Про любовь

КВ, 10 год Алвасете — Ваша светлость, прошу. Хуан кивнул, не взглянув на провожавшего его офицера, и спустился по мраморным ступеням, ведущим к пляжу. Жестом показал, что дальше он пойдет один. Великий герцог Бордона Хуан Суавес был одним из немногих, кого вот так запросто пропускали к соберано. Это грело душу, которая сейчас нуждалась в этом как никогда. Сапоги увязали в белом песке, и, конечно, соберано слышал, что кто-то идёт. Но не оборачивался — так и сидел на берегу и смотрел на море. Хуан подошёл ближе и остановился в паре шагов от него. — Хуан, садитесь рядом со мной. Не удивившись, что соберано узнал его, Хуан присел рядом с ним. Рокэ продолжал смотреть на набегавшие на берег волны. Не скрываясь, Суавес рассматривал своего герцога. За те два года, что они не виделись, у Рокэ прибавилось седых волос, раньше-то их и не было почти. А может, это за последний поганый месяц. Соберано наконец повернул лицо к Хуану. — Соболезную, друг мой. Хуан невольно задержал дыхание. Боль от потери сидела в груди все время — теперь она будет с ним до самого конца. Но иногда эта боль впивалась в сердце отравленным кинжалом, вот как сейчас. — Благодарю, соберано. И… позвольте мне тоже… принести вам соболезнования. Соберано кивнул. Они помолчали пару минут, потом Алва добавил: — Спасибо, что приехал. Суавес наклонил голову, поджав губы и надеясь, что на глазах не выступят глупые слёзы. — Вот мы с тобой снова одни, как и раньше. Символично, не находишь? — Ох, соберано… — Не находишь, — соберано невесело усмехнулся, — ты бы предпочёл сейчас быть с женой, а я — с любовником. Но что есть, то есть. Ты да я. Хуан не отвечал — понимал, что соберано не нуждается в его ответах. А потом Алва запел: Куда уходит ночью кабальеро, Под курткой пряча дар невинной музы, Шершавою походкой браконьера, С бездонною улыбкою медузы, Проворно и легко, как игуана, На плечи пончо, на усы сомбреро — И вы не отличите Дон-Хуана Во мраке южной ночи от Диего. Отложены кинжалы и текила, Мустанг жуёт маис у коновязи. Крепка любовь дора, как могила, Как выжженные солнцем комья грязи. Таясь тенями под покровом ночи, Прохожих провожает безучастно, И сразу ясно: он чего-то хочет, И что он хочет — тоже сразу ясно. Отважный кабальеро не габачо — Под перезвон печальный укулеле Он будет томно петь одной дорите, Она ему ответит на свирели. Не может кабальеро жить иначе, Противиться порочным чарам ночи, Иначе он чечако, а не мачо, А он иначе ни за что не хочет. Мне солнце золотое прокричало: «Амиго, все, что было, не напрасно!». И кактусы склонялись величаво Перед любовью бешеной и страстной. Плыла, зрачками тлея, тень койота И таяла, расплёскиваясь плачем, Ведь если ночь, то, значит, для кого-то — Так пожелай тогда ему удачи. КВ, 2 год Оллария Дорога была тяжёлой — из-за проливных дождей подъезды к Олларии размыло настолько, что лошади местами увязали. Можно было и на эту ночь остановиться в придорожной гостинице и дать отдохнуть лошадям, ну и заодно людям, но Хуан решил всё-таки продолжить путь. До ворот Роз таким ходом часа четыре, они выдержат. Оллария встретила рэя Суавеса, наместника Бордона, унылыми, в серых по-северному сумерках, улицами и громыхающими телегами зеленщиков и прочей подобной братии, вёзшей поутру свой товар в город. По большому счету ничего-то тут и не изменилось, разве что цветочниц действительно было мало... Дор Валме всё возмущался, что при фальшивом Ракане их не было, но теперь-то, при настоящем Ракане на троне, потихоньку появлялись. Внимательный взгляд Хуана подмечал те незаметные штрихи, которые говорили о многом. Он видел, что люди на улице были спокойными и не оглядывались в панике на немаленький отряд вооруженных людей не в форме городской стражи. Значит, не боялись. Значит, всё и правда было спокойно. Что ж, если кто и мог этого добиться за два года, то только соберано. Вот, кстати, о соберано. Тащиться к нему в такое время, провоняв конским потом и измазавшись в дорожной грязи — плохая идея. Надо бы заехать в особняк, привести себя в порядок. Наверняка Рокэ Первый ночует во дворце, тем более сейчас — официальные торжества, все дела... Да, сначала в особняк Воронов. *** В особняке Хуана ждал сюрприз. В лице соберано, который ночевал у себя, да не один. Да не с женщиной. У соберано, как рассказал Пако, на ночь остался виконт Валме. Новость была, с одной стороны, удивительной, а с другой... Вполне ожидаемо. Виконт с Алвой носился в чумные изломные годы так, что если Суавес кому и мог в мыслях соберано доверить, так только ему. Порасспросив Пако поподробнее, Хуан узнал, что давно уж соберано со своим офицером только спит. Но скрывают они это дело. Поболтав с нынешним домоправителем ещё немного, Хуан отправился в свою комнату, которая в его отсутствие так и стояла закрытая. Это тронуло Суавеса до глубины души. О многом Хуан жалел, но о том, что отдал свою преданность герцогу Алве — ни разу. За этого человека и умереть было не жалко. *** Отмытый, причёсанный и даже немножко надушенный Хуан стоял у зеркала, повязывая шейный платок, когда в дверь постучали. — Войдите. Дверь приоткрылась, и хорошенькая женская головка просунулась в щель. — Дор Суавес, Пако просил вам передать, что соберано встал. — Спасибо. Хуан кивнул, надел колет и, застёгивая его на ходу, вышел из комнаты. И в коридоре налетел на Валме. Выглядел виконт человеком, который ещё не ложился. Видать, ночью они с соберано не звёзды в подзорную трубу разглядывали. — Рэй Суавес! Рад вас видеть! Хуан поклонился. — Виконт. Валме улыбнулся — весело и дружелюбно. — Это вас в Бордоне научили разводить такие церемонии со старыми друзьями? С этими словами виконт хлопнул Суавеса по плечу. Жест был приятный и Хуану польстил. Наместник наместником, но кто он рядом с талигойской знатью... Эта досадная мысль царапнула сердце, словно ноготь — поджившую ранку. Не больно, но и не позабудешь... Хуан вежливо улыбнулся виконту Валме. — В Бордоне церемонии любят, ваша правда, дор Марсело. Раз уж офицер соберано желает поменьше церемоний, то и рэю ломаться ни к чему. Старое обращение соскользнуло с губ легко, словно они сейчас не в доме соберано разговаривают, а готовятся к штурму Бордона, болтая и проверяя оружие. Виконт не успел ответить — рядом с ним появился соберано, и Валме забыл о Суавесе. Соберано кивнул Хуану. — Рэй Суавес, с прибытием. Идёмте со мной. Хуан поклонился, чувствуя, как бьётся чуть быстрее сердце. Слишком долго служение кэналлийскому Ворону составляло всю его жизнь, от такого не отмахнёшься. Соберано чуть улыбнулся, потом повернулся к Валме. — Ты всё-таки намерен уехать? — Да. Я явлюсь на торжественную службу из дома, клянусь. Я намерен обновить совершенно чудесный персиковый камзол, который... Соберано вскинул руки. — Избавь меня от этих подробностей. И изволь явиться до начала церемонии. — Слушаюсь, Ваше Величество. Валме поклонился соберано, с улыбкой кивнул Хуану и был таков. Алва жестом пригласил Суавеса следовать за собой и пошёл в сторону кабинета. Хуан знал этот дом, как свои пять пальцев. После войны тут многое поменяли — обивка стен, мебель, ковры, люстры. Но стены не ломали, ничего не перестраивали, так что для него всё было привычным и, уж простите за наглость, родным. Впору было смахивать слезу умиления, каррьяра. Идя следом за соберано и глядя на его прямую спину, Суавес размышлял о сцене, свидетелем которой он только что стал. И которая ясно говорила о том, что любящим подданным ещё долго ждать свадьбы короля и рождения наследников. С одной стороны, от этого было грустно — как же Кэналлоа, без Воронов-то?... Но была и другая сторона. Хуан повидал соберано всяким — разгневанным, весёлым, уставшим, грустящим, безразличным. Но никогда, ни разу за почти двадцать лет, Хуан не видел его таким умиротворённым. Словно что-то в беспокойной душе соберано встало на место. Если уж Абвении так распорядились, что соберано хорошо не с достойной женщиной, а с мужиком, ну что ж. Значит, так тому и быть. В кабинете Ворон уселся в старое кресло соберано Алваро. — Можете сесть, господин наместник, — с усмешкой указав на второе кресло, соберано позвонил в колокольчик. Дежурный паж тут же явился, Хуан до пяти досчитать не успел. Молодец Пако, следит, чтобы слуги не распускались. — Принесите вина, «Чёрной Крови». Сложив пальцы в замок и пощёлкав ими, разминая кисти, Алваснова обратил внимание на Суавеса. — Я доволен вами, Хуан. Рэй едва удержался от дурацкой, несолидно счастливой улыбки. — Счастлив служить, соберано. — Это очень кстати, так как вам придётся через пару недель вернуться в Бордон. Карьярра! Хуан надеялся, что сможет задержаться здесь подольше, а то и вовсе сможет избежать возвращения. — Вижу, вы не в восторге. — Моё дело не в восторги впадать, а служить вам, соберано. Тот коротко рассмеялся. — Прекрасное кредо, рэй Суавес. Дальше они говорили о делах. Хуан присылал соберано подробнейшие отчеты, но есть вещи, которые лучше докладывать лично, а не письмом, пусть и зашифрованным. Алва одобрил почти все решения, которые Суавес принимал самостоятельно, чем в очередной раз озарил Хуанову суровую, но неравнодушную к похвалам Ворона душу. После чего сделал совсем уж немыслимое. — Позавтракаете со мной, рэй Суавес? Как вы могли видеть, мой сотрапезник оставил меня без компании. У Хуана аж голова закружилась от происходящего. Соберано всегда был к нему добр и справедлив, но вот так запросто к столу пригласить — на такое дор наместник не