А хочешь?..

В Австрии есть удивительно красивый городок с численностью населения менее тысячи человек. Он расположен в очень труднодоступной горной местности на берегу озера. Основан был несколько веков назад разработчиками соляных копей. Если кому и удавалось преодолеть перевалы и узкие горные серпантины, то в награду такие путешественники могли от души насладиться уединенным отдыхом в живописнейшем месте. Ясное дело, что туристов здесь практически не бывало. А если бы и были, то основной достопримечательностью все равно выбрали бы для себя осмотр старинных солевых шахт. Безусловно, эти шахты заслуживали внимания, однако несколько человек, пытающихся сейчас объясняться с владельцем симпатичного двухэтажного домика на разновидности верхненемецкого, прибыли в эту местность совершенно с другой целью. — Макс, тебе мало было всей Австрии, что нам пришлось тащиться в этот край географии? — обратился один из приезжих — мощный, темноволосый и короткостриженный — к листающему что-то в телефоне жилистому и сухощавому парню со светлыми волосами. — Мало, — коротко ответил тот, удовлетворенно окинув взглядом снятый ими дом с застекленной мансардой. — Да и потом, Лега, во всей Австрии мы могли бы в момент оказаться в каталажке, учитывая то, чем планируем заниматься. — Кстати об этом, — Олег потер переносицу, — ты рил серьезно? Вот это всё, что мы с тобой обсуждали? — А что не так? — Макс обернулся и цепким взглядом уставился на своего собеседника. — Не в первый раз же для вас. — Не в первый, — Олег бросил быстрый взгляд на своего молодого спутника, который с любопытством первооткрывателя осматривался вокруг. — Но я так и не понял, на кой городить такие сложности. — А без сложностей жить неинтересно, — хохотнул Макс. — Кис, тебе здесь нравится? — обратился уже к спутнику Олега. — Прикольно, — осторожно ответил тот, покосившись на Олега. — Мы здесь жить будем? — ткнув на дом, он задрал голову вверх. — На втором? Я ничего не понял из вашего разговора с арендодателем. — Здесь, — Олег утвердительно кивнул. — В основном, на втором, насколько я понимаю? — обернувшись к Максу. — Мгм, — тот наконец-то засунул телефон в карман и широко улыбнулся. — Располагаемся и отдыхаем до вечера. А вечером надеюсь на вашу готовность. — Псих, — фыркнув, Олег вошёл вовнутрь дома, потащив за собой Киса. Продолжающий улыбаться Макс двинулся за ними следом. Тем временем, в чердачном помещении неказистого полутораэтажного дома напротив, сидящий у небольшого окна парень изо всех сил пытался не упустить из виду происходящее в соседнем дворе. Это было событием с большой буквы, потому что увидеть здесь кого-то постороннего — это все равно, что сорокоградусная жара посреди зимы. Абсолютно невозможно. Разве что, в бреду. На всякий случай, парень потрогал свой лоб — не заболел ли? Но кожа была прохладной и чуть влажной от выступившей испарины. Стараясь унять волнение, он еще раз осторожно, чтобы не выдать себя, отодвинул оконную занавеску. Однако, приезжих во дворе уже видно не было. Зато распахнулись во всю ширь жалюзи на окнах мансарды. Жадному взгляду как на ладони видна была практически вся часть внутреннего помещения. И находящиеся там сейчас гости. Парень почувствовал, как его ногти впились в ладони. Нужно было прямо сейчас и немедленно плотно задернуть шторы, отвернуться, а лучше вообще отойти от окна. И в идеале, побросав в сумку нехитрые пожитки, вообще убраться отсюда куда подальше. Но вместо этого он продолжал тупо пялиться на располагающихся в комнате новых жильцов. Скептически окинул взглядом Киса, что-то пренебрежительно хмыкнул. Заинтересованно рассмотрел во всех подробностях вышедшего из душа Олега, который не озаботился