Чёрные воды

      Медленно, бесконечно медленно к Карантиру возвращалось ощущение реальности. Первой неприятной новостью стала тупая головная боль — скорее всего его огрели чем-то тяжелым по затылку. Позже прибавились и другие раздражители: холод каменного пола, на котором лежал чародей, и сырой затхлый воздух... темницы?       Карантир резко дернулся, чтобы принять сидячее положение, и тут же послышался звон тяжелых цепей.       Его сковали! Цепи, забитые в стену, тянулись к его шее, рукам и ногам. Движения эльфа были максимально ограничены. Он со злостью дернул рукой, звенья снова отозвались противным звоном, цепь натянулась, но не поддалась.       Хватит с него на глупых шуток! Карантир поднялся на ноги, отмечая про себя, что проклятый враг снял с него весь богатый доспех и даже сапоги, оставив на нем лишь кожаные штаны. Это они зря! Чародей плотно сцепил зубы, готовясь использовать телепорт, и... ничего не произошло. Только резкая боль вокруг шеи, запястий и лодыжек. Браслеты, сковывающие его, содержали в себе двимерит.       Проклятье! Карантир злобно рыкнул, дернув цепью, уже ни на что не рассчитывая. Выпустив таким образом немного гнева, эльф глубоко вдохнул и попытался вспомнить в деталях, что с ним произошло.       Это была обыкновенная вылазка в мир Aen Seidhe. Их отряд был небольшим, но Эредина в ту ночь это мало волновало. Они все были немного пьяны, визит в старый мир должен был стать забавным завершением их вечера. И всё шло как по накатанной: минимум потраченного времени и приличный улов. Всё было так просто, что Карантир даже не посчитал нужным надевать шлем. Ну, кто из жалких dh'oine мог представлять для него — великого эльфийского чародея — угрозу?        Он помнил голубой свет собственного портала, Дикий Гон вытянулся в строй, за ними — испуганные пленные. Позади всех стоял Карантир — он должен заходить в портал последним, чтобы контролировать перемещение отряда. И вот он сделал шаг к порталу, а потом была дикая боль в затылке и темнота в глазах. Человеческие солдаты в каких-то нелепых разукрашенных доспехах подкрались к нему сзади. Портал закрылся, а чародей упал на землю под возбужденные крики врага.       Карантир скривился, вспомнив, как глупо и позорно он потерпел поражение. Ярость захлестнула его, и только обещание самому себе, что он жестоко отомстит людям, немного утихомирило его.       И тогда он услышал, как в массивной двери щелкнул замок.       Людские мужчины, разодетые в странные, золотисто-жёлтые латы вошли в камеру заточения чародея. Одеты они были воистину как павлины – цветастые перья на шлемах, смешные присборенные штаны, причудливые рисунки на доспехах. Уж на что Карантир привык к богатым, дорогим одеяниям Тир на Лиа, но то, что он сейчас видел, было даже для него слишком непривычным. Навигатор саркастично усмехнулся.        — Заключённый, вы находитесь во дворце её Высочества, княгини Туссента, провинции Нильфгаарда, кузины самого императора Эмгыра вар Эмрейса, Белого Пламени, пляшущего на курганах своих врагов, Анны-Генриетты. Вы подозреваетесь в шпионаже и подрывной деятельности, и будете находиться здесь до выявления вашей личности. Её Высочество желает лично вас допросить, посему мы должны наложить на вас кандалы. Надеемся на ваше благоразумие и сотрудничество следствию, — очень долго и вычурно говорил полноватый людской самец. Чересчур учтиво для dh’oine. Просто удивительно.       «Это какой-то цирк» — подумал Карантир, когда увидел, как в его камеру вошла молодая женщина в пышном ярком платье. Чародей безо всякого смущения оглядел княгиню с ног до головы. Она ответила ему таким же изучающим взглядом.       В родном мире Навигатора эльфки не смели так нагло его разглядывать, а вот Генриетта демонстрировала полное отсутствие стыда, задерживаясь взором то на рельефе его груди, то на отчетливом узоре тренированных мышц на его животе. И уже потом взгляд её мягких серых глаз застыл на лице эльфа.       