«Не удивляйся, именно так и сходят с ума». Олег Медведев
Тишина. Тишина и темнота за закрытыми веками. Остановить течение мыслей. Сосредоточиться на мерном и спокойном дыхании, на ритме собственного сердца. Раствориться в окружающих звуках. В тихом шепоте реки и шелесте листьев, в криках летунов и стрекотании насекомых, в потоке солнечных лучей и легком ветерке, гуляющим над водой… подавить собственное «я», как незначительный фактор, слиться с миром, подобно тому, как одинокая и ничтожная капля дождя сливается с мощным потоком, стремящимся вперед, не чуя преград на своем пути. Ощутить его силу. Его неукротимую, отчаянную, дикую волю, неистребимое начало, заставляющее побеги тянуться к солнцу, а корни уходить вглубь земли. Оно наполняет ветром сильные крылья, оно трепещет на кончиках клыков, чтобы… Че’Ктаар поморщился и вздрогнул, уловив знакомый, но в данный момент невероятно раздражающий звук. Открылась дверь грузового отсека. К’жит, почему механизм работает так громко?.. Ладно. Все сначала. Не размыкая век, Охотник мотнул головой, заставив разум вновь обратиться внутрь самого себя. Тишина. Тишина и темнота… Но сосредоточиться на внутренней пустоте так и не получилось. Тихие шаги уманы и последовавший за ними плеск воды ворвались в естественную безмятежность раннего утра, вдребезги разбив хрупкую душевную гармонию, достигнутую с таким трудом… Че’Ктаар мысленно выругался. И с чего ее подняло так рано? Приоткрыв один глаз, он отыскал источник раздражающих звуков. Цей’ти, как всегда с утра, умывалась, устроившись на камне у берега. Впрочем, почувствовав на себе взгляд Охотника, она прервалась, удивленно вздрогнув, точно только что заметила, что не одна. Возможно, так оно и было — яут неподвижно сидел на камне в нескольких метрах от нее, скрытый тенью и ветвями склонившегося над рекой дерева, и заметить сразу его было не просто. Но уже в следующий миг умана оценила ситуацию и, чуть растянув губы в противной ухмылке, с театральным наслаждением плеснула себе в лицо еще одну пригоршню воды, громко фыркая, да еще и принявшись мурлыкать что-то себе под нос. Яут медленно вдохнул и выдохнул. Ладно. Если уж они дошли до мелкого пакостничества… Че’Ктаар поднялся на ноги и спрыгнул в воду, приземлившись в двух шагах от уманы, нарочно подняв как можно больше брызг и окатив уману с ног до головы. Цей’ти с визгом попыталась отскочить, но это ей не помогло. Ну, хотела же освежиться — так получай! Отплевавшись и убрав мокрые волосы со лба, самочка бросила на него недовольный взгляд и скривилась. — И тебе доброго утра, — проворчала она, смахивая ладонью капли воды с подбородка. «Ты все еще ненавидишь меня так же сильно, как и вчера?» — поинтересовался Че’Ктаар, мысленно посмеиваясь. — Уже немножечко поменьше, — поморщилась умана, снимая с виска веточку речной водоросли — как назло, склизкой и гниловатой. — Самую малость. Охотник кивнул. «Сегодня сюрпризов не будет?» — спросил он, выйдя из воды и остановившись рядом. — Полагаю, нет, — холодно ответила Цей’ти, задрав свой острый нос, словно пытаясь взглянуть на него свысока. Довольно бесполезное занятие, учитывая, что ее макушка едва доставала Че’Ктаару до плеча. — Если, конечно, у тебя там где-нибудь не припрятан очередной человеческий труп. «То, что у меня припрятано — не твое дело», — напомнил яут. Самочка, хмыкнув, подозрительно сощурила глаза, но Охотник не стал задерживаться, чтобы продолжать очередной бессмысленный разговор, и направился к кораблю. Если уж с медитацией не вышло, лучше уж заняться чем-нибудь более полезным. Поохотиться, например — конечно же, вчера местные падальщики не стали дожидаться его возвращения из неожиданной отлучки, и растащили добытого зверя, оставив лишь обглоданные кости. А Че’Ктаар сейчас не отказался бы от свежего мяса. — Ты, кстати, в курсе, что вынул из себя не все семена? — равнодушно спросила умана, когда яут повернулся к ней