*ПТИЦА В МЕТЕЛИ*
«Еще нет. Сестры дома нет, а на звонки она не отвечает».
Сати, как называла ее Тая, всегда вовремя писала. Особенно это помогало в период глубокой депрессии. Переписка на форуме для жертв изнасилования стала чем-то привычным и обыденным. А еще единственным, внесемейным общением. Только Сати знала всю историю. Тая понимала, что та ее не осудит, потому что сама была в такой ситуации. Только вот Сати начала быстрее жить, не оглядываясь назад, вернулась в свою среду. И, по ее мнению, Тае следовало бы скорее возобновить общение с кругом ее старых знакомых, ведь это помогло бы скинуть ореол депрессии, так намертво вцепившийся за шею. Тая часто задумывалась над ее словами. Ведь четыре месяца добровольного заключения ни хрена не помогли избавиться от той грязи, которую она чувствовала на своем теле. Она хотела рассказать. Правда хотела. Непонимающему отцу, когда сообщила, что не может больше выходить из дома. Он чувствовал. Она готова поклясться, что чувствовал, что с ней что-то произошло, что кто-то сделал ей больно. Терпеливому психиатру, который боролся с крепко построенной стеной вокруг Таи. И сестре, от которой никогда не было секретов. Хотела. Хотела рассказать, но как только открывала рот, она чувствовала, как опускаются внутренности, как начинает трястись глотка. Как что-то гигантское рвется наружу, царапая ребра. Искрит, продвигаясь вверх по горлу. Хотела, но не могла. Тая еще раз позвонила Тори, но все впустую. Упрямая девчонка. Сжала телефон в кулак и упала звездой на кровать. Вырезки из журналов, украшающие стену над рабочим столом, плюшевые медведи и зайцы, ни разу не взятые после того случая, гирлянды, бесполезно висящие над кроватью. Боже, какой наивной она раньше была. Несколько раз она подавляла желание содрать все к чертовой матери, убрать игрушки на дальнюю полку. Показать то, насколько сильно она изменилась. Точнее насколько сильно изменил ее этот придурок на джипе. Ужас врезался в грудь, заставляя открыть рот. Судорожно глотнуть воздух. А что если… Нет, выбрось эти мысли из головы. Тори не одна. Конечно, с ней все в порядке. В порядке. Она нахмурилась, выгоняя мысли вон. Молния не бьет два раза в одно и то же место. В коридоре включился свет, что было явным признаком того, что кто-то вернулся домой. Пожалуйста, пусть это будет Тори. Пожалуйста. Дедушкины часы застучали, указывая на то, что уже одиннадцать. Приди раньше папы. Тори! — Папа, привет. На пороге согнулась фигура, развязывая шнурки на черных ботинках. С волос и куртки капало. Черт, Тая даже не услышала стучащих в окно капель дождя. Настолько сильно ее вытесняли мысли о сестре из реального времени. Лоб мужчины прорезала морщина, и Тая врезалась в его взгляд. Взгляд, который говорил о многом. О непонимании, сожалении, об отчаянии и страхе. Она всегда видела, как отец старательно выбирает слова и обходит стороной угловато-острые вопросы, дабы не задеть хрупкое сердце дочери, которую не смог защитить. Так он чувствовал себя — отцом, который не выполнил долг. Бесполезным куском мяса, неспособным расположить к себе дочь так, чтобы она рассказала. Поделилась. Открылась. Его взгляд метнулся по комнате, и Тая мысленно просила, нет, умоляла не произносить вопрос вслух. Не заставляй ее врать. — Где Тори? Этот вопрос ударил по голове, обрушился, словно снежная лавина. Ну зачем? Зачем?! Руки задрожали, и она спрятала их сзади. — Уже спит. Она очень устала, — удивилась, насколько легко ложь выпрыгнула из ее рта. Отец кивнул, обнял дочь. — Прости, у меня еще много работы, — сказал он, указывая глазами на сумку с документами. Ушел в комнату и прикрыл дверь. Тая выдохнула и вернулась в кровать, попутно снова набирая номер сестры. Долбаный автоответчик. А разыгравшееся воображение опять вырисовывала яркие картинки, заставляя воспоминания пробудиться. Повернувшись на спину, она уставилась в потолок, пытаясь обмануть память и застать ее врасплох. Решила действовать прямо: биться затылком о подушку вытесняя отрывки, вытряхивая образ перед собой — длинные светлые волосы, цепкие черные глаза и холодные руки. Она почувствовала панику, когда ощутила на себе душащую горло руку. Запах свежескошенной травы и мыла, отдающего грецким орехом. Хриплый грубый голос. К черту. Она резко открыла глаза и прочистила горло. Она так устала от него. От страха, заползающего в самое нутро и вытравляющего все живое. Сердце колотило корень языка. Вновь. Вновь этот взгляд перед ней, как у дикого зверя. Хищника в сезон охоты. Глаза метались по комнате, пока медленно не начало доходить, что она вне опасности. Дома. В родных четырех стенах. Она дышала через нос, плотно сжав губы. Смотрела перед собой. И вдруг, согнулась пополам и обхватила голову. На хрен. Уйди из ее головы. Вскочив с постели, Тая натянула через голову толстовку, влезла в черные джинсы. Возле двери своей комнаты притормозила. В коридоре было тихо, только тикали дедушкины часы. Дверь папиной комнаты была приоткрыта, настольная лампа все еще горела. А в голове кричали мысли: не спались. Стук сердца оглушал и бил о ребра