Я и мой приятель

Дорогие мои! Чтобы получить все это, мне нужно сыграть как минимум Чапаева! Ф. Раневская

Тварь качнулась вперед, шумно втягивая воздух узкими щелями ноздрей. Похоже, атаковать она не собиралась, пока только присматриваясь к невиданному прежде двуногому существу и раздумывая, стоит ли его жрать и каких усилий это будет стоить. Увы, двуногое существо не могло похвастаться ни когтями и клыками, ни шипастым гребнем, ни отпугивающей окраской, намекающей на его ядовитость, ни даже сколько-нибудь серьезной броней — то есть имело все шансы стать весьма перспективным вариантом обеда. Немного смущали только незнакомый запах и странная манера постоянно стоять на двух лапах, но это, впрочем, не так уж важно. Если не ядовитое — переварится… Цей’ти невероятно повезло, что он не решился напасть сразу. Гай’рак, лесной летун, как и многие местные хищники предпочитает атаковать из засады, хватая жертву со спины. Че’Ктаар приносил такого лишь однажды — но та дохлая тварь размером с алабая, казалось, была раза в два мельче сидевшего на ветке зверя… а из-за полурасправленных крыльев он казался еще массивнее, повергая Цей’ти в глубокое уныние. Вытянутое поджарое тело, покрытое пегим мехом, мощные лапы с четырьмя когтистыми пальцами. Два направлены вперед, два назад — получается этакая клешня, способная удержать даже очень прыткую и отчаянно сопротивляющуюся жертву. Что еще? Короткие и широкие крылья, тонкий и гибкий хвост. Этакое среднее арифметическое между крупной дикой кошкой и скопой*. Почти что мифический грифон, только вместо орлиной головы — вытянутая зубастая морда с загнутым наподобие клюва роговым наростом на носу. И, в отличие от оогла, этот зверь мало того, что отлично летает — но еще и неплохо бегает, если потребуется преследовать добычу по земле. Читай — хрен удерешь от этой твари. Короче, не самая удачная встреча для первого дня самостоятельной жизни. Возможно, и последнего… Что там говорил о них Че’Ктаар?.. самое уязвимое место — глаза, большие и выпуклые… Кости тонкие и легкие, но довольно прочные за счет воздушных полостей… горло закрывает плотный щетинистый воротник — туда даже бесполезно целиться. Тело покрыто густым длинным мехом с мощным подшерстком — попробуй, достань там хотя бы до кожи через эту шубу… теплообмен идет через кожистые крылья — там много крупных сосудов, но гай’рак подставлять под удар их, конечно, не будет… Зверь наклонил голову, приоткрыв зубастую пасть и вопросительно скрипнул. Звук был, как пенопластом по стеклу поскребли — высокий, резкий и невыносимый. Цей’ти невольно дернулась, с трудом подавив желание зажмуриться и зажать ладонями уши. — А ну кыш! — прошипела она, сквозь стиснутые зубы, бесстрашно глядя в пылающие диким пламенем глаза. Кажется, где-то она слышала, что иногда с диким зверьем такое может прокатить. Но нет. Не прокатило. Гай’рак зашелестел крыльями, готовясь к прыжку. Цей’ти не шевелилась. Любое движение может его спровоцировать. Атаковать в лоб он, видимо, все-таки боится — ждет, когда нервы у добычи сдадут и та пустится наутек, чтобы привычно напрыгнуть сзади и раздробить челюстями хребет. Дикие звери вообще не слишком-то любят, когда им нагло пялятся в морду, предпочитая не связываться с такой нахальной жертвой. Но конкретно этот гай’рак, кажется, об этом не в курсе. Он прыгнул неожиданно, без предупреждения — как слетевшая с тетивы стрела, долго дожидавшаяся своей цели. Но промахнулся — Цей’ти пригнулась раньше, чем даже сообразила, что делает. Все-таки долгие тренировки с яутом прошли не зря, подарив ей полезный рефлекс — уворачиваться не думая, когда что-то летит в голову. Гай’рак обиженно взвыл, попытавшись цапнуть прыткую добычу когтями, но умана снова ушла от удара, кувырком перекатившись по земле и судорожно пытаясь понять, что делать дальше. Ясно, что миром теперь не разойтись. Убежать тоже вряд ли получится, а достаточно густых зарослей, в которых можно было бы укрыться, поблизости нет. Значит, остается только одно. Цей’ти выхватила нож и сама бросилась на гай’рака, ловко уклонившись от впустую клацнувшей пасти, и вцепилась в мясистый загривок. Пытаться его убить, конечно, бесполезно, но сильно ранить — можно. Если тварь после этого и не уберется, решив, что эта жертва ей все-таки не по зубам, то хотя бы не так обидно будет… Безмерно удивленный таким неожиданным поворотом зверь снова взвизгнул и попытался стряхнуть уману, за что тут же получил клыком дартана под лопатку. Особого вреда это ему не нанесло — только сильнее разозлило, заставив утроить усилия, но Цей’ти держалась крепко, как присосавшийся клещ. Зверь снова взбрыкнул, высоко подбросив костлявый зад, и попытался сковырнуть противницу задней лапой. Даже достал, полоснув когтями по бедру. Кровь брызнула на камни и Цей’ти зашипела от боли, тут