В танце под луной

Уилл Несколькими днями ранее. Свадьба.       Я наблюдал за ним. За каждым его вздохом. Ему действительно было нехорошо. И я был уверен, что проблема тут не в головной боли, которой, по сути, и не было. Он хотел спуститься прямо к воде, я же был категорически против, там внизу много скользких камней, что, если он поскользнется? Я предложил ему подышать свежим воздухом в сосновом лесу, и в груди все растаяло, стоило ему только согласится.       — Пойдете со мной?       Я ощутил в его голосе легкую дрожь. Ох, мой милый Волчонок, насколько же ты боязлив. Увы, я вынужден был отказать ему. Как бы не хотелось с ним расставаться, я не должен был забывать, ради чего, вернее ради кого сюда пришел. С огромной неохотой я отпустил Волчонка к лесу, а сам же увлекся виновником торжества.       А затем зверь внутри заскребся когтями, и напряженно махнул хвостом, полностью обратив все мое внимание на себя. Мне хватило мгновения, чтобы осознать, что с моим сокровищем что-то случилось. Мой волк недолюбливал зверя Ранделла, и при каждом упоминании Белого, а именно так мы вдвоем начали называть зверя, всячески демонстрировал свой характер. И этот раз не стал исключением. Если мой волк занервничал, значит он почувствовал Белого, а если он его почувствовал…       Меня на секунду охватил холод.       Значит Ранделл вновь обрел свои силы. Словно в подтверждение и так явной догадки, зверь сильнее заскребся внутри, призывая к действиям. Не пытаясь показаться тактичным, я в ту же секунду прервал тихую беседу с небольшой группой гостей, а находившийся рядом хозяин праздника понял меня без лишних слов. Прекрасно.       Морской воздух и брызг волн встретили меня на обрыве утеса, именно сюда я отпустил своего Волчонка.       И очень зря.       Моментами, мне казалось, что он прекратил свои попытки сбежать, я действительно думал, что он, наконец-то, привык ко мне, смирился с тем, что всегда будет рядом. Но, проклятая луна, любовь и наивность ослепили меня.       Я сжал кулаки, вдыхая соленый воздух. Злость я не испытывал. Скорее разочарование от того, что мы вновь вернулись в самое начало наших отношений. Но ничего. Уже через пару минут я найду свое сокровище, и на этот раз буду более благоразумным — никуда не выпущу из замка, а может, даже из его покоев.       Мой волк без труда выследил запах Белого. Что бы кто ни говорил, но эмоции, а именно ненависть — лучший стимул и рычаг к действиям. Поэтому сегодня ночью я был как никогда рад вражде моего зверя с Лунным. Волк привел меня к песчаному берегу залива. Я притаился в тени сосен, наблюдая.       Мой Волчонок с трудом поднялся с песка, в котором была вся его одежда. Ужас, он весь промок, его буквально трясло от холода. В груди тут же появилось желание прижать его к себе, вылизать от всего песка, согреть и никуда не выпускать. Не дай Луна, если его зверь не позаботится об иммунитете — прибью.       Мои волосы плавно подернулись под натиском ветра, и Ранделл замер, принюхиваясь, а затем сорвался с места, сбегая в глубокую чащу. Ну конечно он ощутил меня, иначе и быть не могло. Его счастье, что я чертовски обожаю играть в кошки мышки. Мой утробный рык рассек ночную тишину, когтистые лапы коснулись прохладной земли, я помчался вслед за Волчонком, уже предвкушая, нашу встречу.       Уже через несколько минут я нагнал его, и он конечно же, как и в прошлые разы, испытал страх. Но, Луна, как же я был доволен, что он вновь со мной, однако я вовсе не стал скрывать своего недовольства его очередным побегом.       Разговор был не из приятных. Несмотря на свое слабое состояние Ранделл все еще плевался ядом. Меня раздражало то, что он просто не мог смириться со своею судьбою. Он должен быть рядом со мной. Всегда. Он только мой.       А затем он прямым текстом заявил, что не оставит попыток бежать. В этот момент я потерял самообладание над собой.