рассчитывал. — Почту за честь, соберано. — Что ж, пойдёмте. Голоден, как стая волков. Небось, Валме силы вытянул, подумал Хуан. Но вслух этим предположением делиться не стал. Соберано легко поднялся, ну чисто юноша. А ведь сорок уже. В столовой Хуан, стараясь не выдать себя, краем глаза следил, что какой вилкой и каким ножом соберано разделывает. Алва, конечно, заметил. — Хуан, в своих изысканиях со столовыми приборами вы не заметите вкуса еды. — Простите, соберано. — Прощу, если вы, наконец, отдадите должное моему повару. Хуан отдал. Отчего ж не отдать — он своих офицеров всю ночь не натягивал, но всё равно тоже проголодался будь здоров как. *** День чудес продолжился, когда Хуану было предложено посетить торжественную службу в новом храме Абвениев в честь годовщины победы Талига в Трёхлетней войне. И вот тут-то сердце рэя Суавеса затрепетало совершенно особым образом. Наверняка там, на службе, будет она. Хуан, отчаянно надеясь, что лицо не выдаст его, поклонился и поблагодарил соберано за оказанную честь. Тот от благодарностей отмахнулся и снова заговорил о Бордоне и морисских корсарах. Хуан с некоторым трудом поддерживал этот разговор. Мысли его крутились вокруг Её Величества. Хуан, разумеется, знал, что с воцарением Рокэ Первого Катарина лишилась титула, но для него это мало что меняло. Тайная страсть к этой удивительной женщине была главным секретом рэя Суавеса. Хотя и страстью-то это было называть нелепо... Разве можно называть страстью любование звездой на небе?.. Когда шансов заполучить женщину столько же, сколько шансов сорвать с неба эту самую звезду, не страсть это, а глупость и даже болезнь. И увы, как и от болезни, одной силой духа от такой любви себя не освободишь. Внутри всё сводило от волнения. Карьярра, ну словно мальчишка какой... Позор, да и только. Хуан взял себя в руки и ответил соберано про зегинских ублюдков, шурующих без всякой лицензии на каперство, и о своих старых «знакомых», совершенно случайно оказавшихся работорговцами и лихими ребятами, которые не прочь размять руки об морисков, нарушающих договор. Не бесплатно размять, конечно, но платили за это бордонцы, не смея сказать и слова супротив. Потом Алва пошел одеваться в парадное платье, а Суавес сидел у себя и прикидывал, удастся ли увидеть королеву вблизи... Пусть Катарина и не королева Талига уже, но королевой Хуана она точно осталась. Мысли о ней предсказуемо разбудили вполне определенные желания. Проверив, что запер дверь на ключ, Хуан споро приспустил штаны и рукой доставил себе некоторое облегчение. Два раза подряд. На мужской темперамент Хуан никогда не жаловался и конфуза на службе в храме ему не надо было. А тут вроде как спустил пар и, глядишь, при виде королевы не распугаешь соседей стояком. От того, что он сейчас делал, осталось досадное послевкусие. Не от того, что помог себе сам — Хуан не был глупым мальчишкой с фанабериями и проблемы в том, чтобы подрочить себе, не видел. Но о том, что случилась с ним такая беда — влюбиться в королеву — иногда жалел. Суавес был мужчиной видным, даже красивым, и на хорошем счету у соберано. А уж последние годы и вовсе — целый дор наместник. Бабы вокруг него так и вились, и кабы не сразили Хуана пять лет назад голубые глаза Катарины Ариго, давно уж женился бы, детей заделал, все как полагается. Но увы. Не хотелось Хуану жениться, словно заместо южной «Крови» северную кислятину пить... так, наверное, и помрёт, неженатым болваном. *** Кортеж соберано проделал половину пути, когда с ним поравнялась карета с гербами Валмонов, вывернувшая с улицы Фальшивомонетчиков и еле-еле разминувшаяся с экипажем Ворона. По знаку герцога карета остановилась, как и валмоновская, из которой выпорхнул разряженный почище кэналлийской невесты виконт. Если бы Хуан не видел его в бою своими собственными глазами, ни в жизнь не поверил бы, что этот разукрашенный хлыщ может держать в руках боевое оружие и уж тем более пускать его в ход так толково, как соберанов офицер. Придерживая коня, Хуан легко поклонился Валме, который помахал ему затянутой в светлую перчатку рукой. Слуга соберано распахнул дверцу кареты, и виконт поставил ногу на подножку, залезая. До Хуана донесся недовольный голос соберано. — Марсель, я чуть не ослеп, когда на тебя посмотрел. Что ответил виконт, Суавес не расслышал, так как дверца закрылась. Жаль, было интересно. Ну да ладно. Хуану и так было о чем подумать. Надо бы примоститься так, чтобы видеть Катарину. Наверняка она будет сидеть в первом ряду, рядом с соберано. Но если Хуан сможет встать сбоку... В груди аж сдавило от предвкушения. Увидеть свою королеву хотелось до боли. Интересно, изменилась ли она... Неожиданно Суавеса окликнули. Валме звал. Подъехав к карете, Хуан нагнулся к окошку. — Слушаю, виконт. – Присоединяйтесь к нам, рэй. Нужно поговорить. Вот так запросто пересесть в карету к соберано... Будь на месте Хуана кто другой, давно бы потерял голову от такой головокружительной карьеры. Но голова Суавеса сидела на плечах крепко, и если немного и кружилась, то только от мыслей о бывшей королеве. Спрыгнув с лошади и передав поводья Хосе, тут же нарисовавшемуся рядом и как-то слишком весело подмигнувшему, Хуан залез в карету. И уже делая это, сообразил, насчёт чего Хосе подмигивал. Тоже шутник нарисовался, ха-ха... Надо будет сделать парню внушению, про что шутить можно, а за что можно и в глаз получить. Соберано, однако, не казался довольным, что Хуан присоединился к нему и виконту. Но ничего не сказал. А вот Валме сказал очень много — оказалось, виконтовы шпионы-то хлеб свой не зря жрут. Почти до самого конца путешествия Суавес с виконтом Валме обсуждали некоторые неофициальные, но весьма значимые дела, касающиеся морской контрабанды. Когда до храма оставалось минут пятнадцать езды, соберано прервал разговор о морских делах и заговорил с виконтом о рассадке гостей на службе. Обсудили некоего герцога Н., которого Хуан не знал, поговорили о новом кардинале и вдруг, чисто гром среди ясного неба, Суавес услышал дорогое его сердцу имя. Виконт Валме, расправляя пышную манжету, усеянную мелкими жемчужинами, спросил у соберано, не пожалел ли тот, что решил отвести место госпоже Оллар среди ординаров. — Мы это уже обсуждали, Марсель, — соберано вытянулся на сиденье, откидываясь на подушки и глядя на виконта исподлобья, — придётся твоей подружке удовлетвориться этим местом. Хуан сидел ни жив ни мёртв. Королева среди ординаров?... И она любовница виконта?!! Руки Хуана буквально зазудели, так хотелось прихватить Валме за холёную шею и придушить тут же, на месте... Вся симпатия к лихому соберанову офицеру вмиг исчезла, уступив место черной, злой ревности и ещё более черной ненависти. Этот порыв был так силен, что Хуан сам испугался — негоже так терять голову. Странным образом возмущение гайифщиной, которую Валме развел с соберано, куда-то исчезло тоже, и сейчас вариант, при котором соберано ебал своего капитана, казался Хуану самым что ни на есть разумным и правильным. Пусть бы виконт ложился под соберано и держал руки и всё остальное подальше от лучшей женщины Золотых Земель! Вся эта буря из мыслей и эмоций, как очень надеялся Хуан, не отразилась на его лице. Во всяком случае, соберано точно ничего не заметил — на Суавеса он просто не смотрел, а смотрел на своего проклятого полюбовника, опасно поблёскивая глазами. Ревнует, что ли?... Карьярра, но как же ж так-то, а?... Валме и королева... Виконт наконец оставил свою манжету в покое и, вытянув руку, полюбовался тем, как играют в пробивавшемся в окно свете драгоценные камни на ткани. — Моя подружка, как вы изволите называть госпожу Оллар, Ваше Величество, самый любимый нынче образ в народе, не стоит об этом забывать. Пусть горожане видят, что власть разделяет их симпатии. — Места в пятом ряду более чем достаточно для этой демонстрации. Марсель, мне нужно поговорить с тобой наедине. Хуан, будьте любезны нас оставить. Хуан оставил и тут же поймал соберанова лейтенанта. Выспросив всё, что тот знал о новостях про королеву — госпожу Оллар — Хуан узнал новости, которые повергли его в состояние, близкое к шоку. Катарина, урожденная графиня Ариго, бывшая королева Талига, оказалась незаконнорождённой дочерью ментора — карьярра, ментора, даже не дворянина!... Хуан аж вспотел от неожиданно открывшихся робких перспектив. Деятельный разум рэя Суавеса тут же обрисовал сердцу оного же рэя все те захватывающие возможности, которые открывались перед наместником Бордона в свете этих удивительных новостей. Хуану казалось, что он угодил в детскую сказку о сыне рыбака, поддавшегося сладкому зову морских сирен и шагавшего в воде, пока волны не сомкнулись над его головой. Но как же в этом мороке сейчас было сладко... *** Гвардия расчищала дорогу перед каретой соберано. Народу вокруг храма набилось столько, что, посмотрев вниз, невозможно было увидеть серый надорский камень, которым была вымощена земля. Когда Ворон показался из кареты, люди вокруг разве что ниц не пали. Обожание, окружавшее его сейчас, можно было руками потрогать. Однако что-то задерживало герцога. Обернувшись, он раздражённо бросил, хмурясь: — Выходи немедленно. — Да ни за что! — Выходи, это приказ! Из кареты показался виконт Валме. Обычно приятное и мягкое — пусть и обманчиво — выражение лица виконта сейчас являло собой зрелище, прямо противоположное обычному. Таким злым соберанова офицера Хуан даже во время боя не видал. Сначала Суавес не понял, в чем