hold me tight, or dont

Серёжа был невероятным каким-то. Он сразу таким показался, когда зашёл в раздевалку — он приехал позже остальных на неделю, но именно после его появления все вокруг как-то потеплело, наполнилось движением, засмеялось и заговорило его высоким тембром. Денис до этого здесь был ещё чужой, прятался по углам и шутил невпопад, пытаясь правильно запомнить все имена, а Серёжа был знаком, кажется, со всеми — или все знали его, поэтому его протянутая рука так удивила тогда. — Я Денис, — звучать хотелось уверенно, а на деле дрожала ладонь — олимпийский чемпион! Двукратный чемпион мира и многократный обладатель чего-то-там-ещё! И он, с дурацкой стрижкой и с ног до головы в новенькой, свежевыданной красной форме. Широков тогда спросил что-то про город, или пошутил в своём стиле — Денис не помнил уже, а вот насколько мягкой была его рука мог даже пересказать. Ещё мог рассказать про его манеру трогать людей во время разговора, или даже про идеально подходящую ему щетину, но это он стал замечать намного позже их первого знакомства. Тогда же, спустя дни выматывающих часов в зале и монотонной отработки упражнений, их тренер впервые назвал примерный состав на двусторонку, и Зернов гордо взирал на доску с составом, где его фамилия значилась в первом звене. Рядом с Серёжиной и ещё одним перспективным мальчиком из сборной, конечно, уже более успешным и абсолютно уверенным в себе. Широков на льду оказался ещё круче, чем представлялся Денису, когда он смотрел последние чемпионаты мира и мечтал когда-нибудь оказаться на таком сам — Серёжа словно предвидел все заранее, где нужно оказаться, куда отдать пас, и сразу стал подсказывать ему это все, не с первого, но точно со второго их проката вместе. Из-за этого Денис загонял самого себя до седьмого пота, лишь бы соответствовать такому авансу, почти ночевал на льду, боясь облажаться в первых же контрольных играх. После такого на утренних пробежках ноги не слушались, подворачивались и ныли, а попытки незаметно отдышаться и вернуться обратно к бегу были пресечены даже не их подтянутым физруком, а Серёжей — он выдал тейп, бутылку холодной воды, и лекцию о пользе здорового сна. — Если не будешь отдыхать, сломаешься ещё до сезона, и смысл ты стараешься? Широков тогда уже убежал, а Денис долго сидел, обняв больную лодыжку, и обиженно носом шмыгал, думал, что легко ему говорить, с таким-то списком наград. Слушаться он его тогда ещё не собирался, доказать хотел всем вокруг, и в итоге растянулся на льду во время первой же собственной смены, чувствуя тупую боль в колене и злость на самого себя. Конечно, Серёжа предупреждал, но ему это не помешало помочь добраться до скамейки и потом периодически хмуро коситься на его возню с экипировкой. Денис получил синяк на всю ногу, груду льда для заморозки всего этого добра и долгую беседу в тренерской. После этого даже сомнений не оставалось, что ожиданий он не оправдывает, но новых партнёров ему давать не собирались, а с Серёжей даже на льду теперь переговариваться было неловко. Широкову неловко не было, и он обожал посреди отработки выходов три-в-один остановить и его, и Илью, игравшего с ними, и начать подробно объяснять, почему не следует им обоим выкатываться по краям слишком далеко. Так он тормозил почти каждое упражнение, и если Илья понимал, что от него хотят, довольно быстро, то Зернову было сложно представить это без визуального примера, он переспрашивал тысячу раз и с каждым разом Серёжа объяснял всё громче и короче, злясь явно, но терпеливо спускал эмоции. Денис старался, даже больше, чем в начале тренировок, катался до звёздочек перед глазами и очень надеялся реабилитироваться. — Ты забываешь, что это командная игра, даже если ты снайпер от бога, — Серёжа говорил так всегда, когда Зернов пытался брать игру на себя целиком, даже если у него получалось неплохо, и одобрительного кивка тренера он заслуживал. — Я же почти забил, — попытался один раз оправдаться Денис, и встретил настолько холодно-строгий взгляд Серёжи, что сразу вспомнились тренеры в