Так они и смотрели друг на друга: княгиня — с любопытством, Карантир — с раздражением и насмешкой. Ему понадобилось меньше минуты, чтобы сложить полную картину впечатлений об этой женщине. Любительница привлекать мужское внимание, тщеславная особа, уверенная в своей неотразимости. Солдаты в пестрых доспехах дополняли эту комедию, не упуская возможности превознести свою повелительницу чуть ли не до небес. Но стоило ей отдать должное — для человеческой самки она была довольно симпатичной. Она, бесспорно, знала об этом, а посему всячески старалась подчеркнуть свои красоты. Длинные ресницы подведены черной густой тушью, на пухлых губах — помада элегантного нежного оттенка, и, конечно, округлые грудки, затянутые в очень тугой корсет, надетый для того, чтобы её фигурка казалась сверхтонкой. Образ завершала диадема, удерживающая в сложной прическе её пышные светло-каштановые волосы.       Впервые за долгое время княгиня Туссента ощущала себя странно взволнованной. Когда ей сообщили, что в темнице её замка находится заключенный, виновный в пропаже деревенских жителей близ Боклера, Анна-Генриетта пожелала увидеть его сию секунду. Кто же посмел сотворить столь вопиющее преступление в её владениях?! Из докладов её рыцарей стало ясно, что этот человек не на шутку напугал очевидцев. Говорили, что проклятие тенью легло на Туссент, и явились призраки из ночной мглы, и пришли они, чтобы забрать их сыновей и дочерей, чтобы увести их в мир другой в рабских кандалах...       Анна-Генриетта, конечно, слышала байку о всадниках, восседающих на крупах костяных лошадей; и то, что этих всадников иногда можно увидеть глубокой ночью на небе; и то, что порой они спускаются на землю, чтобы брать в плен молодых людей и забирать себе в вечное служение. И вот, один из демонов, что наводили страх на целые поколения, оказался схвачен рыцарями Туссента.       Но княгиня — не дура, а потому не собиралась верить приукрашенным россказням. Тем более, как оказалось, призрак являл собой существо из плоти и крови. Красивое, остроухое, синеглазое существо.       Анна-Генриетта смерила его изучающим взглядом. То, что перед ней стоит эльф, она поняла сразу. Но, стоило признать, таких эльфов ей еще не приходилось видеть. Необычно высокий и хорош телом. И смотрит на нее с пренебрежением и насмешкой, точно не замечая того факта, что стоит он перед ней босой и полуголый, прикованный цепями к стене подвала. — Кто Вы такой? Назовитесь! — требовательно произнесла Анна-Генриетта, ожидая от узника незамедлительного ответа.       Карантир смерил презрительным взглядом наглую d'hoine, в очередной раз подмечая, что глупости и опрометчивости этих животных нет предела. Он не сразу ответил. Девица со своими верными "скоморохами" начали заметно нервничать.       "Ах, да. Бить безоружного и беспомощного здесь не принято. Обычаи людей разнятся от региона к региону."        И в момент, когда напряжение стало невыносимым, Ар-Фейниэль стал отвечать скороговоркой на ellilone. Не потому, что не умел на Всеобщем, а потому что не имел желания говорить хоть слово о Дикой Охоте. Пусть ищут переводчика, пусть.       Анна-Генриетта, конечно же, ничего не поняла. Но что-то ей подсказывало, что узник понял её прекрасно и специально говорит на сложном, неизвестном ей языке. Иными словами, просто издевается.       Недовольство и раздражение коснулось милого личика княгини, однако она быстро взяла себя в руки. Пусть эльф не думает, что смог задеть её. В этом случае стоит продумать тактику общения с пленником. Его не запугать угрозами расправы — об этом княгиня догадалась сразу: парень слишком горд, чтобы проявлять страх. И пусть лицом и телом он был молод, но твердость его осанки и манера держаться выдавала в эльфе, прежде всего, опытного воина. Скорее всего, грубое обращение с ним не даст положительного эффекта. К тому же, княгине не хотелось напрасно портить такую красоту... А вот, если взывать к гордости эльфа, то, быть может, им удастся прийти к конструктиву.       