спиной. Че’Ктаар машинально повел плечами. Что за глупый вопрос. Конечно, довольно трудно не заметить острую штуковину, на половину длины когтя впившуюся в плоть между лопаток. Или даже две штуковины. Крайне неудачное место — рукой до них не дотянуться, ножом не сковырнуть. Но, впрочем, шкуру семена не пробили, а, значит, через пару дней усохнут и выпадут сами. К счастью, яуты заживо гнить почти не умеют, и для развития сепсиса им нужно кое-что посерьезнее пары застрявших в теле щепок. «В курсе», — буркнул он. — Хочешь, могу вытащить, — бесцветным тоном предложила Цей’ти, со скучающим видом вертя побуревшую водоросль в пальцах. Охотник, замерев на полушаге, удивленно оглянулся через плечо. «Неужели ты перестала желать мне смерти?» — насмешливо спросил он. — Я никогда не желала, — заявила умана, пожав плечами. — Ведь если ты сдохнешь от заражения крови, кто тогда поведет корабль? Че’Ктаар, не удержавшись, усмехнулся. Весомый аргумент, ха! Даже и возразить нечего. Но лучше он как-нибудь сам разберется. «С чего вдруг такая забота?» Цей’ти фыркнула, закатив глаза. — Не хочешь — не надо, — пробормотала она. — Я просто из вежливости предложила. Сощурив глаза, Охотник внимательно вгляделся в ее лицо и сознание. Вообще-то было бы неплохо все-таки избавиться от инородных тел, а еще лучше — заставить эту упрямую самку сделать то, чего ей не хочется (а ей на самом-то деле действительно не слишком хотелось ему помогать). Просто в качестве моральной компенсации. Ну, или для поддержания иллюзии контроля. Пусть это и не слишком честно. «Ладно», — проговорил яутОхотник, с наслаждением наблюдая, как лицо уманы изумленно вытягивается. «Уговорила. Давай». Недовольно цокнув языком, самочка снова скривилась, но делать было нечего — сама же предложила. Опустившись на землю, Че’Ктаар позволил ей коснуться своей спины и отбросить косицы на плечи. Лапки у уманы были маленькие и очень осторожные — он почти не ощутил ее прикосновений, даже когда Цей’ти вытащила первое семя. О, да — она была недовольна. Она злилась и морщилась от отвращения, измазав пальцы в заполнившем ранку твее, но все же, надо отдать ей должное — была весьма тактична. Ничего не стоило вогнать острое семя еще глубже или «неудачно» провернуть его, чтобы причинить боль — Охотник был почти уверен, что она может выкинуть что-нибудь в этом духе. Но нет. Даже стало как-то стыдно за то, как грубо и неуклюже он вытаскивал из ее ноги пулю. — Раны не надо промыть? — в тоненьком голоске прозвучало едва уловимое беспокойство. «Обойдусь», — отрезал Охотник, слегка поежившись. Все его инстинкты вопили о том, что подставлять спину уману — не самая лучшая идея. И, как бы ни были эфемерны прикосновения самочки, ему хотелось поскорее это закончить. Умана хмыкнула, но спорить не стала. — Ладно… кстати, я так тебя и не поблагодарила. Яут почувствовал, как она выдернула второе семя. Оно засело поглубже, и было немного больнее. «Да хватит уже», — раздраженно дернул клыками яут, — «Я же сказал, что это не обязательно». — А почему нет? — спросила умана. — Ты же все-таки мне помог… неоднократно. То есть, это, конечно, не значит, что… но, в общем, спасибо. Че’Ктаар покачал головой. «Я сделал то, что было правильно», — проговорил он, пытаясь отстраниться, но самочка неожиданно надавила ладонями ему на плечи. — Сиди смирно, это еще не все, — строго сказала она, и Охотник почувствовал еще одну «занозу», в которую вцепились маленькие уманские пальчики. Эта, видно, засела крепко и глубоко у основания шеи. Неудивительно, что обнаружил яут ее только теперь — в этом месте не так много нервных окончаний, да и шкура потолще и поплотнее. И вынуть оттуда что-либо было непросто. — Правильно, значит… забавно. — Цей’ти вздохнула. — Я вот никак не могу понять, хороший ты или плохой. «Я никакой», — тут же отозвался Охотник, раздвинув клыки в улыбке, несмотря на то, что загривок окатило болью — самочка неуклюже