же мстительно пырнув гай’рака ножом. Да куда там — проще заколоть яута зубочисткой… Вот если бы дотянуться до башки или шеи, тогда можно попытаться ткнуть в глаз или в висок. А от этой царапины ничего ему не сделается. Девушка поджала ноги, избегая нового удара и зверь прозорливо сменил тактику — грохнулся на бок, подминая наездницу под себя и старательно пытаясь растереть ее о землю. Получилось неприятно, но терпимо — собственное крыло мешало гай’раку налечь всем весом, но зато он открыл второе подкрылье, чем девушка незамедлительно и воспользовалась, вытянув руку и наугад ковырнув тонкую, не защищенную мехом кожу острием костяного клинка. Зверь досадливо щелкнул пастью и снова вскочил на ноги, визжа и вертясь на месте, и Цей’ти пришлось постараться, чтобы удержаться на нем. А потом гай’рак вдруг вспомнил, что крылья даны ему не только для красоты. Резкий рывок вышиб дыхание из груди. Под кожей заходили ходуном бугры жестких как булыжники мышц, и Цей’ти ощутила, как вместе с гай’раком отрывается от земли. Держаться сразу стало раз в десять сложнее, но Цей’ти упустила момент, когда можно было благополучно свалиться без риска что-нибудь сломать или быть тут же атакованной зверем — только уже сверху, практически без шансов увернуться. Зверь летел тяжело, рывками набирая высоту, но, едва девушке удалось приноровиться, резко накренился на правое крыло, нырнув вбок и вниз. Цей’ти с размаху вонзила нож в его спину, чтобы удержаться — проклятая шерсть скользила, ухватиться за нее было практически невозможно. Гай’рак взвыл и резко дернулся. А потом, похоже, решил, что с играми пора завязывать — и с разгону впечатался в ближайший ствол плечом, на котором повисла Цей’ти. Это было не столько больно, сколько страшно — в первый миг показалось, что от удара разом хрустнули все ребра, а позвоночник переломился, как веточка… вроде только показалось. Нож в руке вильнул, как живой, и девушке стоило немалых усилий не уронить свое единственное оружие. А в следующее мгновение она обнаружила, что руки сжимают пустоту. Гай’рак издал победный клич, взмыв вверх, как выпущенный из катапульты снаряд, предоставляя жертве насладиться незабываемой легкостью полета уже в одиночестве. Падать было не то чтобы слишком высоко, но все равно очень не хотелось. Даже если и получится не свернуть шею и не расплескать по всему лесу мозги из пробитого черепа, раненую жертву добьет гай’рак. Или кто-нибудь другой — это, в принципе, уже неважно… Но это смотря как упасть. В конце концов, это было едва ли не первым уроком, который она получила в Пределе Листвы. …Цей’ти успела сгруппироваться и выгнулась дугой, грудью к земле, замедляя — хоть ненамного! — свой стремительный полет. Выставила руки, сумев дотянуться до ветки и ухватиться за нее — не пытаясь, впрочем, удержаться — и тут же отпустила опору, пока резкое торможение не выдернуло суставы. В последний момент качнула ногами вперед, меняя направление полета, чтобы грохнуться не на камни на дне оврага, а в густые заросли кустарника на склоне. Больше ничего она сделать не успевала. Приземление все равно было жестким. Падать в колючие кусты в принципе не слишком приятно, а уж когда пресловутое «жэ» (ладно, четыре пятых «жэ») разгоняет тебя с десятиметровой высоты — ощущения такие, будто кто-то освежевал тебя одним движением. Кусты возмущенно затрещали, отчаянно хлеща ветками по лицу, а потом неожиданно закончились. И Цей’ти, наконец, встретилась с землей, в последний момент рефлекторно входя в кувырок вбитой в голову жесткой айкидошной страховки. Чертовски странно было видеть, как неудачно выброшенная вперед рука со смачным хрустом складывается, как телескопическая удочка. Боль была дикая — она затопила сознание, и весь мир вдруг утонул в пляшущих перед глазами красно-оранжевых искрах. Когда к ней вернулась способность соображать, все уже закончилось. Цей’ти лежала на боку, все еще сжимая нож в правой руке, и все ее тело как будто превратилось в сплошной комок мук и страданий. Особенно сильно оные ощущались в сломанной конечности. Девушка с трудом сфокусировала взгляд, чтобы проверить, на месте ли она вообще, и была немало удивлена тому, что все-таки не утратила эту часть себя. Только предплечье было неестественно перекошено, но, похоже, все даже не так уж и плохо, как показалось в первые мгновения. Хотя, это с какой стороны посмотреть. Боковым зрением она уловила какое-то движение, и, торопливо приподняв голову, завыла от отчаяния. Гай’рак свою добычу упускать не собирался. Проклятье… Он стоял шагах в десяти, с мстительным ехидством глядя на распростертое по земле тело. Что-то, однако, пока останавливало его от немедленной расправы, но Цей’ти прекрасно осознавала тот факт, что жить ей остается максимум две минуты. Как ни странно, осознание скорой и