спортшколе, сообщавшие, что он ещё не подходит для молодёжки. — Лучше два раза отдать, чем один забить, ты бы попробовал, для разнообразия, — Широков был не зол, скорее строг к нему, и заслужить его одобрения захотелось именно тогда, чтобы говорил хотя бы как с Ильёй, как с равным себе. Перед первыми официальными товарняками его всё-таки позвали в сборную, но летний турнир во втором составе ни в какое сравнение не шёл с настоящим чемпионатом, поэтому Серёже он даже говорить об этом не стал, он узнал сам, и Денис раз десять перечитал короткое «Удачи))» уже когда приземлился в Сочи. Без его постоянного присутствия справляться было легче и одновременно куда сложнее — Денис раз десять ловил себя на мысли, что хочет у него спросить, что дальше делать-то вообще. Советов смсками просить глупо было, а вот попробовать, для разнообразия, играть, как Серёжа, хотя бы в качестве его китайской копии, хотелось очень. В итоге, на последней игре турнира, он сжимал в руке приз лучшему нападающему, улыбался в камеру глупо и думал, смотрел ли Широков хоть одну игру, можно ли будет разобрать всё по полочкам с ним, или — страшно подумать — услышать, что молодчик. Серёжа ограничился шуткой про подаренные ему в сборной часы и сказал, что теперь он должен забить за клуб как минимум столько же. Сказать было куда легче, чем сделать — турнир в Челябинске они провалили почти полностью, и Денису ещё никогда не было так стыдно за собственную игру, как во время просмотра пропущенных шайб их звеном, когда косился на Широкова больше, чем на экран, и краснел как-то пятнами от собственной суеты в защите. Серёжа смотрел хмуро, кое-что в телефон записывал, и пресек попытку Дениса сбежать, отозвал в сторону, убедившись, что тренера он выслушал. — Почему ты так теряешься, когда против тебя двое? Ты же некрупный, пользуйся этим, смотри, — Серёжа принялся что-то объяснять, хватать за плечо в порыве азарта и размахивать руками, а Денис не мог взгляд оторвать от его серьёзного выражения лица, и жадно каждое слово ловил — с ним никогда не возились так даже тренеры, не то, что просто по доброте душевной, — Понял всё? Завтра если проснёшься пораньше, могу и на льду это показать успеть. Денис тогда закивал, как китайский болванчик, попросил скинуть себе видео на почту и полночи сидел, пытаясь также легко объяснять каждое действие на поле, как это у Серёжи получалось. В три часа ночи выяснилось, что до Серёжи ему, как до Китая пешком. В четыре утра — что он как минимум дважды за игру упустил прекрасный шанс обработать пасик и забить. В пять — что сотый просмотр видео уверенности в себе не добавляет нисколечко. С утра «проснёшься пораньше» превратилось в «если доползёшь до арены», и Денис самому себе напоминал зомби на коньках — интересный сюжет для фильма-катастрофы, но не для утренней тренировки. — Ты рано собрался умирать на льду, в плей-офф ещё нужно попасть, — Серёжа даже не пытался скрывать, что доволен его рвением, и Денис тем же вечером, засыпая, думал, что это одобрение, в отличие от часов из сборной, он заслужил. У него была всего пара выходных, чтобы отоспаться перед турниром в Питере, и его они начали гораздо удачнее — после первого же победного матча все дружно решили сходить куда-нибудь командой, и Денис сначала попытался отказаться вежливо, но Серёжа приобнял его за плечи и сообщил, что они будут полным составом. Так глупо улыбаться в пространство у Зернова до этого не получалось никогда, отказываться уже не хотелось, Серёжа ведь легко мог отдохнуть в больших компаниях, значит и у него это должно было получаться не хуже. Ресторан был ужасно дорогим и слишком тесным — Денис сидел к Широкову почти вплотную, слышал все его разговоры с сидящими рядом людьми, кивал невпопад на вопросы и смеялся всё громче после каждого выпитого бокала. Очень сильно хотелось, чтобы Серёжа поговорил именно с ним, рассказал ещё что-нибудь, пошутил даже, и он пытался вставлять свои реплики, спрашивал что-то то ли про отпуск, то ли про машины, не помнил даже, главное, что Серёжа наклонялся к нему ближе остальных и