наличием на себе хоть какой-то одежды. А на расположившегося в кресле на противоположной части комнаты Макса, снова уткнувшегося в телефон, старался вообще не смотреть. — Давид, — слегка дребезжащий голос пожилой двоюродной тетки пробился через шум в ушах, а шаркающие шаги заставили отпрянуть от окна. — Давидка, ты дома? — Да, — нервно поправляя одежду, парень вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь и принялся спускаться по лестнице, ведущей в дом. — Я дома, теть Ань. — Энн. Меня зовут Энн, — поправила стоящая посреди кухни старушка, опирающаяся на палку. — И не называй меня тетей. — Хорошо, Энн, — привычно согласился Давид, уже даже не удивляясь, что почти девяностолетняя, подслеповатая тетка имеет подобные заморочки. — Тебе чем-то помочь? — Себе помог бы, балбес, — Энн присела, нащупав палкой стул и вынула откуда-то из-под стола мундштук. — Как твои дела с учебой? — Вот как раз занимался, — Давид потупил взгляд, будто тетка могла заметить его враньё по выражению лица. — А что? — Да ничего. Я решила проведать свою кузину Шарлотту. В этом своем пансионате она совсем заскучала. И думаю, могу ли оставить дом на тебя на это время. — Но теть… Энн, — тут же исправился Давид, — вам же тяжело будет, как вы собираетесь добираться? Это такая необходимость? — Лукас отвезет, — махнув рукой, затянутой в тонкую перчатку, старушка вдохнула дым сигареты, которую уже успела вставить в мундштук и прикурить. — Может быть, я Шарлотту в последний раз увижу. Надо ехать. Нехорошо она мне снилась. Все, Давид, решено — я еду. Твой экзамен через неделю, я успею вернуться. — Через три дня, — поправил тетку Давид, но говорить о том, что вряд ли сдаст, не стал. — Всё равно успею, — Энн задумчиво курила, грациозно отставив кисть с мундштуком в сторону. — Что думаешь делать, если не сдашь? Давид поперхнулся воздухом от удивления. Но зная свою прозорливую тетку, бывшую профессоршу филологии, удивляться вряд ли стоило. — Я… не знаю, поищу работу… может быть, найдется что-то и без знания языка. Или уеду на худой конец. — На худой конец, угу, — тетка вздохнула и загасила окурок в пепельнице. — Ладно, решится. Я собираться. Выезжаю завтра рано утром. Вернувшись на свой чердак, Давид первым делом метнулся к окну. Но в комнате мансарды никого не было. Вздохнув, он открыл ноут и уткнулся в ненавистную грамматику. Она и раньше-то не особо желала укладываться в его голове, а сейчас и подавно. Мысли Давида были очень далеки и довольно сумбурны. Они толклись навязчивым роем, затаптывая остатки здравого смысла и вообще не оставляя никакого шанса для понимания необходимости в этом дурацком Partizip II. Вечерело. Сумерки синим, глубоким покрывалом опускались на сонный городок, убаюкивая сознание Давида, который бесполезно пытался подобрать глагольные формы в задании, но упорно косил взглядом на свое окно с немного отодвинутой занавеской. Вспыхнувший в мансарде свет хлестанул по нервным окончаниям жалящей плетью. Давид мог поспорить, что раньше, когда в доме напротив иногда зажигалось электричество, свет был более приглушенным и желтоватым. А сейчас мансарда сияла ярким, мощным, белым светом. И было очень отчётливо видно происходящее. Не в силах больше бороться с собой, сгорая от стыда, Давид приник к окну, жадно всматриваясь в происходящее напротив. Макс, снова расположившись в своем облюбованном кресле, внимательно смотрел на ритмично двигающуюся макушку Киса, который старательно отсасывал развалившемуся на кровати Олегу. Поднявшись, он прошелся по комнате, держа в поле зрения парочку на постели. Постоял у окна напротив кровати, шире раздвинул жалюзи, приоткрыл раму для доступа свежего воздуха. Двинулся по направлению