***
Небольшое пустяковое дело — осмотреть бытовое преступление в элитном небоскрёбе Детройта. Гэвин нервно пересчитывал сигареты в пачке. RK900 стоял рядом, будто отличник у доски, и пялил на него с любопытством. Андроид всю первую половину дня пытался говорить с Гэвином о повседневных вещах, но в обратку получал только угрюмое молчание. Сейчас взгляд уже начал надоедать. Риду показалось, или любопытство в глазах RK прекрасным метаморфозом превратилось в… тревогу? — Ну чё вылупился, сраное дитё конвейера? — У вас сегодня день рождения, — прямо констатировал факт андроид. Неприятный укол в сердце заставил Рида поморщиться. — Начнёшь поздравлять — полетишь с крыши этого гребаного небоскрёба. Андроид развернулся на каблуках к Гэвину. Такой серьёзный, будто сейчас начнёт читать какие-нибудь нотации. Рид попытался проигнорировать это телодвижение, отводя взгляд. — Выходит, этот день вам не нравится? Гэвин фыркнул, продолжая молчать. — Скажите мне, почему. — Потому что это тупо бессмысленный день. Вся эта суета. Тошнит. — Поэтому вы так молчаливы сегодня? Я думаю, причина немного в другом. Я проанализировал… Детектив дёрганным движением сунул пачку в карман, обернулся к напарнику, тыкнул ему пальцем в грудь и прошипел: — Хватит задавать идиотские вопросы и лезть в мою жизнь. Гэвину отчего-то стало не по себе. Этот пластик может сейчас сказануть всего, что угодно. А ещё страшнее — узнать причину ненависти в этот день. Рид стрельнул взглядом в мелькающие цифры этажей. Они остановились. — Что… Андроид, обнажив свой пластик, держал руку на пульте управления лифтом. — Я твой напарник, Гэвин, поэтому должен знать, что произошло. Гэвин откровенно недобро оглядел раздражающую его физиономию. — Запусти лифт. — Вам плохо, потому что никто вас не поздравляет? — Тебе, блять, слуховые процессоры подровнять? Наверняка андроид знал, что играет с огнём. Почему он такой настойчивый? Гэвин недоумевал. Срываться на него не хотелось. На остальных с лёгкостью, а на эту рожу… На эту рожу Гэвин позволял максимум прикрикнуть. Привык как-никак. — Я помню ваше личное дело полностью. Там размыто говорится о какой-то трагедии в детстве. Почему он продолжает?! Рид сжал кулаки, ноздри широко раскрылись, руки дрожали. — Заткнись уже. У нас дело, не забыл, урод пластмассовый? — Вы кого-то по… Сдерживающая нить порвалась. Крепкий человеческий кулак вознесся вверх и с глухим ударом повстречал нос андроида. На костяшках осели редкие синие капли. RK900 медленно прощупал нос, из которого полилась голубая кровь. — Не лезь ко мне, — всё, что смог сказать Рид. Он чувствовал себя, будто дрожащий лист клёна. Напряжение, ярость, обида заставляли волнами содрогаться Гэвина. Он поспешно покинул лифт, оставляя девятку, который, кажется, кое-что понял, смотреть вслед. Напарник по прибытии в участок куда-то исчез.***
Уже стемнело. Чёртовы тучи поспособствовали этому, и теперь улицы источали черноту, изредка отражая огни фонарей и проезжающих автомобилей. У Гэвина был тихий район. Это помогает отдохнуть по вечерам. В одиночестве и тишине. От парковки до дома было недалеко. Но ночной холод иглами проникал под кожу и расплывался по венам. В общем, холодно было, что пиздец. Гэвин шёл, ежился и оглядывал витрины магазинов. В руках несколько стебельков жёлтых цветов. Надо продолжить традицию. Сегодня вечером он может остаться наедине с мыслями. Это допускать нежелательно. Поэтому верный друг алкоголь приходит на помощь. После него идти туда