меня. Именно тогда он рассказал, что я ему понравилась, и с первого взгляда, на мою забитую фигурку в окно. На тот момент, это было только «нравлюсь». Но оно очень быстро переросло в «люблю». Как у него, так и у меня. Я помню, как было сложно впервые ему отдаться. Мои 17ть, и его почти 20ть, все, вроде бы, нормально. Но не тогда, когда у тебя каждый день и без того есть секс. Причем, насильственный, совершенно не по твоему желанию. Мне было сложно довериться ему в этом плане. Было сложно согласиться на это самолично. И я еще больше полюбила его за то, что Зейн на меня не давил. Он терпел, и долго, с дуру решив, что я – девственница. Он никогда не давил на меня, хотя хотел и очень сильно. Меня от страха бросало в дрожь каждый раз, когда наши поцелуи доводили до темноты в его глазах, когда мне в бедро упирался его вставший член. Он не просил ничего. Никогда. Я сама должна была принять это решение. Помню, как плохо было, когда он уезжал на пару дней. На свои выступления, какие-то нужные их группе записи; я чахла без него, я умирала, потому что моя жизнь возвращалась к ее дерьмовому ритму, где не было человека, что дарил мне нежность и счастье, что заставлял меня улыбаться. Помню, что радовалась, как дурочка, когда он возвращался. Как снова начинала цвести изнутри, проводя с этим парнем всего каких-то ничтожных пару часов в день. Зейн познакомил меня с ребятами из его группы, и тогда у меня, впервые в жизни, появились друзья. Хоть все и мальчики, они действительно были рады видеть меня. По настоящему, и искренне, им ничего от меня не было нужно; я была счастливой, когда общалась с этими людьми. Все остальное, все грязное дерьмо в моей жизни, оно отходило на второй план, стоило мне переступить порог так сильно полюбившейся мне квартиры. Я помню, как он откармливал меня. Почти постоянно, с первого же дня нашего знакомства, он чуть ли не силой запихивал в меня нормальную вкусную еду, каким-то боком понимая, что пищи на мою долю перепадает немного. Помню, как он заставил меня бросить работу, не говоря об этом своим «родителям»; я долго отпиралась, но все свелось к тому, что он сам каждый день давал мне те же самые деньги, что я получала в кафешке, а я за это мыла у него посуду, иногда убиралась, если это было нужно. Я готовила ему, проводила в его квартире большую часть вечера, иногда даже задерживаясь больше, чем нужно; и я была счастлива, потому что за это меня никто не ругал. Помню момент, когда я совсем ослепла от своего счастья; мой «родной» братик нашел себе какую-то девушку и почти на две недели отстал от меня, предоставляя мое собственное тело лично себе в распоряжение. Я помню, что тогда у нас с Зейном все стало еще лучше, потому что я наконец-то начала чувствовать, что сама отдаюсь ему, делаю это по своему желанию. Ведь, кроме его, меня больше никто не трогал. Еще помню ночь, в которую я случайно уснула у него и не вернулась домой. Ночь, в которую мой нежный парень не разбудил меня специально, решив, что мне пора уйти из дома, пора насовсем остаться у него. Ночь, после которой все сломалось.. На утро, в том самом семействе, где я не получала ничего, кроме унижений и боли, меня ожидал крупный скандал. Я не знаю, почему я вернулась, почему всегда отказывалась насовсем забросить этот дом и этих людей, но я вернулась, сама, тем самым и поставив все под откос. Наверное, мной руководил страх, что эти люди сдадут меня, расскажут органам опеки, и меня заберут от Зейна, увезут в очередной гадский приют. Я вернулась, и отец семейства избил меня так, что я не могла пошевелить даже пальчиками на ногах. Я просто лежала, принимая все эти оскорбления, принимая все побои, спокойно лежала, слушая, какая я шлюха, какая уродина и насколько отвратительна. По сути, это именно они были отвратительны. Но я не могла сказать им такого в лицо. Больше всех отвратительным был мой «братик», который опять несколько раз изнасиловал меня после того, как «родители» просто швырнули мое покалеченное тело в коморку, что я всегда звала комнатой. Наверное, самым ужасным из того дня мне показалось то, что все младшие видели это. «Папино» наказание происходило прямо на их глазах. К вечеру, меня силой отмыли и опять выгнали на работу, и я не знала, куда мне идти и что делать, где достать эти деньги. К Зейну я пойти не могла. На мне было множество синяков и побоев, - парень просто не стал бы закрывать на такое глаза. Он и