к парочке и остановился за спиной Киса. — Раздвинь булки, — чуть севшим от возбуждения голосом, приказал Кису Олег, заметив стоящего у изножья Макса. — И жопу задери повыше. Кис беспрекословно выполнил сказанное. Макс смотрел на побелевшие пальцы, старательно растягивающие ягодицы. На разработанный, приоткрытый сейчас и слегка подрагивающий сфинктер, блестящий от смазки. На изогнутую поясницу и напряжённые мышцы бёдер. Слышал чавкающие звуки отсоса, тяжёлое дыхание Леги. Ощущал, как сам начинает возбуждаться. Подойдя еще ближе, погладил Киса вдоль позвоночника кончиками пальцев. Почувствовав отклик, сдвинул ладонь на ягодицу. Сжал, крепко удерживая и ощущая, как тяжелеют яйца, как распирает член. — Засунь ему, если хочешь, — Лега притянул лицо Киса к своему паху, удерживая того за волосы и, не жалея, жестко толкался в рот. — Вставляй с разгону, дырка послушная. Примет как по маслу. Усмехнувшись, Макс отпустил ягодицу Киса и, немного отведя ладонь, шлепнул того по своему же свежему отпечатку пальцев. Повторил шлепок по второму полушарию. И проделал те же действия еще несколько раз. Что-то промычав с членом во рту, Кис заерзал, подставляя ягодицы под ладонь Макса. — Нравится шлюшке, — Лега приподнял голову Киса за волосы, снимая его рот со своего стояка. — Скажи спасибо, подстилка. Развернувшись к Максу, Кис припал губами к его руке, облизывая горячим влажным языком и глядя затуманенным взглядом. Тем временем Олег развернул его и насадил на свой хуй, выбивая из горла Киса глухие протяжные стоны. Макс отвесил Кису пощечину, наблюдая за разливающейся алеющей краснотой на щеке. Потеребил торчащие соски и вложил два пальца в приоткрытый рот. Затем немного сместился в сторону, чтобы прыгающий на хуе Леги Кис находился прямо напротив окна мансарды, и продолжил трахать послушный рот пальцами. После вынул пальцы, наблюдая какое-то время за тянущейся слюной, и вытер их о лицо находящегося в прострации Киса. А затем, резко вдавив кнопку пульта в своем кармане, в один момент вырубил освещение. — Сука, — дрожащий у своего окна от возбуждения Давид, в этот момент кончает себе в трусы, сжимая трясущимися коленями член. — Сука, сука, — стонет в отчаянии, избавляясь от испачканной одежды и временно заталкивая ее подальше. — Блядь, пиздец. Пизде-е-ец. Какого хера вообще? Следующий день проходит для Давида будто в тумане. От окна он не отходит, но напротив, как назло — ни единого шевеления. Плюнув на смущение, Давид принимает то, что ждёт вечера, как манны небесной. И вечер неотвратимо наступает. А вместе с вечером — и долгожданное шоу. Снова вспыхивает свет, и снова Давид, застыв на своем посту у окна, сжимает в мокрой вспотевшей ладони пульсирующий член. Хорошо, что хоть тетка уехала, и скрываться особо не нужно. Можно спокойно раздеться, чтобы снова не изгваздать бельё. Можно не дёргаться, что вдруг откроется дверь и не прислушиваться к скрипам лестницы. Можно позволить себе даже тихий стон… — Дрочишь, сучонок? — раздавшийся в тишине комнаты низкий и вибрирующий голос, хотя и произнесший вопрос почти шепотом, в голове Давида звучит почти набатом. — Бля, — резко вскинувшись, Давид отдергивает руку от члена, попытавшись ретироваться от окна. Но так как стоял он подле низкого подоконника на коленях, чтобы его не было заметно, то сильно стукается темечком о тот самый подоконник. — Да бля. — Не дёргайся, — голос стоящего посреди комнаты Макса гипнотизирует и заставляет слушаться. — Стой как стоишь. Не идеально стоишь, конечно, но вполне привлекательно. Значит, дрочишь. Нравится? — Нравится, — с вызовом отвечает Давид, упрямо вскидывая голову и снова ударяясь о подоконник, — да блин, чтоб тебя. — Заметно, что