дело, но, приглядевшись, заметил, что роскошный камзол виконта безнадежно испачкан спереди. Судя по всему, вино. Не то чтобы Хуан имел наглость в чем-то подозревать соберано, но было непохоже, что Валме облился сам. В свете подозрений Суавеса относительно капитана и Катарины неприятность виконта с костюмом была даже немножко приятна. Хоть и мелко это было и недостойно, а всё ж. Но так или иначе, от соберано и его любовника стоило сейчас держаться подальше. Молнии между этими двумя могли и на Хуана обрушиться, если невовремя оказаться где не надо. Но когда новоприбывшие двинулись в храм, виконт сам поймал Суавеса за локоть. — Дор наместник, я нашел вам очаровательную компанию, которая, уверен, скрасит вам скучную официальную часть службы. — Благодарю, виконт. Но меня вполне устроит любое место, на очаровательные компании я здесь не претендую. – Ах, бросьте, Хуан. Вы теперь лицо официальное, целый Проэмперадор Бордона. Я забегаю вперед, но вам не будет лишним узнать это сейчас. Так что отриньте ложную, да и не ложную тоже скромность, нацепите самую очаровательную улыбку и пойдемте, я представлю вас вашей соседке. Какой еще соседке... Небось, посадят рядом с аристократической снулой рыбиной, какой-нибудь старой грымзой... А Суавесу так хотелось пристроиться туда, откуда он сможет смотреть на Катарину. Проклятый виконт же цепко держал локоть Хуана и, не затыкаясь ни на секунду, все тащил несчастного влюбленного дора наместника куда-то. Суавес вежливо улыбался, кивал, а сам высматривал среди гостей тонкую фигурку и пепельные светлые волосы, выглядывавшие из-под мантильи. Пепельные волосы пока не находились, зато неугомонный виконт полностью завладел вниманием Хуана. Поглощенный противными мыслями о своей несчастной глупой любви и злобными мыслями о негодяе Валме, Хуан не сразу осознал, какие, однако, сияющие перспективы обрисовывает ему оный виконт. Настолько сияющие, что Хуан, незаметно для окружающих, сунул руку под полу камзола и ущипнул себя за бедро. Больно ущипнул. Нет, не спит... Об интересных новостях Валме начал говорить еще в карете, но такого Хуан уж точно не ждал. Да и соберано явно был недоволен присутствием в карете третьего лишнего, что Суавеса, конечно, нервировало и мешало толком сосредоточиться на беседе. Сейчас же Валме называл вещи своими именами, и Хуан чувствовал нечто сродни головокружению. Размяк, сука, на старости лет... Как заделался среди аристократов вертеться, так оно и пошло, видать. Еще немного, и придется в обмороки падать и нюхательную соль с собой таскать. Абвении, но как же всё повернулось-то мудрено. Кто бы знал, что бывший контрабандист, по большой протекции попавший в дом соберано помощником конюха, так поднимется. Хуан вспомнил, как дал умирающей матери клятву, что бросит свое опасное ремесло и станет честным человеком. Мать, правда, не умерла, а вот закончить с контрабандой пришлось. С кровными клятвами шутки плохи. И тогда Суавес был очень зол на родителей, хитростью вынудивших его бросить прибыльное дело, но оно вон как повернулось. Собственно, на мать Хуан злиться быстро перестал — дела у него пошли хорошо. И соберано Алваро его заметил, а уж как соберано Рокэ облагодетельствовал — вовек не расплатиться. — Так что не будем откладывать, Зегина тоже времени не теряет, — виконт всё тараторил, крепко держа Хуана за локоть. До Хуана с опозданием дошло, что Валме держится за него таким образом, чтобы прикрыть винные пятна на своем роскошном камзоле. Ха-ха, ну хитрый жук этот дор Марсело. Виконт, все так же прикрываясь Суавесом, лавировал среди гостей, явно нацелившись подтащить Хуана ко вполне конкретному месту. И место, судя по направлению движения, было где-то в передних рядах. Среди знати. Хуан невольно приосанился. Зазнавшимся пустозвоном он не был, но приятно все ж осознавать, как высоко поднялся сын простого суконщика. Рэй начал помогать отцу в ремесле с семи лет, и кто тогда мог подумать... — О, дорогая! Рад вас видеть! Голос Валме, изменивший тональность с деловитой на светски-приветливую, вырвал Хуана из воспоминаний. Виконт склонился, целуя руку повернувшейся к ним женщине. Женщине, увидев лицо которой, Хуан обомлел. За несколько минут до того Хуан шутил про себя про обмороки и нюхательные соли, а тут вдруг понял, что шутка может оказаться пророческой. Женщина, чью руку целовал виконт, которого снова хотелось придушить, оказалась не кем-нибудь, а Катариной Оллар, бывшей королевой Талига и самой прекрасной женщиной в Золотых Землях. Взгляд голубых глаз Катарины был теперь обращен прямо на Суавеса, который замер, как деревенский чурбан. Весь нажитый за последние годы лоск облетел с него, и несчастный дор наместник, будущий Проэмперадор Бордона, молча пялился на нежное личико бывшей королевы. Но они тут были не одни. Внимательный, жёсткий взгляд виконта Валме вспарывал Хуановы хлипкие бастионы бесцеремонно и безжалостно. Карьярра, надо взять себя в руки, ну нельзя же так подставляться... — Госпожа Оллар, позвольте представить вам рэя Суавеса, наместника Бордона. Рэй — исключительный человек, человек многих талантов и умений. — Рэй Суавес, рада знакомству. Абвении, какой голос!.. Сирены в море уссались бы от зависти! И она обращается к нему!... Пальцы на локте Хуана весьма больно надавили, и рэй, обладатель многих талантов и умений, немного взбодрился. Поклонившись со всем отпущенным ему изяществом, Суавес состроил самое светское лицо, на какое был способен. — Для меня это огромная честь, госпожа Оллар. Валме, видимо, не рассчитывая на способность Хуана поддержать беседу в этих обстоятельствах, снова заговорил сам. — Дорогая, надеюсь, общество славного рэя скрасит вам официальную часть службы. Оставляю его вам, не обижайте нашего наместника. Катарина засмеялась — ну чисто колокольчики на вратах в Рассвет зазвенели. — Вы неисправимый безбожник, Марсель. — Грешен, каюсь. — И вовсе вы не каетесь, — Катарина лукаво, мягко улыбнулась виконту, и Хуана вновь окатило душной, злой ревностью, — но я надеюсь, Его Величество как глава Церкви наставит вас на путь истинный. Рано или поздно. — Не буду исключать такую возможность, — усмехнулся Валме и снова посмотрел на Хуана. — Что ж, оставляю вас в прелестнейшей из компаний, рэй Суавес. А теперь прошу простить, вынужден вас оставить. Его Величество не первый раз подает мне знак подойти, и, боюсь, если я промедлю, может и осерчать. — Никто здесь не хочет, чтобы это произошло, – улыбнулась Катарина. — Рэй Суавес, вас не затруднит подержать мою книгу пару секунд? Хуана не затруднило бы подержать всю Катарину, и не пару секунд. — Почту за честь, — хрипло выдавил он из себя, принимая из маленькой, затянутой в перчатку ручки какую-то объёмную книгу. Похоже на сборник молитв. Катарина застенчиво улыбнулась, и сердце Хуана расплавилось, словно олово в кузнице, стекло прямиком в пах. Самое время похвалить себя за предусмотрительность, подумал Хуан, вспоминая, как передёрнул пару раз перед выходом. Если бы не этот стратегический дроч, сейчас могла бы выйти неловкость. Госпожа Оллар расправила юбки и, всё так же мило и застенчиво улыбаясь, чуть подняла прелестные, несколько округлые бровки. Суавес, опомнившись, тут же протянул книгу обратно. Гости уже вовсю рассаживались, начало церемонии было близко. Замирая внутри, Хуан осторожно присел рядом со своей богиней. Ему всё ещё было сложно поверить в реальность происходящего, так просто не могло быть... И всё же вот оно происходит, и Хуан явно не спит, и сакоттой он не баловался. Немыслимая удача, просто невероятная. Суавес даже вознес торопливую молитву в пару слов, ну чтобы поблагодарить Абвениев, или кто там так щедро ему милости отвалил. Между голов впереди мелькнули светлые завитые локоны виконта Валме — вроде как намек, кого ещё тут благодарить нужно. Хуана царапала мысль о том, что виконт, похоже, спит с королевой, но ведь кабы не он, Суавесу и постоять рядом с Катариной не светило бы. Размышления об этом были неприятными, и Хуан отбросил их, решив сосредоточиться на хорошем. На своей прекрасной соседке. Бывшая королева пахла, как букет весенних цветов, и от этого запаха у дора наместника разве что голова не кружилась. Собственные мысли про нюхательную соль теперь уже и шуткой не казались. Карьярра! Ну кто б подумал — солидный мужчина, уж давно не мальчишка, а разве что гранатовым листом не трясётся. Его на эшафоте под петлёй так не колотило, как сейчас. А было отчего — из петли-то Хуана вытащили в последний момент. А всё спасибо родне — всё до последнего суана суке коменданту оттащили. Хорошо хоть продажный пес попался. Воспоминания о Бордоне и его давешнем приключении со смертным приговором оказались недостаточным средством, чтобы охладить горячую кровь. Близость женщины волновала до невозможности. В сочетании с непривычной робостью это сводило бедного Хуана с ума. В ушах шумело, и нежный голосок Катарины, или Катари, как когда-то называл её соберано, еле пробился через этот проклятый шум. – Как вы нашли Бордон, рэй Суавес? Абвении, она разговаривает с ним!... Хуан, чувствуя, как сдавливает горло, сиплым голосом ответствовал, что находит Бордон не слишком приятным и населенным идиотами. — Я так мечтала увидеть этот приморский город, но увы... Женщина себе не хозяйка. Бедняжке не удалось скрыть горечь в голосе. Сердце Хуана снова сжалось, теперь уже от непреодолимой жалости к прекрасной молодой женщине рядом. Правильного мужчины с ней рядом не было. Попала бы такая