Любовь — это ненависть

«Если судьба сводит человека со мной, значит пришло его время расплачиваться за свои грехи» © Микаса о своих поклонниках и случайных знакомых

      Это было единственное в своём роде заведение квартала, в котором проживала Микаса, где свято соблюдался пакт о ненападении. Именно сюда она и привела своего бывшего коллегу, который и вправду был рад её видеть. Здесь было чисто, уютно, а ещё посетителям подавались горячий кофе и свежие сэндвичи. Откровенные разборки здесь практически не устраивались. Усевшись за столом, оба тотчас же заказали кофе, правда, едва Кирштайн, безжалостно разорвав сдерживающие его финансовые оковы, хотел было тоже заплатить за неё, Микаса посоветовала ему приберечь свою мелочь для поклонниц.       — Предпочитаю сама платить за ужины, — прокомментировала она свой поступок, с аппетитом прихлебывая обжигающий напиток. — Я не сторонница дармовщины.       Не став с нею спорить, Кирштайн пошел у неё на поводу. В кафе было почти пусто, только в углу скучали несколько ребят Даниеля Монро, среди которых Микаса разглядела и своего соседа. «Он что, меня преследует?! — подумала полуазиатка, перехватывая украдкой заинтересованный взгляд Николаса. — Куда не пойду, вечно на него натыкаюсь…»       — Ну, ты как? — первым нарушив затянувшуюся тишину, обратился к ней Кирштайн, разваливаясь на своем кресле.       — Нормально, — пожала плечами Микаса, не зная, как пережить неприятный этап их непринужденной беседы, когда ей начнут задавать вопросы о личной жизни. — Как видишь, я по-прежнему работаю врачом.       — А на южном личном фронте как? — осведомился он, не став удовлетворяться её сверхлаконичным ответом.       — Без перемен, — выдохнула Микаса, понимая, что есть вещи, о которых Кирштайну знать было необязательно.       — То есть, ты довольна тем, как сложилась твоя жизнь? — склонив голову набок, Жан внимательно посмотрел на притихшую полуазиатку.       — У меня есть деньги, работа, — осторожно сформулировала свой ответ Микаса, наблюдая за реакцией коллеги, — так что я в какой-то степени довольна своей жизнью.       Как ни крути, а чрезмерная забота и пристальное внимание со стороны посторонних раздражали Микасу не меньше, чем полное безразличие и, удивившись тому, насколько быстро она потеряла интерес к коллеге, с которым не виделась несколько лет, вдруг поняла, что после стольких событий у неё вряд ли получиться относиться к нему точно так же, как тогда. Да, Жан был ещё тем треплом и непревзойденным пиздоболом, но после нескольких минут общения с этим человеком у неё сложилось впечатление, будто он, напившись с нею ещё тогда, на корпоративе, не мог прийти в себя и по сей день, — такую чушь он потом начал молоть под конец их диалога, обвиняя её во всех смертных грехах. А ведь Кирштайн когда-то ей вправду нравился, и если бы в далеком прошлом она начала встречаться именно с ним, то став верной спутницей этого человека, возможно, никогда бы не познакомилась с Леви, который вряд ли стал бы резать себе вены из-за чужой замужней докторши. Вот только жизнь распорядилась по-своему и наверстать упущенное, повернув время вспять, уже было невозможно.       — Об Аккермане своем больше не вспоминаешь? — черт дернул его задать ей такой вопрос, и почему-то всегда стараясь доказать людям, что на самом деле она является еще хуже, чем есть, Микаса не удержалась от очередного признания, приплетая к нему эротический подтекст.       — Мы с ним охренительно трахались, — спокойно сообщила она, осознавая, что подобного рода слова его обязательно заденут. — Леви знал, как доставить партнерше удовольствие, но сейчас все в прошлом.       Поперхнувшись, Кирштайн некоторое время просто молча смотрел на неё, как будто ожидал услышать что-то другое.       — Надеюсь, это была шутка? — осторожно спросил он, надеясь на более обнадеживающий исход ситуации.       — А чего ты так за меня переживаешь? Что-то я не давненько не изливала душу моралистам и тут на тебе — дождалась. «Внемлите, рабы, хозяин будет вещать!»       — Микаса, ты хоть понимаешь… — Жан выглядел оскорбленным. — Понимаешь, как выглядят со стороны подобного рода отношения между доктором и пациентом? Став невольным свидетелем твоих похождений ещё в клинике Эрвина Смита, я каждый раз думал, что это дно, и пасть ниже ты просто не сумеешь. Как же я ошибался, когда узнал о тебе и этом Аккермане.       Заводясь не на шутку, он вдохновенно разглагольствовал о её хромающей нравственности, так что устав выслушивать его нравоучения, Микаса начала подумывать о том, как свалить из этого заведения, искренне пожалев, что променяла общество пациентов из социального дна на компанию ревнивого коллеги, когда в клинике доктора Тео могла принести намного больше пользы людям, чем здесь. Иронично улыбнувшись, она перебила Кирштайна на полуслове:       — То есть ты предлагаешь мне остепениться и выйти замуж, я правильно тебя понимаю?! Правда, чтобы жениться на мне, мужчине придется забыть о гулянках и полностью посвятить себя семейной жизни. Он не должен быть алчными, мелочными и корыстным, иначе будет послан мною куда подальше. К тому же я очень не люблю, когда опаздывают на свидание и не выполняют обещанное. Также отношения со мной могут не состояться, если парень перестанет отвечать на мои звонки или СМС. Бегать на задних лапках перед парнем — для меня настоящий позор, потому что я не девочка на побегушках и потакать каждым его капризам не собираюсь. Также не ждите от меня сопливых романтических сказок.       — Хм… Да на такой как ты, Микаса, я бы за никакие миллиарды не женился. Смотри, не утони в собственном эгоизме.       — Ага, прямо впечатление домашней тиранши на тебя произвела, — слегка подтрунивая над ним, добавила полуазиатка. — А кому не хочется дисциплины и порядка в отношениях?! Видала я таких избалованных принцев, которым девушки прощали даже самые ужасные поступки, и что? Продолжают, как и раньше, морочить девушкам головы, вытворяя, что вздумается.       — С такой, как ты, у меня теперь даже пропало желание встречаться, — скептически отозвался Кирштайн, вновь потянувшись за чашкой кофе.       — Значит, туда тебе и дорога, — отрезала Микаса, облокотившись о спинку дивана. — У меня всегда была доля требований при выборе партнёра. Не нравится, катись. Встречайся с Миной, которая будет прощать тебе легкомысленные поступки, но вашей «сладкой» парочке я не позавидую.       — Да ну тебя… Ты была и будешь всегда одна.       — Может я и подохну в одиночестве, — наклонившись, отчеканила полуазиатка, — зато меня будут помнить долго.       — «Сама умру, но в плен не сдамся», — насмешливо бросил Кирштайн, понимая, что девушку с такими запросами, как у Микасы, ему не потянуть.       — Мой девиз: «ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ СТОЯ, ЧЕМ ПАДАТЬ НА КОЛЕНИ», — продекламировала полуазиатка, уверенная, что в этот раз сказанного будет достаточно, чтобы он раз и навсегда отстал от неё со своими требованиями. Правда, чтобы выбить из неё секретную информацию, её даже не требовалось пытать или опаивать алкоголем, — достаточно было вывести Микасу из себя, как она сама начинала выдавать собеседнику все, как есть, придумывая кучу лишних фактов.       — Если хочешь, чтобы я женился на Мине, то придется так сделать, — заявил Кирштайн, желая, чтобы последнее слово осталось за ним.       — Потому что мама так сказала? — ехидно спросила Микаса, будучи в курсе его зависимости от мнения матери.       — Ну, мама всегда говорила, а тут уже и сам решил, — пожав плечами, протянул Жан, избегая её пристального взгляда.       — Ну, что ж, тогда я рада за тебя, — с преувеличенным энтузиазмом заявила Микаса, засобиравшись в клинику. — Надеюсь, Мина будет хорошей женой. Прими мои поздравления, а теперь мне придется, пожалуй, оставить тебя одного. У меня в больнице еще куча дел…       — Погоди, — внезапно отозвался Кирштайн, поменяв свою тактику действия, едва полуазиатка, собираясь расплатиться за кофе, вознамерилась встать.       — Что ещё? — раздраженно бросила Микаса, вновь усаживаясь на место. Сумеречный с соседнего столика не спускал с их пары глаз.       — Все ещё считаешь, что это я тебя подставил тогда, в ночь после корпоратива, указав на место, где вы зависали с Аккерманом? — попытался утихомирить её Кирштайн, переходя к теме разговора, давно не дававшей ему покоя.       — А кто ж еще? — недоверчиво бросила Микаса, совсем не рада тому, что поддавшись уговорам коллеги, соизволила остаться ещё ненадолго в этом кафе.       — Да, я ненавидел тебя втайне, но не делал ничего такого, что могло бы уничтожить твою репутацию. И если ты уверена, что я специально выслужился тогда перед Эрвином, чтобы возглавить когда-нибудь его клинику, то…       — Не раздувай свой статус. Ты просто мальчик на побегушках.       — Пусть будет так, но кто из амбициозных специалистов не мечтает возглавить в один прекрасный момент заведение, в котором когда-то проходил свою первую практику?! — возразил Жан, надеясь быть с ней предельно откровенным. — Когда Эрвин вызывал нас всех в свой кабинет на совещание, я смотрел на его стол и мечтал о нем. Власть, престиж… Подобные вещи влекут людей наподобие меня. Людей, приехавших из маленького городка. Из Троста с пустыми руками. Но с тех пор как я попал туда на стажировку, моей единственной целью было работать рядом с тобой…       Сделав паузу, чтобы перевести дух, Кирштайн с новыми силами продолжил свое признание.       — Работая в престижной клинике Эрвина Смита, я был уверен, что у меня получится стать главврачом, но не в тот момент, когда рядом со мной трудились вы с Арлертом — мои главные конкуренты. В тебе, Микаса, я видел тогда отважного и справедливого человека, за которым был готов пойти куда угодно, каким бы сильным не оказался встречный ветер. А теперь я хочу рассказать тебе то, чего не рассказывал ещё никому.       И дождавшись момента, когда она, успокоившись, опять посмотрела на него, как будто и вправду намеревалась услышать продолжение истории, положив свою руку на её запястье, Жан внезапно поведал ей следующее:       — Когда мне было тринадцать лет, я застал своего отца в сарае. С дробовиком во рту.       Скептическим взглядом окинув его руку, лежащую на её запястье, Микаса затаила дыхание.       — Он подозвал меня и попросил нажать на курок. У него не хватило сил сделать это самостоятельно. Я ответил тогда: «Нет, папа», — и ушел, зная, что у него не хватит на это мужества. Следующие семь лет стали для моего отца адом. Но ещё хуже пришлось моей матери и мне самому. Он превратил наше существование в настоящий кошмар: пьянство, отчаяние, насилие… Поэтому единственное, о чем я тогда пожалел, так это о том, что не нажал на курок. Ему было бы лучше в могиле, а нам было бы лучше без него. После развода с матерью, отец разорился. Ему было не по карману собственное надгробие и мне пришлось оплатить его с собственной стипендии. Кроме меня, никто так и не пришел на его похороны. Даже моя мать. И вот что я хочу тебе сказать, Микаса. Когда умру я, меня похоронят точно не на заднем дворе. И когда люди придут отдать дань уважения Жану Кирштайну, то выстроятся к моей могиле в очередь. Поэтому знай, я не хочу ставить тебя в то же положение, в какое отец ставил меня. И если ты действительно веришь, что преследуя вас с Аккерманом, я думал только о самом себе, значит, я потерял твое доверие раз и навсегда. Я всегда готов принять удар и сейчас даю тебе для этого все средства. Я спускаю курок самостоятельно. Мы все идем на жертвы, чтобы достичь своей мечты. Но иногда приходиться жертвовать собой ради общего блага. Для меня честь — принести сейчас такую жертву ради тебя.       — Я все поняла, — отозвалась Микаса, когда Кирштайн, покончив со своей проповедью, попросил у официанта ещё немного кофе, чтобы промочить себе горло.       — И? — вопросительно уставился на неё коллега.       — Я разрываюсь, Жан, — чистосердечно призналась она. — Часть меня думает, что ты искренен. Другая не верит ни единому слову.       — Я искренен в каждом слове, Микаса. Я хотел, чтобы не осталось и тени сомнений в том, что я сделаю для тебя все, что потребуется. Поэтому я очень хочу, чтобы мои слова стали тому доказательством.       — Даже если ты сейчас со мной искренен, мне это мало что дает. И когда я получу от тебя доказательства, тогда и решу, верить тебе или нет.       — Твой Аккерман находится сейчас в психиатрической клинике Стохесса, — сбросив маску сентиментализма, заявил Кирштайн, убрав в сторону свою руку. — Это очень плохое место. Абсолютный рекордсмен Парадайза по уровню смертности среди пациентов. И что самое неприятное, у этого заведения довольно влиятельные покровители, поэтому закрывать его никто не собирается. А теперь скажи, что ты будешь делать, когда в курсе того, что я тебе поведал? Поедешь проведать своего любовника?       Побледнев, Микаса посмотрела на него, как на умалишенного. Врать у Кирштайна не получалось и возможно, сейчас, он правда был искренен, иначе вряд ли бы стал делиться с нею информацией подобного ранга, тащась за свой счет в Эргастулум. И словно прочитав в её глазах что-то такое, чего никогда и не при каких обстоятельствах не будет адресовано ему самому, он тотчас попытался отговорить её от очередного броска в новую авантюру, акцентируя внимания на опасности предпринятого решения.       — Микаса, не лезь туда. У тебя новая жизнь, ты ею довольна, давай просто остановимся на этом и забудем все, что я только что тебе наговорил.       Лицо полуазиатка как будто окаменело.       — Обычно секретную информацию в тебе надо удерживать силой, а тут такое, — задумчиво проронила она, не спуская с него глаз. — Но раз ты мне рассказал, где находится Леви, то расскажешь о нем и все остальное.       — Не думаю, что тебя это обрадует.       — Говори, раз уж начал. Какой смысл молчать, раз ты так настойчиво начал отговаривать меня от поездки в Стохесс.       — Один из его приятелей сбросил мне на телефон видеофайл, снятый в момент твоего знакомства с Аккерманом в ночном клубе. Думаю, тебе будет интересно взглянуть под другим ракурсом.       — Где это видео?       — У меня на флешке.       — Флешка с собой?       — Да, только я тебе её не отдам. Не хочу, чтобы ты снова разрушила свою жизнь.       — Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — скрипнув зубами, предупредила его Микаса, разминая кулаки.       — Ты ведь меня не тронешь, не так ли? — покосившись на неё с опаской, выразил вслух свои опасения Кирштайн.       — Я то, может, и не трону, — кивнула она, окинув его фигуру скептическим взглядом, — а вот он вряд ли… — и тут же повернувшись к столику, за которым сидел Сумеречный со своими напарниками, подозвала его к себе, — эй, Николас!       Грациозно выскользнув из-за стола, Сумеречный направился прямо к ним.       — Какие-то проблемы? — поприветствовал он свою соседку, пригрозив её собеседнику катаной. Искоса взглянув на холодное оружие, Кирштайн заметно побледнел.       — Тут одно ссыкло зажало флешку с важной для меня информацией, — сообщила ему Микаса, внимательно наблюдая за меняющимся буквально на глазах выражением лица бывшего коллеги.       — Не вопрос, — выпрямившись, молвил Николас, угрожающе подмигивая Кирштайну, которого невзлюбил буквально с первой же секунды. — Зажало — разожмем.       — Блядь, да подавись ты, сука неблагодарная!!! — закричал Кирштайн, выворачивая перед Микасой свои карманы. Сумеречный перевел взгляд на полуазиатку.       — А ты умеешь убеждать людей, — с искренним уважением проронила Микаса, наблюдала за суетливыми движениями Жана.       — Без проблем. Обращайся, если понадобится, — бросил он, возвращаясь обратно к своему столу.       — Вот! — на стол полетела флешка, и, с вызовом уставившись на полуазиатку, Жан стал ждать от неё дальнейших шагов. Увы, про него Микаса успела забыть ровно в тот момент, когда в поле её зрения попал съемный носитель, который мог раз и навсегда изменить её мнение о Леви Аккермане. Через пару часов ей надо было посетить пару-тройку больных, но прежде хотелось посмотреть именно это видео.