яростно, размеренно. Тая бесшумно прошла мимо комнаты, взяла фонарик и ключи от дома. Резко остановилась, когда пол под ней скрипнул. Черт. Прислушалась, зажмурившись. Тихо, отец не услышал. Выдохнув, она выскользнула в подъезд, опять набирая номер бестолковой сестренки. На улице на Тае сказались те месяцы заточения в доме. Все вокруг покрывала таинственная мрачная дымка — весенний ночной туман напоминал толпу восставших из могил призраков. Даже луна, вернее узкий серп прибывающего месяца, была похожа на чей-то прищуренный глаз. На парковку у магазина в двух кварталах от нее на полной скорости ворвалась машина, из которой грохотала музыка. Тая слышала выкрики и громкий смех и не удивилась бы, узнав, что это машина кого-нибудь из ее одноклассников. Сталкиваться с кем-нибудь из знакомых у нее совсем не было желания, особенно, учитывая то, что они понятия не имеют куда она пропала на четыре месяца. Тори на вечеринке у своего парня, это она знала точно. И, к счастью, где он живет — тоже. Тая обхватила себя руками и побрела дальше по маршруту. Свежесть мокрого асфальта обжигала нос, и только, когда послышался отчетливый шум грохота музыки и крика толпы, Тая сменила быстрый шаг на бег. Через две минуты она уже недоверчиво смотрела на парочки, засовывающие свои языки в глотки друг другу глубоко внутрь. Пока она искала глазами Тори, мощная рука обхватила талию. С ужасом в глазах, она отскочила от парня, как от заразного. — Воу, воу, полегче, киса. Я просто увидел, как тебе скучно, и хотел разбавить твое одиночество. Она прожгла блондина самым ненавистным из своей коллекции взглядом, который тут же заставил его отвернуться и уйти, поднимая руки. Ей здесь не нравилось. Ее глаза сами наткнулись на взрослого парня, который постанывал, у него были спущены штаны, а между ногами пристроилась девушка. Ее подол короткого платья был задран к поясу и всем окружающим были хорошо видны белые кружевные трусики, поза девушки и движения головы показывали, что во рту у нее член. Тая почувствовала, как ее верхняя губа дрогнула, а глаза закатились. А потом она увидела его. То ли Кит, то ли Ник. Как его там? Парень сестры удовлетворенно глазел на эту картину и снимал на телефон, хищно улыбаясь. Чертов придурок. Руки сжались в кулаки. — Где Тори? — спросила она у него, заглядывая в стеклянные глаза. Да он под кайфом. Тут точно не место ее шестнадцатилетней сестре. — А, эта монахиня. Хрен знает, где ее носит. Если найдешь ее — передай, пусть вымаливает прощение своим мокреньким язычком передо мной на коленях. Пелена ярости перед глазами. И летящий кулак ему где-то под дых. Настолько обкуренный парень, что не смог узнать в девушке напротив старшую сестру его девушки. Поэтому-то он так легко произносил эти слова, пытаясь выпендриться. Тая не ожидала такого поведения, но она слабо контролировала себя. Получил за дело. Сам напросился. Рука отозвалась болью, но наплевать. Особенно смотря, как это недоносок задыхается. Слабый, тоненький голосок вторил: так девушке себя вести не подобает. Но кого это волнует в толпе пьяных, ни на что не реагирующих, обдолбанных подростков? Тая открыла дверь в ванную и увидела свою сестру в компании молодого человека. Девушка была повернута к раковине, а две чужие руки держали ее за талию сзади. Голова ее безвольно висела на тонкой шее, а глаза были прикрыты. Взгляд Таи метался от тела сестры к парню и обратно. Дыхание сперло. — Отойди от моей сестры! — крикнула она и бросилась к парочке. Оттолкнула парня и развернула к себе Тори. Паника и безответный вопрос, бьющий в сознание: чем ее накачали? Торопливо набрав воды в ладонь, Тая старательно умывала лицо сестры, надеясь, что это поможет привести ее в чувство. Дура, дура Тая. Ты же могла прийти сюда раньше и не дать этому случиться. А теперь выгребай. Эгоистка, занималась только своими проблемами, не обращая внимание на сестренку. Она не замечает, как начинает раскачиваться из стороны в сторону, лелея. Успокаивая себя или Тори. Давясь злостью на себя, подступающей к горлу. — Очнись, Тори. Кажется, тот парень что-то говорит за ее спиной, наверное оправдывается или просит не звонить в полицию. Она его не слушает, а лишь сует в рот сестры два пальца. Торопливо, но аккуратно. И выдыхает, когда сестра сама нагибается над раковиной. Брюнет все еще стоит в том же углу, следя за движениями двух сестер. И вдруг натыкается на разъяренный взгляд старшей. — Ты ответишь за это, — бросила она ему. Подошла ближе, тыкая ему в грудь пальцем и называя всеми правильными и неправильными словами. Он был выше ее на голову, и ей приходилось задирать свою, чтобы взглянуть в глаза, спрятанные за длинной рваной челкой черного цвета. Тая на миг запнулась в словах, заметив разноцветные глаза: темно-зеленый — правый и цвета охры — левый. Он открыл рот и что-то говорил, но в голове звенело, нарастая, отдаваясь холодом в животе. Она прикрыла глаза, абстрагируясь. Пытаясь вернуться в более-менее адекватное состояние, чтобы вывести из ванны сестру и довести до дома. Довести до дома так, чтобы отец об этом не узнал.