Так и не справившись с волнением, Анна-Генриетта глубоко вдохнула и сделала ещё одну попытку добиться адекватного ответа от эльфа. В конце концов, её безумно мучило любопытство. — Что же, я вижу, Вы не намерены следовать даже простейшим правилам этикета, что очень меня удивляет. Хотя видно, что Вы — не простой эльф. И не просто солдат, судя по необыкновенному доспеху, в котором Вас доставили сюда. Ну да ладно, опустим это. Важно, чтобы Вы понимали — Ваша судьба целиком и полностью зависит от меня. Но Вы можете повлиять на мое решение. Для Вас есть два возможных варианта. Либо остаетесь в этой камере без еды и воды, и так и сгниете здесь, и смерть Ваша будет не достойна того имени, которое Вы скрываете; либо будете отвечать на вопросы и получите шанс на честный суд и справедливое наказание. Так что, Вам решать.       Оставаться узником камеры Карантир не намеревался. Однако он прекрасно понимал, что нахальная девица пытается им манипулировать. И в этом случае, стоило выстроить особую тактику. Ему бы только освободиться от двимерита... И тогда он даст понять dh'oine, что очень зря они оставили его в живых.        Эльф взглянул на княжну совершенно пустым, потерянным взглядом. Напряжённо коснулся изящной ладонью своего затылка и прошептал с явным эльфским акцентом:  — Ничего не помню…        Разочарованию Анны-Генриетты не было предела. Она почти не сомневалась, что эльф врет, и оттого её злость только возросла. Похоже, узник намерен водить её за нос. Совсем не так она представляла развитие их диалога. Пусть это и нелепо, но отказ эльфа говорить Анна-Генриетта воспринимала как личную обиду. Она вообще не привыкла к тому, что мужчины ей отказывают.       Но ничего, думала княгиня. Он еще пожалеет, что так поступил. Уж она-то постарается, чтобы несговорчивость эльфа вылезла ему боком! С этими мыслями Анна-Генриетта покинула камеру пленника, яростно шурша юбками; с этими же мыслями она ложилась спать, вовсе не чувствуя себя утомленной и готовой ко сну. В голове засел этот проклятый голубоглазый эльф, и правительница Туссента до сих пор не могла избавиться от волнения.       Ей становилось то жарко под одеялом, то холодно без него: Анна-Генриетта ворочалась без конца и края. И думала. И образы, посещающие её разум, были далеки от пристойных. С некоторым смущением, совсем незначительным, она призналась себе, что она... возбуждена.       А что, если эльф не врал и он, действительно, потерял память? Это не так уж и маловероятно, ведь его не слабо огрели по голове.       Возбуждение все еще играло в теле женщины приятными нежными нотами, но тревога уже закралась в её сердце — сначала просто сомнения, а потом абсолютно осознанное желание прямо сейчас встать с кровати и проведать своего пленника. Как он там? Вдруг ему действительно плохо?       Анна-Генриетта кусала ноготь в нерешительности, но уже через пять минут у неё созрел план действий. Кроме доспеха, у эльфа имелась еще одна занятная вещица, которая ныне хранилась под замком в подвале. Судя по всему, это был чародейский посох. Интересно, сможет ли эльф изображать беспамятство, когда увидит столь важную для него вещь?       Собравшись с духом, Княгиня встала с постели, набросила на плечи тяжелый, расшитый золотой нитью халат, и покинула спальню. Замок спал, но Анна-Генриетта, на всякий случай, приготовила несколько агрессивных отговорок для стражи, если те встретятся на её пути и поинтересуется, куда направляется их госпожа в третьем часу ночи. Но, к счастью, коридоры были пустынны. Лишь спустившись в подвал, она увидела одинокого охранника, который мирно дремал у входа в подвал.       Анна-Генриетта осторожно подошла ближе и вытащила у него из-за пояса увесистую связку ключей, потом как можно тише отворила чулан, где запрятали посох.       Ну и тяжелый! Она уперла его в пол и удивилась, до чего же холодным ощущалось древко в её ладони. Женщина посмотрела на навершие посоха, для чего пришлось аж поднять голову вверх. Это была сфера, затиснутая под металлическим шипастым куполом, подсвечиваемая изнутри неясным белесым свечением. Дьявольская штуковина! Анне-Генриетте уже подумалось, что лучше положить посох на место и не напрашиваться на приключения, но... правительница Туссента отличалась упертостью. Не в её манере отступать назад! Поэтому она крепче сжала древко и направилась к камере эльфа.       