неизбежной смерти было каким-то… скучным. Никаких ретроспектив минувших дней, стремительно пролетающих перед глазами, никакого катарсиса или хотя бы острого желания помолиться каким-нибудь богам. Хотя, может, если бы у нее было время подумать над этим подольше, она бы успела проникнуться торжественностью этого момента… Ну нет уж! Встать. Как много раз до этого, когда казалось, что сил больше нет и невозможно даже пошевелиться от усталости — подняться на ноги и встать. Как учил Че’Ктаар. Тогда казалось, что он издевается, но теперь Цей’ти поняла, зачем это было надо. Она перекатилась на живот и поднялась на четвереньки, прижимая сломанную руку к груди и ни на миг не упуская гай’рака из вида. Ясно, что боец из нее сейчас никакой — с одной-то рукой, но сейчас, к сожалению, нет времени, чтобы отлежаться и зализать раны. Теперь все серьезно. По-настоящему. Но, право, не лежать же бревном, пока тебя будут жрать. Если уж и суждено этому произойти — то пусть тварь обломает зубы о «мягкое мясо». Гай’раку это не понравилось, но отступать он явно не думал. Он чуял запах крови. Цей’ти с трудом встала на ноги, выставив вперед свой клинок. Зверь ощерился и заверещал, разинув рот так широко, что можно было разглядеть не только все до единого зубы, но и чуть ли не глотку. Вот чтоб ты подавился, гад! А впрочем — неплохая, кстати, идея… Почти наверняка у гай’рака есть и другие уязвимые места, но столь очевидное и охотно демонстрируемое игнорировать было бы глупо. Да и терять уже все равно нечего. Мрачно усмехнувшись совершенно безумному плану, неожиданно сложившемуся в голове, Цей’ти покрепче обхватила пальцами рукоять ножа и шагнула навстречу своей смерти. Гай’рак зашипел, приподняв крылья. Умана пугнула его ложным выпадом, едва не получив лапой по шее, но благополучно увернулась. Зверь попытался ее цапнуть, но опять промахнулся, начиная злиться все больше. И, когда Цей’ти в третий раз махнула ножом у его носа, нервы хищника не выдержали. И он, возмущенно вереща, бросился в атаку — всем корпусом, всем весом, еще и помогая себе взмахами крыльев, выставив вперед когти и клыки. И Цей’ти на этот раз не стала отступать, а, напротив, бросилась навстречу широко распахнутой пасти, отводя руку для удара, в который вложила остатки сил. В груди защекотало от рвущегося наружу истеричного хохота. У нее была только одна попытка… *** Че’Ктаар был чудовищно зол на уману и за ее инфантильную выходку, и за разочарование, которое испытал днем. Сложно было даже сказать, что взбесило яута больше — этот ее идиотский гуманизм или бестолковое упрямство. Однако он был уверен, что Цей’ти успокоится, одумается и придет обратно. Ссорились они не впервые. Когда стемнело, Охотник тайком обшарил лес вокруг корабля, ожидая найти самочку где-нибудь поблизости и все же подобрать. Несмотря на то, что умана давно уже перестала быть непутевой и беспомощной, и не нуждалась более в постоянном надзоре, было бы гораздо спокойнее, если бы ночевала она на корабле. Живой она яуту нравилась все-таки больше. Надо ли говорить, что Че’Ктаар был неприятно удивлен тем, что не нашел ее. И это разозлило его еще больше. К’жит и что только не устроило эту глупую самку? Ведь все верно, все правильно… Если дурацкие уманские принципы важнее, то на кой ей все это сдалось? Из юных яутов подобную дурь выбивают сразу — безжалостно и жёстко, еще до начала обучения. Че’Ктаар, правда, сам в свое время чуть не провалил это испытание, потому и сомневался, что умана его вообще переживет, оставшись в здравом уме… не зря, видимо. Но он был готов заботиться о ней в любом случае — в конце концов, с отведенной ей ролью компаньонки умана справлялась хорошо, даже и не участвуя в Охоте. Он вернулся на корабль, но долго не мог успокоиться, нервно расхаживая по мостику и постукивая клыками. Через некоторое время он проверил снова, но результат был тот же. К’жит. Вот же упрямое создание! Глупая девица. Да она вообще понимает, чем это может закончится?! Но, с другой стороны, если Цей’ти осознанно решила не возвращаться — то и ответственность за все, что с ней может произойти, лежит на ее плечах. К тому же, умана теперь и сама может о себе позаботиться. Хочет поиграть в гордую и независимую воительницу — пусть играет. Это, пожалуй, даже на руку — ночь в лесу станет и полезным уроком и достойным испытанием. Че’Ктаар был даже готов взять свои слова назад, если она это выдержит. Но чем больше времени проходило, тем сильнее Охотник жалел о принятом в гневе решении. И охватившая его ярость постепенно остывала, сменяясь неприятным чувством тревожного страха. Очень стыдного страха — ведь нормальному яуту и в голову не пришло бы переживать за жизнь «мягкого мяса». Это Че’Ктаару не нравилось. Несколько обескураженный, он оправдывал себя тем, что слишком много сил и времени