Артллоуин

— Даже сеть ловит! — обрадовала жениха Алиса. — Две палки из пяти! — А ты говоришь — глушь, — весело отозвался Макс. — Отлично мы тут с тобой откарантинимся! Разбирай багажник! И правда, к вечеру оба уверились в том, что провести смутные время самоизоляции в деревенской глуши — отличное решение. В прошлом году Макс хотел продать дом и участок, да как-то дрогнула рука, не смог. Все-таки, бабушкина память, все детство здесь провел босоногое… А весной оказалось, что правильно сделал — было, куда сбежать из затихшей во времена вируса Москвы. Приехав первый раз на разведку две недели назад, Максим поначалу загрустил — из всех домов по-настоящему жилым остался один, бабы Нюты и деда Захара. Старики уходили один за другим, молодежь деревенскими пасторалями не интересовалась, разве что на шашлыки приезжала изредка. Дома ветшали, заборы заваливались, участки захватывали сорняки и вьюн. Зато птицы в лесу заливались по-весеннему, дед Захар похвастал, что видел тетерку прям вот туточки, и бобры по реке расплодились сверх меры. — Да это разве щебет? Пустеет лес, — пожаловался старик. — Гнезда брошенные стоят, не возвращаются птахи. Раньше куда шумнее было. Третий год дуплянки вешаю, авось вернутся… — Конечно, вернутся, — попытался утешить Макс деда Захара. — Дай-то бог, дай-то бог. В доме Максима все было по-прежнему — дед строил для себя, надежно и крепко, на века. Работало электричество. Прочихался и мерно заурчал насос на скважине, медленно раскалилась электроплитка, старенький холодильник работал на удивление тихо, но морозил исправно. Пыли, конечно, накопилось, ну да ничего, это они быстро управятся. И дров надо набрать для печки, а то ночи все еще холодные. В следующие выходные они уже приехали вместе с Алисой — в конце концов, ей тут тоже жить. Алиса в деревне оказалась чуть ли не впервые в жизни и на все поначалу смотрела широко распахнутыми глазами, но потом освоилась и даже, кажется, прониклась идеей. Ее представления о деревне ограничивались Пушкиным с Некрасовым, и она по-детски обрадовалась электричеству и нормальной душевой, а не коромыслу с ведрами, которые уже успела нафантазировать. И еще через неделю, забив багажник и заднее сиденье сумками и коробками, они приехали изолироваться. Ходить каждый день в лес вошло в привычку. Неподалеку базировался клуб мотокроссинга, гонщики распахали по лесу несколько трасс разной степени сложности, а между ними протоптали тропинки. По этим тропинкам и гуляли, высматривая птиц, удивляясь бороде мха и мягким лишайникам. Поначалу фотографировали каждый лист, потом попривыкли и угомонились. Хвоя скрадывала звуки, и в сосновнике стояла почти храмовая тишина, березовые рощицы, напротив, звенели птичьими трелями. Алиса откопала среди приложений определитель птиц, и у них появилось новое хобби — слушать птиц телефоном и узнавать, кто же это поет. На третью неделю уже легко отличали синицу, зяблика, свист дрозда, щебет малиновки. Речитатив чижа неизменно напоминал Алисе рэп-баттл, и она завершала его трель возгласом «Раунд!». Ночью распевались соловьи, и их Максим даже записал для рингтона, уж очень витиевато звучали. В дождь сидели дома и слушали, как капли шелестят по крыше и стеклам. Потом еще пару дней не выбирались дальше своего двора, ждали, пока просохнут тропы, и снова шли на звуковую охоту. Незаметно влюблялись друг в друга заново. Тин-тин-дин-чк! Приложение задумалось и выдало ошибку сети. Макс включил диктофон и замер в ожидании. Обычно птицы верещали с одним и тем же интервалом, и он уже наловчился ловить трели. Тин-тин-дин-чк! Фить-фить! Отлично, записали. Дома снова подсунем нейросети послушать, кто это такой голосистый вернулся из теплых краев. Они с Алисой, городские до мозга костей, с изумлением узнавали о птицах новое — например, что многие поют только сразу после прилета из Африки, пока не застолбили себе участок, а потом замолкают и занимаются уже только птенцами. Баба Нюта рассказала, что разных птах можно ловить в разное время — кого на рассвете, кого на закате, и эта, казалось бы, простая истина, тоже изрядно удивила незадачливых робинзонов. Эту трель Макс раньше не слышал, значит, кто-то новенький обустраивается. — Дашь телефон? Я кого-то нового записал. — Возьми, — лениво отозвалась Алиса из-под одеяла. — А где? — Тут… Пришлось забраться на кровать и распеленать плотный кокон, в который увернулась невеста. А дальше незаметно стало и не до трели, и не до телефонов. — Ну и кого ты записал? — недоуменно спросила Алиса, приподнявшись на локте. Она уже снова укуталась в одеяло и подтащила под спину обе подушки. — Да вот же. Макс снова запустил запись. Приложение в телефоне Алисы подумало, но честно созналось: определить не могу. — Тут хоровое исполнение, никакого выделенного голоса. Оно так не умеет. — Да вот же трель! Тин-тин-дин-чк! Алиса поморгала и покачала головой. — Нет никакой трели. Пошли завтракать, муж! Трелями сыт не будешь. После завтрака Алиса запустила стирку — в старенькой бабушкиной Малютке, рычавшей не хуже вертолета. Отжимом обычно занимался Макс, он же развешивал тяжелое белье на веревки во дворе. И где-то между своей курткой и