попыталась расшатать занозу, и это оказалось куда неприятнее, чем можно было ожидать. — Так не бывает, — сказала Цей’ти. «Именно так и бывает», — возразил яут, — «Вы, уманы, делите мир на черное и белое. Вам кажется, что так проще. Но это неверно. Не бывает однозначно хороших или плохих». Самочка озадаченно замолчала — то ли размышляя над ответом, то ли прикидывая, как бы половчее справиться с последним семенем. — Но бывает правильное и неправильное? — наконец, задумчиво проговорила она, надавив пальцами вокруг и так саднящей раны. «Вроде того», — ответил Охотник. Загривок ощутимо кольнуло, но через миг, когда последняя заноза была извлечена, боль прошла. — А как же вся эта фигня про добро и зло? — насмешливо спросила умана, продолжая зачем-то держать руки у затылка Че’Ктаара, — Или у вас нет таких категорий? Яут ненадолго замолчал, прислушиваясь к ощущениям. Самочка притихла, но Охотник продолжал чувствовать на себе ее пальцы — Цей’ти не то осматривала его спину на предмет иных застрявших в ней неучтенных инородных тел, не то беззастенчиво пялилась на многочисленные шрамы, исполосовавшие шкуру. «Мы, скажем так, не видим в них смысла», ответил Охотник, рефлекторно дернувшись, когда умана резко потянула за щетинку на лопатке. «Не трогай, это мое». Самочка насмешливо фыркнула, но наконец-то убрала руки. — Ладно. Жить будешь, — проговорила она. — Если, конечно, грязи в раны не набьется. Охотник повел плечами. Свежие дырки побаливали, но ничего серьезного — скоро заживут. Поднявшись на ноги, он повернулся к компаньонке и коротко кивнул. «Отлично». Цей’ти тоже встала, растянув губы в кривой ухмылке. И кивнула в ответ. Ничего больше не сказав, она вернулась к воде, и Че’Ктаар задумчиво проводил ее взглядом. Что-то во всем этом ему решительно не нравилось. Что-то было не так. Умана, более не обращая на него внимания, забралась на макушку торчавшего из воды замшелого валуна, и, неуклюже балансируя разведенными руками, перепрыгнула на соседний камень. Шагнула на следующий, направляясь к заводи, над которой висели грозди розовых цветков — тех самых, что поедали краснохвостки. Видимо, решила снова поохотится — на берегу лежала ее острога. Но не хотела мочить ноги, предпочитая приманить добычу на мелководье. Да нет, все в порядке. Она всегда такая. Яут отвернулся, подумав о том, что неплохо бы и самому отправиться на промысел, но колкое беспокойство в груди никуда не делось. Сделав пару неуверенных шагов, он снова обернулся, наблюдая за тем, как Цей’ти, привстав на цыпочки, осторожно обрывает цветки, распихивая их по карманам. Довольно ловко, надо сказать — положение ее было не слишком устойчивым, и казалось, что умана вот-вот грохнется в реку, но ей как-то удавалось удерживать равновесие. Только вот вчера она даже идти не могла. Что не удивительно — для нее рана от дурманника была гораздо серьёзнее, семя вошло в мягкую плоть глубоко, повредив мышцу. Однако сейчас ее сие явно не волновало. И вот это было действительно странно. У уманов ведь весьма посредственная регенерация, не так ли?.. «Цей’ти!», стараясь не поддаваться панике, вызванной дурным предчувствием, окликнул Охотник. Она оглянулась, и Че’Ктаар уловил мимолетное раздражение в ее взгляде и в мыслях, запоздало сообразив, что до сих пор так и не знает ее настоящего имени. Некоторые расы имен не используют, но уманы — ни один из основных подвидов — к их числу не относятся. И у Цей’ти, конечно же, должен был быть какой-то «личный идентификатор». Правда, она за эти дни так и не удосужилась его назвать, хотя имела довольно много возможностей. Видимо, не посчитала нужным. Так и чего тогда обижаться?.. — Да? «Твоя нога больше не болит?» — торопливо спросил яут. Умана вскинула брови и опустила глаза вниз, на перебинтованную конечность. и, точно проверяя, как та работает, несколько раз топнула по камню. — Вроде нет, — с некоторым удивлением отозвалась она. — Ты же