Любовь — это ненависть

просто давай улетим туда, где тепло где мы только с тобой и больше нет никого… Beliy, Xamm _ Туда, где тепло

      Оказавшись в водовороте эмоций и давно полузабытых ощущений, в этот раз Микаса даже позволила Аккерману доминировать, тоскливо раздумывая о том, что в данный момент не имела права заходить дальше положенного. В этот раз он должен был сделать все самостоятельно, а ей оставалось лишь попробовать подстроиться под него, напрочь забыв о существовании других договоренностей, где она диктовала правила игры. Не на шутку увлекшись ощущением его языка, изучающих её рот, Микаса тщетно пыталась отвлечься от собственного возбуждения, которое становилось почти невыносимым. И когда ей показалось, что ещё немного и она окончательно потеряет голову от переполнявших её голову противоречивых мыслей, Микаса внезапно осознала, как долго ждала этого момента, плывя ранее по течению беспросветной скуки бытия.       — Ты охуительно целуешься, — отстранившись от неё, промолвил Аккерман в надежде хоть немного её осадить, — но это продолжается десять минут.       — И в чем проблема? — возмутилась Микаса, внимательно уставившись на него. — Мы с тобой заперты в одной палате, нам никто не помешает. Не переживай на этот счет.       — С тобой точно все в порядке? — уточнил Аккерман, с укором посмотрев на полуазиатку. Немного растерявшись, (что было ей совсем не свойственно), Микаса перевела свой взгляд в пол. «Умеет же мерзавец задавать вопросы, на которые не сразу найдешь, что ответить», — промелькнуло в её голове.       Самодовольно фыркнув, Аккерман попытался снова её приобнять, чтобы разрядить обстановку.       — Когда ты пытаешься быть деликатной, — прошептал он ей на ухо, будто специально издеваясь, — у тебя выходит такая хуйня…       — Вот ведь тварь неблагодарная, — невольно вырвалось у Микасы, толкающей его на койку и заваливаясь прямо на него самого.       Теперь все стало на свои места. Так, как и должно было быть. Сейчас существовали только он и она, а остальной мир можно было спокойно отправить ко всем чертям, ни капли не жалея о своей наглости.       — Почему ты не раздеваешься? — осведомилась у него Микаса, запуская собственную ладонь под его футболку. — Я, конечно, могла бы и сама порвать твои тряпки, только потом затрахаешься объяснять медсестре пропажу собственной пижамы.       Накрыв её руку своей ладонью, Леви отвел свой взгляд.       — Микаса… — еле слышно проронил он, останавливая её.       — Что случилось? — осведомилась она, понятия не имея, что тот пытается от неё скрыть. — Не пугай меня, не то я сама сейчас что-нибудь напридумываю…       Леви выглядел смущенным.       — Понимаешь, — неуверенно начал он, пряча взгляд, — дело в том, что здесь было не так уже и много возможностей, чтобы следить за собой, поэтому… Скажем так, я немного зарос.       Уткнувшись носом в его грудь, Микаса негромко рассмеялась:       — Ты хочешь сказать, что стесняешься раздеться передо мной, потому что давно не брил подмышки?       И судя по красноречивому молчанию Аккермана, она поняла, что попала в точку, не сумев сдержать язык за зубами. Зашевелившись, Леви попытался приподняться, спихивая с себя неугомонную полуазиатку. Микаса лишь слабо улыбнулась в ответ. Да уж, с этим чистоплюем ей точно не будет скучно. И когда-то она ещё пыталась найти ему замену… Потянув вверх края его пижамной футболки, Микаса лизнула бледную кожу его плоского живота.       — Ну, пока что все не так страшно, — улыбнулась она, вытряхивая Аккермана из футболки. — С этого момента без моего разрешения к бритве можешь даже не прикасаться, — после чего пройдясь по его коже кошачье-блядским движением, вполголоса простонала, — и морду, кстати, твою я тоже буду брить тебе сама.       Леви был польщен её предложением. Эта полуазиатка оказалась единственной в своем роде девушкой, которая осмелилась предложить ему что-нибудь подобное, остальным он нравился таким, каким есть.       — Интересно, как ты умудрялась раньше заниматься сексом, — Аккермана опять пробило на «поговорить», едва Микаса попробовала укусить его за шею, — когда у тебя вечно отсутствуют средства контрацепции. Ты, как доктор, блядь, хотя бы краем уха про венерические заболевания слыхала?       — Ну, одну заразу под названием «Леви Аккерман», — картинно вздохнув, проронила она, опускаясь ниже и лаская губами теперь его грудь, — я подцепила где-то в середине осени, и что самое ужасное, лечиться от неё не хочется от слова «совсем».       Немного нахмурившись, Леви провел тыльной стороной ладони по её лицу, дотрагиваясь до шрама поперек брови. В глазах полуазиатки сверкнули веселые искорки.       — Послушай сюда, извращенец, — слегка привстав, заартачилась Микаса, вновь поражая его воображение перепадами своего настроения, к которому он так и не успел толком привыкнуть, — ты собрался меня трахать через штаны, или как?       Стремясь исправить создавшееся положение, Леви бросился стаскивать с себя оставшуюся одежду. Микаса первой потянулась к его губам, когда тот, улегшись на неё сверху, попробовал немного её утихомирить, двигаясь аккуратно и стараясь избегать слишком резких движений, пока не осознавал, что мягкое порно далеко не самый любимый жанр неутомимой полуазиатки.       — Покажи мне, как ты кончаешь, — прошептал Аккерман, избавляя её от нижнего белья. — Я хочу это видеть.       «Блядь, дожили, — мысленно вздохнула Микаса, закрывая глаза, — уже и в постели начал мною командовать, а ведь раньше ему как-то удавалось жить, довольствуясь ролями второго плана»       А ведь с некоторых пор все действительно поменялось и словно пытаясь лишний раз продемонстрировать ей, кто из них двоих является хозяином положения, кусая её рот, Леви вбивался в неё настолько сильно глубоко и сильно, что выгибаясь навстречу его горячим губам, Микаса сходила с ума от того, что все это с ней проделывал только он и никто другой… В любом случае она бы долго не продержалась, поскольку давно его хотела, а все эти слова вежливости и глупые вопросы были всего лишь предлогом перейти к более интересным занятиям с последующей прелюдией. И если с другими парнями Микаса чувствовала себя героиней какого-то боевика, а то и вовсе сентиментальной саги о любви, то с Леви — только героиней хентая, и нынешние её громкие стоны были тому подтверждением.       — Услышат, — сквозь стиснутые зубы прошептал Аккерман, наращивая темп.       — Похуй, — процедила она, вспомнив об оставшейся за стеной и подслушивающей их диалоги Петре Рал, — на то и рассчитано. Пусть все в этом отделении знают, что только ты способен заставить меня издавать подобные звуки…       В конце концов, своими стонами ей до такой степени удалось завести Аккермана, что резко подавшись ей навстречу, он ускорил темп, заставляя её запрокинуть слегка голову и время от времени прикусывать собственное запястье, чтобы немного заглушить собственные крики, не понимая, как она могла все это заслужить спустя столько времени лишений. А когда все закончилось, поудобнее устроившись с нею рядом, он продолжил поглаживать её спину, не давая полуазиатке заснуть. Увы, в этой палате все было настолько неправильным и тесным, что даже если бы она и попыталась заснуть на койке после завершения плотских утех, у неё все равно бы ничего не получилось. Наконец им удалось улечься так, что уткнувшись лицом в его грудь, Микаса и вправду начала засыпать, теряя бдительность, когда Леви, пытаясь привести её в чувство, внезапно коснулся губами ей за ухом.       По телу полуазиатки прошла волна предательской сладострастной дрожи. Она была не против второго раунда, тем более общество Аккермана не предполагало покоя, только для полного расслабления ей должна была понадобиться не ночь, а целая неделя секс-марафона с этим человеком. В противном случае от одной мысли о его близости она продолжала возбуждаться снова и снова, пытаясь, таким образом, решить свои проблемы морально-этического плана.       — Ты меня совершенно заездил, ты в курсе? — толкнула его в бок Микаса, перестав изображать из себя изнемогающую порнодиву.       — Мне настолько с тобой хорошо, — признался Леви, решив не скрывать от неё своих чувств, — что просто становится страшно от одной мысли, что однажды все это может закончиться.       Микаса незаметно улыбнулась. Ей нравилась эта полная откровенность в разговорах и отсутствие недоговоренностей после секса.       — Извращенец, — проворчала она, не понимая, как умудрялась засыпать раньше, не чувствуя рядом тепло его сильного тела. Леви слабо улыбнулся.       — В последнее время я часто думал о тебе, Микаса. Мне очень не хватало твоего общества. Вот появлялось в жизни что-то интересное и я сразу представлял, как буду тебе об этом рассказывать… А потом, в надежде забыть о нас, о тебе… О том, что было между нами… Я подсел на нейролептики и…       Последняя фраза далась ему непросто, но рискнув однажды переступить через собственные принципы, он все же решился произнести эти роковые слова, не собираясь щадить чувства легкомысленной избранницы.       — Теперь все кончено, — заявила Микаса, укрывая себя и его одеялом, — я с тобой, значит, скоро должно все наладиться, и ты снова будешь мучить меня все ночи напролет…       Поцеловав её локоны, Леви покрепче прижал её к себе.       — А теперь спать, — после всего проронила Микаса, всерьёз настраиваясь на сон. Аккерман лишь недоумевающе фыркнул в ответ. Если ей было приятно раздумывать об их совместном будущем, которое якобы должно состояться, пусть считает, что все так и будет. Он не собирался нарушать ход её мыслей. Другое дело — прагматичная подоплека её начинаний, связанных с побегом из больницы. И вот в этом крылась наибольшая загвоздка, которая могла стоить жизни кого-то из них, о чем он не преминул упомянуть, выбрав для подобного разговора не совсем подходящее время.       — Микаса, послушай, как мы будем отсюда уходить? — негромко осведомился он, с трудом представляя себе всю эту картину.       — Пока не знаю, — зевнула Микаса, сворачиваясь калачиком, — но завтра обещаю все обдумать и дать тебе окончательный ответ.       — А что ты собираешься делать, если ситуация все-таки выйдет из-под контроля?       Микаса ответила не сразу. Для себя она уже давно все решила. Осталось только рассказать обо всем Аккерману и доказать, что другого выхода у них может и не остаться.       — Если нам не удастся отсюда выбраться, — спокойно и без всяких шуток ответила она, уставившись в светлый потолок палаты, — тогда я убью тебя, а потом застрелюсь сама.       Её ответ не сильно удивил Аккермана, но неприятно озадачил. Правда вместо того, чтобы выразить скептицизм по отношению к плану и раскритиковать в пух и прах её самоубийственный замысел, он молча взял её руку и поцеловав ладонь, прошептал в ответ следующее:       — Я надеялся услышать что-нибудь подобное. Пообещай, что не оставишь меня здесь.       — Ты здесь не останешься, — четко произнесла Микаса, отметая его сомнения на этот счет, — так или иначе тебя одного я здесь не оставлю.       Услышав пожелания друг друга, несколько минут они просто лежали молча, каждый раздумывая о своем. И уверенная, что и так получила от этой жизни больше, чем можно было ожидать, Микаса ни о чем не жалела. Поэтому теснее прижавшись к Леви, она попыталась снова заснуть, надеясь, что им будет о чем вспомнить, когда они сумеют, наконец, отсюда выбраться.       Прислушавшись спустя время к его ровному дыханию, ей вдруг показалось, что он заснул, как вдруг в следующий момент до её слуха донесся звук его голоса:       — Микаса, знаешь, я… Мне кажется…       Замявшись на миг, Леви так и не решился сказать ей что-то важное, о чем она должна была знать, если план побега окажется провальным и она будет вынуждена первой опробовать на нем свое оружие.       — А, впрочем, ладно, — отмахнулся Аккерман, скользнув ладонью по одеялу.       Микаса невольно хмыкнула. Она прекрасно понимала, что он имел в виду, пытаясь скрыть от неё свои чувства. Во всяком случае ей хотелось, чтобы он сказал об этом первым. И она обязательно найдет способ заставить его это сделать.