Апельсиновая ведьма.

Мне нравится, что вы больны не мной. Мнe нравится, что я больна не вами.

Алла Пугачёва - Мне нравится, что вы больны не мной.

Апельсиновая Сораха отправляет в рот очередную фруктовую дольку. Это плохо заметно за тоналкой, но под глазами у неё ужасные мешки. Она поглощает цитрусовые тоннами, и только это спасает её, чтоб не свалиться в больничный снова. Она вынуждена сидеть на этой работе, раз за разом оставаться на переработки, чтоб хоть как-то собрать на образование, на месяц, на кошку. Ей нравится встречать гостей. Они улыбаются в ответ, им больше не страшно идти на очередное собеседование, курьеры надеются, что не опоздали, работники подкармивают её цитрусовыми или она их. Её радуют люди ровно до тех пор, пока не появляются ехидные личности, считающие, что она здесь по блату, ведь её устроил сюда дальний родственник с одного из отделов, тот самый ворчливый бухгалтер. Но блатом тут и не пахнет. Всё что она умеет - это вести бумаги и заполнять бланки, приветствовать гостей и ругаться с коллегами. У неё нету другого диплома, кроме школьного, она завалила вступительные и чуть было не завалилась в депрессию, если б не работа. Это место ей дали с условием, что она не станет лезть выше, чтоб не мешать устоявшемуся типу коллектива. Хоть что-то, всё равно она не смогла бы совмещать в дальнейшем работу с учёбой. Да и коллектив этот ей не по душе - раз она здесь по блату, значит, шл*ха или ведьма. Возможно, она и правда ведьма. Худая, рыжая и колдует апельсинами. Дни бесконечны и серы, как стены замка, у подножия которого она сидит. Ощущения вызывают только запахи или непогода на лице. И цвет. Ярко-оранжевый, как жгучий костёр. Он согревает её среди всего этого холодного гранита, мрамора, стекла и стали. Иногда она пересекается с неожиданно белым, бледным. В отличие от рыжего он успокаивает, охлаждает. Добавляет изюминку в офисное однообразие. От него пахнет крепкими сигаретами, крепким кофе и собакой. Он цепко следит за порядком в холле и у входа, иногда читает книгу, всегда в черной клеенчатой обложке. Иногда она угощает его апельсинами, а он её - пивом. У него смешной немецкий акцент, и порой он прячет её под своим зонтом, что всегда очень уютно. Она не ищет отношений, и он тоже. Возможно, именно поэтому их взаимодействия столь непринуждённы. Поэтому они лишь слегка скрашивают ежедневность. МакСкотт устало вздыхает и переворачивает исписанную страницу журнала посещений. На следующей снова мелькают бесконечные чистые ячейки. Девушка трет виски и надеется, что не уснёт хотя бы до конца смены. Недавняя авария чуть не выбила её из колеи на совсем. Несколько сильных переломов, миллионы ссадин, их залечили как могли, но истощенное тело реагировало на любое неосторожно резкое движение. Она ходила медленно, будто в полусне. Впрочем, так оно и было из-за недосыпа. Не того, хронического, когда она сидела долго за работой или книгой. А от бессонницы и ночных кошмаров. Кошмары начались после комы, в которую она провалилась на первые четыре дня после аварии. Ей снились знакомые люди, но в каких-то жутких ипостасях. Безумный Лиллиум сжигал её заживо. Или знакомый болгарин превращал её в сосульку, после чего разбивал на тысячи осколков, злобно ухмыляясь. Иногда ей снилось, что машина таки сбивает её насмерть, и она в последние мгновения чувствует, как множество сломанных косточек впиваются в её плоть битым стеклом. Она просыпается с криками и вся в слезах. Сейчас стало немного легче - работают таблетки, выписанные врачом. А вот пока она лежала в больнице, то думала, что умрёт прямо на постели от горя, боли и одиночества. Её подруга улетела в родной Стокгольм, в университет, за месяц до рокового дня. Ей абсолютно ни до кого с кучей учебных сложностей. Сейчас МакСкотт одна одинешенька, поговорить