меня вылечил. Че’Ктаар нахмурился. Конечно же, ничего у нее не болело. Только навряд ли тут помог простой пластырь, как уверена сама Цей’ти. По крайней мере, это несложно проверить. Рану на ее плече Охотник не обрабатывал. Только промыл водой — порез был глубокий, но чистый, кровь вымыла из раны всю дрянь, но остановилась довольно быстро. Биогель на такую ерунду тратить не хотелось — и так заживет. За несколько дней. Но никак не за одну ночь. Даже с такого расстояния было видно, что никакого пореза под рваным рукавом больше нет. Остался только шрам — свежий, темный. Через пару дней совсем не разглядишь. К’жит. Вот теперь Че’Ктаар, кажется, действительно влип. Настолько глубоко, что никакие боги теперь уже не помогут. *** Яут вернулся на корабль, но не прикоснулся к оружию и доспехам, в которые собирался облачиться пару минут назад. Сейчас не время для Охоты. Слишком много посторонних мыслей. Слишком много липкой и вязкой тревоги. Слишком тяжело внутри. Вообще всего — слишком. Чересчур. Многовато задачек для простого воина. …А он-то еще удивлялся, отчего даже пытливые аттури не решались экспериментировать с кровью и твеем! И ведь в Кодексе об этом — ни слова. Видимо, предполагалось, что не найдется никого, кто был бы достаточно безумен или глуп, чтобы сотворить что-то подобное. Зато много говорилось о другом. Очень много. И очень… однозначно. Эти строки священной клятвы сейчас пылали в охваченном паникой мозгу, заставляя несчастного Охотника холодеть от ужаса содеянного. Это был непреложный и самый жесткий закон. И яут, сам того не ведая, его нарушил. Но, к’жит, кто же знал, что так получится?.. Уж точно не Че’Ктаар. Он вообще не представлял, как такое могло произойти. Как у маленькой и слабой самки регенерация может идти почти так же, как у него самого?.. не мгновенно, но очень быстро. Слишком быстро, чтобы это могло бы считаться нормальным. Может, он ввел Цей’ти слишком много твея или просто неверно рассчитал время, в течение которого ее тело должно было вывести инородный агент. Тогда все в порядке. Но, если… Если, находясь на грани гибели, организм уманы каким-то образом ассимилировал яутскую кровь, то теперь она технически даже и не совсем умана. Гибридный организм, помилуй Цетану. Химера. Отродье… А, значит, ее полагается уничтожить. Глухо зарычав, Че’Ктаар яростно растер пальцами ноющий шрам на лбу. Нет, этого не могло произойти. Ни в коем случае не могло. Она была слишком слаба. Практически мертва, если быть точным. Но, возможно, именно поэтому с ней и случилось… то, что случилось. Иммунитет сходил с ума, не в силах справиться с попавшей в кровь инфекцией. Ее тело было отравлено гнилой заразой, внутренние органы практически отказали. Поук, да Че’Ктаар не вылечил ее, а практически воскресил… твей перезагрузил тело… переделал всю систему, а не просто помог справиться с заражением… К’жит. Проклятые «биохимические тонкости». Но откуда он мог знать?.. возможно, и ученые-аттури этого не знают. Никто ведь этого не проверял. Однако это, впрочем, его ни разу не оправдывает. Пусть по незнанию или глупости, но он совершил недопустимое — создал Отродье. Мерзостную и гадкую тварь, одним своим существованием оскверняющую благородную расу науду… Че’Ктаар мотнул головой, словно пытаясь утрясти бешено скачущие мысли. Вообще-то не такая уж Цей’ти и мерзостная… по крайней мере, не более, чем была до этого. Собственно, ничего в ней и не изменилось. С виду — умана как умана, и не отличишь от других. Вряд ли у нее теперь вырастут клыки и косицы — на такое, пожалуй, твей не способен. Внешне произошедшие с ней метаморфозы никак не проявлялись. Так, может, и не стоит беспокоиться об этом? Вряд ли кто-нибудь еще сможет узнать ее тайну, если просто вернуть самочку на родную планету и позволить затеряться среди миллионов других уманов. Уж должно теперь хватить ума больше не попадаться Охотникам… В отчаянии обхватив голову