драгоценность в его руки, уж он-то сделал бы её самой счастливой женщиной в Кэртиане. Очень хотелось сказать что-нибудь утешительное, но Хуан боялся, что это будет неуместным. Но и молчать, как пень, тоже не хотелось. Как же всё тут было сложно и муторно — то ли дело у него в Кэналлоа. Суавес понимал, что слишком напряжен и сидит до неестественности прямо, и вкупе с его молчанием это производит совсем уже нелестное впечатление. Взяв себя в руки, Хуан рискнул посмотреть в лицо Катарины. В конце концов, она знала, кто он такой, ничего от него не ждала и просто по доброте душевной вела с ним ничего не значащий разговор. А значит, и терять ему особо нечего. Отчего не насладиться раз в жизни такой возможностью — поговорить с предметом своих грёз. — Мне жаль, что вам не удалось посетить те места, которые вам интересны. Но в случае с Бордоном вы мало потеряли. Катарина удивлённо распахнула глаза. Что он опять сказал не так, карьярра? — А вы откровенны, рэй Суавес. Так приятно говорить с кем-то, кто не скрывает истинных чувств. Слова Катарины окрылили Хуана. Он понимал, что она просто проявляет вежливость и снисходительность, но ему было плевать. Собравшись, рэй призвал на помощь все свои немногочисленные великосветские умения. — Я бы себе не простил, если бы покривил душой в разговоре с вами. Красивая головка чуть склонилась набок, и Суавес удостоился лукавого взгляда. — Ва исключительный человек, Хуан, если так. Слышать это было невыразимо приятно и плевать было, правда слова Катарины или нет. Пришлось приложить немалое усилие, чтобы удержаться от широкой улыбки. Широким улыбкам при дворе не место — это Хуан даже со своими скудными манерами понимал. Всякие светские львы в тридцать два зуба не улыбаются. Суавес как раз хотел ответить что-нибудь в меру остроумное, когда распорядитель объявил, что служба вот-вот начнётся. Катарина сжала свою книгу тонкими пальчиками, а Хуан тут же представил, что эти пальчики сейчас трогают не бордовый кожаный переплет, а вовсе даже его, Суавеса, член. Картинка, как кэналлийский хуй гордо наливается кровью под этими прикосновениями, была ошеломительно прекрасной. Так... Слишком, слишком прекрасна, карьярра... Надо было быстро подумать о чем-то менее возбуждающем... Взгляд, непроизвольно бродивший по головам сидевших впереди гостей, случайно задержался на соберано, который как раз говорил что-то виконту. О! То, что надо! Представив, как ебутся два мужика, Хуан выдохнул. Вроде отпустило немного. На смену эротическим фантазиям пришли мысли философского толка. На тему того, как такое вообще возможно — иметь возможность крутить роман с такой женщиной, как Катарина, а вместо этого ебать своего офицера. Хуан, для которого всю сознательную жизнь соберано был во всех вопросах непререкаемым авторитетом, в этом вопросе герцога Алву не понимал и в глубине души, да простят его Абвении, осуждал. Нет, Валме мужчина видный и холёный почище большинства знакомых Хуану дам, но мужчина же!... Хуан покачал головой и тут же услышал нежный голосок: — Вы не согласны с этой доктриной? Карьярра. Там с трибуны что-то про испытания и искупления несли — Хуан прослушал, что именно. — В основном согласен. Но нюансы требуют обсуждения. Так он с дожами говорил, пригодилось и тут. — Я согласна с вами. Общая концепция практически безупречна, но отдельные аспекты спорны. Хуан понятия не имел, о каких аспектах речь. И делать вид, что ему есть что ещё сказать на эту тему, не стал. Выглядеть пыжащимся болваном, который из всех сил корчит из себя то, чего не представляет — последнее дело. И уж точно не перед Катариной. Отчего-то перед ней хотелось выглядеть честным человеком. — Уверен, что вы правы. Но я невнимательно слушал, увы. Катарина помолчала мгновение, а потом снова улыбнулась Хуану. Совсем иначе, чем минуту назад. Так, словно... ну... старому другу улыбалась. От такого взгляда кровь бросилась Хуану не в член, а в виски и застучала там, словно молот по наковальне. Абвении, какая женщина! Одним взглядом и с ума сведёт, и в Рассвет отправит... *** Катарина не поверила Марселю, когда тот пообещал очаровательное знакомство. Кэналлийские выскочки мало привлекали её — слишком любовались собой, были грубыми и избалованными женским вниманием. Один кэналлийский герцог чего стоил, так чего ждать от его подданных. Когда Катари озвучила эту мысль любовнику означенного герцога, тот хохотал до слез. А потом уверял, что не стоит судить о рэе Суавесе по портрету Рокэ. Мол, рэй человек куда более воспитанный и куртуазный, нежели грубиян Алва. Катарина тогда стукнула Марселя веером по тонущему в кружевах запястью, что, конечно, было вопиющей грубостью и вульгарностью, но как же это было приятно. Только теперь, после всех этих унизительных разоблачений с письмами отца и предательством матери, Катарина впервые в жизни познавала, что такое свобода. Свобода распоряжаться собой, своим будущим и своим телом. Немыслимая роскошь для женщины её круга и положения. И от этой новообретённой свободы головка бывшей королевы нет-нет, да кружилась. И виконт Валме неожиданно оказался идеальным наперсником госпожи Оллар. Покровительство — Создатель, какая ирония!— фаворита нынешнего короля гарантировало бывшей королеве Талига устойчивое положение среди знати Олларии, и Катари была благодарна виконту. Хотя и не знала, что побуждало того быть столь лояльным к жене бывшего сюзерена. Но так или иначе, они сблизились настолько, что даже обсуждали любовные дела друг друга. Тема, впрочем, была не слишком богатой — Марсель жаловался, что Его Величество категорически возражает против даже самой скромной оргии с парочкой премилых хористов, а Катарина вздыхала о том, что к её ногам падают сплошь юные дурачки, начитавшиеся Дидериха, тогда как ей бы хотелось иметь в поклонниках зрелого, опытного и сильного мужчину. Лучше южанина. И вот в один из таких разговоров Марсель и предложил ей рэя Суавеса, уверяя, что общество того наверняка развлечёт Катарину и вообще будет всячески приятным. Виконт оказался верен своему слову — рэй Суавес действительно оказался очаровательным знакомством. Он был красив, мужественен, в меру воспитан и трогательно беззащитен перед её чарами. Бывшая фрейлина Катарины, Луиза Арамона, женщина практичная и к придворным эвфемизмам не склонная, сказала бы про такого: «отличный рэй, надо брать». И Катарина согласилась бы. Хуан Суавес действительно был хорош. Катарина из-под ресниц оглядела чеканный профиль своего нового знакомца, когда тот наконец отвёл глаза от неё самой, отдавая дань приличиям и дисциплинированно глядя на кардинала. Катарина, хоть и прожила всю взрослую жизнь в Олларии, в душе осталась южанкой. И всегда отдавала предпочтение южным мужчинам. Вот только претворить в жизнь эти свои предпочтения не получалось — разве что рисовать прекрасных смуглых парней в дневнике а потом сжигать рисунки в камине, пока никто их не увидел... И вот оно, живое воплощение её идеалов. Смуглый, черноглазый, густые длинные волосы цвета воронова крыла, скульптурно вырезанное лицо... Катарина вдруг испугалась, осознав, какое сильное впечатление произвел на неё этот человек. Она забылась. Да, её положение изменилось, но не слишком ли опьянила её свобода?.. Прикусив губу, Катари опустила глаза, бездумно уставившись на книгу, лежавшую у неё на коленях. — Вам дурно? Вы побледнели... Хрипловатый, но приятный голос. В нем звучала искренняя обеспокоенность. Катарина повернула голову и мягко улыбнулась. — Пустое. Здесь немного душно... — Я могу проводить вас на воздух, если позволите. — Благодарю. Но, боюсь, пока Его Величество здесь, покинуть службу мы не сможем. На лице соседа тут же отразилась неловкость. Он просто не сообразил, что придворный этикет не предполагает простых логичных действий. Отчего-то эта неотёсанность только больше расположила Катарину к рэю Суавесу. Создатель, как же ей не хватало в жизни банальных вещей — искренности, заботы, непосредственности... Может, рискнуть и послушать Марселя? Вот взять и решиться на роман? Валме в мужчинах разбирался, ха-ха, дурного не посоветовал бы... Катарина улыбнулась рэю уголками рта, чтобы смягчить последние слова, и умилилась тому, каким пламенем тут же разгорелись черные глаза ее соседа. Остаток службы Катари провела в неожиданно приподнятом настроении. *** Хуан чувствовал себя ослеплённым и сгоревшим дотла, словно солнце его сожгло. Одновременно с этим его странным образом бросало в холодный пот. Абвении, как такое могло быть?... Хотелось и умереть, и жить, и убивать, и любить — и все это одномоментно. И только потому, что перед тем, как сесть в карету, госпожа Оллар, прекрасная Катарина, роза его сердца, сказала, что будет рада, если рэй нанесёт ей визит на днях. О, он нанесёт! Он бы нанес прямо сейчас, но увы, так нельзя, нужно подождать хотя бы до завтра. Теперь главное — умом не тронуться до этого завтра. Сердце билось в груди так, словно хотело расколотить ребра и выскочить наружу. И покатиться следом за каретой с гербами Олларов. Хуан смотрел вслед скромной — слишком скромной для такой женщины! — карете, пока та не скрылась за поворотом. И только потом, еле разбирая дорогу перед собой, поплелся к людям соберано. Вскорости появился и сам Алва в сопровождении своего виконта. У Хуана опять нехорошо сдавило в груди. Так любовник Валме Катарине или нет?... Хуан внимательно вгляделся, но не в виконта, нет. В соберано. Если тот так прикипел к полюбовнику своему, как говорят, да