нравится, — Макс кивает. — Не стыдно? — Тебе какая разница, — Давид еще никогда не чувствовал себя в более дурацком положении, чем сейчас. — Что ты тут забыл? — Мммм, то есть, я, выходит, посторонний человек здесь, да? — губы Макса искривляет едва заметная усмешка. — Именно, — чеканит Давид. — И это чужая частная территория. — Мгм, — хмыкает Макс. — Тогда тебя следует поучить манерам, коль к посторонним людям обращаешься неуважительно и по-хамски «тыкаешь» им. Макс прёт напролом, хотя и понимая, что пацан может запросто сейчас взять и вызвать полицию, и тогда все закончится для всех очень печально. Но каким-то даже не шестым, а двадцать шестым чувством понимает, что Давид этого не сделает. — Уходи, — Давид мотает головой, намереваясь, все же, подняться. — Уходи… те. — Стоять, я сказал, — рявкает Макс, и Давид замирает под властным, тяжелым взглядом, не в силах сопротивляться ему. — Вот так, — голос Макса смягчается, — молодец, хороший мальчик. Чем ты здесь занимаешься, кроме, конечно, того, что дрочишь на соседей? — Я… — Давид растерян, к тому же чувствует себя, мягко говоря, неловко, продолжая стоять почти голым и на коленях перед этим наглым типом. — Ммм, Partizip II, — тем временем, тип заходит вглубь комнаты и склоняется над ноутом Давида. — И скажи на милость, зачем тебе здесь этот классический чопорный немецкий? Тебя здесь с ним все равно никто не поймёт. — Экзамен, — выдавливает из себя Давид. — Языковой. — Ах экзамен, — тянет Макс. — Ну, экзамен — это серьезно. — Он проходит к наблюдательному посту Давида у окна и, отодвинув штору, всматривается в мансарду. — Ты посмотри, что вытворяют. Давид невольно поворачивает лицо к окну, и развернувшаяся в своем бесстыдстве картина заставляет его густо покраснеть, а член снова подскочить почти до пупка. — Он его так прогибает, что, кажется, мальчик сейчас сломает себе позвоночник, — задумчиво произносит Макс, глядя как Лега наматывает поводок от плотно обхватвающего шею Киса ошейника на свой кулак, заставляя выгибаться насаженного на хуй парня чуть ли ни на мостик. — И, похоже, оргазм нашему мальчику сегодня не светит. — Почему? — вопрос сам срывается с пересохших губ Давида, которого хоть и покоробило от этого так простецки произнесенного «нашему», но любопытство превысило. — Потому что не заслужил, наверное, — ухмыляется Макс. — Тебе видно фиксатор на его члене? Давид краснеет еще гуще и старается отвести взгляд от творящегося за окном. — Да, всё отлично тебе видно, — резюмирует Макс. — Хочешь оказаться на его месте, м? — Я… - Давид отчаянно заставляет себя не смотреть в окно, и в то же время — не наткнуться глазами на Макса. Его взгляд мечется по комнате, и он понимает, что и сам Макс прекрасно это видит. — Я не такой… — Не такой, конечно, — повторяет Макс. — А я не такой, я не такой, я не такой. Они все такие, а я не такой, я не такой, — напевает негромко глумливую песенку. — Ну раз ты «не такой», вернёмся к твоим занятиям. При помощи какой приставки и какого суффикса образуется Partizip II у слабых глаголов без приставок? — А? Что? — Давид ошарашено поднимает взгляд на Макса. Макс видит и смущение, и возбуждение, и очень ярко чувствует искры замкнувшего контакта при встрече глазами. Его самого охватывает таким возбуждением, что во рту пересыхает, а по позвоночнику будто струна натягивается. Но выпестованная выдержка и плотная ткань джинсов помогает не показать этого явно. Хотя Давид сейчас вряд ли способен вообще что-либо анализировать. — При помощи какой приставки и какого суффикса образуется Partizip II у слабых глаголов без приставок? — медленно повторяет вопрос Макс, не отводя взгляда от глаз Давида. — Эээ… я, — растерянно тянет тот, — я