Когда она отворила дверь и заглянула в камеру, заключённый не спал. Он сидел на полу и смотрел вверх, где с крохотного окошка на пол сочился бледный лунный свет. А вот ночную посетительницу даже не удостоил взглядом.       Карантир напрасно полагал, что хотя бы ночью его оставят в покое. Не тут-то было: dh'oine слишком тупы и назойливы; они ни за что не оставят попытки расколоть пришельца. Но когда покой чародея нарушили в очередной раз, он услышал не лязг дурацких доспехов, а шелест юбки. Ар-Фейниэль без труда узнал Анну-Генриетту, даже не посмотрев на неё. Фруктово-цветочный запах её духов запомнился эльфу ещё при первой встрече. И вот сейчас он слышит этот сладкий запах в сыром воздухе его камеры...       Эльф нарочно злил её, сидел, не поворачивая головы. И даже когда княгиня подошла ближе и стала над ним с чародейским посохом в руках, он также игнорировал её. Хотя появление в камере посоха взбодрило Карантира. Что бы не задумала эта глупая женщина, она зря притащила оружие прямо к пленнику. — Надеюсь, Вам было достаточно времени, проведенного здесь, чтобы принять верное решение и начать говорить, — высокомерно произнесла Анна-Генриетта.       Карантир медленно поднял глаза. Она возвышалась над ним, и судя по надменной осанке, была уверена, что сейчас получит от эльфа правду.       Женщина выждала паузу, а затем подвинула посох перед собой и попробовала зайти с другой стороны: — Нет? Стало быть, действительно, потеряли память.       Анна-Генриетта стала ходить по камере, глухо постукивая посохом, и рассуждать: — Эту вещь нашли у Вас мои солдаты. Также они доложили мне, что видели, как Вы пользовались ею для сотворения злодеяний в наших землях. Взгляните. Может, натолкнет на воспоминания?       Словно в подтверждение её словам, навершие посоха едва озарилось мягкой вспышкой, но она не обратила на это внимание. Её взгляд был прикован к экзотическому пленнику.       Карантир только хмыкнул. — Подозреваемый, — не унималась она, — ещё немного, и я сделаю вывод, что Вам нравится находиться в сырой темнице, и Вы не прочь провести остаток своей жизни в этих кандалах.       Конечно, чародей не собирался проводить остаток своей жизни ни в этих, ни в каких-нибудь других кандалах, и местная правительница вскоре должна была узнать об этом.       Карантир легонько улыбнулся, не показывая зубы — dh'oine не всегда нормально реагируют на зубы, не похожие на людские. Им больше по душе наличие клыков и лёгкая кривизна, как у них самих, пока эволюция не заставит их изменится. Этим трюком эльф добился желаемого — заставил Анну-Генриетту, избалованную мужским вниманием, немного покраснеть. — Ещё немного, и я с Вами соглашусь, — сказал эльф тихим, слабым, как подобает узнику, голосом, но в такой чарующей низкой тональности, что ни одна здоровая женщина не смогла бы проигнорировать его.       На лбу Княгини пролегла неглубокая морщинка. Людей так легко читать! Правительница Туссента озадачилась ответом узника, не понимая, сарказм это был или хитрость. Пусть сама думает. К какому бы выводу не пришла Анна-Генриетта, важно не помогать ей в этом. Люди не замечают манипуляций, если дать им возможность мозговать самостоятельно.       Если эльф думал, что Анна-Генриетта клюнет на этот фокус, то он глубоко ошибался. Сколько она уже видела таких мужчин, которые пытались к ней подлизаться? Чего только не придумывали они: и сыпали комплиментами, и подарки дорогие дарили, и романтические баллады сочиняли... Княгиня охотно пользовалась всем, что готовы были дать ей мужчины, иной раз поощряя их чем-нибудь. Бывало, конечно, жалела потом, зато научилась отличать истинную симпатию от лести. И если пришелец решил с ней поиграть, то пусть знает, что она тоже любит игры!       