Мифы наших дней

От автора: решила написать ещё одну историю в таком же духе. (главные герои из прошлой появятся только в конце) Селена царствует сегодня- Ночь полнолуния вершит... И взглядом манит... Ночь туманит... Из колесницы балом правит, Проедет с факелом- Мерцает... И небо звездами горит... Богиня томной красоты, Тоскою делится,печалью- Холодным светом одеяний, В ночи безмолвие гласит... Автор: Стелс Синтия Как странно наблюдать с высоты бессмертия за тем, как быстро бегут годы!.. Песок сквозь пальцы. Но люди Живут – именно так, с большой буквы – Живут то краткое мгновение, что отведено им на счастье. Селене не удавалось подавить зависть к простым смертным, столь непривычную богам. Меняются эпохи, земля, люди, а красота Селены вечна. Поэты всегда будут воспевать её в стихах, но что толку? Ей самой не осталось ничего, кроме пустоты. Она - титанида и богиня луны, но словно с рождения проклята кем-то вечной печалью. Сначала печаль была вызвана усталостью и скукой. После Титаномахии Селена стала одной из немногих титанов, которых новые боги вынужденно оставили на Олимпе, однако по духу она так и осталась титанидой, поэтому ей были чужды коварство, властолюбие и пресыщенность олимпийцев, а смертные, на которых она смотрела каждую ночь, отличались мало чем, и не в лучшую сторону. Мелочные, корыстные, такие одинаковые, они казались ей совершенно бессмысленными и лишь усилилвали тоску своим бесполезным мельтешением. Она не поверила самой себе, когда именно среди однооднообразных, предсказуемых смертных, случайно увидела его. Юношу по имени Эндимон. Пылкого, искреннего во всем молодого принца, который меньше всего на свете желал власти, богатства и военных побед. Он хотел знаний, открытий, путешествий и простого счастья, покоя вечно воюющим людям. Он умел видеть красоту в самых неприметных мелочах и открывать на нее глаза другим. Не устояв перед собственным любопытством, Селена спустилась к нему в облике смертной девушки, и сама не заметила, как взаимно и безоглядно влюбилась. Однако не суждено им было долго наслаждаться счастьем. Чувство, что слаще амброзии и нектара, величественнее олимпийских дворцов, обернулось против них. Царство, наследником которого был возлюбленный, вступило в кровопролитную войну, и на любом сражении Эндимон мог погибнуть, отправиться в мрачное царство Аида, откуда Селена никогда не смогла бы его вернуть. Преисполнилось страха сердце богини, и решила она во что бы то ни стало вымолить бессмертие для любимого. «- Великий Зевс, прошу, не отвергайте моих просьб! – Впервые за всю свою невероятно долгую жизнь Селена безутешно плакала, стоя на коленях перед верховным богом и совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны, - Ведь я никогда… никогда и ни о чём вас не просила! Я готова заплатить любую цену. Зевс был грозен и могуч на своём огромном троне, невозмутимый, сильный и властный. В его грозных очах как молнии сверкало удовлетворение: незаменимые титаны света были ему как кость в горле, он мечтал и их увидеть простертыми ниц у своего золотого трона. Ведь он до сих пор боялся, что титаны однажды выберутся из заточения и отомстят. Этот страх никогда не оставлял его, поэтому горе Селены было ему в радость. - Хорошо. Я дам ему бессмертие. Но за это придется дорого заплатить. - Всё, что прикажете. - богиня покорно склонила гордую голову. Зевс только усмехнулся, а она вскоре горько пожалела об этих словах: верховный бог наделил Эндимона бессмертием, но наслал вечный сон. Как бы ни умоляла потом богиня о милости, громовержец оставался непреклонным. Воспоминание отозвалось болью в груди. Луноликая девушка с очень светлыми волосами, отливающими серебром, воплощение красоты, грации и грусти – бесцельно бродила меж созвездий и своих всегда весёлых подруг-плеяд, печально улыбаясь такой далёкой земле, где кипела Жизнь, где для влюблённых нет преграды вроде бессмертия. Недосягаемый рай для кровоточащего сердца богини. Лёгким движением руки Селена смахнула нависшее перед нею облако и вновь взглянула вниз, на