Неуместное воспоминание

Слишком громкий девичий смех заставил Хуана нахмуриться и свернуть с намеченного маршрута. Расшумелись, глупые курицы! Понятно, что до покоев соберано гам не донесется, но все равно — нечего в такой час прислуге собираться и шуметь. Шляются допоздна, а днем ползают как сонные мухи... Понабрали неопытной шушеры! Да где теперь возьмешь толковых, опытных и притом не страшных... Спасибо, что хоть не бесноватые. Хуан понимал некоторую противоречивость своих рассуждений, но она его нисколько не смущала. Нагрянув на кухню и сделав излишне громким девицам серьезное внушение, он разогнал паршивок по их комнатам, а сам присел за огромный дубовый стол и отщипнул кусочек горячего хлеба. Обычно на ночь его не пекли, но, видать, сегодня слуги решили попировать. Хлеб был вкусный — похоже, лишнего сахара положили, — и потому Хуан на кухне задержался, да так, что чуть не опоздал. Прозевал время, когда к соберано пора идти. Тот велел быть у него к полуночи, а до полуночи осталось всего ничего. Вскочив, Хуан быстро прополоскал рот вином. Забежать к себе, чтобы переодеться в свежее, он уже не успевал, и галопом понесся в комнаты соберано, как был. По счастью, соберано и сам изволил пока отсутствовать. Хуан, по заведенному у них обычаю, зашел в спальню. В городском доме соберано этикетом пренебрегали, у дверей герцога даже охраны не было. С одной стороны — немыслимая безалаберность,, но с другой — снаружи дом так охраняли, что еще попробуй прорвись... Хуан походил по спальне, порассматривал новые статуэтки на камине — подарок великого герцога Ургота. Статуэтки, как и все подарки этого герцога, отличались изяществом работы и полным отсутствием нравственного начала. Некая нечисть, вроде бы баба, а вроде и змея, совокуплялась сразу с двумя мужчинами разными способами. Хуан такие безобразия не одобрял — вернее, не одобрял, чтоб вот так их напоказ выставлять, — но смотреть все равно было интересно. Он как раз наклонился, чтобы разглядеть все мелочи, и почти уткнулся носом в самое пикантное место одной из статуэток. Тут дверь распахнулась, и в спальню вошел соберано. Следом за ним семенил камердинер. — О, Хуан! Смотрю, вы оценили всю, гм, прелесть этих предметов искусства? Хуан резко выпрямился: — Оценил, соберано. Морисский белый мрамор, дорогущий камень. Резьба еще такая тонкая у основания… — А, так вы резьбу так внимательно разглядывали? — Да, соберано, — не моргнув глазом, ответствовал Хуан. Соберано ухмыльнулся: — Мне тоже понравилась... резьба. На этом разговор прервался. Соберано с помощью Педро быстро разделся и сразу после этого отослал его. Ситуация была для Хуана привычной — чай, не первый десяток лет как отработано все... Едва они с соберано остались вдвоем, Хуан споро постаскивал с себя все шмотье и подошел к своему герцогу. Соберано — Росио, как соберано велел звать его в таких ситуациях, — улыбнулся. Сверкнули шальным блеском глаза — ну совсем как в юности, карьярра! Слава Абвениям, отошел Росио от изломной пакости... Хуан невольно улыбнулся в ответ, а соберано уже опускался на колени и поглаживал чресла своего верного управляющего. Откинув голову назад, Хуан с превеликим удовольствием позволил себя ласкать. Как это часто с ним бывало, любовное томление прореживали мысли сугубо практического свойства. Например, вспомнилось, что Хуан еще недавно был доверенным представителем регента Талига в ссаном Бордоне. Время он там, конечно, провел с большой пользой, но и уехал без сожалений, едва соберано позволил. Должность должностью, а без соберано рядом все Хуану было не в радость, чего уж. Мысли приобретали все более ностальгический характер. Вот уже и Винная вспомнилась, и то, как выхаживали молодого соберано, и Ренкваха, после которой Росио две недели в запое провел… И совсем уж старые времена, когда юного Росио Хуан впервые увидел... Соберано Алваро Хуана к нему с деликатным поручением приставил — дрянью всякой поить... В этот момент Росио особо удачно заглотил член Хуана, до самого корня взял, и Хуан несколько утратил бдительность, что и сыграло с ним злую шутку. Воспоминания о ядах и удачный отсос слились в один поток, который вышиб из башки всякое соображение, и Хуан, дурила, ляпнул: «Да, Росио, молодец, давай!». Кончилось это известно чем — соберано содрогнулся. Спазм был так силен, что Хуан чуть без клинка не остался. Хорошо, соберано все-таки успел выпустить член изо рта и теперь, согнувшись, блевал на дорогущий, недавно выписанный из Агирне ковер. Хуан, проклиная свою несдержанность, опустился на колени, приобнял (была мысль вазу подставить, но ковер все одно уже чистить), стал поглаживать его по спине. Тогда, в Алвасете, он с этими же словами вливал по ложечке яд в дрожащего, ослабленного постоянным приемом всякой дряни Росио. Яд соберано давно не пил, а реакция с тех пор так и осталась. Когда соберано перестал дергаться и осуждающе уставился на Хуана, тот лишь руками развел — мол, простите. Герцог вздохнул, покачал головой: — Принеси воды. Умывшись и выпив вина, соберано пожелал лечь. Ковер уже свернули и вынесли. Хуан помог герцогу улечься и хотел удалиться. Но соберано его остановил: — Ложитесь со мной Хуан, постель погреете. Только, прошу вас, без воспоминаний о давно минувших днях.