вложено в обучение Цей’ти, и было бы крайне непрактично потратить их впустую — только для того, чтобы эта самоуверенная девица по своей глупости попалась к лапы какому-нибудь ночному хищнику. Однако яут не без сожаления отверг эту отговорку. Нет… дело не в ресурсах. В каждого Охотника вложено много времени и сил. Но при этом никто не питает иллюзий относительно того, насколько это окупится. Охота — это игра со смертью. По сути тот, кто ступает на эту тропу, уже мертв. Как бы ни бились наставники, примерно две трети Неокропленных гибнет во время инициации, а до старости из десятков Окровавленных доживают считанные единицы. И это — в порядке вещей. Нет, тревогу за Цей’ти нельзя объяснить так, чтобы самому за это не было стыдно. Охотник не должен иметь сентиментальных привязанностей, да только дело-то все в том же — не хочется ее терять. Не хочется оставаться в одиночестве. А еще хуже то, что хочется держать ее при себе. Иногда даже ближе, чем следует. Возможно, Че’Ктаар с самого начала был неправ — умана не спасла его от безумия изгнания, а, напротив, усилила его. Только несколько в ином направлении… И из-за этого он тоже злился. …и на рассвете Че’Ктаар все-таки не выдержал, отправившись на поиски своей дурной ученицы. В конце концов, это теперь ЕГО умана. И отдавать ее лесу Охотник не собирался. Яут начал с того места, где оставил ее, кляня себя за то, что тянул так долго. Прошло слишком много времени и пятна химического следа почти выветрились, так что стоит поторопиться — еще пара часов, и вчерашние отметины исчезнут вовсе. Тогда придется искать старым добрым способом, но в Пределе Листвы это не так уж и просто. Но все-таки Че’Ктаару удалось кое-то выяснить. Умана ушла не сразу, довольно долго она сидела на том же месте, а потом двинулась в противоположную от корабля сторону. Через какое-то время Цей’ти спустилась к земле, петляя между корней, а потом нашла укрытие, где, очевидно, оставалась до утра. Хорошее, безопасное место — даже Охотник не сразу его обнаружил. Тут ее запах был настолько сильным, что почувствовать его можно было и без маски. Яут просунул руку в нишу под корнями, коснувшись ладонью сухого мха, которым Цей’ти выстлала землю в своем убежище. Конечно, подстилка уже успела остыть, но след был свежим — умана покинула это место не больше двух часов назад. Отлично. Значит, есть шанс ее догнать, целой и невредимой. Далеко не все хищники активны днем, и, если Цей’ти сама не будет к ним лезть (уж на это у нее должно хватить ума), то ничего фатального с ней не случится. Следы снова вели наверх, в наполненный золотистым светом и сладким ароматом цветущих ма’ор Предел Листвы. Судя по всему, самочка не особо торопилась, периодически ненадолго задерживаясь там, где можно было найти еду, но не тратила время на охоту, перебиваясь подножным кормом. В целом, она более менее придерживалась одного направления, лишь незначительно отклоняясь от выбранного курса — прочь от гор, к низине. Очевидно, искала источник воды. Довольно предсказуемое решение. И не сказать, чтобы удачное. Зато определить ее конкретную цель не составило труда — это был небольшой овраг, отлично видимый сверху. А после этого дело пошло быстрее — зная, куда движется Цей’ти, яут мог больше не отвлекаться на ее крюки и даже срезать путь. Следы, между тем, становились все четче и заметнее. Совсем свежие, и получаса не прошло. Значит, уже совсем близко. Охотник переключил маску в режим теплового видения и спустился чуть ниже, рассчитывая вот-вот разглядеть между стволов маленькую красно-рыжую фигурку. И так сосредоточился на этом, что едва не пропустил другой след. Если бы Че’Ктаар точно следовал по пути уманы, то почти наверняка ничего бы не заметил, но, торопясь к источнику, он выбрал путь покороче. И даже тогда не сразу придал значение характерным отметинам на коре и примятому мху — подумаешь, брошенная лежка гай’рака… они любят такие места — нижние ветви крупных деревьев, рядом с прогалинами или открытыми местами, откуда видно, что происходит на земле. Подкарауливают потенциальную добычу. Вот только лежка была свежей. Че’Ктаар остановился, как вкопанный, уставившись на ничем, вроде бы, не примечательное место у основания ветки. Судя по данным тепловизора — дерево еще хранило тепло живого тела — гай’рак слетел отсюда совсем недавно. Буквально в то же время, как неподалеку прошла Цей’ти. К’жит. Торопливо оглядевшись, Охотник снова выругался. Ну конечно, зверь ее увидел — на соседнем дереве снова следы когтей. Он перемещался длинными прыжками-перелетами, в ту же сторону, в которую шла умана. Сразу не напал — то ли присматривался, то ли решил действовать наверняка, когда жертва спустится на землю. И, что самое поганое — Цей’ти его не заметила… Впрочем, даже если бы и заметила — вариантов у нее не