руками, Че’Ктаар тихо завыл. К’жит… да он уже, похоже, начинает мыслить, как распоследний изгой! И все из-за этой глупой уманы! Ах, как жаль, что в свое время у него не хватило ума просто отвернуться и позволить тем двум самцам сделать с ней то, чего они хотели. Летел бы сейчас домой, не знал бы горя… А Цей’ти, возможно, была бы мертва. Какая противоречивая мысль. Че’Ктаар прокрутил ее в голове раз, другой, третий, не понимая, правильно бы это было или нет. С одной стороны, его не в чем было бы упрекнуть, оставь он тем воинам их добычу. С другой — все принятые ранее решения на тот момент казались единственно верными. Да и сейчас Охотник сомневался, что смог бы поступить иначе. Но вот незадача — отчего-то каждое такое «правильное» действие создает новую проблему. И каждый раз проблема эта делается все больше и тяжелее. Растет подобно обвалу в горах, который начинается с маленького камешка. …Ладно. Хватит моральных мук. Надо решить, что с этим делать. Лучше всего было бы подождать и посмотреть, что будет дальше. Велика вероятность, что он все-таки ошибся. Это рациональное и осторожное, если не сказать трусливое, решение. Звучит вроде разумно, но… ведь вряд ли что-то изменится. Надо быть полным идиотом, чтобы этого не понимать. Нет, если и действовать — то только сейчас. Убить ее. Теперь уже не из жалости, а из чувства долга. Потому что гибриды-полукровки, каким бы образом они не получились, не могут жить. Не имеют права. Это — правильно. Это — неизбежно… …И, в данном случае — отвратительно. Че’Ктаар долго сидел за пультом, думая, откуда у него взялось это странное убеждение, противоречащее и личному опыту, и всем вбитым в голову постулатам Кодекса. Да что там — самому здравому смыслу. Что ему до этой глупой самки? Одни беды от нее… Но ответа так и не нашел. Не хотел он убивать уману — и все. Не хотел остаться один. Эта мысль заставила его зарычать от досады. Неужели долгие месяцы изоляции в холодных землях настолько сильно повредили его разум?.. Ни смертельный холод долгой ночи, ни унизительное изгнание не были бы так страшны, если бы не безнадежная тоска и безысходность одиночества… Так что ничего удивительного, что встретив существо, с которым можно разделить теперь уже бесконечное изгнание, Охотник позволил себе привязаться. Жадно впился в ее разум, как в пузырек с противоядием, жизненно необходимым тому, кто нахлебался яда. И на самом деле не хочется ни убивать ее, ни отпускать. Охотник устало закрыл глаза. Как жаль, что она не яут. Тогда никаких проблем бы и не было. Изгои ведь часто держаться вместе, вероятно, как раз по этой же причине — чтобы не свихнутся. Даже основывают собственные кланы, бывает… Хотя… Стоп. Охваченный внезапным озарением, Че’Ктаар задумчиво провел когтем по глубоким бороздам собственной метки. Знак его клана… символ доблести и чести, который не каждый науду может заслужить. …или всего лишь — старый шрам?.. В который раз разум охватило странное, парализующее ощущение бессмысленности происходящего. Как тогда, в туманную ночь гибели Кей’Рро и как в тот миг, когда Че’Ктаар понял, что не сможет оборвать доверенную ему судьбой жизнь раненного зверька. Но, если все эти события все же связаны каким-то смыслом, чьей-то незримой волей, то… может, и не стоит ей сопротивляться?.. Идея казалась безумной даже для него. Но… чем дольше Че’Ктаар об этом думал, тем сильнее убеждался в том, что это было бы идеальным выходом… Было только одно маленькое «но». Самой Цей’ти это явно не понравится. *** Соня лежала на животе, расстелив на земле заметно пожеванную дверью шлюза штормовку, наблюдая за ползающим по земле жуком. От футболки после марш-броска через джунгли тоже мало что осталось — даже лохмотьями это назвать можно лишь с большой натяжкой. Рукава проще было совсем оторвать, а нижнюю часть завязать узлом под грудью — иначе дыры совсем расползлись бы. Но так, пожалуй, лучше. Тут жарко, можно хоть