и как сам Хуан успел увидеть, навряд ли позволил бы своей зазнобе блядовать с кем-то еще. Это радовало и говорило в пользу мысли о том, что у Валме с Катариной и нету ничего. Но почему же соберано назвал её подружкой капитана?.. Где это видано, чтоб такие, как соберанов офицер, с красивой женщиной просто дружили?.. Кошкам на смех. Суавес вздохнул. На плечо тут же легла тяжёлая рука. — Хуан, дружище! Серхио. Серхио Ланчи. Старый приятель. Рэй с удовольствием обнял друга. — Какими судьбами здесь? Ты у нас теперь большой человек, в Олларию и носа не кажешь. Хуан рассмеялся. Серхио и сам был парень не промах — не так давно унаследовал от отца отличные виноградники на юго-западе и за пару лет так развернул дело, что мог теперь позволить себе торчать в Олларии и развлекаться неделями. Хуана это удивляло — он не понимал, какой смысл торчать в этой северной дыре, промозглой и пыльной, да еще и без моря. Тут же подумалось, как хорошо было бы забрать отсюда Катарину и увезти в Кэналлоа, показать ей белые пляжи и бирюзовое море заливов, и красные цветущие склоны... — Так что, идёшь с нами вечером? Карьярра, вот замечтался, аж прослушал, что там Серхио болтает и куда его зовет. Но Ланчи никогда словесным запором не страдал и уже через полминуты Суавес понял, что зовут его к местной любовнице Серхио и её веселой кузине, муж которой в отъезде. Ну, предложение хорошее, чего отказываться... Тем более у Хуана вон горит всё. Пообещав, что, если соберано не задержит, приедет по нужному адресу, Хуан попрощался и пошел туда, где стоял с придворными Алва. Придворные прилипалы окружили его, а тот спокойно — карьярра, ну вот выдержка у человека! — общался с ними, иногда милостиво кивая. Суавес сам был в некотором роде герцогом. Не таким, как соберано, конечно, но и вокруг него таких вот слизней в Бордоне вилось — давить не передавить. И рэй соберано сочувствовал — что тому в разы больше всей этой мути терпеть. *** По приезде оказалось, что сегодня он соберано не нужен, и Хуан отправился по адресу, который ему оставил Серхио. Как он и ожидал, Ланчи и тут не промахнулся. Дом находился в квартале зажиточных буржуа, был весьма неплохим, и служанка, открывшая дверь, оказалась молодой и хорошенькой. Хозяйка, как и её кузина, тоже не разочаровали. Видимо, ждали Хуана — веселье ещё не начиналось, все было чинно и благопристойно. На небольшом столике стояли закуски и вино, и, когда Суавес вошел, хозяйка поднялась навстречу. Серхио, явно успеаший принять на грудь, тоже вскочил, взяв на себя представление гостя. Хозяйку дома звали Аурелией, а ее хорошенькую кузину — Луизой. Луиза была светленькой, голубоглазой и... Хуан вдруг осознал, что он её не хочет. Вот вообще. И никого не хочет. Это было ужасно нелепым, но тут уж ничего не поделаешь. Такое с Суавесом случилось впервые. Время есть, место есть, баба согласная и при этом симпатичная — есть. А желания нет. Не то чтобы Хуан совсем не понимал, откуда у этой странности ноги растут. Утренняя волшебная встреча что-то изменила в нем. Будто другими глазами он теперь на всё смотрел. В том числе на женщин. Абвении, ну какой идиот!.. Один разговор, а Суавес уже с ума тут сходит. Наваждение какое-то. Но супротив натуры не попрешь, а натура восстала против Хуановых планов. Ну или как посмотреть — восставать-то, гм, натура как раз и не желала, спокойно почивая в штанах, несмотря на призывные взгляды Луизы. Ну, не срослось. Хуан сделал дамам пару комплиментов, рассказал неколько баек про Бордон, а потом, сославшись на недомогание, свалил, к явному разочарованию обеих дам. По дороге в особняк соберано Суавес думал о Катарине. Удивительная женщина. И удивительная, из разряда несбыточного, возможность увидеть её так близко, даже поговорить... Интересно, вспомнит она Хуана через месяц, или это совсем уж он умом поехал с такими надеждами. А ведь Суавес жениться уже подумывал, дал родне знать, чтоб девиц подходящих присматривали. Мать писала, что у Камарро, соседа, дочь как раз в возраст вошла, и семья, мол, достойная. И тут такое! Хуан тяжко вздохнул и Рьехо, морисский жеребец, купленный Суавесом два года назад, вздернул породистую голову и фыркнул. Словно осуждая не по-мужски разнывшегося хозяина. Хуан усмехнулся и, стянув перчатку, потрепал коня по холеной шее. — Верно говоришь, Рьехо. Нечего сопли размазывать. Действовать надо. Как именно действовать и чего, собственно, добиваться, пока было неясно, но понимание того, что ситуация требовала некоего решения, стало окончательным. В конце концов, решительности и смелости Хуану всегда было не занимать. И смелости принимать перемены к лучшему тоже. Раз поманила судьба прекрасной Катариной, значит, Абвении благоволили Суавесу, и надо было этим пользоваться, а не ныть. Мыслительный процесс наконец возвращался в привычное русло. Утренние трепыхания немного поутихли, давая место спокойному осмыслению, и Хуан начал прикидывать, что да как. Во-первых, Валме сам подвел его к Катарине и посадил среди самой знатной публики. Хуан не был искушен в тонких придворных играх, но то, что соберанов фаворит таким образом дал всем присутствующим понять, что с рэем Суавесом надо считаться, прекрасно понял. Во-вторых, Катарина, его королева, больше не была ни королевой Талига, ни даже графиней Ариго. Просто госпожа Оллар. Самому Хуану было плевать и на незаконное происхождение Катарины, и на то, что она дочь даже не дворянина, а ментора. Но то, в какое положение эти факты ставили Катарину, понимал. Несладко ей пришлось, ох, не сладко. Вот Хуан бы её и утешил, и поддержал... Всё вышепередуманное настойчиво подталкивало Суавеса к некой сладкой и немного страшной в своей ослепительности мысли, которая окончательно оформилась в его голове, когда он спрыгнул с коня на заднем дворе особняка на улице Мимоз. Сияющих перспектив, нарисовавшихся в голове, Хуан несколько робел. Хоть всё и складно собралось в великолепнейшую картину «рэй Суавес и его супруга Катарина Суавес». То, что королева уже и не королева и даже не графиня, делало её ровней Хуану только на бумаге. А так-то — это ж бывшая королева. КОРОЛЕВА. Ну и вариант, что Катарина и думать о нем в таком ключе не захочет, рэй Суавес тоже со счетов не сбрасывал. Он мужчина хоть куда, видный, и женщины его любят, но то другие женщины. Не такие, как его идеал. Но так или иначе, Хуан не привык сдаваться, да еще и даже не начав бой. Катарина готова была принять его у себя, и Суавес этим воспользуется. Надо подумать, как произвести на неё впечатление получше. Нужно подарок принести, но такой, который приличная женщина согласилась бы принять. Цацки не годятся, да и не удивишь бывшую королеву камушками. Надо что-то такое, что выставило бы Хуана в нужном свете, типа образованным, светским человеком. Что-то навроде... навроде... О! Суавес аж застыл, не дойдя шага до крыльца. Книгу, он подарит ей книгу! Хуан вспомнил, как перед всей этой заварухой с Альдо Раканом выиграл в кости у заезжего гайифца роскошно изданную книгу какого-то ихнего поэта. Книга эта ему не нужна была, но в переплет и обложку были вставлены драгоценные каменья, и потому Суавес согласился взять её как часть долга, решив, что камни выковыряет позже. Но потом было не до того, и Хуан, закинув свое добро вместе с этой книгой в тайник соберано в спальных покоях, как-то про книгу эту и позабыл. И вот кстати вспомнил. Надо бы забрать, пока соберано домой не пожаловал. Задерживаться и болтать в коридорах с челядью рэй не стал, только прихватил масляный фонарь и прямиком направился в покои, предназначенные герцогине Алва. Давненько их никто не занимал, сколько лет уж прошло... Больше двадцати. Покойная герцогиня Долорес не слишком жаловала Олларию и бывала тут нечасто. Так что комнаты стояли пустые, и, судя по тому, с кем соберано изволит роман крутить, так пустыми и останутся... Хуан покачал головой и полез в потайной карман куртки за ключами. Не его это дело — соберано осуждать, упаси Абвении, да и виконт Валме какой в итоге хороший человек оказался, Хуана с Катариной познакомил, но всё ж таки неправильно это, когда мужик с мужиком. Неестественно и бессмысленно. Что, виконт соберано наследника родит?.. Не родит. И чем от него удовольствия больше, чем от красивой горячей бабы? В конце концов, задница и у неё есть, коли именно туда совать приспичило. Мысль о заднице тут же потянула за собой другие неприличные мысли. Перебирая ключи, Хуан невольно задумался о том, какая задница — ну и все остальное — у Катарины. Думать об этом было вроде как неловко и не слишком уважительно, но очень приятно. Настолько приятно, что в штанах тут же началось знакомое шевеление. Хуан усмехнулся — его мужское орудие сегодня изволило вести себя как капризная балованная дорита. Там, понимаешь, на настоящую бабу встать не изволило, а тут от одних только мыслей зашевелилось так, что ого-го. Момент был не то чтобы подходящий для подобных шевелений, но с другой стороны, где еще подрочить, как не в тайной комнате, где никто не увидит и не услышит. Все равно эти покои стояли закрытыми, никто и не сунется. Приняв решение, Хуан отпер дверь и угрем проскользнул в спальню герцогини Алва. Взгляд привычно пробежался по коврам, поверхностям и шторам. Всё содержалось в наилучшем виде. Мысленно похвалив Антонио, Хуан подошел к камину и нащупал хитро сработанное устройство. Несколько раз провернув рычажок в строго определённом направлении, Суавес сдвинул резную панель. За ней был второй потайной