говорил, объяснял что-то, лез в телефон показать и совсем не хмурился строго так, как умел. Денис тогда совершенно ясно, несмотря на затуманенный разум, понял, что Серёжино внимание нравится ему больше чем всё остальное в этом вечере, а потом решил, что не в вечере, а в городе в целом. Это было не совсем обычной для него мыслью, по крайней мере, раньше в мечтах о сборной где-то рядом присутствовала красивая девушка в его форме, а сейчас это место как-то занял Серёжа, точнее, одобряющий его Серёжа, может даже качающий головой строго, но довольный им. Чем дольше Денис сидел с ним рядом, тем яснее представлялся Серёжа где-то рядом всё время как минимум его карьеры, и когда фантазия перескочила уже на что-то кроме ледовой площадки, Денис почувствовал, что ему срочно надо сбежать. — Мне кажется, меня сейчас вырубит, я лучше поеду в отель, — коротко сказал он Серёже на ухо, и стал пролазить между стульями, не оборачиваясь. Улыбнулся капитану, попрощался с Мишей и Андреем, как всегда не поделившими что-то, достал телефон, чтобы вызвать такси и подпрыгнул от веса чужой руки, упавшей на спину. — Я провожу аж до дверей такси, — Широков пьяно улыбался, обнимая — Денис был едва ли не единственным в команде, кто был ниже его, и это особенно явно ощущалось сейчас, когда Зернов смотрел на него снизу вверх, точнее, откровенно разглядывал. Раньше бы он никогда не назвал мужчину красивым, но Серёжа был даже не красивым — в белой футболке и самом обычном пиджаке он выглядел идеальным в тусклом свете фонарей у ресторана, хотя таким же он выглядел и в полной экипировке на льду, и в чёрном спортивном костюме в самолёте, взъерошенный и заспанный. Денис не думал о том, чтобы поцеловать его, или обнять даже — не заслужил пока нисколько, ни игрой своей, ни старанием. — Холодно же стоять, я сам машину найду, правда. — Да не переживай ты так, зёрнышко, — Денис почувствовал, как что-то закололо в левом боку, и что щеки болят от улыбки так, что треснут сейчас, — Надо проветриться же, зря ты так быстро бежишь. Зернов помнил, что мямлил что-то неубедительное, пока Серёжа пытался отдать ему свой пиджак — Денис был в одной рубашке с короткими рукавами, но в итоге согласился, просто чтобы сжимать его уже в такси, и думать, что нужно купить такой же парфюм, как у него, и утонуть в его облаке. Широков ночевал в какой-то из соседних комнат и с утра было совершенно необязательно писать ему и спрашивать, не принести ли ему попить. Точно также необязательно было бежать в круглосуточный магазин за минералкой и делать вид потом, что она всё это время валялась у него в сумке. Зато это оказалось хорошим поводом, чтобы начать скидывать Серёже всякие смешные картинки в инстаграме и присылать видео моментов в слоумо, чтобы Серёжа подробнее расписывал, на что стоит обратить своё внимание. Он даже забил на этом турнире, и возвращался в Омск, на презентацию команды, уже немного поверивший в то, что сможет здесь закрепиться совсем не в последних звеньях. Серёжа знал и Омск гораздо лучше чем он, и всех работников клуба — легко узнавал дальнейший план мероприятий, выпрашивал фотки самым первым и, разумеется, именно он вышел дарить джерси приглашённой звезде. Серёжа уже был в ярко-красной их сетке — рубашка до этого ему шла всего чуточку больше, и Денис решился попросить о фотке вместе, и счастье было близко ровно до того момента, как к ним решил вклиниться неприкаянный Семён. Он начал расспрашивать Серёжу про Подмосковье и жильё там, совершенно не к месту и не ко времени вспоминал прошлый сезон, и Зернов уже откровенно злился — выходило это у него смешно, как у ребёнка, и совсем незаметно для окружающих. Про жильё, правда, Денису уже очень скоро пришлось задуматься — отель им клуб предоставлял только на время первых тренировок и выезда, а дальше уже нужна была квартира, и Денис никогда не выбирал её себе сам, обычно (то есть, целый один прошлый сезон) жил в том, что давал клуб, вместе с кем-то, и не выделывался, а теперь у него даже были деньги. Сколько именно ему платят, он так и не узнавал, отдал