Анна-Генриетта ещё раз оценила состояние пленника, взглянула на его босые ноги, провела взглядом выше: по худощавому сухому торсу, широким плечам, рисунку голубоватых вен под бледной, почти белой кожей. Умилилась тому, как мило, будто стесняясь, выглядывало его аккуратное острое ушко из массы длинных черных волос. Эльф выглядел очень молодо и крайне привлекательно, его не портила даже мертвенная бледность. Усталость легла красноватыми тенями на веки, что создавало притягательный контраст с цветом его глаз. Таких не человечески синих... — Знаете, я даже рада этому.       Эльф следил за ней взглядом. Она знала, что собирается пройтись по тонкому льду, но не могла отказать себе в этом удовольствии — проучить эльфа. За его попытки шутить над Княгиней, за его несговорчивость, за его мнимое превосходство над человеческой расой!       Анна-Генриетта собиралась поступить именно так, как не полагает леди её статуса. Она собиралась обращаться с пленником именно так, как не принято было на её землях. Женщина ещё раз взглянула на массивные кандалы, сковывающие руки и ноги эльфа, а затем подошла и ближе и шепнула ему: — Я очень надеюсь, нам будет приятно проводить время в компании друга друга.       И снова этот взгляд вверх, и снова это лукавство, и притворное согласие.       И тогда Княгиня подошла совсем вплотную, сняла с одной ноги домашний парчовый туфель и аккуратно провела ступнею по щеке эльфа.       Карантир скривился, но смог это сделать так, что Анна-Генриетта даже не успела разглядеть откровенной брезгливости у него на лице. Княгиня мгновенно увлеклась игрой. Она водила пальцами ноги по лицу Навигатора, прикрывая глаза от удовольствия, а он терпел. Знал, что его кожа горит, ибо весь он кипел от злости. — Ммм, — она постанывала, получая истинное наслаждение от прикосновения её холодной ступни к щекам пленника.       Она смотрела на него, иногда теряя внимание. А потом дотронулась к его губам, и тогда Карантир не выдержал и резко натянул цепи, сковывающие его руки и ноги. Почувствовал, как испуганно дернулась Анна-Генриетта. Но эльф не хотел её спугнуть. Несмотря на всё своё отвращение и злость, он должен был удерживать княгиню близко, не позволять ей отходить. И ему пришлось выдать свой злостный порыв за истинное возбуждение.       И Навигатор сам приоткрыл рот, приглашая её совершить ещё одно необдуманное рискованное действие. Смотрел прямо на неё, зная, что заставляет её сердце возбужденно и испуганно трепыхать. Карантир был не кем иным, как скованным в клетке зверем. Дрожащая и раскрасневшаяся Анна-Генриетта стояла перед выбором, класть или не класть себя в его пасть, но видно было, что неимоверно этого хочет.       Но заходить так далеко ещё не решилась.       И тогда эльф сам довернул голову и обхватил губами маленькие пальчики Анны-Генриетты, позволил им погрузиться в его теплый рот. — Ох...       Карантир ответил ей собственным приглушённым стоном и обвел языком мизинец, втянул его поглубже. Женщина для равновесия держалась за посох, не замечая, что навершие наполняется бледным светом. Чародей жадно, но аккуратно лизал её пальцы, а женщина забывалась в этой ласке.       Но этого было мало. Княгиню следовало лишить контроля над своим телом. И Ар-Фейниэль потянулся губами выше по ступне, но не мог дотянуться дальше, чем до лодыжек. Намеренно потянул цепи, и разочарованно, как голодный звереныш, взглянул своей пленительнице в глаза.       Она сдалась. Наклонилась ближе, дала целовать ногу до самого колена. Поднимала юбку выше и выше, позволяя Навигатору всё больше и больше. Он уже ярко чувствовал её запах: душный, солоноватый, провоцирующий. Карантир втягивал, прижимал губами нежную кожу той части бедер, которая не грубеет от трения одежды и мгновенно покрывается мурашками от легчайшего прикосновения. Но до самого заветного он ещё не мог дотянуться. Для этого Анна-Генриетта должна была подойти ещё ближе... И он молча молил её сделать это, тянулся языком, жадно вдыхая её запах.       