***
Невиданная ранее ярость обжигала грудь. Я с силой завел Ранделла обратно в замок, и даже этот факт не утихомирил зверя внутри. — Я возвращаюсь домой. И вы больше никогда меня не увидите, слышите, Уилл?! Никогда! Его голос походил на скулеж щенка, который решил объявить бунт своим родителям. Лишь от мысли, что его слова хоть когда-то могут стать реальностью только добавили дров в зловонный костер. — Никогда, говоришь? — ярость достигла апогея. Сегодня Ранделл раз и навсегда уяснит, кому он принадлежит. Я схватил его и перекинул через плечо, попутно раздражаясь, что он до сих пор не прибавил в весе. Ранделл брыкался, кричал, царапался и кусался, но я не смел отступать. Он должен осознать, что я — центр его мира. Что никто больше не смеет прикасаться к нему. Он всецело принадлежит мне. И только. Тьма моей комнаты сыграла на руку — Ранделл в первые секунды был потерян, и это чертовски заводило. Его неуверенность, страх в глазах, но с тем и решительная воля и вера во спасение спускала все рычаги гуманной части сознания. Я не хотел оправдывать себя и свои действия на тот момент, всё, чего я желал — находилось предо мной. Напуганное и беззащитное. — Луноликий, мой, только мой. И он вновь предпринял попытку сбежать. Не вышло. Мой зверь постепенно стал перехватывать инициативу на себя. Откровенное желание подмять, взять силой и обладать перекрыло сознание. Я перехватил запястья Ранделла и свел их над изголовьем, открывая себе полный доступ к его естеству. О, мой милый, любимый, драгоценный Волчонок. Я готов на все ради тебя. Убью любого, кто посмеет навредить. — Посмотри на меня, — до дрожи в руках хотелось увидеть его глаза. Бледно-лунные, пропитанные страхом и отчаяньем глаза. Его неподчинение лишь сильнее заводило зверя. И я не стал его подавлять. Фатальная ошибка. Я ощутил, как замылился рассудок. Впервые за несколько лет я позволил зверю перехватить большую часть сознания. Когда зверь отступил, я нависал над Ранделлом и крепко сжимал его запястья. Не удержался, и тут же провел по ним рукой. Волк что-то сделал с ним. Волчонок никогда не был настолько подавленным и напуганным. Мне казалось, он вот вот потеряет сознание. Алеющие синяки на шее только подтверждали мою догадку. Но резкое желание прижать Ранделла к себе вновь затмила мысли. Я припал к шее, вдыхая запах. Аромат его любимого геля смешался с соленым морским. Мне нравится. — Никому не отдам. Мне показалось, что говорил не я. Голос был хриплый, он походил на дыхание зверя, который готов был к спариванию. Нет-нет. Так не должно быть. Мысли, что всплывают в моей голове слишком жестокие. Я могу навредить своему Волчонку. — Прошу вас, Уилл, умоляю, я… я не хочу, —его мольба заставила сердце сжаться. — Вы меня пугаете… Это уже слишком…. Неправильно. Эти мысли и желания — это все не мое. Сознание вновь пошатнулось. Единственное, что я ощутил — стремление моего зверя подчинить себе Лунного Волка. В этот самый момент я осознал, что вражды между ними никакой не было. Лишь животное желание обладать. Мой зверь хотел Лунного. А я хотел Ранделла. Отличия были лишь в том, что я не стремился к соитию, основанному на грубой силе. Я мог позволить себе перейти определенную черту во взаимодействии с Волчонком, но не более. Сейчас же я совершил непоправимое. Я позволил своему зверю взять надо мной верх и закончить начатое.***
Кровь. Ее свежий запах отрезвил рассудок, вернул контроль над телом. Но я подумал, что не прочь бы и навсегда потерять осознанность. Бесчувственное тело Ранделла, усеянное укусами, синяками и полосами от когтей приводило в ужас. Что же я натворил. В комнате царил хаос, внутри меня бушевал ураган эмоций. Хотелось смеяться от счастья, стоило только увидеть метку, оставленную на спине Волчонка. Знак принадлежности. Полное подчинение партнеру. Но хотелось выть от отчаянья, понимая, какой ценой она была поставлена. Я провел ладонью по его спине. Прерывистое, тревожное дыхание Волчонка было единственным звуком в ночной тишине, пропитанной слепой жестокостью. Ранделл никогда не простит меня за то, что я сотворил с ним. Я мог бы прикрыться зверем, ведь, по сути, именно он и является виновником всего произошедшего. Но разве не я являюсь носителем, более разумным и человечным существом? Только моя вина в том, что здесь произошло. Я понятия не имею, как буду вымаливать прощение, но отпускать свое не имею никакого желания. Если после сегодняшней ночи Ранделл уяснит всего одну деталь — свою принадлежность мне, он станет самым счастливым оборотнем на свете. Я больше не позволю ни одной слезинке скатиться по его бархатистой щеке. У него будет все, о чем он только задумается. Я поставлю весь мир на колени перед ним. Если только он признает мое покровительство. Метка в этом поможет. Шум воды грохотом отозвался в ушах и я поспешил закрыть кран. Пар от горячей воды постепенно заполнил ванную комнату. Я осторожно потрогал в воду, убедился в приемлемости температуры, и только потом погрузился в нее, крепко держа свое сокровище. Его бессознательное состояние сыграло на руку — с многочисленными ранками и царапинами, он не переставал бы шипеть и брыкаться. Сейчас же я спокойно мог его помыть. Решил не использовать гель — пусть раны затянуться. Сердце в груди ёкнуло, а в носу закололо от подступающей к горлу вины. Было невыносимо больно смотреть на истерзанное тело. Еще больней было от горького осознания, что сотворил это я. Тот, кто грезился защищать своего любимого от всех невзгод и опасностей, не сумел защитить от самого себя.***
Ранделл ни разу не приходил в себя, что было только к лучшему. Мой личный врач, в котором я был уверен как в собственном брате, осмотрел Ранделла, обработал раны, и предупредил, что раны будут затягиваться дольше обычного по причине недостатка энергии. Я догадывался, что Волчонок не успел напитаться лунными силами, и сейчас, как никогда жалел об этом. Все могло быть иначе, если бы он позволил себе хоть на минутку «зарядить» своего волка. Розы. Прекрасные цветы. Их аромат часто успокаивал меня. Я подумал, что они произведут тот же эффект и на Волчонка — успокоят его, может быть даже порадуют. Хотя, если честно, не особо рассчитывал на такую роскошь. Я заполнил ими всю комнату, которую к рассвету успел привести в порядок. Больше ничего не напоминало об этой ужасной ночи. Ничего, кроме наших воспоминаний.