пещеру, в которой спал юноша, вечно молодой, навсегда застрявший между жизнью и смертью. - Какая красивая сегодня луна, - заметил босоногий оборванец, кинув беглый взгляд на ночной небосвод. - И правда. Но печальная. – Согласился такой же усталый и голодный путник, кивнув своим мыслям. - Кажется, будет дождь. Пойдём быстрей, - поторопил первый, почувствовав, как с неба упала холодная капелька. Плакала дождями Селена всю ночь над пещерой возлюбленного Эндимона, которого уже никогда не сможет вернуть. Хотелось закричать, умереть, разорвать себе сердце в клочья, стать бесчувственной – лишь бы никогда не испытывать ТАКОЙ боли. Чья-то тёплая рука на плече заставила Селену вздрогнуть. - Мама? – Возведя глаза, девушка бы удивилась, если бы в ней осталось хоть что-то кроме пустоты. Казалось, элегантной красавице, что стоит перед ней, примерно двадцать лет по меркам смертных, вот только в её жутких и одновременно прекрасных чёрных глазах, походящих на две пропасти, зияющие на мертвенно бледном лице, было столько хладнокровия и древнейшей мудрости, что сам Зевс опасался в них смотреть. Дочь Хаоса, чистая Тьма, она была… великолепна. Всегда. Лёгкая улыбка преобразила на миг её суровое лицо. Только Селена, любимая дочь Никты, могла видеть её такой – ласковой и любящей. И то далеко не всегда. Богиня слегка склонилась над заплаканной дочерью, откинув одной рукой подолы роскошного чёрного платья, а другой приподнимая голову заплаканной девушки за подбородок. - Говорят, что я неспособна сострадать и чувствовать боль, - тихо, приятным грудным голосом произнесла богиня, - Но мне больно за тебя. Не существует и не существовало никого, кто стоил бы и единой твоей слезинки. Я по-прежнему считаю, что этот смертный, - короткий неприязненный взгляд на пещеру, - не стоил даже твоего взгляда. Они все – минутные игрушки, покорные марионетки, ведомые своими низменными страстями. И не способны они на вечную любовь, ведь даже не имеют понятия о вечности и бессмертии, хотя так стремятся к ним. Но… тебе больно. Никто, даже Зевс не имеет права обрекать тебя на это. Думала, пройдёт… А ведь ты уже больше тридцати лет никого и ничего не замечаешь. Бродишь, как тень, будто не живая. Как же долго мне не казалось, что тридцать лет – это так много… - Прости, мама, - сокрушённо вздохнула девушка, - я бы хотела быть прежней, правда. Но… не могу. - Знаю, - невесело усмехнулась Никта, - Ведь и я когда-то любила. Эта отрава не обходит даже первых богов. Было б времени побольше – поощипала бы крылышки своему бра... хм, толстощёкому наглецу со стрелами. Попадись он мне, зараза. Но наглого мальчику Зевса давно следовало проучить. Я постараюсь ослабить его проклятие... Ты получишь смертное тело, а бессмертная душа будет перерождаться из века в век, пока не отыщешь среди других смертных своего возлюбленного раньше, чем он снова впадет в вечный сон. Пока это не случится, ты не будешь помнить, кто ты. Каждый день после заката ты будешь засыпать, бродить по небу как богиня, и просыпаться, ничего не помня о ночи. Селена впервые за столько лет обрадованно улыбнулась и луна на небе засияла не хуже бриллианта. - Сколько бы лет или веков ни придется мне провести в забвении, не видеть ваших мерцающих глаз, не ощущать ваших теплых объятий, мама, моя душа не забудет ни вашей красоты, ни вашей любви. И склонится отныне только перед вами. - Я не оставлю тебя, дитя моё. Ты точно хочешь бороться? – Делая акцент на каждом слове, серьёзно как никогда спросила Никта, на что получила уверенный кивок, - Ну что ж… хорошо. Знай только, что я всегда буду рядом. - А я всегда буду любить тебя, мама, - девушка обняла ту, что подарила ей жизнь с чувством благодарности, дочерней любви и зарождающейся тоски, - Всегда… мы, богини, знаем цену этому слову. - Именно. – Согласилась та. – Спи… спи спокойно. И будь счастлива. Так, как не был счастлив ни один из бессмертных. Я, дочь самого Хаоса, клянусь великим Стиксом, что сделаю для этого всё. Спи… Селену объяла тьма, мягкая и ласковая, как тёплое одеяло…

...

