***
Это продолжается уже три года. Три года Гермиона чувствует себя не лучше, чем те самые хрустальные вазы, которые хозяева роняют случайно, потом вроде и сожалея о том… но только Реддл не сожалеет. Ещё крепче стискивает её в своих объятиях-капкане. Не вырваться… Не вдохнуть полной грудью… Не жить по-человечески… — Моя милая жена, как же вкусно пахнут твои волосы. Жена… подобно лезвию ножа по недавно полученной ране. Жена… нет, она никогда не избавится от этого ужасного, почти тошнотворного чувства внутри. (Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу!) А в ответ улыбается как может. А что ещё делать? «Ты сама сказала «да» у алтаря!» — говорит внутренний голос, призывая к самообладанию. (И плевать, что выбор это был вовсе не её…) — Гермиона, скоро годовщина нашей свадьбы, куда ты хочешь поехать? Есть какие-то особые пожелания? (Быть подальше от тебя…) — Как ты сам хочешь, Том. Только так. Марволо победно усмехается. Он же всё равно сделает, как ему нужно. Зачем лелеять пустые надежды? Нет, не стать ей никогда свободной и возродиться подобно птице феникс. Том не позволит. Возьмёт грех на душу (как всегда брал!), перекроет воздух и окончательно заберёт себе её жизнь. Чтобы не ушла, не улетела от него. Была его послушной птичкой, что поёт, когда хищник того хочет. — Ты любишь меня? Любишь же? — он смотрит на неё. Смотрит и пытается найти ответ. — До безумия… … ненавижу. Да, Том, ещё никогда прежде твоя девочка так хорошо не лгала.***
Проходит ещё три дня. Реддл уезжает в командировку с обещанием вернуться как можно скорее. Молодая супруга провожает его в дорогу, желая удачи и прося всех Богов (чтобы уши стен дома не услышали!), дабы «любимый» муженёк ещё долго решал накопившиеся дела. В конце концов, он же наследник богатых предпринимателей и должен всё своё время посвящать работе. Вечером того же дня, когда прохлада заменила собой летнюю жару, новоиспечённая миссис Реддл отправилась в близлежайший парк. Свежий воздух пошёл ей на пользу, позволяя отвлечься от дурных мыслей. Сидеть в тени величавых дубов оказывается делом весьма неприятным. Нет, ничего не изменилось со вчерашнего дня: тот же приятный запах, снующие туда-сюда люди, бегающие с игрушками дети и просто те, кто похож судьбой на саму Гермиону… брошенные на произвол судьбы души. «Что ему нужно?» — мысленно спрашивает себя девушка, когда замечает, что какой-то мужчина (никогда прежде она его не видела!) смотрит на неё. Это начинает раздражать, но урождённая Грейнджер, конечно, борется с внутренним желанием уйти. В конце концов, в этом же нет ничего дурного. Мало ли… хотя, этот человек и казался ей каким-то… странным. Такие уж были у него глаза. Тёмно-карие, почти чёрные и… с каким-то огоньком. «Почти как Том…» — невольно подумалось девушке и она ужаснулась явному (нет, не внешне!) сходству супруга и мужчины, который глядел на неё своим пронзительно долгим взглядом. — Милая, ты снова здесь?! — послышался голос Батильда Бэгшот совсем рядом. Девушка обернулась к подсевшей к ней женщине, чьи некогда тёмные волосы стали уже давным-давно седыми. — Миссис Бэгшот! — быстро среагировала Гермиона, зная довольно суровый характер хозяйки самого отдалённого от парка дома. — Добрый вечер! — Добрый, как я вижу. И Марволо нет. Неужели уехал? «К счастью!» — подумала девушка, едва лицо её тронула еле заметная улыбка. — Да, к сожалению, ему часто приходится ездить в командировки. — Можешь не врать мне, Гермиона. Уж я то знаю, какими могут быть мужчины и что испытываешь к ним тогда. Нет, в твоих глазах я не могу разглядеть ни любви, ни даже симпатии к супругу. — Миссис Бэг… — Не перебивай меня, дитя! Это неприлично. К тому же, здесь столько людей, мало ли кто услышать может. А этот Реддл такой, что и дьявол по сравнению с ним лучше. Нет, как Том Реддл-старший сгубил бедную Меропу, так и тебя его сынок без принципов может уничтожить, сломать как тонкий прутик. Конечно, шатенка осознавала, что в словах женщины слишком много горькой правды, чтобы можно было их отрицать, но… что она может? Одна, без поддержки. Да Реддлы сожрут её живьём, даже не поперхнутся. В конце концов, даже бабушка Тома, разве она не знает, что случилось с горячо любимой невесткой?! Знает, конечно. Да только… Томми важнее, он их плоть и кровь, его они и защищали, дав в своё время взятку кому нужно. Для таких людей деньги — всё. Ни веры, ни сострадания, ничего… только желание обладать. А ведь когда-то Гермиона мечтала о Томе. Он был её мечтой, недосягаемой вершиной. Лучший друг, защитник и опора. Марволо помогал ей в самые трудные дни, а потом… потом он исчез. Оставил её одну, страдать и мучиться. А ей одно восстанавливать тот хрупкий мирок, что был безжалостно разрушен. Затем появился Рон. Милый сердцу рыжеволосый Рон Уизли, подшучивать над которым доставляло Гермионе особое удовольствие. Впрочем он скорее сам давал для этого повод, нежели был в неведении. И ещё одно предательство. Её покинули вновь. Ради улыбчивой Лаванды Браун. Последовавшее за этим возвращение друга детства не принесло с собой ничего хорошего. Чувства (если они и были!) давно прошли, а после грубых слов и применения физической силы и вовсе сменились на ненависть, злобу и… страх. Да, теперь девушка боялась Тома. В школьные времена у него была своя компания, довольно знаменитые в городе «Вальпургиевы рыцари», которых недолюбливала добрая половина. Ты моя… Просто и коротко. Не спросил, не пожелал понять… поставил перед фактом. Жена моя… Острые кинжалы впиваются в беззащитное тело, разрывают плоть. Ненавижу… Но он не слышит. Отвергает любую попытку. Даже сейчас. — Хочу кое с кем тебя познакомить, — начинает Батильда отдалённо. Гермиона устало вздыхает, ожидая увидеть кого угодно. Может быть, какая-нибудь новая соседка или дальняя племянница. — Тётя! — до Реддл доносится мужской голос. Она с любопытством смотрит на нового собеседника, даже слегка удивлённо. Ещё бы! Ведь это тот самый незнакомец с яркой внешностью и пронзительным взглядом кошачьих глаз. — Джеймс, дорогой! — пожилая женщина расплывается в приветливой улыбке. — Вот и ты! А это Гермиона Реддл, я тебе о ней рассказывала. — Миссис Реддл, приятно наконец познакомиться с вами! — говорит мужчина с лёгким ирландским (может быть? в школе учитель рисования был именно ирландцем!) акцентом. — Я Джеймс. Джеймс Мориарти. — Никогда о вас не слышала, — говорит Гермиона, взвесив все «за» и «против». — Жаль! Но всё ведь можно изменить. Не так ли? Можно же?