разве что с кошкой. Но кошке до нее как до лампочки, она сама кого хошь уболтает, зовя играть. Таблетки так же добавляют желания спать. Она старается отвлечься от накатывающей дремы, проглядывая какой-то бланк. Очередное бумагомаранее. Сораха выводит в нем слова и числа, усиленно клюя носом. Даже очередная долька апельсина ей не помогла. Секундой позже она использует лоб как промокашку для вышеупомянутого бланка и тихо сопит в размеренный такт наручным часам. Она не знает, что за ней всё это время наблюдали внимательные красноватые глаза. Минут через десять стакан с кофе опускается на стол рядом с ней. Гилберт замирает, размышляя, каким образом будет будить девушку. Осторожно трясёт её за плечо, усыпанное кудряшками. В ответ слышится невнятное бормотание. - МакСкот. Проснись, пока никто не пришёл. - Ммммм. - недовольно. Сораха отрывает лицо от стола и принюхивается. - Знаешь, кофе с апельсинами не слишком вкусно. - Зато энергоемко. Она хихикает над странно использованным словом. - И протри лоб, а то будто жрица печатного станка. Девушка поспешно смотрит в маленькое зеркальце и снова хихикает. Смех не останавливается, и она сотрясается от истеричного хохота, изо всех сил пытаясь не рассмеяться во весь голос. - Видимо, чернила проникли тебе в мозг и отравили смешинкой. Где ты такие взяла, а? Сораха продолжает припадочно хихикать, хватает руку Гилберта и рисует на ней четырехлистный клевер и смешную рожицу. - Вот, скоро и ты заразишься! Будешь читать свою серьезную книжку и не поймёшь, от чего смеёшься! Немец сдержанно улыбается в ответ и убирает руку в карман, глядя, как апельсиновая девушка промокает салфеткой навернувшиеся от смеха слёзы. Пальцы у неё ледяные. - Боже, я так устала. МакСкотт больше не смеётся, она подносит стакан с кофе к губам и делает глоток. Байльшмидт стоит рядом, глядя на ярко выделяющиеся веснушки на её бледном лице. Их взляды встречаются. - Держи. - она протягивает ему апельсин. Фрукт исчезает в кармане черной куртки, Гилберт - в проеме комнаты охранника. Спустя час Байльшмидт начинает посмеиваться. Ему не верится, что это из-за постоянно маячащей на руке чернильной картинки, но с каждой следующей строкой ему становится всё смешнее вне зависимо от контекста. Что это за магия, чёрт побери! - МакСкотт! Как ты это сделала?! Ведьма сверкает зелёными глазами и усмехается. Она собралась было что-то ответить, но тут в дверь вошёл посетитель и девушка обратилась вся во внимание. - Вечером объяснишься, - бросает ей в спину Гилберт и возвращается в свою контору. Сораха улыбается шире, консультируя и занося в бланк фио пришедшего, и мельком косится в спину охраннику. Вечером они вновь сидят в пиццерии, но она в этот раз пьёт кофе, а не пиво. Таблетки - капризные "существа". - Так что это было? - вопрошает Гилберт, который смог придти в себя только смыв с руки изображение. - Старые кельтские руны, - Сораха прорисовывет на салфетке клевер и указывает на завитушку черенка. - Вот тут, активируются цитрусовым витамином С! - Ну да, конечно. Она многозначительно поводит бровями. - Ты серьёзно?! - Прабабушка в детстве научила некоторым колдовским штУЧкам. - Значит, ты и правда ведьма. Сораха откидывается спиной к дивану и откусывает от ломтя горячей пиццы. - Если я и ведьма, то самая маленькая и неумелая Баба Яга, готорой нету и двадцати*. Для ведьм я - сущий младенец. Так что мой максимум - парочка древних рун и апельсины. Они затихают на время, каждый думает о своём. Пицца постепенно исчезает в их желудках, пиво требует разговоров и они рассуждают на тему весёлых проклятий из книжки*, которые можно было бы напустить на особо мерзких особ на работе. Им весело, но время разводит каждого на свою улицу. Это был чудесный вечер, впервые за долгое время, и в эту ночь она спит без сновидений.