будет легче. — И как туда умещается море? — заворожено спросил Гэвин. — Приеду и покажу тебе. Поедим торта, попьём чай, послушаем море. — Послушаем, — сладко улыбался маленький Гэвин, оперев щеку на ладошку. — Жди меня. Скоро буду. Целую макушку, — пел мамин голос. Солнце закатилось за горизонт. Мама домой не вернулась. Гэвин сидел на кухне, гипнотизируя бутылку с вином. Ни сладким, ни горьким. Одна искусственная жижа, а не вино. Губы и брови дёргались. Солёные капли копились на краях глаз. Седьмого октября две тысячи одиннадцатого года миссис Рид скончалась под колёсами дальнобойного грузовика. Жизнь подкинула на день рождения Гэвину свой подарок, полный жестокой иронии. Именно в тот день, про который должны вспоминать каждый год. Каждый год осколком под сердцем этот день врезается ещё глубже в память, пуская кровь из одной и той же раны. Эта кровь превращалась в слёзы. Тогда этот день начал знаменовать не рождение, а смерть. И, что самое гадкое, Гэвин чувствовал вину. Убивался из года в год. Не позвони он тогда матери, она бы была сосредоточена. Но это чёртово его любопытство, дурацкая детская наивность и беспечность. Разум как назло помнил тот вечер, будто это было вчера, и, тварь такая, никак не мог забыть. Солнце, телефон, эйфория и предвкушение. Темно, пустой дом, мама не отвечает. Он что-то сделал не так? Случилась беда? В тот вечер Гэвин впервые пережил бессонную ночь, с которой и началась его бесцветная жизнь. Он сжал пальцы, продавливая ногтями свою ладонь. Голова болела — в ней скопились комья тучных мыслей, которые дождили слезами. Тело то и дело содрогалось в редком треморе. Наверное, он должен был чувствовать себя жалко. Взрослый мужик, как и все остальные взрослые, должен был давно примириться со смертью родителя, но вместо этого Гэвин плакал на каждый свой день рождения, вспоминая те мутные восемь лет, когда он толком и осознать не успел, насколько важно запоминать черты родного лица, потому что этого лица в один солнечный день может не стать. Он вспоминал, как она улыбалась ему, будто солнце, крутила волосы — у неё была такая привычка, когда они лежали вместе. Как однажды он решил выдернуть себе зуб сам, после чего пришлось идти к стоматологу, а мать сидела рядом и держала его за руку. Вспоминал даже те моменты, когда она его ругала, а затем крепко обнимала. Они были вдвоём. Гэвин полыхал ненавистью к маленькому себе. Мало ценил он те моменты, когда они были обыденностью. С восьми лет он больше не получал тепло от объятий. Виноват. Не звонил бы. Это всё я. Из-за меня. Звонок в дверь отдался неведомой тревогой в сердце. Кто это? Зачем? Гэвин сейчас абсолютно не защищён ни гордостью, ни надменностью. Как открывать? Рукавом он протёр глаза, встал и настороженно приблизился к двери. В этом районе бояться некого, а даже если и есть… как-то всё равно. Отобьется. Зализанные волосы, серые глаза, белый пиджак. — Ты что тут забыл, — хрипло произнёс Гэвин, глядя андроиду в глаза. Какого хрена внутри родилась мысль о том, что надо извиниться за разбитый нос? Андроид своими действиями насторожил Гэвина — бесцеремонно шагнул вперёд и закрыл за собой дверь. Рид готов был жмуриться, наверняка пластиковый кулак сейчас набьёт ему физиономию. Но RK900 молча протянул Гэвину коробку, обвязанную лентой. Тот оцепенел. Принимать не хотелось. — Уходи. — Пожалуйста, открой, — прошептал девятый. В бесшумной и пустой квартире проявление чужой жизни было каким-то чудом… Гэвин не стал