совсем нагишом ходить, если б не ее новый знакомый. …Жук в очередной раз попытался удрать под камень, но Соня ловко развернула его палочкой, скинув с перегородки сооружённого из веток и листьев загона. Летать это условное насекомое, похоже, не умело. Че’Ктаара, к слову, она не видела со вчерашнего утра. Как он ушел на корабль — так и пропал. Как в воду канул. Что-то, впрочем, подсказывало, что здесь его уже давно нет — видимо, как-то умудрился незаметно ускользнуть. И до сих пор обратно не вернулся. Соня даже забеспокоилась — не сгинул ли в лесу? Это, конечно, было бы, с одной стороны, неплохо, но, с другой, больше никто ее домой не доставит. Если, конечно, ей действительно надо вернуться домой. Сама Соня уже начала всерьез в этом сомневаться. Сегодня ей снился Копылов. Как будто все знакомые покойники решили напоследок ее проведать. Хотя, кто знает — может, они и на Земле не отвяжутся. Так и будут приходить по ночам, задавая неприятные вопросы. Против Пашки Соня ничего не имела, но вот остальные… Геолог почти ничего не говорил. Он расчесывал гриву своей лошади, и вид у него был, как обычно, угрюмый и мрачный. На девушку он смотрел с каким-то непонятным укором. — Если б я мог, я бы этого гада сам бы застрелил, — сказал он, когда Соне уже надоело смотреть, как заскорузлые, желтые от табака пальцы перебирают пушистые пряди конских волос. — Пришельца?.. — спросила она, думая о том, значит ли это, что лошадь тоже погибла, или это просто подсознание дорисовывает детали, связанные с образом Копылова. — Майора, — буркнул геолог. — всех моих ребят порешил, зараза… жаль, Иччи Бадараан до него не добрался… — До Сергея с Игорем добрался, — заметила Соня. — И правильно, — отозвался Копылов. — Думаешь, если б эти два урода выжили, я бы их не утопил бы в том же болоте? — Не знаю. Он вздохнул и достал из кармана выцветшей камуфляжной куртки красную ленточку и начал вплетать ее в гриву лошадки. — Совесть, Софья, редкая штука в наше время. Далеко не все люди к ней прислушиваются. А этот твой пришелец, что удивительно, знает, что это такое. — С чего вы взяли? Копылов вздохнул, доставая следующую ленточку — темно-бордовую, шелковую. — Он тебя спас. Хотя не должен был. И ничего не попросил взамен. — ответил он. Соня промолчала и подняла глаза на лицо геолога, но тот был целиком поглощен своим занятием, несмотря на то, что ленточки и косички у лошади появлялись как-то сами по себе. Уже половина гривы была заплетена и украшена разноцветными лоскутами — красными, оранжевыми, жёлтыми… — Ну, все. Надо ехать, — сказал он вдруг, потрепав животное по загривку. А потом ловко запрыгнул в седло — и лошадь, облаченная в нарядную сбрую, сама неспешно пошла вперед. Копылов лишь махнул на прощанье рукой. И туман поглотил его. На этом сон закончился. …Жук с завидным упорством штурмовал стенку загона, недовольно дергая лазурными, с металлическим отливом, надкрыльями. Но Сонина палочка неизменно сбрасывала его вниз, хотя, в общем-то, уже вовсе необязательно было это продолжать. Просто он красивый, прежде такие здесь не попадались, и Соне нравилось на него смотреть. Сегодня, кажется, шестой день. Или уже восьмой? Неважно, счет времени потерян. Жук в отчаянии попытался атаковать палочку, но не преуспел. Надкрылья меленько завибрировали, издавая угрожающий гул. Соня перехватила палочку поближе к концу и на всякий случай отодвинулась. «Он не опасен. Зря осторожничаешь». Поднимать глаза было лениво. И так ясно, чья это тень скользит между камней. А, отвлекшись, можно и объект упустить. — Если гудит — значит, предупреждает об атаке. Челюсти у него так себе, и он их уже использовал — так что это явно не последний аргумент. Может, он ядом плюется или еще что… не хотелось бы получить в глаз какой-нибудь жучиной отрыжкой, - лениво объяснила Соня. Тень на миг закрыла солнце. Че’Ктаар сел на землю рядом, покачав головой. «Тогда прекрати его злить», посоветовал