джинсами невесты он снова услышал звонкую трель — почти возле дома. — А теперь слышишь? Алиса пожала плечами. — Птицы как птицы, тут всегда так… Помочь? — Да я почти закончил. Спать ложились за полночь — заигрались в Скрэббл. Алиса на природе засыпала почти сразу, даже до того, как он погасил ночник, и Макс какое-то время еще любовался спящей невестой. Красоткой она не была, ничего из журнальных разворотов, обычная девчонка средней полосы. Но почему-то цепляла, и разглядывать ее Максим мог бесконечно — длинные ресницы, мягкие волосы, красивые губы. Не удержавшись, наклонился и поцеловал в уголок рта — почти невесомо, зная, как чутко она спит. Тин-тин-дин-чк! Фить-фить-чк! Трель, прозвучавшая практически над ухом, заставила его вздрогнуть и отшатнуться. В окно, что ли, поет эта неугомонная птица? Но сейчас уже темно, должны петь только ночные птахи. Соловей, например, а не утренняя птица-синица, или кто она там. Тин-тин-дин-чк! Как же громко, черт возьми. Он встал и подошел к окну. Резко распахнул форточку, надеясь, что вспугнет надоедливого певца. С минуту постоял у окна, ежась и перетаптываясь — босиком стоять было холодновато. Фить-фить-чк! Не улетел, скотина. — Алисон… Алис, солнце, проснись. Она перекатилась с бока на спину и медленно открыла глаза. — Алиса!!! Ее глаза были затянуты какой-то белесой пленкой. Сквозь нее мутно просвечивала темная радужка. И она все еще спала — с открытыми глазами. Макс встряхнул ее за плечи — сильно, безжалостно. Без толку — Алиса висела у него на руках, словно в обмороке. Совершенно ошалелый, он кинулся на кухню. Ударился о порог, выматерился в голос и выволок на стол аптечку. Трясущимися руками достал нашатырь и не сумел вытащить плотно притертую пробку. Стоп. Так дело не пойдет. Вдох-выдох… В спальню он вернулся уже с более-менее четким планом. Если она сейчас не придет в себя, надо отнести ее в машину и везти в город в больницу. Спокойно и решительно. Алиса сморщилась и отпихнула его руку. Рывком села на кровати. — Ты чего? — спросила хриплым со сна голосом. — Совсем, что ли? Глаза как глаза. Никаких пленок. Черный зрачок, зеленоватая радужка. Ничего похожего на белесую муть. Выслушав его, Алиса, вопреки ожиданиям, ругаться не стала. — Не знаю, что тебе примерещилось… Но я себя отлично чувствую. И отлично тебя вижу. Давай спать, а? Только выброси эту пакость, я тебя умоляю. Следующий день Макс старался занять по максимуму — напилил дров себе и деду Захару, помог ему выкорчевать пень старой яблони, поправил рассохшуюся стремянку. Все, чтобы не вспоминать белесой пленки на глазах любимой женщины и мягкую тяжесть ее тела, когда он пытался ее разбудить, растормошить, а Алиса никак не реагировала. Сама же Алиса сновала по двору, как ни в чем не бывало, колдовала над супом, перемыла в доме полы… В общем, день был прожит продуктивно. После душа Макс привычно вынес оба мокрых полотенца во двор, аккуратно расправил их на веревке и вдруг услышал шелест крыльев. На самом краю крыши, выделяясь на фоне светлой черепицы, сидела птица. Только не снова, пожалуйста. Только не снова! Тин-тин-дин-чк! Фить-чк-фить-чк! Он бросился в дом, захлопнул за собой дверь и впервые за все время по-настоящему ее запер. Привалился спиной, выдохнул. — Ты идешь? — позвала из комнаты Алиса. — Иду-иду. Она лежала поперек кровати на животе, небрежно набросив на ноги одеяло. Ни пижамы, ни даже маечки — расклад понятен сразу. Он медленно погладил ее по спине, добрался до края одеяла и резко отбросил его в сторону. И не сразу понял, что звенящий в ушах вопль — его собственный. Ноги у Алисы были птичьи. Голые, отвратительно желтые, голенастые, с почти чешуйчатой кожей, они заканчивались четырьмя когтистыми пальцами. Почему-то страшнее всего были эти пальцы — Алиса любила, лежа на животе, болтать в воздухе ногами, и сейчас она болтала пальцами. Медленно, лениво, словно потягиваясь. Он сам не заметил, как вывалился из спальни. Как бросился к выходу, как сдернул на бегу куртку с вешалки. — Ты куда? — Алиса высунулась из окна. — Макс! Он слышал, как она цокает своими птичьими когтями по деревянному полу. Добежал до машины, плюхнулся за руль, трясущимися руками повернул ключ. Машинально потянулся за карабином ремня, но не сумел его схватить и обернулся. Вместо пальцев на руке росли серо-коричневые перья. В теле наливался жар и зуд, куртка стала душить. Снова завопил, уже чувствуя, как в горле что-то ломается, и вместо крика получается прерывистая дробь. Забился всем телом, навалился на дверь и выпал из машины. Кричал и корчился на земле, сдирая с себя куртку вместе с перьями, успел заметить выпорхнувшую из дома Алису. Она запрокинута голову, затрепетала горлом, выдала звонкую переливчатую трель. Потом подскочила к нему и склонила голову на бок, придирчиво рассматривая круглым глазом. Мир померк. — Ба, слышь? — дед Захар облокотился о забор и постучал обухом топора в калитку. — Нют! — Слышу, слышу, — отозвалась баба Нюта из-за сарая. — Говори. — Заселили дуплянку-то. Я смотрел — уже гнездо сплели, травы натаскали. — Вот и ладушки. Не поздновато? Успеют до осени-то деток разлетать? — Успеют, кудыть денутся. Успеют…

***

***