сопротивляться. Коробка быстро оказалась на столе, всё ещё дрожащие пальцы неловко распутывали ленту. Крышка быстро исчезла с коробки. Рид расширил глаза, когда увидел в шафрановых шелках коробки белоснежную кварцевую поверхность, завивающуюся в морскую розу, а по всей поверхности крапинки. Певчий голос разорвал полотна реальности, доносясь из прошлого. Прекрасная, с крапинками. Закрученная, а белая поверхность блестит прямо как снег на солнце. Гэвин думал, что сейчас задохнётся. Лёгкие словно отказались работать или просто-напросто не могли вобрать воздух. Он поднял голову, глядя на выжидающего андроида. — Я же, блять… — он медленно, шатаясь, зашагал к нему. — Я же, сука, просил! Он ударил его в плечи, отталкивая от себя. — Не лезь в мою жизнь! И… И в моё прошлое! Ещё один толчок. Девятка всё сносил. — Возомнил себя ходячим моральным кодексом? Зачем… ты это сделал? Голос всё больше дрожал. — Зачем?.. Сука, зачем… Гэвин занёс руки, чтобы толкнуть напарника ещё раз, но тот перехватил Рида за запястья и притянул к себе, заключая его в замок объятий. Было страшно, первое время неприятно. Гэвин бился, вот только хватка девятого была железной. Затем сил биться не осталось, и тогда Рид уже наплевал на свои принципы, крепко обхватывая спину андроида, утыкаясь носом в его плечо. Зажмуренные веки выдавили горькие слёзы наружу. Было непривычно тепло в объятиях посреди этой квартиры, которая была царством холода. Какого чёрта он такой тёплый… — Я подумал, — нежно шепнул андроид на ухо. — Что она бы хотела, чтобы ты наконец получил свой подарок. Подарок, который нашёл своего получателя только спустя двадцать семь лет. Подарок матери, который всегда оказывается в руках того, кому предназначался. — Она из-за меня… Это я… — глухо говорил Гэвин в плечо. — Ты тогда был ребёнком, поэтому тебе не рассказывали о деталях аварии. Но, поверь, ты никогда не был виноват. Никогда. Рид комкал пиджак, хватаясь пальцами ещё крепче. — Гэвин… — М-м… — жалобно промычал тот. — Она хотела бы, чтобы ты отпустил её.***
На кладбище было холодно. Странно, но все листья тут уже опали и лежали на земле, распиханные ветром по углам тротуаров. Наверное, деревья просто не могли питать их дольше, произрастая на могильной почве, ощущая мёртвый холод, и сбрасывали раньше, чем остальные растения. Длинные когтеобразные облака оголили луну. Гэвин шёл прямо к надгробию, не отрывая от него глаз. Каждый раз лицо матери встречало его издалека. Её солнечная улыбка… — Привет, мам… Голос хрипел, будто одолеваемый самой жестокой ангиной. Гэвин опустил взгляд, переминаясь с ноги на ногу. — Ты не поверишь, но я получил твой подарок. Всё же получил. Долго же он шёл до меня, да? — Рид неловко улыбнулся, заламывая замерзшие пальцы. Несколько секунд он смотрел на потёртую плиту той женщины, которую сейчас помнит один только Гэвин. Он присел, чтобы положить ярко-жёлтые цветы и тот самый мамин подарок на плиту. — Она замечательная, с этими крапинками… Но в тот день я хотел осмотреть её с тобой. Поэтому смогу подождать ещё. Того момента, когда мы сможем сделать это вместе, — Гэвин встал, шмыгнув носом. — У меня всё будет хорошо. Сегодня мне впервые за столько лет было тепло. Прямо как в твоих объятиях. Гэвин выставил руку в сторону. Его ладонь быстро встретила кисть андроида. Тёплая, приятная. Они стояли рядом примерно с минуту. — Ладно… Я тогда пойду, — Рид последний раз шмыгнул носом, сжимая руку RK. — Люблю тебя, мам. Пока... С днём рождения, мой воробушек.