было. Разве что только ей удалось бы засечь его раньше и осторожно повернуть назад, обходя по широкой дуге с подветренной стороны, а еще лучше — вообще убраться подальше. Но это вряд ли — гай’рак своей окраской сливается с корой, уманское зрение тут практически бесполезно. К’жит! Уже не обращая внимания на следы, яут напрямик понесся к оврагу. Может быть, еще не слишком поздно… Склоны заросли густым, высоким кустарником, и Че’Ктаар счел это хорошим знаком — через такое неудобье гай’раку не пролезть, так что у Цей’ти был шанс скрыться. Но, когда он спрыгнул на землю рядом с родником, то все надежды на благоприятный исход пошли прахом. Умана и гай’рак все-таки встретились. И схватились, судя по алым пятнам на мху. Кровь была еще теплой. Ее запах витал в душном и влажном воздухе, привычно щекоча нервы. Только на этот раз — не азартом Охоты, а глухой и холодной тревогой. Цей’ти ранена, притом серьезно, но и зверя ей удалось задеть. Хорошо… хорошо. Может, ей удалось отпугнуть хищника. «Цей’ти!» — мысленно позвал Охотник, но ответа не последовало, как бы он не напрягался, вслушиваясь в пустоту. Где-то на краю восприятия будто бы мелькнуло что-то знакомое — странной, едва уловимой вспышкой, но Че’Ктаар сомневался, что это ему не показалось. Неудивительно: пытаться коснуться разума, не имея зрительного контакта — довольно бесполезная затея, но яут за прошедшее время привык к сознанию уманы настолько, что порой ему даже специально не надо было стараться, чтобы услышать ее мысли. Он позвал снова, но примерно с тем же успехом. К’жит… если Цей’ти где-то рядом, то она бы услышала. Наверняка бы услышала… Но, возможно, не стала бы отвечать. Че’Ктаар быстро обошел место короткой схватки. Вот здесь гай’рак поднялся в воздух — на земле отметины от мощного удара крыльями, а дальше следов нет — только россыпь рубиновых капель на глянцево блестящей листве. Унес добычу? Нет, вряд ли — умана хоть и мелкая, но и с ее весом зверю лететь трудно. Жрал бы на земле, если б удалось убить. Но и на позорное бегство это, увы, не походило. Улетел он, впрочем, недалеко. Следуя кровавому следу, яут миновал ближайшие заросли и уже через несколько десятков шагов увидел место, где битва уманы и гай’рака закончилась — вполне ожидаемым образом. Содранная кора на дереве, помятые кусты. И снова кровь. Очень много крови… И, кстати, сам гай’рак. Костлявый круп торчал под пышной листвой смоляного куста — зверь сидел на земле. Спинной гребень и сложенные вдоль боков крылья слабо подрагивали, а из-за ветвей, скрывавших голову зверя, доносилось многозначительное чавканье. Яут застыл, с трудом осознавая, что это значит. О, Цетану… нет. Нет! Разум охватило пламя болезненной, отчаянной ярости, переполнившей яута, вылившейся через край вместе с хриплым рычанием. Все… это — все. Че’Ктаар опоздал. Уже не понимая, что и, главное, зачем он делает, Охотник обнажил запястные клинки и метнулся к зарослям, одержимый желанием выпустить кровь этой твари. Разорвать, растерзать голыми руками… отомстить!.. Пусть даже это и ничего не изменит… Но, когда яут перескочил через ветви, уже занося руку для сокрушительного и смертоносного удара, то самым неожиданным образом наткнулся на спокойный взгляд холодных серых глаз. Точно врезался в ледяную стену, мигом затушившую ревущее внутри пламя праведного гнева. Опознать маленькую уману в том взлохмаченном, с ног до головы вымазанном в крови существе, что стояло на коленях рядом с мертвым хищником, было непросто. Выглядела она так, словно гай’рак действительно пытался ее сжевать, но в итоге все-таки выплюнул. — Что-то ты долго, — хрипло проговорила Цей’ти, мрачно оскалившись, и выдернула нож из шеи своей добычи. *** Че’Ктаар, ошалело глядя на нее, шагнул вперед. Да так и застыл, не зная, что теперь делать и думать. Он был готов найти ее растерзанное тело, но, что он видел сейчас, мягко говоря, превзошло все ожидания. Сама убила гай’рака… причем крупного самца — матерого, хитрого, сильного. Весьма недурная добыча для маленькой самочки. Охотник мог оправданно гордиться собой — выкованный им клинок оказался куда крепче и острее, чем можно было ожидать. Особенно учитывая, из чего он ковался. Но куда больше, чем сам факт удачной схватки со зверем, Че’Ктаара поразил способ убийства. Далеко не самый разумный при текущем раскладе, но… крайне оригинальный. Засунуть руку в пасть гай’раку и разворотить ему горло вместе с гортанью — это, пожалуй, впечатляет… Яут молча опустился на колени рядом с мертвым зверем, в задумчивости положив ладонь на его широкий лоб и снова поднял взгляд на Цей’ти. Она, в свою очередь, тоже смотрела на него с не по-умански кровожадным блеском в глазах. — Что теперь скажешь, о, благородный Охотник? Из той я породы? В голосе уманы звучала злая ирония, неприятно резанувшая по ушам, но