<i> Ночь закат сменяет. В небе колесницу Медленно влекут за собой быки. Звезды вдаль тропою, светом озарится Ярких грез дорога на ее пути. Море беспокойно волнами на берег Катит свои воды — зеркала небес. Видит отраженье свет ее нетленный, В белом одеянии — идол всех сердец. В ночь ее призванье — якорем светиться, Даровать томления, сон или мечты, Ей судьбою стало Божеством родиться, Юная Селена — госпожа Луны. Свет ее лучистый склоны озаряет, И плененный ветер с ноткой на устах Странников нежданных в поле провожает. Кто-то ищет смысл, кто-то ждет свой час. А душе, свободной от людских страданий, Не известны были ни печаль, ни скорбь, До того, как сердце неземной Селены, Не пронзили стрелы, именем Любовь. Счастье звонкой птицей заводило песни, Под покровом чувств таял млечный след. Только ночь в зените, а они уж вместе, Разомкнуть их губы мог один рассвет. Так венчались двое под прибоев звуки, Нерушимым был данный их обет. Но и время шло, горький час разлуки Неизбежно близок. Он лишь человек… И печален свет, что на землю льется, Под луной тоску порождая в ночь — Это дождь из слез, что на волю рвется, Это вечный зов, что несет Любовь. Автор: Алия Гайфуллина. Ночь – как покрывало, укутывающее землю мягкой тьмой и сонливой негой. Селене снились звёзды, походящие на россыпь бриллиантов, заманчиво сверкающих на непроглядно-чёрном небосводе, снилось мелодичное журчание рек – казалось, они переговариваются с ней, тихо рассказывают полузабытые легенды древности. Но как бы ни вслушивалась Селена в голоса- шорохи природы, те ускользали от неё, словно не смея поведать какую-то тайну. Каждый раз она, сидя на пустыре у обрыва, близ глубокой подземной реки, со странной тоской вглядывалась в бледный диск луны, и видела в нём… своё отражение. Вздохнув, Селена так резко села на постели, что перед глазами пошли круги – а всё из-за громкого будильника и её чуткости. Бессмысленный сон. Он снился ей всегда, из года в год, сколько она себя помнила. «Ну никакого разнообразия» - отшучивалась она, когда рассказала об этом матери. Та лишь равнодушно отмахнулась, что делала с завидной регулярностью, к чему Селена давно привыкла. Легкомысленное отношение матери иногда даже радовало девушку, ведь иначе она точно заметила за дочерью ту странность, которую лишь совершенно невероятным чудом умудрилась не заметить за ней в детстве: ровно с последним лучом заката Селена неизменно беспробудно засыпала. Ничто не могло разбудить её раньше шести часов утра – она не просыпалась ни от прикосновений, ни от громких звуков, ни от боли. Абсолютно не реагировала, хотя пульс прощупывался и дыхание было ровным. Селена привыкла – к закату она должна быть дома, даже летом, - но не переставала удивляться тому факту, что никто, кроме нее, не узнал правды. А рассказать за многие годы так и не решилась, потому что "странностей" ей хватало и без того. Школу, а затем и университет, Селена любила или ненавидела по настроению. В дождливые осенние дни, когда не хотелось даже подниматься с кровати, девушка сетовала на мир за существование такого нудного места, как учебное заведение. А так… тяга к знаниям была всегда при ней, и Селена старалась учиться на отлично, хотя в последние три года это было уже не так легко. Быстро позавтракав и проделав все утренние водные процедуры, девушка молниеносно нацепила черное платье, зная, что опаздывает – из-за своей особенности и утренней лени она редко приходила вовремя. Кое-как заплетя длинные, густые и наэлектризованные с утра волосы в высокий хвост, девушка вскользь окинула взглядом своё отражение в зеркале. Красива. Она всегда была красива, с ранних лет, но… эта красота скорее отталкивала людей, чем привлекала. Слишком холодная, слишком правильная – чужая, неземная. Словно не от мира сего. На идеальном лице застыла, как печать, леденящая тоска. Селена, по натуре улыбчивая и жизнерадостная, часто ощущала себя одинокой. Семья давно бросила попытки понять эту странную девочку с её не менее странными, далёкими и непонятными мечтами. Вокруг неё всегда было много людей – и никого. Из зеркала на неё смотрела большими светло-серыми глазами девушка семнадцати лет. Среднего роста, с неплохой фигурой и тонкой талией, она казалась воздушной. Нежный овал лица, маленькие, но пухлые губы, по-гречески прямой нос, аккуратные брови вразлёт, и длинные белые ресницы, обрамляющие глаза цвета жидкого серебра – на её лице всегда был налёт некой отстранённости. Плюсом ещё одна странность, о которой знала только сама Селена: сколько бы раз она ни пыталась остричь или покрасить свои белые как снег волосы с серебристым отливом, максимум через месяц они возвращались к прежней длине и цвету. Каждый раз, видя собственное отражение, Селена лишь хмурилась и пыталась понять, что делает не так. Она много раз пыталась сблизиться, найти хоть кого-то близкого, кто бы понимал или пытался понять, но словно натыкалась на невидимую стену. В детстве она вдоволь натерпелась насмешек из-за того, что является "белой вороной" - альбиносом, и с тех пор стала очень нерешительной в общении, комплексующей трусихой. Оставалось лишь печально улыбаться и, натягивая тысячи масок, пытаться казаться той, кем не являлась. Вот как сейчас. Циклично, скучно и серо.