Консенсус

Он никогда не был слабым. Никогда ни одна тварь, ползает она, летает, плавает или сидит в грязи, не могла стоять на одной с ним ступени. Ни одна тварь не могла смотреть на него, как на кого-то подобного и равного себе. Нет. Дрейк сделал всё для этого. Он достиг того, о чём многие и не мечтают. Он своими руками создавал мир вокруг себя, своими руками дарил людям жизнь и своими руками отбирал её. Годы закаляли его, делая неприступным и безжалостным, что способствовало развитию и укреплению его могущества. «Мы — непобедимы». Были ли это слова Райота, или же апофеозом собственной гордыни? С ним, с симбиотом, Дрейк действительно был непобедим. Великий ум и терпение слились с великой силой и яростью. Они могли добиться мирового господства, если бы эта тварь не завладела его мыслями, не заполонила его душу своим отравленным чужеродным сознанием. Дрейк много раз повторял себе, что он не виноват. Это был не он. Он хотел лишь выживания. Он вывел бы человечество на новый этап, на новую страницу истории. В его тени планета была бы исцелена. Он хотел как лучше. Но получилось как всегда. — Это не моя вина! — слова слетали с его разбитых губ тихо, едва слышно. Он был сломлен. Унижен. Всё, чего он достиг, всё рухнуло под импульсивностью и неосторожностью симбиота. Кто он? Где же этот человек? С железным характером, с невероятной беспристрастностью и терпением. Человек, которому хватило сил построить целую империю, без оглядки на геополитику и экономическую нестабильность в мире. Где тот человек, по щелчку пальцев которого могли бесследно исчезать люди? Где тот человек, который мог одним своим решением изменить жизни десятков тысяч граждан? Где-то величие и могущество, которым он когда-то был? И было ли оно вообще? Где была черта между стремлением к своей цели и беспрецедентной жестокостью? Когда Карлтон Дрейк превратился в наполненного ненавистью безумца? — Это был не я! — его голос сорвался на крик. Как унизительно. Карлтон Дрейк никогда ни перед кем не оправдывался. Ни за что. Ни за какие поступки. Он был горд, был своеволен и крепок, словно скала. — Это был не я. Он ни разу не жалел о содеянном. И сейчас в нём не было ни грамма жалости к тем десяткам людей, что пали жертвой его гордыни и безразличия. Ему было откровенно плевать, что станет с детьми доктора Скирт, и с десятками других людей и семей, чьи кормильцы погибли из-за его поступков. Сейчас он жалел лишь о том, что позволил симбиоту влиять на его решения. Всё тело дрожало от невыносимой боли. Одежда местами сплавилась с кожей, и каждое движение, каждый вздох был подобен пытке. Во рту стоял отвратительный привкус крови, на зубах скрипел песок. Ладони увязли в грязи. Тело омывали струи холодного дождя, смывая с него кровь и налипшую грязь. Он поднял взгляд, силясь разглядеть своего палача. — Что еще ты хочешь от меня услышать?! Его била дрожь. Столько лет он обладал железной выдержкой. Мог с невозмутимым лицом переживать самые страшные удары, самые великие падения. Мог так же легко отправлять людей на верную гибель, и ни единый мускул на его лице ни разу не дрогнул. Но сейчас, на грани гибели, он осознал, что на самом деле просто никогда не стоял лицом к лицу со своим страхом. Его выдержка были ничем иным, как ощущением абсолютной безопасности и безразличия к чужой жизни. Но как насчет своей собственной? Ветер хлестал измученное тело, заставляя содрогаться от холода. От ужаса. От осознания своего полного изнеможения. Он даже не в состоянии встать. Он даже не в состоянии сфокусировать взгляд на лице врага. Он сломлен. Как оловянный солдатик, которым заигрался злобный мальчик по имени Райот. Но его сломал не Райот. Не Эдди Брок. Не Веном. И даже не он сам. Его сломал страх. Карлтон Дрейк не хотел умирать. Одна эта мысль сводила его с ума и лишала всякой способности здраво оценивать ситуацию. Какой позор. С каждым звенящим звуком он замирал, ожидая удара, который станет последним. Но тварь просто стояла. Недвижимая, словно статуя. Огромная и могучая. Она то переливалась в сполохах пламени, то