Больше не попадайся

От кудрей мальчишки несёт толчком - двести процентов в школе окунули. Тощий, в огромной толстовке и дерьмовых джинсах. Ему не следовало вообще забредать на окраины после девяти. Аманда в углу не подаёт никаких признаков жизни. Гас вопросительно косится на девушку и снова сжимает плечо ночного гостя сильнее. - Выпни её к чёрту, когда ползать сможет, - решает Чавез, отмахиваясь. - Ни в долг больше, ни за что-то. Мы из-за неё ещё хлебнём дерьма, отвечаю. - А пиздюка? - Я Дэниел вообще-то. Он ещё и разговаривает. После драки с тремя наименее херовыми торчками, засёкшими этого драного голубя на стрёме, после возни мордой в луже, после обещаний надрать задницу и выслать родным по кусочкам он не наложил в штаны. Вряд ли ему нужна доза. Такие сидят только за компьютерами и на шутерах. - Оставь, пусть уже сплюнет, - парень настораживает, но в комнате, если что, ещё два каких-никаких мужика. Не полезет, не дурак. - Поговорю сам. Дэниел схаркивает кровь с кусочком зуба. Это больнее, чем драть наживо, Ксавьер знает, но ни признака боли найдёныш не показывает. Гас остаётся у дверей и вытаращивается на мальчишечью задницу в широких штанах. Не поджал! - Чё ты здесь делал, скажи по-хорошему, - Ксавьер мог бы и залыбиться, но от его зубов такие доходяги падают в обморок, а это вообще не интересно. - Тебе из-за забора сказали уёбывать? Кивок. - Так чего сунулся? - А чё бы нет, - Дэниел умело пялит в переносицу. - Сломали бы шею, и пёс с ней. Отпустите, у меня... "...папа в копах", - хочет сказать он, но вовремя передумывает. В самом деле, если приволокли в притон, лучше не распространяться, сильнее отмудохают. Только трясущиеся поджилки обнажать ещё хуже: торчки ещё бывают жалостливыми, но этот вряд ли наколотый, вон сколько мяса в одном грудаке. Если толкает, то и его так толкнёт, что голову сплющит об стену в десятицентовую монетку. - Дома дриснули уже? - вмешивается жирдяй у двери. От его взгляда, ощущаемого спиной, начинает тошнить. - А пройтись? Ассортимент заценить? Школьникам за три в морду! - Завали, - неожиданно огрызается кабан. - Вариантов два: подослали или дебил. Вроде не дебил. Сними с него всё и поверни задом. Дэниел два раза успевает обрадоваться, что не упомянул отца, пока рубашку и толстовку с него, как с куклы, снимает жирный. В ушах звенит от унижения, но он старается застыть. Это последний шанс остаться в живых. - Трусы чё? - жирный собирает сопли и отрыгивает их в угол. Дэниела колотит, когда грязные грубые пальцы облапывают его всего - от волос и ушей до поясницы, от колен до пяток. Он готов поклясться здоровьем всех родственников, ведь прослушки или камеры он не то что не носил - не держал в руках, даже наушники удачно забыл дома. - Из жопы не видно, наверное. Шмотки отпинывают в угол, но качок не кивает, не мигает, и руки жирдяя на поясе не тянут резинку вниз. Его собственные пальцы дёргаются, озноб сдабривает порыв ветра из разбитого окна где-то сзади. - Выйди, - Ксавьер очень долго думает. - Нет, не просто выйди. Возьми из тачки для Маллика. Горело превосходно, он заслужил. - А если он?.. - Я сосунка не уложу? Не трясись, желатиновые твои яйца. Иди и делай. Видимо, поспешно смывшийся жирный - мозг огромного странного организма, а притон живёт словно действительно одним организмом: рассасывается внутренний "стрём", кое-как отползает в угол симпатичная девчонка в рок-футболке, девчонка, которую, кажется, велели выпнуть. Так вот, жирный - мозг. Этот - сердце, управляющее мышцами. Дэниелу становится интересно, кто ещё есть здесь, но подумать не дают. - Где гарантии, что ты не побежишь в отделение? - его хлопают по плечу. - Давай, не жми губы. Они у тебя сучьи, конечно, но звуки издают же? М? Куда-то пропали "чё"ки и матюки. Нет, это ни на йоту не торч. Мальчику вдруг хочется спросить - где ты свернул, мистер Протеин, не на ту дорогу? Но он только кивает и выцеживает: - Ты же найдёшь, да? Спрессуешь в жижу. Отпусти. У меня нет ни бакса, чтобы тебе за... - Я не собираю карманные с молокососов, - его легонько бьют по щеке. - Только с тех, кому жизнь надоела. Тебе, вижу, нет. Он опять давит во взгляд своим, и Дэниел понимает, что всё ещё почти голый. Кажется, Ксавьер тоже это соображает. - Вставай давай. Подстели себе тряпку. Дэниел не догоняет. Приходиться взять его кудри и потрепать - для парня "потрепать" оказывается равносильным "оторвать башку", так он шипит. - Тебе рот надо зацементировать, - одной рукой Чавез распутывает ремень. - Цемент засох два дня как, разбавишь сам. Рыпнешься, укусишь - будешь дохнуть очень долго. Это не для удовольствия и не для власти. Дэниел понимает это, когда его долбят как попало минуты полторы - в щёки, в зубы, прямо в горловой язычок. Член у качка, вопреки представлению, некрупный, немного набок и обрезанный на дому с остатком крайней плоти - удаётся не чувствовать тошноты, точнее, глотать её вместе с подтухшей белой дрянью с головки, плохо отмытой мочевиной и преэякулятом. Удаётся молча кивнуть, надув щёки "после" как можно шире - лишь бы не чувствовать языком. - Вали, - немного окосевший мучитель топает от него к стене. - Больше не попадайся даже в толпе. Дэниел спешно одевается, бочком, отирая все стены, бежит к ближайшей остановке и блюёт в урну, блюёт до срыва горла. А наутро, стараясь отвлечься от обблёвочных мыслей, пробует курить. Две недели день за днём снова и снова тырит сигареты в маркете. Его в тринадцатый раз ловят - он слышит гудки и радуется мигалке, ведь в предварительном заключении никого из притона не будет точно. Даже приходит отец. Опять. Дэниел с тоской смотрит ему в спину, без особой горечи слушает его крики, отвечает ими же и решает раз и навсегда забыть про этот район города. Сколько он топал по этим улицам, чтобы хоть увидеть отца - а оказался козёл, про которого и говорила мама. Нихера тебе, малой, в жизни этой не обломится, напоминает он себе, зажимая зубами очередную сигу. Плюёт, прочитав упаковку: южноамериканские.

***

Едва дыша от обжигающего лёгкие газа, Чавез делает по коридору шаг. Ещё шаг. Аманда и пиздюк попёрлись вниз по лестнице. Конечно, он догонит и припомнит всё. И невыплаченные три тысячи, и связь с ебучим Мэттьюзом. Хронология неважна. Теперь до него доходит, почему парень прятал рожу в рукав своего джемпера, конечно. Почему выдохнул, когда прострелили Гасу глаз. Почему впрягся за Янг и утешал блондиночку. Потому что хуесос. Жалкий и сопливый. Таких надо резать, Ксавьер всё равно убил бы его - пусть и не там, в притоне. Ему кажется, что в руках Дэниела нож. Но, вспомнив, что прослушки не было, Чавез не опасается - и верит уже плохим глазам, а не прекрасному чутью, единственному, что ещё на пять секунд в нём живо.