механизм. Разобравшись и с ним, Хуан прихватил фонарь и, прикрыв за собой дверь, вошел в тайное хранилище. Благодаря хитрой системе зеркал из хранилища был неплохой обзор спальни. Кровать было видно полностью, неспроста, видать. Похоже, кто-то из предков соберано был тот еще ревнивец. Хуан такое не осуждал, к слову сказать. Вещи, оставленные им в прошлый приход сюда, лежали в том же порядке, в каком Суавес их оставил. Не похоже было, чтобы соберано сюда вообще заходил с тех пор. Удовлетворенно хмыкнув, Хуан взял свою книгу и туго набитый золотом кошель, когда произошло неприятное. Негромкий, но, сука, узнаваемый голос выругался самым непристойным образом. Хуан замер. Неужто его обнаружили?.. Неловко-то как. Он, конечно, ничего такого уж преступного не совершил, но, карьярра, все-таки без позволения влез в тайник соберано. Суавес уж начал придумывать убедительное оправдание тому, что приперся сюда незваным, и сочинять покаянные извинения, как послышался второй голос, помягче. — Рокэ, я действительно понятия не имею, почему ты так зол на меня. Одновременно с этими словами в поле зрения Хуана показались соберано и его виконт. Ох! Так соберано, может, вообще про Хуановы делишки не знал и на полюбовничка ругался. Очень хорошо, объяснений с соберано сейчас совсем не хотелось. Суавес замер, стараясь не дышать лишний раз. Он тихонько тут подождет, пока эти двое договорят, и так же тихонько отсюда утечет. Соберано, остановившись аккурат напротив Хуана, только в профиль к нему, скрестил руки на груди. — Если ты решил разозлить меня еще больше — продолжай строить из себя непонятливого идиота. Валме страдальчески поморщился и сделал возмутительно непочтительный жест. Хуан аж нахмурился от негодования. — Ну хорошо, признаю, я оставил тебя утром несколько поспешно. Но у меня было срочное дело! — Примерка очередной тряпки? — Соберано шагнул к любовнику и неожиданно схватил его за пышный кружевной воротник, притягивая к себе. Валме, видать, порвать роскошную ткань не хотел, потому не выдирался, а послушно притягивался. — Не тряпки, — осторожно, уже не таким наглым, как раньше, тоном, заметил виконт. — А костюма на торжественную церемонию в честь тебя, замечу. Не мог же я оказать тебе неуважение, явившись туда одетым, как бродяга. — Как бродяга? — Соберано одновременно и зло, и весело расхохотался. Хуан знал, что есть какое-то умное слово, которое называет вот такие противоречивые впечатления, да забыл. Но плевать. Тут такое сейчас ему показывают... Неужто нарвался соберанов фаворит? — Твой гардероб — притча во языцех. А неуважение, карьярра, ты проявил, когда улизнул, оставив меня в весьма деликатном положении, мерзавец! — Рокэ, я был неправ, признаю... Но из своего деликатного положения ты выпутался более чем успешно и даже выскочил за мной в коридор, успев одеться. И, кстати, об одежде... Ты злонамеренно и цинично испортил мой костюм, вынудив меня выглядеть неряшливым болваном на столь представительном собрании! Это было настоящим свинством с твоей стороны! У Хуана аж уши загорелись от возмущения. Ну ничего себе. Валме ещё и на соберано бочку катил вместо того, чтобы извиниться за что-то там, чем соберано с утра был недоволен. Ну и дела... При Суавесе, между прочим, такого не было, да-да. Не то чтобы Хуан уж прям был уверен, что именно его присутствие поддерживало должный порядок в личной жизни соберано, но факты оставались фактами, знаете ли! Валме меж тем разошелся ещё больше. — Я отдаю тебе всё, что могу, всего себя, а ты жалеешь для меня такой мелочи — дать мне немного времени на личные дела! — Марсель, — соберано заговорил помягче, даже примирительно, — не ной, в твои страдания никто не поверит. — Ах так? У меня и страданий не может быть? Хотя да! Какие страдания у бесправной подстилки... Хуан аж дышать забыл, так интересно, хоть и возмутительно было всё, что происходило по ту сторону зеркала. — Марсе-е-е-ель... — соберано обнял виконта за талию, — ну что ты такое говоришь. Абвении, да как так-то, а?! Ну как?!! Соберано-то тот ещё подкаблучник на старости лет стал... Нет бы мерзавца виконта охолонуть за наглость, так он ещё ласкается. Ну времена, ну дела... Н-да. Уж Хуан бы жену быстро на место поставил, уж он-то таким подкаблучником ни в жизнь бы не стал. — Говорю, что есть. — Валме драматически вывернулся из объятий герцога и отступил на шаг. — С вашего позволения, Ваше Величество... — Ну нет, моего позволения сбежать ты не получишь. Иди сюда. — Нет. — Иди. Я извинюсь. Виконт наклонил голову вбок. — Я очень зол. Этот костюм стоил мне огромного количества времени и денег. — Я очень сильно извинюсь, — соберано поиграл бровями не хуже девки из борделя Энрико Кончиса, — как ты любишь. — Хочешь сказать, как ТЫ любишь? — Валме гаденько ухмыльнулся. Соберано не ответил. Вместо слов поднёс руку к верхней застежке колета и дернул её. Потом следующую. Виконт вместо того, чтобы помочь, стоял, как пень, и смотрел, задрав подбородок. Соберано тоже не отрывал от него глаз, продолжая расстёгивать колет. Хуан вдруг ощутил странное напряжение, словно невидимая струна натянулась где-то рядом и тоненько так звенела. Карьярра, да словно между соберано и Валме она натянулась! Соберано сбросил колет прямо на пол и одним слитным, ловким движением стянул рубаху через голову. И замер. — Продолжай. Такого голоса у Валме Хуан раньше не слыхал. Похож на... да на соберанов. Спокойный, негромкий и такой властный, что с обрыва прыгнешь и не задумаешься. Что будет дальше, догадался бы и самый тупой из бордонцев. К гайифщине дело шло. Смотреть на это не хотелось, в целом, но-о-о-о... Но почему-то отворачиваться Суавес не спешил. Наверное, из природного любопытства. Соберано и не подумал возражать — споро, что твой гвардеец на сборах, избавился от туфель и штанов, оставшись в одних чулках. Хуан приверженцем гайифщины, конечно, не был, но тут невольно залюбовался. До чего ж всё-таки соберано Рокэ красавец писаный. Ну чисто с картины какой сошёл. Как и всякий кэналлиец, в глубине души Хуан гордился красотой своего герцога. Ну просто орёл, не чета северным галкам. Орёл же призывно поблёскивал глазами в сторону Валме. А тот, негодяй, состроил скучающую морду и лениво так пальцем поманил, мол, иди сюда. У Хуана всё это просто в голове не укладывалось — ну такая наглость! Неужто соберано и тут стерпит, пойдет к наглецу... Но соберано не пошел. Все оказалось еще хуже, чем в воображении Хуана. Опустившись на колени, а затем и вовсе на четвереньки, соберано пополз к Валме. Пополз, Абвении!!! Суавес невольно потер глаза и ущипнул себя за бедро, проверяя, не спит ли он. Слишком уж безумную картину приходилось наблюдать. Соберано, ловко, словно кот, подобрался к Валме. А потом сделал то, что добило бедного Хуана окончательно. Опустив голову, соберано поцеловал блестящую пряжку на туфле виконта. Хуану самым натуральным образом поплохело. Мир окончательно переворачивался с ног на голову. И отражался в проклятом зеркале перед Хуановым носом. Валме чуть нагнулся и потрепал Алву по волосам унизанной перстнями рукой. Камни в перстнях виконта тянули на целое состояние каждый — это Суавес сходу определял. Мысли о камнях, нынешних расценках на кэналлийские сапфиры и нухэтские изумруды, и о договоренностях с рэем Гальярдо, честным, но изворотливым капитаном, промышлявшим контрабандой, несколько улучшили самочувствие Хуана, выбитого из колеи творившимся перед носом безобразием. А оно между тем вовсю набирало обороты. Соберано стоял перед Валме на коленях, запрокинув голову и глядя на негодяя так, словно от него зависело, доживет ли герцог Алва до утра. Хуан, стоя на эшафоте, с такой надеждой на падлу коменданта не смотрел, когда тот денежки пересчитывал. Валме глазами показал на свой пах, и соберано потянулся развязать ленты на его бриджах. Но виконт хлопнул соберано по пальцам. — Без рук. Соберано кивнул и, убрав руки за спину, уткнулся в пах Валме лицом и принялся развязывать ленты зубами. Карьярра, ну и ловкость! И сноровка. Явно не впервые подобное творил. Взгляд Хуана невольно зацепился за соберанов пах. Член Алвы вовсю стоял, утыкаясь в ногу Валме. Очевидно было, что соберано происходящее нравилось. Когда Валме небрежно гладил его по голове, у того аж член дергался. Но соберано его не касался. Это ж какое самообладание было у человека. — Молодец. Голос Валме звучал так, будто он своего волкодава похвалил. Соберано с его штанами закончил, и теперь Хуан мог наблюдать и виконтов хуй, торчащий прямо у герцога перед лицом. Тот чуть шевельнулся, потёршись щекой об член полюбовника. — Хочешь? Сказав это, виконт взял член в руку и провел его кончиком по губам соберано. — Да. Карьярра, голос герцога звучал так чувственно и хрипло, что будь Хуан не честным человеком, а таким же извращенцем, как некоторые, у него самого бы встал. — Заслужи. Валме откровенно издевался — по соберано видно было, что он уже был на взводе и ждать не хотел. Самообладание самообладанием, но предел есть у любого мужчины. Сам Суавес на месте герцога уже развернул бы наглеца Валме спиной, нагнул и засадил так, что... Карьярра!.. Хуан еле удержался от того, чтобы хлопнуть себя по лбу. Вот немного посмотрел и уже прикидывал, как лучше другого мужика приходовать. До чего липучая эта зараза гайифская, мать её. Выдохнув, честный рэй снова навострил уши. Всё же таки интересно, как именно соберано должен был заслужить, чтобы ему полизать чужой член дали, карьярра. Суавеса