не помню. Да какого вообще… Ай! — почти взвизгивает, когда на его бедро прилетает жалящий удар стека, непонятно откуда взявшегося в руках Макса. — Отвечай на вопрос, — хлопушка стека с характерным звуком опускается на второе бедро. — Я не знаю, — с отчаянием выкрикивает Давид. — Очень плохо, — делано вздыхает Макс и подходит ближе, останавливаясь чуть сбоку. — Сколько времени у тебя было на то, чтобы выучить эту элементарщину? Неделя? Две? Не слышу ответа, — стек прилетает по ягодице, и Макс с удовлетворением отмечает, как на отверстии уретры торчащего члена Давида выступает капля секреторки. — Неделя, — чуть задыхаясь, произносит Давид. — Значит, займёмся ускоренным курсом, — Макс точным ударом шлепает по лобку рядом с основанием члена и жадно смотрит на корчащегося в оргазменных судорогах Давида. — Блядь, — снова выдыхает тот, недоуменно глядя на мокрый подол своей футболки. — До завтрашнего вечера чтобы выучил образование Partizip II для всех типов глаголов, — ледяным тоном произносит Макс. — Выучил так, чтобы от зубов отскакивало, это ясно? — Да что ты себе позволяешь, — начинает было Давид, отойдя от затуманенного состояния, но договорить ему не дают. — Позволяю то, что могу себе позволить и то, что хочу себе позволить, — обрывает его спич Макс. — В отличие от тебя, я знаю, чего хочу. И могу об этом прямо заявить. А чтобы тебе лучше давались знания и ты не отвлекался на дрочку, — точным и резким движением Макс перехватывает Давида и, крепко удерживая, застегивает на его члене фиксатор из плотного пластика, с точностью воспроизводящего линии гениталий, с отверстиями по бокам и над уретрой, — я тебе помогу в этом. А так как дрочка бывает разной, то и в этом, — перегнув через свое колено, выдавливает почти полтюбика смазки и по ней аккуратно вставляет в хлюпающий задний проход анальную пробку. — Не сметь самому вытаскивать, ясно? И не сметь дрочить. — Да уж при всем желании не получится, — Давид, казалось, смиряется со своей участью или настолько дуреет, что больше не сопротивляется. — Это же и не снять без ключа, разве что замок отбивать, — еще пытается в сарказм, но выходит не очень. — Ключик я тебе оставлю, на всякий, — улыбнувшись, Макс вешает на шею Давида ключ от фиксатора на цепочке. — Мало ли. Но ты меня услышал. Не дрочить. Не снимать фиксатор. Не вытаскивать пробку. — А если мне в туалет надо будет? — сверкнув глазами, интересуется Давид. — Потерпишь, — Макс отпускает его и поднимается. — И образование второго причастия с тебя. Для всех форм глаголов. — А если я не смогу? — А если ты не сможешь, то очень пожалеешь об этом, — потрепав Давида по щеке, Макс отходит. — Спокойной ночи, дарлинг. — Сука, — шипит в закрывшуюся дверь Давид, чувствуя, что вернись сейчас эта «сука» и едва шевельни пальцем — побежит за ним как миленький, даже вот так — без трусов, с закрытым в какой-то пиздецкий пояс верности членом и с пробкой в заднице. А затем, припав к окну, снова мучается от возбуждения, которое еще и усиливается пробкой и не дающим подняться члену фиксатором, когда наблюдает как стоящему лицом к распахнутому окну мансарды Максу отсасывает Кис. Кончая тому на лицо, Макс смотрит прямо в окно, улыбаясь и чувствуя, нет, точно зная, что Давид наблюдает за ним. Измученный пережитым, Давид внезапно крепко засыпает и просыпается только к полудню. С непривычки задница немного побаливает, а отливать с хреновиной на члене хоть и непривычно, но все же достаточно удобно — по крайней мере, не мешает стояк. Но подрочить и кончить хочется дико. Тем не менее, он этого не делает, будто Макс может видеть, чем он занимается. Более того, ему может и хотелось бы, чтобы Макс видел. Вот только ни за что