***

      Невиданная ранее ярость обжигала грудь. Я с силой завел Ранделла обратно в замок, и даже этот факт не утихомирил зверя внутри.       — Я возвращаюсь домой. И вы больше никогда меня не увидите, слышите, Уилл?! Никогда!       Его голос походил на скулеж щенка, который решил объявить бунт своим родителям. Лишь от мысли, что его слова хоть когда-то могут стать реальностью только добавили дров в зловонный костер.       — Никогда, говоришь? — ярость достигла апогея. Сегодня Ранделл раз и навсегда уяснит, кому он принадлежит.       Я схватил его и перекинул через плечо, попутно раздражаясь, что он до сих пор не прибавил в весе. Ранделл брыкался, кричал, царапался и кусался, но я не смел отступать. Он должен осознать, что я — центр его мира. Что никто больше не смеет прикасаться к нему. Он всецело принадлежит мне. И только.       Тьма моей комнаты сыграла на руку — Ранделл в первые секунды был потерян, и это чертовски заводило. Его неуверенность, страх в глазах, но с тем и решительная воля и вера во спасение спускала все рычаги гуманной части сознания. Я не хотел оправдывать себя и свои действия на тот момент, всё, чего я желал — находилось предо мной. Напуганное и беззащитное.       — Луноликий, мой, только мой.       И он вновь предпринял попытку сбежать. Не вышло. Мой зверь постепенно стал перехватывать инициативу на себя. Откровенное желание подмять, взять силой и обладать перекрыло сознание. Я перехватил запястья Ранделла и свел их над изголовьем, открывая себе полный доступ к его естеству.       О, мой милый, любимый, драгоценный Волчонок. Я готов на все ради тебя. Убью любого, кто посмеет навредить.       — Посмотри на меня, — до дрожи в руках хотелось увидеть его глаза. Бледно-лунные, пропитанные страхом и отчаяньем глаза.       Его неподчинение лишь сильнее заводило зверя. И я не стал его подавлять. Фатальная ошибка. Я ощутил, как замылился рассудок. Впервые за несколько лет я позволил зверю перехватить большую часть сознания.       Когда зверь отступил, я нависал над Ранделлом и крепко сжимал его запястья. Не удержался, и тут же провел по ним рукой. Волк что-то сделал с ним. Волчонок никогда не был настолько подавленным и напуганным. Мне казалось, он вот вот потеряет сознание. Алеющие синяки на шее только подтверждали мою догадку.       Но резкое желание прижать Ранделла к себе вновь затмила мысли. Я припал к шее, вдыхая запах. Аромат его любимого геля смешался с соленым морским. Мне нравится.       — Никому не отдам.       Мне показалось, что говорил не я. Голос был хриплый, он походил на дыхание зверя, который готов был к спариванию.       Нет-нет. Так не должно быть. Мысли, что всплывают в моей голове слишком жестокие. Я могу навредить своему Волчонку.       — Прошу вас, Уилл, умоляю, я… я не хочу, —его мольба заставила сердце сжаться. — Вы меня пугаете…       Это уже слишком…. Неправильно. Эти мысли и желания — это все не мое.       Сознание вновь пошатнулось. Единственное, что я ощутил — стремление моего зверя подчинить себе Лунного Волка. В этот самый момент я осознал, что вражды между ними никакой не было. Лишь животное желание обладать. Мой зверь хотел Лунного. А я хотел Ранделла. Отличия были лишь в том, что я не стремился к соитию, основанному на грубой силе. Я мог позволить себе перейти определенную черту во взаимодействии с Волчонком, но не более.       Сейчас же я совершил непоправимое. Я позволил своему зверю взять надо мной верх и закончить начатое.

***

      Кровь. Ее свежий запах отрезвил рассудок, вернул контроль над телом. Но я подумал, что не прочь бы и навсегда потерять осознанность. Бесчувственное тело Ранделла, усеянное укусами, синяками и полосами от когтей приводило в ужас.       Что же я натворил.       В комнате царил хаос, внутри меня бушевал ураган эмоций. Хотелось смеяться от счастья, стоило только увидеть метку, оставленную на спине Волчонка. Знак принадлежности. Полное подчинение партнеру. Но хотелось выть от отчаянья, понимая, какой ценой она была поставлена.       Я провел ладонью по его спине. Прерывистое, тревожное дыхание Волчонка было единственным звуком в ночной тишине, пропитанной слепой жестокостью.       Ранделл никогда не простит меня за то, что я сотворил с ним. Я мог бы прикрыться зверем, ведь, по сути, именно он и является виновником всего произошедшего. Но разве не я являюсь носителем, более разумным и человечным существом? Только моя вина в том, что здесь произошло.       Я понятия не имею, как буду вымаливать прощение, но отпускать свое не имею никакого желания. Если после сегодняшней ночи Ранделл уяснит всего одну деталь — свою принадлежность мне, он станет самым счастливым оборотнем на свете. Я больше не позволю ни одной слезинке скатиться по его бархатистой щеке. У него будет все, о чем он только задумается. Я поставлю весь мир на колени перед ним. Если только он признает мое покровительство.       Метка в этом поможет.       Шум воды грохотом отозвался в ушах и я поспешил закрыть кран. Пар от горячей воды постепенно заполнил ванную комнату. Я осторожно потрогал в воду, убедился в приемлемости температуры, и только потом погрузился в нее, крепко держа свое сокровище. Его бессознательное состояние сыграло на руку — с многочисленными ранками и царапинами, он не переставал бы шипеть и брыкаться. Сейчас же я спокойно мог его помыть. Решил не использовать гель — пусть раны затянуться. Сердце в груди ёкнуло, а в носу закололо от подступающей к горлу вины. Было невыносимо больно смотреть на истерзанное тело. Еще больней было от горького осознания, что сотворил это я. Тот, кто грезился защищать своего любимого от всех невзгод и опасностей, не сумел защитить от самого себя.

***

      Ранделл ни разу не приходил в себя, что было только к лучшему. Мой личный врач, в котором я был уверен как в собственном брате, осмотрел Ранделла, обработал раны, и предупредил, что раны будут затягиваться дольше обычного по причине недостатка энергии. Я догадывался, что Волчонок не успел напитаться лунными силами, и сейчас, как никогда жалел об этом. Все могло быть иначе, если бы он позволил себе хоть на минутку «зарядить» своего волка.       Розы. Прекрасные цветы. Их аромат часто успокаивал меня. Я подумал, что они произведут тот же эффект и на Волчонка — успокоят его, может быть даже порадуют. Хотя, если честно, не особо рассчитывал на такую роскошь. Я заполнил ими всю комнату, которую к рассвету успел привести в порядок.       Больше ничего не напоминало об этой ужасной ночи.       Ничего, кроме наших воспоминаний.