Че’Ктаар проигнорировал ее дерзость. Боль лишает уманов разума, и Цей’ти — не исключение. Пусть и кажется, что держится она неплохо, но это лишь иллюзия — последствия шока и выброса адреналина в кровь. В ее сознании сейчас сплошная муть и какой-то мечущийся хаос из спутанных мыслей и чувств. Короче говоря, умана сейчас не совсем адекватна. Победа далась ей нелегко. Цей’ти получила серьезные, хоть и несмертельные раны, потеряла много крови и держалась в сознании, похоже, исключительно из упрямства, отчаянно цепляясь за реальность перед подступающей тьмой забытия. Она улыбалась, но эта улыбка была такой же приятной, как плотоядный оскал гай’рака. И куда только делась та нелепая любопытная самочка из холодных земель?.. Но все-таки — она победила… а, значит, заслужила право на то, что каждый яут получает, справившись со свой первой добычей. И очень важно, чтобы все было сделано правильно. Хотя бы в общих чертах. Молчание, между тем, затянулось, и огонь во взгляде Цей’ти начал угасать, сменяясь недоумением. И оно усилилось, когда Че’Ктаар с церемониальной неторопливостью выдернул из пазов проводок привода пушки вместе с воздушной трубкой и снял маску. Когда-то давно взгляд Охотника смущал уману, но теперь она могла выдержать его без внутреннего содрогания. Не такой уж он и звериный. Подумаешь, желтые радужки — это далеко не самое странное, что есть в Че’Ктааре… но, тем не менее, сейчас Цей’ти с трудом удержалась, чтобы не отвести глаза. «Подойди» — властно повелел Охотник. Правильнее было бы сказать «подползи» — иным способом переместиться умана сейчас не смогла бы при всем желании. Желания, кстати, особого не было — уж больно странный вид был сейчас у ее наставника. Вообще-то он далеко не такой мрачный и жуткий, каким иногда пытается казаться, но в этот момент от его «голоса» Цей’ти проняло до костей. Фыркнув, яут вытянул руку и, цапнув уману за шкирку, с досадной легкостью притянул к себе — как мешок с соломой. Та только и смогла возмущенно пискнуть, разом растеряв остатки боевого пыла, когда оказалась прижатой к пластине яутского нагрудника. Хватка у Че’Ктаара была буквально железная — сколько не бейся, вырваться не получится. Хорошо хоть он умел рассчитывать силы и не сломал ей еще и ребра… Только вот какого черта он задумал?! «Это трофей, достойный Охотника», — медленно и торжественно проговорил Че’Ктаар. «Его кровью ты будешь отмечена знаком доблести и чести, как Неокропленная, и кровь его застынет на твоих клыках как символ твоего пути». Ритуальная фраза. Цей’ти поежилась, но покорно замерла, успокоившись — она примерно представляла, что сейчас будет. Хотя и не ожидала, что яут решит вдруг проделать это с ней. Конечно, это не «официальная» метка, а так, «детская». Не партбилет, но пионерский галстук. Но оказанная ей честь была, несомненно, велика. Ее, пожалуй, даже многовато для маленького куска «мягкого мяса». Охотник, продолжая удерживать уману, вытянул вторую руку, обмакнув пальцы в кровь гай’рака, и кончиком когтя начертил над левой бровью Цей’ти алую глифу кланового знака. Липкая, начавшая сворачиваться кровь тут же стянула кожу, а ее запах отчего-то стал острее — хотя, казалось бы, во время схватки пол-леса было ею залито. Че’Ктаар говорил, что настоящая метка наносится едким ихором** каинде амедха и оставляет след на всю жизнь, но Цей’ти казалось, что ее лоб сейчас жжет не хуже пресловутой кислоты — начертанный яутом символ пылал, как поставленное раскаленным металлом клеймо. Убрав коготь от лица уманы, Охотник замешкался. Далее следовало окрасить той же жидкость и клыки юного претендента, но, поскольку таковых у его подопечной по техническим причинам не имелось (а ритуал требовал соблюдения символических действий), вышла некоторая заминка. В итоге яут, мысленно попросив прошения у Цетану за допущенную вольность, провел окровавленным пальцем по губам уманы. Цей’ти было брезгливо отшатнулась, но Че’Ктаар держал ее крепко. Закончив, Че’Ктаар почтительно склонил голову в знак уважения. Несколько странно было отдавать подобные почести пьод амедха, но вряд ли кто-нибудь осмелился бы поспорить с тем, что эта особь их заслужила. Цей’ти подняла на него мутный взгляд и тоже слабо кивнула, не пытаясь отстраниться — силы покидали ее, и даже самостоятельно сидеть девушка была уже не в состоянии. В конце концов она просто положила голову на плечо Охотника и закрыла глаза, с чистой совестью теряя сознание. Уж сейчас-то ничего плохого с ней произойти не могло — вряд ли где-нибудь на Сельев существовало место безопаснее и надежнее, чем объятия Охотника. А что он сам думал по этому поводу уже не так уж и важно. *** Цей’ти пришла в себя уже в своем логове, укутанная в шкуры, как спеленатый младенец. В грузовом отсеке было темно и прохладно, воздух остро пах дезраствором. Откинув