снова передернуло от всей этой немыслимой крамолы. И всё-таки было интересно. Хуан поджал губы и продолжил наблюдать возмутительное действо по другую сторону стекла. — Чего именно ты хочешь? — в голосе соберано зазвучали нетерпеливые нотки. Ох, Суавес бы сейчас на месте Валме не нарывался. Но тот разумный подход Хуана не разделял. — Хочу маленький милый спектакль. Приласкай себя, а я полюбуюсь. И старайся хорошенько, чтобы я не заскучал. Чужой и все его кошки! Неужто соберано такое сделает?!! То, что от дроча не растут волосы на ладонях, Хуан понял лет в тринадцать, да и сам не брезговал никогда помочь себе с разрядкой, но, карьярра, не прилюдно же! Но герцог Алва принципиальность Хуана в этом вопросе не разделял. Виконт отступил от него на пару шагов и сделал поощряющий жест левой рукой. Вот ведь зараза, у самого тоже стоит, тоже ведь хочется, но нет. Надо с затеями, не как у приличных достойных людей. Соберано усмехнулся и положил правую руку на свой член, а левой приласкал яйца. — Не перестарайся, прелесть моя. Ну Валме, ну даёт... В Хуане даже проснулось что-то похожее на восхищение наглым виконтом. Лихих людей с мозгами Суавес всегда ценил, чего уж. Соберано, похоже, тоже ценил — вон как глазищами сверкал, на любовника глядючи. И руки не бездействовали — дрочил себе, как велели. Без лишнего энтузиазма, но старательно. Хуан немного пообвыкся с безумной ситуацией, в которой оказался, и теперь подмечал детали со свойственной ему деловитостью и цепкостью. И он видел, что Валме долго не выдержит — тот хоть и не шевелился, но по дыханию видно было, что сам был на пределе. И точно — десяти секунд не прошло, как виконт негромко скомандовал: — Хватит. Соберано тут же убрал руки от паха, спрятав их за спину. Виконт в два шага оказался возле него и опустился на колени. — Ты успел себя подготовить? — Нет. Хуан нахмурился, не поняв, о чем они толкуют. Вернее, не сразу поняв. — Плохой, ленивый Росио... — Валме осуждающе поцокал языком. — Ты же не ждёшь, что я сделаю всю работу за тебя? — Мог бы и сделать, не переломился бы, — соберано ухмыльнулся, и тут его офицер сделал такое!.. Пощёчина, которую Валме отвесил герцогу Алве, едва не выбила дух из Хуана. У честного рэя натурально отвисла челюсть и даже заболела щека. Абвении, ему-то казалось, что он ко всему готов, но нет. Как там Серхио говорил... Мол, думаешь, уже всё, самое дно — ан нет. Со дна стучат... Вот сейчас Хуан всеми фибрами души чувствовал тот самый стук со дна. Поднять руку на соберано, на короля Талига, между прочим!.. Да за такое, если повезёт, на площади колесуют! Хуан, жадно вылупившись и едва удерживая себя от того, чтобы прильнуть носом к стеклу, смотрел на закатное действо. Ну уж теперь-то соберано должен этому наглецу хотя бы руки вырвать... Но какое там! Соберано ничего не сказал, просто посмотрел на полюбовника из-под упавших на лицо прядей и переменил позу. Теперь он лежал перед стоявшим на коленях Валме, развратно раскинув ноги, и, облизнув указательный палец, завёл себе руку между ног. Хуану не было видно, что именно соберано там делал, но по движениям руки и предшествующему разговору можно было и догадаться. Виконт, мерзавец, больше не говорил всяких гадостей, просто застыл и не отрываясь глядел на раскинувшегося перед ним соберано. Ну ещё бы не застыть, когда перед тобой лучший человек Золотых Земель ноги раздвигает... Тут даже Хуан бы застыл, чего уж. Другое дело, что он бы подобного ни в жизни не сделал. — Довольно. Знакомая любому мужчине хрипотца в голосе Валме намекала Хуану, что если он сейчас же не проявит уважение и почтение и не закроет наконец глаза, он этими глазами увидит самое страшное в своей жизни. Виконт подался вперед и для того, чтобы зажмуриться и для верности ещё и отвернуться, момент был самый что ни на есть подходящий. Но Хуан не сделал ни того, ни другого. Карьярра, нельзя, нельзя смотреть... У Хуана аж ладони вспотели от морального напряжения. Но отчего-то отвернуться никак не получалось. Люди за стеклом, не подозревая о мучительных терзаниях рэя Суавеса, вовсю уже предавались греху. — Повернись... Соберано, послушно, словно кухонная девка, и ловко, как кошка, развернулся и встал на четвереньки. Хуан скрипнул зубами, забывшись. Более униженной позы еще поискать надо было. Но Валме нашел способ сделать всё еще хуже. Пристроившись сзади, положил левую ладонь герцогу на шею и надавил. Соберано тут же уткнулся лбом в ковер. Суавес не был идиотом и прекрасно понимал, что все эти безобразия герцогу Алве нравились, и он сам желал подобных игр. Но порыв вырваться из укрытия и перерезать виконту Валме глотку за оскорбление самого соберано все равно подавить было непросто. Вот только за подобное самоуправство глотку следом перережут уже ему. Это Хуан тоже понимал. Абвении, но как, однако, горячо эти двое любились!.. Суавес и сам был мужчина горячий и вообще хоть куда, но с бабой разве ж такое учудишь. Валме драл соберано так, что любая девка уже взвыла бы, а соберано только знай себе подавался назад с таким же рычанием, что и любовник. Хуан видел, как сильно виконт вцепился в соберановы бедра, аж костяшки побелели, да что ж он творит, синяки ж останутся... но герцогу нравилось. Нравилось, карьярра. Суавес видел это со всей печальной ясностью. Хуана от зрелища перед глазами болтало в чувстве неловкости не хуже, чем в штормовых волнах Померанцевого моря, но сил оторвать глаза от соберано и его любовника не было. Возбужден — хвала Абвениям!!! — Хуан не был, вернее, был, но не там, где боялся. Член не стоял, ну разве что чуть, но все тело напряглось, словно перед боем, перед атакой, когда вот-вот ринешься на врага и нужно быть собранным, как ёб твою мать... Соберано вдруг вскрикнул, и Хуан очнулся от этого морока. Вытерев ладонью выступившую на лбу испарину, он увидел, что соберано кончает под продолжающим наяривать любовником. — Плохой... плохой Росио... Голос виконта срывался, был неразборчивым, видать, тоже вот-вот догонит соберано. Неожиданно Валме отпустил бедро герцога и как вмазал по поджимающемуся заду! Да не шутя, а прямо от души так приложил! Ну ничего ж себе! Но тот только взвыл громче, и Хуан узрел очередную белесую струю, выплеснувшуюся из герцогова члена на шелковый морисский ковер. Суавес проводил этот фонтанчик завороженным взглядом, потом перевёл его на лицо соберано и невольно залюбовался. Хуан повидал соберано всяким — спокойным, задумчивым, разгневанным, пьяным, злым, весёлым, даже на бабе видел — прям при деле, так сказать. Но таким живым Хуан его не видел никогда. Алва казался сейчас даже не человеком, а стихией. Необузданной, мощной, прекрасной и в эту самую секунду дивно умиротворённой. Ничего прекраснее Суавес в жизни не видел. Ну разве что голубые глаза Катарины Оллар. Но это было другое совсем. В такой момент Катарину даже вспоминать было неловко и непочтительно, и Хуан снова сосредоточился на зрелище за стеклом. А за стеклом притихшего соберано вовсю натягивали, да ещё и такими словами обзывали, какие Хуан трактирной девке бы говорить не стал. Суавес не все разобрал, но суть уловил — Валме ругал, РУГАЛ, сука, любовника за то, что тот, видите ли, не изволил дождаться его, виконта, и кончил первым. Хуан снова покачал головой, хоть его никто и не видел и всё порицание пропало впустую. А виконт, вскрикнув, завершил свое мужское дело и застыл, как истукан, не вынимая и продолжая держать соберано за бедра. Тот уткнулся лбом в ковер и выгнул спину, что твоя кошка. Валме отмер и провел пальцами по позвоночнику герцога. — Доволен? — Вполне. Судя по голосу, Алва и правда был более чем доволен. Чуть ли не мурлыкал. Кто б подумал, что Хуан от своего соберано такое услышит... — А я вот не вполне, — Валме подался назад, вынимая, и как-то нехорошо посмотрел на герцога. Тот обернулся, не поднимаясь с колен. — И чего ты хочешь? Валме не ответил. Молча сунул пальцы между ягодиц любовника, чуть провёл вверх. Карьярра, он там кончу свою собирает, что ли?.. Как выяснилось очень скоро, да. Именно её этот извращенец и собирал. Дернув соберано за плечо, Валме велел ему повернуться, а сам поднялся на ноги. Соберано повернулся и теперь снова стоял на коленях перед виконтом. Который, видать, решил, что маловато срама и гадости всякой на сегодня — с мерзкой ухмылкой потрепав соберано по волосам на макушке левой рукой, правую сунул тому под нос. Да ещё и нагло заявил: – Я испачкался. После чего сунул пальцы, испачканные своим же семенем, вытекшим из зада любовника, соберано в рот. Тут Хуан уже не выдержал. Есть предел человеческой кэналлийской способности выносить непотребство, творимое над соберано Кэналлоа. Пальцы будущего Проэмперадора Бордона сами собой разжались, и тяжёлая книга, которую Суавес сжимал все то время, что Валме соберано натягивал, полетела вниз. За сотую долю секунды перед Хуаном пролетела вся его жизнь. А воображение даже успело показать ему вероятный финал этой жизни. Крайне неприятный финал. Но Абвении решили быть сегодня милостивыми с честным рэем и позволили подхватить проклятую книгу прямо над полом. Хуан выдохнул, поблагодарил Четверых, выпрямился и левой рукой смахнул стоящую на постаменте алатскую вазу для фруктов. Вот теперь точно всё. Жаль, не удалось до Катарины подарок довезти... — Кто здесь? А ну выходи! Валме уже держал в руке шпагу и смотрел прямо на зеркало. Знает, значит. Соберано был без оружия и голый, но такому, как он, это ж разве помеха. Что ж. Хоть от благородной