он в этом никому не признается. Даже себе. Долбанное задание Давид все же пытается выучить. Но промучившись пару часов и кое-что запомнив, решает, что сойдёт и так. Всё равно лучше он не выучит. Да и мысли снова убегают в одну сторону. Чем ближе вечер, тем… Вспыхнувший напротив свет заставляет Давида снова вернуться на пост к окну, бросив задание. Теперь он наблюдает, как голый Кис обслуживает ужинающих Макса и Легу. И в эти минуты Давид этого кривляку почти ненавидит за все его ужимки, притирки и похабные наклоны. Затем они, видимо, решают поиграть в покер-фейс, потому что Кис скрывается под столом, и по всей вероятности сосёт там кому-то из сидящих за столом. Давид пытается отвлечь себя от воображения, как хуй Макса скрывается в жадной глотке Киса размышлениями о том, что когда за столом всего двое — смысл в покер-фейсе отпадает, потому что кто-то из двоих точно знает, что если ему сосут, то второму нет. Но хрен их разберет, что у них там за игры и какие там могут быть правила, у этих извращенцев чертовых. А как бы хотелось… Задумавшись, Давид упускает из вида, как компания, вытащив из-под стола Киса, куда-то перемещается вглубь комнаты. Там виднеется еще одна дверь, вероятно — в ванную. Давид тщетно всматривается, но особо ничего разглядеть не может. И когда он, понимая, что его тоже толком не видно, приподнимается на цыпочки и налегает животом на подоконник, чтобы рассмотреть получше, на его ягодицу прилетает хлесткий шлепок горячей ладонью. Такой, что заставляет подскочить, зацепившись членом о край подоконника. — Я смотрю, ты уже все отлично выучил, раз снова подглядываешь, — невозмутимый голос Макса и присутствие его самого с какой-то сумкой в руке снова плещет кипятком по всем нейронам Давида. — Сейчас проверю, насколько хорошо выучил, что позволяешь себе заниматься непотребством. Но сначала ты займешь правильную позу… Макс даже не хочет подавлять восхищенного возгласа, когда при этих его словах Давид, будто по мановению волшебной палочки, бухается на колени, широко разведя их в стороны. — Послушный мальчик, — сдержано хвалит Макс, потрепав Давида по волосам. — Но немного не так. Стань на колени и на локти. И прогнись. — Но я… — Живо! Давид слушается, а по венам Макса закипает кровь, бухая в виски частящим пульсом от такой податливой беспрекословности. — Очень хорошо, — снова хвалит Макс, поглаживая по основанию пробки, идеально сидящей меж полушарий подставленной задницы. — Прежде чем я начну спрашивать задание, я хочу донести до тебя, что на тебе и в тебе это все останется до того времени, пока я не буду полностью удовлетворен твоими ответами. — Но как? Это же издевательство. И вообще, так мы не договаривались, — пытается протестовать Давид, но замолкает, когда по его заднице прилетает несколько жалящих хлестких ударов. — Вот сейчас и договорились, — отрезает Макс. — Итак, для начала я хочу услышать ответ на свой вчерашний вопрос: при помощи какой приставки и какого суффикса образуется Partizip II у слабых глаголов без приставок? — Приставки ge- и суффикса -t, — севшим голосом произносит Давид. — Так? — Так, — удовлетворено кивает Макс, поощрительно пошатывая основание пробки, вынуждая Давида тянуться за его руками и постанывать. — Приведи пример. — А? Что? Какой пример? — поплывший Давид не совсем соображает, что от него хотят, и поэтому Макс приводит его в чувство, хлестнув флоггером, вынутым из принесенной им с собой сумки. — Ох, — Давид одновременно и вихляет задницей, рефлекторно пытаясь уклониться от неожиданного удара, и покрывается возбуждающим ознобом, — ох-х-хм, ну… например, gemacht. — Мгм, хорошо, — Макс поглаживает вспухшие на ягодице полоски. — Очень хорошо. И что ты