Испытай свою удачу

— Сходи в паб, Лаванда. Тебе нужно выйти из дома, Лаванда, — сердито бормочет она, передразнивая свою лучшую подругу. Лаванда крутит в руке третий бокал эльфийского вина и оставляет отметку на деревянном столе ногтем. Парвати умоляла её оставить уютное одиночество её квартиры и встретиться с ней в баре, а сама даже не пришла. Она чувствует, как рядом с ней кто-то садится. Ну наконец-то! — Привет, Лав. О, нет! — До свидания, Кормак, — она тут же достает кошелек, чтобы расплатиться. В следующий раз, когда Парвати произнесет слово «паб», Лаванда посоветует ей броситься под машину. — Да ладно, Лав. Один напиток со мной не убьет тебя. Лаванда сжимает губы и поворачивается на стуле, чтобы посмотреть на Маклаггена. Он выглядит точно так же, как и днем в Министерстве. Все те же широкие плечи и кривая ухмылка. Она ненавидит его. Лаванда похоже ненавидит всех, кто не носит шрамы, в отличии от неё. Свет в Дырявом Котле очень слабый, но кажется специально создан, чтобы безобразные серебряные линии, что пересекают её подбородок, грудь и плечи светились розовым. — Я прекрасно знаю, что может меня убить, а что нет, благодарю. Кормак напрягается, и взгляд его зеленых глаз скользит по её подбородку до груди. Он смотрит на неё так, будто точно знает, что она чувствует. Возможно именно поэтому Маклагген преследовал её в течение последних шести месяцев. Он открывает рот, когда звенит дверной колокольчик, и в Котел входят Гарри, Рон и Гермиона. Несколько людей бросаются к ним, чтобы поприветствовать. С конца войны прошло уже три года, но ничего не меняется. Кормак видит, что Лаванда смотрит в том же направлении, что и он. Она морщится, когда видит, как легко Гермиона берет Рона под руку. Браун отворачивается и одним глотком допивает своё вино. — Разве недостаточно быть в её тени в Министерстве? Ей что нужно быть всюду? — она машет бармену, повторяя заказ. — Вот почему ты не соглашаешься на свидание? Все еще сохнешь по Уизли? — Кормак пытается добавить в голос презрения, но точно знает, что терпит неудачу. Лаванда отвечает чем-то средним между фырканьем и смехом. — Боже, нет. Ничего подобного, — она прослеживает пальцем четырехлистный клевер на бутылке вина. — Просто… ты веришь в удачу? Маклагген на мгновение задумывается: — Мы буквально можем сварить зелье удачи. Трудно поверить, что вселенная работает не в нашу пользу, зная это. — Я не сохну по Рону. Сомневаюсь, что вообще когда-то сохла. Но тогда… Я была довольно популярна и мне понравился привлекательный, популярный мальчик, который к тому же играл в квиддич. Мне так невыносимо везло, а я даже не подозревала об этом. Кормак бросает на стойку пару галеонов: — Вставай. Мы уходим, — Лаванда смотрит на него с недоумением. — Вставай, — повторяет он и смотрит на неё своими идиотскими глазами, сияющими даже в тусклом свете бара, пока она не встает с табурета и позволяет ему потянуть себя в сторону выхода. Кормак смотрит на неё с непонятным трепетом, словно не может поверить. — Ты по-прежнему прекрасна. Ничего не изменилось, — улыбка не сходит с его лица, когда они поворачивают в переулок. Возможно, она сможет научиться ненавидеть его чуть меньше, думает Лаванда. Небо, будто раскалывается пополам, и первая капля дождя разлетается по булыжной мостовой. — Дождь. Какое невезенье, — Лаванда кривит губы в насмешке, и старые шрамы вновь дают о себе знать. Маклагген оглядывается и поднимает с земли старую газету. Он высушивает её чарами, а затем добавляет «engorgio». Кормак одной рукой удерживает над их головами газету, а другой обнимает Лаванду за талию, притягивая ближе: — Ты забыла, что мы волшебники, Лав? Мы сами создаем свою удачу.