сливалась с ночной тьмой. Словно фантом, порожденный его больным воображением. Впервые за много лет это не кто-то стоял рядом с величием Карлтона Дрейка, а он — презренный, униженный и разбитый — стоял на коленях, в грязи, перед чем-то совершенно иным. Именно этих тварей Райот так ненавидел и боялся. Дрейк не понимал, кто они и откуда, но когда в мыслях симбиота проскакивал этот образ, его заполняла вязкая, липкая ненависть. Это лишь подстегивало и без того импульсивного клинтарца к еще более необдуманным и резким действиям. Симбиоту претила одна лишь мысль о том, что не он, не его народ, а другие отберут у него право на Землю и человечество. Дрейк же никогда не испытывал подобных чувств. Он был выше этого. Он всегда знал, что в этом мире любое создание любого характера и происхождения можно подчинить своей воле. Лошадь можно обуздать, собаку — выдрессировать, змею — пригреть, человека — шантажировать, симбиота — использовать. Но эти твари — не люди, и не симбиоты. И они не оставляют в живых потенциально опасных разумных. Чего же оно ждёт? Тишина была невыносима. — Что ты хочешь услышать?! — вновь выкрикнул он. Он не раскаивался в своих преступлениях. Лишь в том, что позволил симбиоту разрушить все его планы. Его трясло не от холода. Не от боли. Его трясло от угнетающей тишины и страха, от ненависти и абсолютной беспомощности. Он ненавидел Райота. Ненавидел Венома. Ненавидел Эдди Брока. Ненавидел себя за то, что потерял контроль — тогда, и за то, что потерял контроль — сейчас. Но он не желал признавать своего поражения. Он не желал унижаться. Его трясло от одной только мысли, что кто-то — пусть даже эта самая тварь — запомнит его не величественным Карлтоном Дрейком, а трясущимся от ужаса человеком. Капли дождя гулко разбивались о гладкую, словно стекло, синтетическую кожу твари. В огненных бликах существо было поистине великолепным. Дрейк, как учёный, даже восхитился этим созданием. Этой чужой грацией, мощью и непобедимостью — идеальным, казалось, организмом. Таким, который он желал создать когда-то. Какая ирония. Так что, куда? В голову? Сердце? Какая смерть его ждет? Он мог бы попробовать бежать, но понимал, что может только ползать. Было бы досадно выставить себя еще более жалким, было бы досадно причинить себе лишние страдания. Куда же? В голову? Или горло? Карлтон Дрейк не испытывал никаких ложных надежд — он понимал, что умрет здесь. На берегу, в грязи и омуте. Его тело найдут, возможно, уже обглоданное бродячими собаками. Жалкое, отвратительное. Но ему уже будет всё равно. Его уже не будет существовать. Он исчезнет. Умрет сразу, или же будет хрипеть, захлебываясь собственной кровью? А может, это существо использует зубы? Наверняка в этой гладкой, вытянутой морде скрывается целый арсенал острых и прочных зубов, способных расколоть человеческий череп, словно орех. Отчаяние, словно пелена, окутывало сознание и тело. Больше не было сил удерживать взгляд на этой твари. Больше не было сил ждать собственной смерти. Карлтон Дрейк был уже готов взять в свою руку камень и бросить его в голову чудовища. Разозлить. Крикнуть — «Давай! Сделай это!». Но рука так и не потянулась к камню. Его сердце билось. Билось громко, разгораясь от каждого тяжелого, болезненного вздоха неудержимой жаждой жизни. Он не хотел умирать. Гладкое, переливающееся тело проскользнуло мимо, словно тень. Лишь кожистая перепонка хвоста будто бы случайно задела человеческую шею. Лёгкое, почти родительское прикосновение холодной гладкой кожи заставило сначала замереть, а потом ощутить странный, необычайный покой. Ничего не произошло. Хруст лесной подстилки под огромными лапами вскоре стих. Ночь проглотила чудовище, будто его никогда и не существовало. Где-то вдали ревел, яростно вгрызаясь в небо алыми клыками, могучий пожар. Ветер шелестел над верхушками старых деревьев, принося с собою едкий запах гари. Впервые за многие годы Карлтон Дрейк — настоящий Карлтон Дрейк, а не раззадоренный присутствием Райота — позволил своим эмоциям выйти наружу: — Да пошли вы все к черту. Он будет жить.