верхнюю шкуру, девушка попыталась сесть, но в итоге со стоном завалилась обратно. Может, теперь раны и заживали быстрее, но от боли ненамеренная модификация ее, увы, не избавила. А болело вообще все — как в старые добрые времена, во время знакомства с прелестями «нулевой подготовки». Сколь бы ты ни был тренирован и крепок, падение с высоты четвертого этажа редко обходится вообще без последствий. Но Че’Ктаар не только принес свою подопечную на корабль, но и успел обработать ее раны, каким-то образом при этом умудрившись не разбудить (впрочем, судя по туману в голове это была заслуга не яута, а универсального транквилизатора из корабельной аптечки). Левая рука, уже не такая кривая и опухшая, какой Цей’ти ее помнила, была закована в лубок из лоскута фикспласта, правая туго замотана бинтом от локтя до костяшек пальцев. На разодранном когтями бедре — тоже повязка, еще и с компрессом — очевидно, рана начала воспаляться. Кровавую метку на лбу Охотник оставил, а вот остальную грязь кое-как смыл. Хорошо хоть раздевать не стал… Немного полежав, изучая потолок, Цей’ти решила все-таки восстать, вернувшись в ряды дееспособных граждан. Лежать без дела было, конечно, приятно, но как-то скучно. Она уже успела отвыкнуть от подобной роскоши. — Включи свет, — приказала она, приподнявшись на локтях. — Ныне ярко воссияет свет дневной в твоей юдоли, — жизнерадостно отозвался голос корабля. Свет действительно воссиял, резанув по привыкшим к полумраку глазам, да и с «юдолью» трудно было поспорить, но Цей’ти все равно кисло поморщилась. Если сначала это было даже забавно, то теперь начинало раздражать, особенно когда требовалось добиться от ИИ тонкой настройки чего-либо — мелкие параметры таким способом можно было выяснять очень долго. И что только мешало в свое время проговорить полторы сотни слов, скажем, из учебника по истории? Это девушка тоже, как ни странно, помнила — а ведь там сухой канцелярит достигал апогея, раз авторы порой умудрялись как-то пересказать события полутора веков в четырех абзацах… Рядом с лежанкой, на притащенном в качестве стола плоском камне, стояла фляжка с водой и разложенная на широких листьях еда — синие сахарные ягоды, черешки водяной травы и несколько кусков вяленого мяса из запасов Цей’ти. Очень мило со стороны Че’Ктаара. Правда, есть особо не хотелось, но вот смочить горло было бы весьма кстати. Сладковатый вкус воды смешался с привкусом гай’рачьей крови, высохшей на губах, но Цей’ти с удивлением обнаружила, что рвотных позывов это не вызывает. Кровь и кровь. Физиологическая жидкость с привкусом металла, характерным для существ, пользующихся удивительными возможностями гемоглобина. Девушка с нервной усмешкой подумала о том, что ей невероятно повезло лишиться охотничьей невинности с животным приличного биохимического состава, а не с какой-нибудь из лесных рептилий, у которых в жилах течет синяя вонючая жижа. Поставив фляжку на место, Цей’ти вытерла губы тыльной стороной ладони и с трудом поднялась на ноги. Это оказалось проще, чем она думала, только голова слегка закружилась. Но вроде стоять можно, хоть и шатает слегка. Неплохо бы еще и пройтись до основного отсека, навестить санузел и умыться. Жаль только, расчесаться не получится — весьма сомнительно, что можно переплести косу, имея полторы рабочих руки. …Первым, что она увидела, миновав кессон, был… гай’рак. Точнее, голова гай’рака, возлежавшая на рабочем «трофейном» столе под куполом стазис-поля, не давшего ей окончательно стухнуть. Зверь таращил мутные мертвые зенки, скалил желтоватые клыки, между которыми чернел вывалившийся изо рта язык. Цей’ти нервно усмехнулась. Интересно, как Че’Ктаару удалось еще и эту штуку дотащить до корабля? Впрочем, яут сильный, с него сталось бы и всю тушу целиком припереть, несмотря даже на то, что вместе с ней пришлось бы нести и потерявшую сознание компаньонку. Подумав об этом, умана задумчиво нахмурила брови. Если память ее не подводила, она отрубилась на руках у Охотника, и воспоминание об этом было до странного… приятным. Даже жаль, что она так быстро отключилась, не успев толком почувствовать, каковы они, объятия воплощенной смерти… Так, стоп. Цей’ти мотнула головой, сама удивленная таким вывертом сознания. Неужто она на самом деле только что пыталась рассмотреть яута в качестве… эээ… романтического интереса?.. Это открытие поразило до глубины души. Совсем крыша поехала… Нет, если бы кто-то рассказал Цей’ти о чем-то подобном, она, наверное, даже поняла бы — ясное дело, в изоляции и в отсутствии иных кандидатов и яут — вполне себе, кхм, мужчина… Если, конечно, это вообще возможно. Но от себя умана такого никак не ожидала. Знала же, что, оставаясь с Охотником, будет обречена на одиночество — и вроде бы в тот момент это вполне устраивало. Все равно на Земле