руки смерть принимать. Суавес вздохнул и осторожно надавил на дверь. – Это я, соберано. Хуан. Прошу прощения за беспокойство. – Что. Вы. Здесь. Делаете. Это даже не прозвучало как вопрос. Скорее как требование. Или обвинение, что вернее. Ну и что мог Хуан ответить на это?.. Навряд ли был хоть один вариант ответа, который позволял ему выйти из этой комнаты на своих двоих. Поэтому лгать и изворачиваться всё одно смысла не было. Так что решил Суавес сказать всю правду, как есть. — Я за книгой пришёл, соберано. Оставил тут давеча, и вот... Забрать решил. Не знал, что вам помешаю. Для пущей убедительности Хуан вытянул руку с книгой так, чтобы его собеседникам было видно обложку. На лице соберано не дрогнул ни один мускул, а вот Валме хмыкнул, кинул быстрый взгляд на обложку книги и насмешливо задрал бровь. Шпагу, впрочем, не опустил. — Росио, так ты, выходит, не единственный кэналлиец — любитель подобного чтива? А от вас не ожидал, рэй Суавес. Хуан не понял, что имеет ввиду несносный Валме, но на всякий случай неопределенно повёл плечами — мол, да, но как бы и нет. Мало ли на что виконт намекает. — Так отчего же вы не обозначили своё присутствие чуть раньше, дор наместник? Голос герцога был холодным, но на сердце у Хуана все равно потеплело. От того, что соберано вообще снизошёл до разговора, а не велел прирезать Хуана без лишнего трёпа. Уж кто-кто, а Суавес знал, как тот скор на расправу — сам скольких вот так положил, по герцогскому слову. — Виноват, соберано, — Хуан покаянно опустил голову. — Но такое дело... Я помешать не хотел. — И поэтому решили посмотреть? Вот же Валме змея... Нет бы помолчать, а не прикапывать Хуана заживо. Впрочем, сам рэй свидетеля такой вот игры, как у виконта с соберано, точно б живым не отпустил. — Нет, дор Марсело. Я не смотрел, как можно. Я отвернулся. Отчего-то идея назвать Валме так, как привыкли называть его в бою кэналлийцы, показалась Хуану хорошей. — Наверное, и уши руками прикрывали? — тут уже соберано присоединился. Ну, сказать-то, что прикрывал, за Суавесом не заржавело бы, да вот только кто ж поверил бы. Не приведи Четверо сочтут ещё, что Хуан шутки тут шутит. — Нет, соберано. Прошу прощения, не сообразил. — Удивительно вовремя вам соображение отказало, рэй. — Виноват, соберано. Нет мне прощения. Готов принять любое наказание. Хуан поднял глаза и скорбно, но почтительно посмотрел в глаза соберано. Глаза, на удивление, злыми не были. Более того, в них отчётливо виднелась насмешка. Неужто соберано не гневался?! Но отчего тогда не велел Валме опустить шпагу, которая все еще была неприятно нацелена в Хуанов живот, и притом в самой неприятной близости? — Ваша готовность ответить за своё любопытство весьма мила. Но как говорилось в одной старой гоганской книге, око за око. Коль скоро вы потешили свою любознательность за наш счёт, мы поступим так же. За какими кошками вам ночью понадобилась именно эта книга, настолько, что вы залезли сюда? Слава Четверым, соберано и правда любопытно. Это Хуану повезло. — Я завтра с визитом к благородной даме, соберано. Вот хотел в подарок отвезти. — Даме? — Валме прищурился, а кончик шпаги стал как-то нехорошо ближе к Суавесу. — Хуан, вы держите нас — ладно, меня, но своего соберано — за идиотов? — Да нет же, дор Марсело, как можно! — Хуану было ужасно обидно. — Истинную правду говорю, клянусь Четверыми! — Погоди, Марсель. Соберано положил ладонь на руку Валме и отвел оружие от Хуана. В глазах герцога явно плясали смешинки. — Хуан, а о чём, по-вашему, эта книга? Суавес замялся. — Я еще не читал, соберано. — Хотите одарить даму... — Алва задумался на мгновение, — как там говорят у вас в Валмоне, Марсель?.. Котом в мешке? Непохоже на такого предусмотрительного человека, Хуан. — Так я б посмотрел сначала, соберано. Мало ли. Видать, хорошо герцогу ебля зашла, вон какой добрый, стоит, разговоры разговаривает. — Рокэ, надеюсь, ты не планируешь устроить литературные чтения прямо сейчас? В голосе Валме благостности было поменьше. Ну вот что ему неймётся, даже соберано вот и не сердится, а ему больше всех надо, что ли? — Не планирую. Хуан, можете идти вместе со своей сомнительной книженцией. И не рекомендую повторять трюк вроде сегодняшнего. — Благодарю, соберано. — Суавес поклонился низко и со всем почтением. — Доброй ночи. И вам, господин виконт. Господин виконт опустил наконец оружие. — Полагаю, упоминать, что делиться увиденным… услышанным ни с кем не нужно, излишне? — Разумеется, дор Марсело. Не извольте беспокоиться. Соберано на Хуана уже не смотрел, и Суавес, пятясь, двинул было к двери. — Кстати, Хуан, — Валме снова смотрел весело и благодушно, будто и не было предыдущей сцены, — уж не госпоже ли Оллар вы собирались притащить сей занимательный труд? Суавес замер. Как ответить?.. Врать опасно. Сказать правду — не поставит ли он в неловкое положение Катарину?.. Впрочем, Валме сам его к ней подвел. — Ваша правда, дор Марсело. Госпоже Оллар. — Достойный выбор, — виконт ухмыльнулся. Это он про книгу или женщину, карьярра? — Думаю, ей понравится. *** Катарина не ждала визитеров в столь ранний час — это время она отводила для разнообразных и далеко не всегда приятных процедур для поддержания красоты. В двадцать девять лет пренебрегать такими вещами нельзя, и уж тем более ей. Впервые в жизни Катарина могла позволить себе наслаждаться обществом мужчин и силой своей женской привлекательности без того, чтобы рисковать поплатиться за мимолётное удовольствие головой. Катари находила почти детское в своей непосредственности удовольствие просто даже в самом осознании того, какой была теперь степень её свободы. Это казалось нелепым — ну и что с того? Её юность и ранняя молодость ей не принадлежали, но от оставшихся ей лет она возьмет своё. Катарина прилегла на изящную кушетку, недавно выписанную из Ургота для ее будуара, и взяла записку Марселя, присланную утром. По уверениям виконта, Катарина могла считать что некий рэй «весь её с потрохами». Улыбнувшись, она отложила письмо и, прикрыв глаза, предалась воспоминаниям о вчерашней встрече в церкви. Фантазировать о том, каково это — быть с таким мужчиной, — было приятно и волнующе. Все ее любовники были людьми высокого и очень высокого происхождения, и Катарине было интересно вкусить любви того, кто не отягощен наследием древней крови. Наверняка в этом будет своя прелесть. Недаром мать самой Катарины изменяла высокородному мужу с ментором... Катарина задумалась, а похож ли Хуан «в деле» на герцога Алву, когда ей доложили, что рэй Суавес прибыл с визитом. Встрепенувшись, Катари велела проводить рэя в гостиную. Чувствуя приятный, давно позабытый азарт, легко подбежала к зеркалу. Поправила кружево в декольте, покусала губы и похлопала себя по щекам. Эти немудреные хитрости она знала с девичества и не изменяла им ни будучи королевой, ни став «госпожой Оллар». Отражение в зеркале улыбнулось. Катарина была готова принять милого рэя Суавеса. Тем более, Марсель намекал, что у того должен быть при себе презабавный подарок. Интересно, что же это... Когда Катари вошла в комнату, рэй, сидевший в кресле, буквально вылетел из него и тут же склонился в низком поклоне. Катарина поприветствовала его с очаровательной улыбкой, отметив про себя, что вчерашнее впечатление не было обманчивым. Рэй Суавес был хорош собой, мужественен и, безусловно, влюблен. Они присели, слуги подали вино и фрукты. Катари завела необременительный разговор ни о чём, Хуан на удивление ловко его поддержал. Катарине показалось, что он немного расслабился в сравнении с тем, как скован он был поначалу. — Как вы нашли Олларию, рэй Суавес? Вы ведь не были здесь несколько лет. — Вы правы. Когда я отсюда уезжал, здесь начинался полный... бардак. Вернувшись же, я обнаружил, что соберано навел порядок, но оно и понятно. Катари улыбнулась. Кэналлийцы до смешного обожали своего герцога, это было даже мило. — Да, Его Величество спас город. Его правление — истинное благословение для Талига. Не то чтобы Катари всерьез думала, что рэй будет во всех подробностях докладывать об их разговоре Рокэ, но она привыкла быть осторожной в высказываниях подобного толка. Хуан почтительно согласился, что да, так и есть. Катари весело подумала, что любопытно — какая часть обожания, отчетливо проступившего на лице Суавеса, адресована ей, а какая — Рокэ. А рэй внезапно перешел от герцога к более приятной теме. — Госпожа Оллар, если позволите... я бы хотел преподнести вам небольшой сувенир из Гайифы. Хуан явно волновался — это было понятно по его голосу. КВ, 10 год Алвасете Солнце давно зашло, а Хуан и соберано так и сидели на пляже. Они делились воспоминаниями, а потом молчали, думая каждый о своей потере. А потом снова говорили. — А кстати, Хуан. Помнишь ту книгу, с гайифской поэзией? Ты её Катарине хотел подарить. Подарил в итоге? — Ох, соберано... — Суавес невольно улыбнулся, — подарил. А ведь вы с виконтом знали, что там за поэзия, и ни словом мне не обмолвились! А я как дурак даме это безобразие потащил. — Ну считай, что это была наша мелкая месть за то, что ты подсматривал. — Соберано, я не... — Брось, — Алва перебил Хуана, всё так же не глядя на него. Его взгляд был устремлен к морю, но Суавес понимал, что Рокэ видит перед собой что-то ещё, — знаю я. И потом, раз она в итоге замуж за тебя вышла, не так ты её подарком и напугал. Давай посидим ещё немного, помолчим. Солнце уже золотило бирюзовую воду, а они всё так же сидели. Думая каждый о своем.