за сегодня уже сделал, м? Что именно это слово пришло тебе на ум? Надеюсь, ничего из того, что было запрещено? — Нет, — Давид мотает головой, — ничего из того. Но… — Но? — Но очень хотелось, — почти шёпотом. — И чего же хотелось распущенной, бесстыжей сучке, м? — Кончить, — еле выдавив из себя это слово, Давид густо краснеет. — Кончить тебе будет позволено только в том случае, если ты безошибочно ответишь на все мои вопросы, — поглаживая Давида по горячей коже ягодиц, мурлыкающим тоном отвечает Макс. — И я так понимаю, что тебе уже совсем невмоготу, — слегка сжимает в горсти яички и перекатывает их в ладони, ощущая напряжение и бархатистость кожи, радуясь неизменившимся привычкам Давида в тщательной депиляции интимных зон и крышесносном отклике на любую ласку. В подтверждение его мыслей Давид тягуче стонет и задирает задницу выше. — Продолжим, — Макс убирает руку. — Как образуется Partizip II у неправильных глаголов без приставки? — Это у сильных? — переспрашивает Давид, тяжело сорвано дыша. — Да, мой мальчик, у сильных. Так как? — Приставка ge, а суффикс… суффикс… en? — Верно, — Макс оглаживает заднюю часть бедер Давида ладонью, — ты отлично поработал. Можешь же, когда захочешь. Примеры? — Ge… geblieben. — Отлично, — пальцы Макса чуть подтягивают пробку за основание, немного вынимая, и вдавливают обратно, двигая девайс вперед-назад. — Ох-х-х, да-а-а, — Давида прошивает мелкой дрожью, а у Макса перехватывает дыхание. — Следующий вопрос, — Макс убирает руки, — как причастие образуется у неправильных глаголов с неотделяемой приставкой? — Приставка ge и суффикс en… — То есть, нет разницы с неправильными глаголами без приставки, я тебя правильно понял? — А? Нет, да. То есть, есть разница, но… — Но тогда почему в твоем ответе разницы нет? — Макс хлестко опускает на промежность Давида хвосты флоггера, заставляя того заскулить. — Я запутался, — хныкает Давид, жалуясь. — Я… я не помню. Нет разницы, значит. — Есть разница, — Макс размахивается сильнее и с усилием кладёт удары флоггера на ягодицы и заднюю поверхность бёдер. — Partizip II у неправильных глаголов с неотделяемой приставкой образуется только при помощи суффикса -en. — Каждое свое слово Макс закрепляет ударом флоггера. — Только и только при помощи суффикса -en. И при этом часто меняется корневая гласная. Это понятно? Понятно, я тебя спрашиваю? — Поня-я-тно, — провыв, Давид прижимается грудью к полу, ощущая, что еще немного, и он просто отлетит. Видимо, это чувствует и Макс, потому что, отшвырнув флоггер и подхватив Давида подмышки, он поднимает его, ставя на колени прямо. И впивается взглядом в лицо пошатывающегося на коленях парня, а в виски требовательным пульсом бьется только одно навязчивое, мощное, сокрушительное желание. Но партия должна быть доиграна идеально. — Ты разочаровал меня своим ответом, — неимоверным усилием воли совладав с голосом, произносит Макс. — И поэтому сегодня без сладкого, малыш. — Нет, — отчаяние в голосе Давида могло бы растопить даже глыбы льдов на вершинах горных массивов, но оказалось бессильным против решения Макса. — Нет, пожалуйста. Я запомню, я все выучу. — Вот когда выучишь, тогда и получишь награду, — Макс непреклонен. — Но все же ты меня и порадовал немного. Поэтому я могу тебе кое-что позволить. Чего бы тебе хотелось, кроме оргазма? — Не уходи к ним, — решившись озвучить вслух свое желание, Давид в отчаянии кивает на окно. — Я тоже могу… не хуже. — Что можешь? — Макс внутренне ликует, но вида не подаёт. — Ну… — Давид опускает взгляд. — Отсосать. — Можешь — это звучит как одолжение, — усмехается Макс. — Да я и не сомневался в твоих способностях. Ты можешь, да. — Так ты не уйдёшь? — С чего бы? Потому