Эльф довел её усталости, вынуждая держать ногу навесу. Изнеможенная лаской и напряжением в ногах, правительница Туссента нашла для себя более удобную позу. Она просто поставила стопу прямо на плечо Карантира, тем самым предоставляя ему абсолютный доступ к промежности.       Человеческие самки пахли не так, как эльфки, хотя и довольно похоже. Их запах был более насыщенным — буквально кричащим о готовности к сношению. Анна-Генриетта сильно текла — это было уже хорошо видно, ведь при разведенных ногах складки раскрылись, и эльф уже мог представить, каким ярким будет вкус у него на языке. Но дело нужно было довести до конца.       Она дернулась и тоненько вздохнула, как маленькая девочка. Карантир аккуратно, кончиком вытянутого языка, кружил вокруг клитора, что никак не хотел показываться. Лизал его, утыкаясь носом в гладкий лобок. Вероятно, Княгиня регулярно проводила процедуры по удалению волосков. Ох уж эта мода у людских самок из "высшего общества" — стремиться к эльфским идеалам красоты! Хотя, не будь Анна-Генриетта вымытой и ухоженной княгиней, то чародей ещё подумал бы, стоит ли идти на подобное унижение ради своей свободы.       Посох был так близко! Она держала его, отведя руку в сторону, и эльф никак не мог дотянуться до него. Княгиня должна была потерять бдительность и отпустить посох, иначе Карантиру не выбраться из двимерита. Ради этого Навигатор доводил Анну-Генриетту до исступления, проникал языком в лоно, искал то, от чего она вот-вот сойдёт с ума.       Она и сама не заметила, как начала притягивать эльфа к себе, прижимать к промежности его голову, выгибаться так, чтобы язык проникал поглубже. И так она и металась: то подбирала свою юбку повыше, то брала пленника за волосы, то снова задирала юбку, чтобы та не мешала ему жадно ласкать госпожу. Может, дело было в неправильности ситуации, но такого яркого удовольствия она не испытывала никогда. Это синеглазое, остроухое молодое существо было в полностью в её власти. Как же это хорошо...       В этом безумии её стали посещать и другие неправильные мысли. Узник был надёжно скован, сидел в довольно удобном положении... Чувствуя внутри умелые движения его языка, Анна-Генриетта всё больше задумывалась, как было бы хорошо ощутить сейчас абсолютную наполненность. Все равно, потом никто не поверит пришельцу, а если и поверит, то что с того? Княгиня вольна делать что хочет...       Пик удовольствия стремительно приближался. Она чувствовала это по напряжению интимных мышц, и уже ничего сделать не могла. Только прижаться к эльфу ближе, только заставить его быть максимально глубоко...       Всё перевернулось в один миг. Казалось, переворачивалась тюремная камера, но, на самом деле, это Анна-Генриетта друг оказалась на полу. А эльф стоял на ногах и держал посох.       Чертов посох, о котором она и позабыла. — Спасибо, миледи, — сказал эльф, вытирая блестящий от влаги рот. Он довольно улыбался. — Но пора мне и честь знать.       Ошарашенная княгиня наблюдала, как пленник открывает прямо в камере портал. Рядом на полу валялись треснувшие двимеритовые кандалы. Пространство наполнилось ярким синим свечением, а в воздухе вырисовывалась арка. Эльф вот-вот сбежит. — Все сюда! — закричала Анна-Генриетта. — Держите преступника!       Кажется, в коридоре слышались топот спешащих солдат, но успеют ли они?       Княгиня ещё не пришла в себя после пережитого оргазма, дышала тяжело и сбивчиво. Но вдруг окаменела, когда эльф, вместо того, чтобы войти в портал, вдруг передумал и обернулся к ней.       Что он собирается сделать?       Солдаты вот-вот ворвутся сюда. Скорее бы! — Пожалуй, заберу тебя с собой.       Она встала на ноги, будто это могло спасти от намерений эльфа. Но это лишь упростило ему задачу. Он схватил Анну-Генриетту за руку и потянул прямо к порталу. Её сопротивление было смешным — чародей без труда прижал княгиню к себе и вместе с ней ступил в синий вихрь.       Когда солдаты ворвались в камеру, портал уже с хлопком закрылся. И ни следа узника или госпожи. Лишь странная, мерцающая в воздухе дымка, дивно повторяющая очертания арки.