не стал. Слоняясь по улицам, давясь в своих рыданиях, я совершенно случайно пересеклась с Лиамом, парнем из его группы, и тот, не долго думая, тут же сдал меня Малику. Зейн молча вез меня до своей квартиры, и от вида того, с какой силой его пальцы сжимают руль, мне становилось так страшно, как не становилось никогда. Он молчал, но лучше бы он орал, потому что такое его злое и напряженное выражение лица доводило меня до состояния ужаса намного быстрее, чем любая другая страшная вещь на этом свете. Когда мы, наконец, добрались до его дома, парень почти сразу раздел меня до белья в своей гостиной, внимательно всматриваясь во все мои увечья. Мне было страшно, потому что он не произнес ни слова с того времени, как приказал садиться в его машину. Он просто смотрел на все те кровавые потеки под моей кожей, что так сильно посинели к концу суток. И, конечно же, он заметил эти следы пальцев на моих бедрах. Синяки в форме чьих-то очень грубых, безумно отвратительных рук. Не его рук. Его ладони никогда бы не сделали мне больно. Я помню, как он тогда, стоя передо мной на коленях и рассматривая эти «пальцы», поднял на меня глаза. Помню, что от ужаса я тогда подавилась слюной, впервые увидев в его взгляде столько ярости. Он задал один единственный вопрос. После ответа на который, я просто не смогла удержать его в этой квартире. -Кто.? –спросил тогда Зейн, и от звука его голоса по спине побежали холодные мурашки, настолько мне стало страшно. Я первый раз видела его таким. Первый и последний. Больше никогда. –Если ты не скажешь мне, я узнаю сам. Но от этого будет только хуже. Не сдерживая рыданий, я призналась. Я просто сломалась, просто не могла больше носить этого в себе, мне хотелось выговориться, и я сделала это. Помню, что упала тогда, не в силах стоять на ногах от своей безысходности, от своей боли, которая впервые вырвалась наружу не моей подушке, а кому-то из живых существ. Кому-то из таких близких живых существ. Зейн молча слушал все, что со мной было, и до него, и во время, с нежностью перебирая мои волосы пальцами. А потом ушел, приказав ждать его, не послушав ни моих слов, ни истерик, просто оставить это в покое. И вернулся только ночью. Поздней ночью. А на его руках и одежде было очень много крови. Чужой крови. И я догадывалась о личности ее обладателя. Прошла почти неделя. Я никуда не выходила из своего дома, полностью погрязая в его заботе и нежности. Мне и не нужно было никуда выходить; все, что нам могло понадобиться, он покупал сам. Ребята заглядывали довольно часто. Они ничего не говорили, но я была уверена, что Зейн сам рассказал, иногда встречаясь с их взглядами, полными жалости, обращенными именно в мою сторону. И в ночь, когда он не вернулся с очередного концерта, я, первым делом, начала звонить именно им. Но никто не отвечал. Никто из них не отвечал; и ближе к утру мое волнение сорвалось на слезную истерику, потому что я чувствовала, что что-то случилось. Я чувствовала это сразу, это ощущение не отпускало меня с той ночи, когда Зейн вернулся весь в крови. Не зря. Потому что мой «брат» имел друзей, точно таких же ублюдков, как и он сам, которые не могли просто так закрыть глаза на смерть своего друга. Именно смерть. Я не знала, что Зейн убил его, до последнего. Когда Найл пришел к нам домой, время близилось уже к 11ти утра. Я никогда не видела его таким, я никого из них такими не видела. Парня было сложно узнать. Не смотря на то, как сильно его подлатали в больнице, я не сразу разобрала в этом заплывшем лице черты одного из самых по-детски беззаботных парней в этой компании. Он пришел ко мне именно из больницы. И первое, что я узнала, так это то, что Гарри больше не сможет ходить. Во время драки, его ударили ножом в спину, повредив какой-то важный позвонок, навсегда подарив парню инвалидную коляску в лучшие подруги. А Лу до сих пор не пришел в себя. Он под капельницей, и врачам пришлось неслабо побороться за его жизнь, пуская по телу множество токовых разрядов, чтобы вернуть сердцебиение. Где Лиам, никто не знает. Полиция уже ищет его; эти придурки просто закинули парня в машину и увезли, потому что Пейна просто сорвало с катушек, когда на его глазах.. Когда на глазах у всех моего Зейна сняли одним выстрелом в спину. Они убили его. Даже не став ничего спрашивать. Убили его. Заранее все спланировав. Убили его. А заодно и меня. Одним точным выстрелом забрав жизнь у двух сердец..