что ты что-то там умеешь? Чем твои способности могут меня остановить? — Я… я не только могу, — Давид поднимает расфокусирований взгляд. — Я не только могу отсосать лучше всех на этом континенте, я еще и очень хочу это сделать. — Очень хочешь отсосать? — переспрашивает Макс и, дождавшись кивка, продолжает: — хорошо, тогда я тебя сейчас отведу в дом напротив, и будешь сосать. Всем по очереди. — Нет, — Давид содрогается и еще чаще дышит. Его член дёргается тоже, а из отверстия фиксатора уже капает. — Я хочу отсосать именно тебе. Мне нравится сосать тебе. И даже если ты не позволишь мне кончить, все равно я хочу отсосать тебе. И даже если ты хочешь, я пойду с тобой туда и сделаю все, что скажешь. Потому что я хочу доставить удовольствие прежде всего тебе, именно тебе. Потому что я твой. — Продолжай, — Макс поглаживает шею Давида под волосами подушечками пальцев, уткнув того лицом в свое бедро. — Мне кажется, ты еще что-то хочешь рассказать мне. — Меня заводит, когда я вижу это… Вижу вас там… и когда представляю, как меня бы, все, — Давид снова содрогается, прижимаясь плотнее и слегка потираясь, длинно выдыхает. — И я… я ревную. Дико ревную к этому… этому вашему… кривляке этому, потому что ему можно, а мне нет. — Он, в отличие от тебя, не сбегал никуда от своего партнёра, не поставив ни его, ни окружающих в известность. Не закатывал истерик на ровном месте. Не творил беспредела. И поэтому ему можно. А ты сам себя лишил всего этого. — Я знаю, — Давид тяжко вздыхает. — И все же, позволь мне доставить удовольствие тебе. И прости, что вел себя, как идиот. И еще. Да, ты прав, меня дико возбуждает вот это вот всё. И я бы… я бы хотел оказаться тогда на его месте, когда ты спрашивал. — И даже полизаться с ним хотел бы, — Макс притягивает лицо Давида плотнее к бедру, впиваясь пальцами в шею и уже знает ответ по сдавленному сглатыванию вязкой слюны пересохшим горлом, по дернувшимся вперед бедрам, по сжавшим с двух сторон его ногу коленям. — И даже непротив вылизывать его дырку, готовя к ебле. И лизать в процессе, растягивая его ягодицы пошире и надеясь заглотить хуй, если вынут. И даже вылизать его после того, как в него спустят, лишь бы тебя допустили к хую. И даже самому кончать тебе не надо, если твой Мастер так скажет. Ты вполне обойдёшься. — Я сейчас просто от твоих слов обкончаюсь, — Давида так трясёт, что Макс ему охотно верит, да и партия, можно сказать, завершена блестяще. Макс расстёгивает молнию ширинки, вынимает свой чуть ли ни дымящийся от возбуждения хуй и проводит им по лицу Давида. Слегка пошлепывает по приоткрытым губам, с удовольствием отмечая, что тот послушно ждёт приказа, позволяя управлять собой, а не набрасываться сразу же, как оголодавший. Насколько сильно он этого хочет, Максу становится понятно, когда он натягивает рот Давида на свой стояк, прижимая его лицом к паху и насильно удерживая в этом положении. Сначала Давид немного давится, принимая ствол полностью, но затем приноравливается и пропускает головку в глотку, зачмокивая у основания губами. Стонет от удовольствия и почти отлетает, когда Максу хватает буквально нескольких фрикций, чтобы разрядиться. В эту ночь Макс остаётся с Давидом, не возвращаясь в свою мансарду, но так и не дав своего разрешения на оргазм. И хотя на следующий день вся компания благополучно отбывает домой, свой выстраданный оргазм Давид получает только после идеального ответа и глубокого понимания роли Partizip II в образовании форм сложных времён Perfekt и Plusquamperfekt, различных залогов и наклонений. Тем более, что тетушка Энн, провожая их в дорогу, настоятельно рекомендовала Максу хорошенько погонять балбеса Давидку по немецкому. В жизни пригодится.