финансы на распоряжение агенту и родителям. Серёжа, узнавший об этом ещё во время их беседы в самолёте, пошутил, что и квартиру ему родители поищут, но после того, как они все оценили состояние хостела при арене, уже более серьёзно предложил переночевать у него. — У меня квартира большая, ты не помешаешь вот сто процентов, ещё и поешь хоть нормально, а не что ты там из Макдака таскаешь, — Серёжа уже всё решил даже без его мнения, деятельно набирая, как Денис понял уже потом, жене, и договариваясь обо всём. — Вдруг я разбужу детей, — осторожно поинтересовался Денис, но Серёжа засмеялся только, открывая перед ним дверь машины. — Скорее, дети разбудят тебя, не переживай, завтра найдём тебе квартиру. Всё время, пока они ехали, Денис слушал рассказы про двух его сыновей — Артём и Егорка, он запомнил уже, и фотографии старшего он видел даже, он был копией Серёжи и Денис слегка завидовал ему в этом. Не слегка, как оказалось, он завидовал его жене, и это было самым ужасным открытием за последний месяц. Серёжа улыбался ей, хвалил приготовленный ужин и расспрашивал про успехи Егорки, счастливо кивал и всё время, когда его руки не занимал кто-то из детей, касался её. Денис чувствовал себя одновременно лишним в семейном кругу и каким-то вором внимания Серёжи — теперь очень ясно представлялось, как он набирает ему сообщение в то время, как маленький Егорка скачет по его груди, или Юля обнимает ласково и спрашивает, что там такого интересного в экране. Денису было слишком легко представить себя на месте его жены, скорее всего потому, что этим он занимался весь ужин, думая, что хотел бы так заботиться о Серёже, угадывать его желания (угождать), иметь возможность поцеловать хотя бы в щеку — от этой мысли у него самого вспыхнули щёки, как у маленького ребёнка. Денису казалось, что Юля точно насквозь видит все его мысли, поэтому задавал миллиард вопросов про детей, район, город и все, что только приходило в голову, лишь бы только избегать неловких пауз, в которые очень легко думалось о Серёже в домашних штанах на кухне, который учит его, как правильно готовить блинчики. Он даже охотно согласился на просьбы ляль поиграть с ними, исполнял роль лошади, рыцаря, ветряной мельницы, позволил раскрасить себя под пятнистого кота и честно смотрел штук десять серий Фиксиков, пока мальчишки не уснули. Все это было, как убеждал себя Денис, совсем не ради того, чтобы Серёжа поблагодарил его и пошутил о том, что он всегда сможет работать в детской комнате, если с игрой все-таки не сложится. Денис умело скрыл свои смущенные щеки тем, что это ему просто жарко от побегов с лялями, и, укладываясь на заботливо предложенный диван, думал, что больше сюда не приедет даже под страхом смерти. Слишком страшно было думать о Серёже в соседней комнате, ещё страшнее было то, что уже давно совсем не хотелось перед сном листать страницы симпатичных девушек. Сейчас Денис пошевелиться боялся, рассматривал какую-то семейную фотографию на стене и очень-очень сильно хотел сбежать, прямо ночью, пока мысли о Серёже, живущие в его голове последние два месяца, не стали собираться в единый комок. Шуметь и разбудить его было ещё страшнее, чем представлять, как они целуются, и Денис решил, что в порядке несбыточных фантазий разрешить это себе можно, только от слова «несбыточных» что-то скручивалось в животе и в горле кололо несильно. Денис даже не целовался с мужчиной, чтобы явно представить себе, колется ли Серёжина щетина, и может ли ему понравиться такое вообще, или он настолько неблагодарный и испорченный, что сбежать должен немедленно. Терзаемый сомнениями, Денис уснул, и всю ночь во снах пробирался по узким стеклянным коридорам, где по бокам стояли тысячи людей, и все показывали на него пальцем и кричали что-то обидное, а в конце стояла Серёжина жена с несметным количеством детей и осуждающе качала головой, показывая распечатанную их переписку. Сбегая из Серёжиного дома в пять часов утра, Денис был все ещё уверен, что Серёжа невероятный, и именно поэтому ему никогда нельзя было знать о его фантазиях.