с личной жизнью как-то не заладилось, и к двадцати семи годам к этому можно и привыкнуть. Но то ли часики действительно тикают, то ли гормоны играют, но… Нет. Че’Ктаар — точно нет. Он, конечно, хорош, но — нет. Да и на взаимность тут вряд ли можно рассчитывать. Яут груб, жесток, ехиден и вообще пару дней назад очень хотелось разбить ему морду… А тут — разок обнял, и все, сердце девичье растаяло… так, что ли это работает?.. ну нет, ерунда какая-то. Это просто последствия шока. При значимой потере крови ведь может быть гипоксия? Мозги без кислорода глюканули, вот и… «Уже лучше?» Цей’ти подпрыгнула на месте от неожиданности, едва сдержавшись, чтобы не вскрикнуть. Яут стоял в дверях своей каюты, скрестив руки на груди, и с интересом рассматривал свою компаньонку. И неизвестно, как долго он там был и что успел «услышать». Смущенно кашлянув, умана кивнула, попытавшись придать своему лицу холодное и невозмутимое выражение. Но вот с предательским румянцем на щеках сделать, к сожалению, ничего нельзя. «Ты в порядке?» — подозрительно спросил Че’Ктаар. — Да… — кивнула Цей’ти, поспешно отводя взгляд. — Только голова кружится… И это, между прочим, чистая правда. Яут наверняка и сам об этом знает. И как это вовремя, как кстати — вполне приличное оправдание, чтобы грохнуться в обморок от греха подальше. Правда, Че’Ктаар вряд ли оставит ее так валяться на полу — отнесет обратно. Возьмет на руки, возможно даже как полагается, а не привычно через плечо перекинет… Все! Стоп! Не думать об этом! «О чем ты не хочешь думать?» Да чтоб тебя!.. проклятая телепатия! — Да так, ни о чем… о ерунде всякой… — нервно пролепетала умана, отчаянно пытаясь найти хоть что-нибудь, чтобы и самой отвлечься от опасной темы и занять излишне любопытного компаньона. Взгляд ее упал на убиенного гай’рака. — Ты принес его голову, да? Очень хорошая голова… Славный трофей получится. Очень хорошая голова… Огромных усилий стоило не хлопнуть себя ладонью по лицу, осознав, насколько глупо это прозвучало. Че’Ктаар, нахмурившись, настороженно кивнул. «Твой, между прочим». — О, правда? — глупо хихикнув, чирикнула умана. Ну конечно, чей же еще — столько сил положено, чтобы угрохать эту тварь! Странно было бы, если б Охотник решил после этого присвоить череп себе. — Как… хорошо. Вот, уже лучше. Мысли о возможной несправедливости вызвали закономерный всплеск возмущения, невольно напомнив о давешнем «серьезном разговоре». «Если ты в состоянии работать правой рукой, я покажу тебе, как его очистить», — с льстивым великодушием заявил яут, тоже несколько расслабившись — видимо, в спутанных мыслях уманы он все-таки не разобрался как следует и списал ее странное состояние на последствия их недавней ссоры. Цей’ти, почувствовав себя увереннее, кивнула. — Спасибо, — вежливо отозвалась она. И, немного подумав, добавила: — Я, похоже, начинаю понимать, в чем смысл этих ваших коллекций. «И в чем же?» — иронично поинтересовался Охотник, привалившись плечом к краю дверного проема. —  В том, что вы чертовы адреналиновые наркоманы, — несколько более оживленно, чем следовало бы, ответила Цей’ти.— Оставляете себе сувениры на память о наиболее мощных приходах. О тварях, которым почти удалось вас убить. Че’Ктаар ухмыльнулся. «Хорошая шутка», — сказал он, медленно кивнув. — «Это называется азарт Охоты. Болезненная эйфория. Мой учитель, Ке’Йерре, как-то говорил, что, возможно, все делается как раз ради нее, а не ради собственно трофеев. Это как спаривание». — Что? — опешила умана. Охотник пожал плечами. «Кто-то соблюдает правила и ложится с женщиной ради зачатия детей, а кому-то нравятся собственно ощущения». Цей’ти хотела спросить, к какой категории относит себя сам Че’Ктаар, но вовремя прикусила язык. Хотя, пожалуй все-таки интересно, как они это делают… Так. Все. Хватит. — Кажется, сейчас мне надо прилечь, — пробормотала Цей’ти, снова чувствуя, что краснеет. — Что-то мне нездоровится… «Ладно», — хмыкнул Че’Ктаар. — «Выглядишь ты как-то скверно». Отчаянно закивав, девушка отступила назад, торопливо стукнув ладонью по замку воздушного шлюза. И так спешила удрать, что споткнулась и чуть было действительно не растянулась на полу. Че’Ктаар наблюдал за ней с искренним недоумением. Вот ведь гад — мог бы и проводить… Хотя, с другой стороны, хорошо, что не стал. _________________________________________________________________ *скопа - хищная птица из отряда Ястребообразных, промышляет рыболовством. Науке известны случаи, когда хватка птицы была настолько сильной, что она сама была не в состоянии сбросить рыбу с когтей, что имело фатальные последствия. **Ихор. в греческой мифологии - кровь богов и титанов; в медицине - этакая дрянь, которая образуется при гнойном воспалении ран. Иногда в фантастике термин употребляется для обозначения "необычной" крови.