он. — Как же тогда выяснить, что он будет делать? «Зачем тебе это выяснять?» — Я познаю мир, — мрачно ухмыльнулась девушка. Че’Ктаар фыркнул, очень… многозначительно. «Не хочешь попробовать обойтись без насилия?», — спросил он, даже и не пытаясь скрыть насмешку. Соня мрачно подняла глаза, попутно в очередной раз пихнув жука палочкой. — Я же не собираюсь его убивать. «Только он этого не знает. Он боится тебя, и ему неприятно то, что ты делаешь». — Хм, — теперь настал ее черед многозначительно фыркать. Че’Ктаар, встретившись с ней взглядом, коротко кивнул, не то извиняясь, не то просто признавая факт случайной аналогии. И, подставив жуку костяшки пальцев, осторожно пересадил его в центр загончика. «Ничем он не плюется. Просто начнет вонять. Довольно сильно, кстати. Так что продолжать это я не тебе советую». Соня, внимательно глядя на пришельца, удивленно подняла бровь, прокручивая в голове наглядную модель сложившейся ситуации. — Ты боишься, что я тоже могу начать «вонять»? — насмешливо спросила она. «Нет», коротко ответил яут… или как его там. И, в сомнении подвигав клыками, оторвал взгляд от жука, чтобы заглянуть в лицо собеседницы. «Батареи почти перезарядились. Думаю, завтра уже можно». — Ага, — кивнула Соня, с неожиданным даже для себя равнодушием. Как ни странно, это ни капли ее не обрадовало. Пришелец снова кивнул. Кажется, он тоже не испытывал приятных чувств по поводу скорого взаимного избавления друг от друга. Жук немного успокоился, гудеть перестал, и как будто смирился со своим заключением — застыл, припав брюшком к земле и нервно шевеля длинными антеннами. «Я должен тебе кое-что рассказать», проговорил Че’Ктаар. Кончиками когтей он поправил веточку в миниатюрном заборчике. На Соню же при этом не смотрел — со стороны могло показаться, что сейчас его не волнует ничего, кроме жучиного загона и происходящего там. И на жутком лице пришельца не отразилось ни капли напряженности, которой были наполнены только что сказанные слова. «Ты была на грани смерти, когда я вытащил тебя из капсулы. И мне пришлось… принять кое-какие меры, чтобы сохранить твою жизнь» — Я знаю, — кивнула Соня с напускным спокойствием, хотя уже догадалась, о чем сейчас пойдет речь. Она уже и сама начала подозревать, что ее первоначальное мнение о инопланетных медицинских технологиях было несколько… неполным. «Нет. Не знаешь», ответил яут, щелкнув клыками. «Я ничего не мог сделать. Я не знал, как тебя лечить…». — Но вылечил. «В этом-то и проблема». Соня медленно и глубоко вздохнула. Пришелец замолчал, но и безо всякой телепатии было понятно, что продолжать ему непросто. Но в этом, впрочем, не было необходимости. Тут и дураку все понятно. — Ты что-то сделал со мной. И теперь на мне все заживает, как на кошке. Ты об этом? — она усмехнулась, поймав удивленный взгляд Че’Ктаара и виновато пожала плечами. — Я не обратила бы внимания, если б ты не спросил про ногу. Забавно, да? «Нет», — похоронным тоном отозвался пришелец. «Не забавно». Конечно, нет. Нет ничего смешного в том, что кое-кто без спросу запустил свои крокодильи лапы в твою клеточную структуру… а то и в геном. Пусть даже это было сделано исключительно с благими намерениями. А еще поначалу девушка была уверена, что Че’Ктаар, знал, что делал (что бы это ни было). Но, судя по его текущей реакции, результат несколько превысил изначальные ожидания… мягко говоря. И не сказать, что яут был этим доволен. Скорее, даже наоборот. Но, как ни странно, Соня отнеслась к этому почти равнодушно. Видимо, за эти дни произошло так много всего странного и необычного, что она просто утратила способность чему-то удивляться. Хотя, возможно, требуется какое-то время, чтобы осознать весь ужас ситуации. Она как-то слышала, что иногда смертельно больные люди, узнав свой диагноз, воспринимают известие о неминуемой и скорой смерти с холодным безразличием — и только потом до них доходит. Это что-то вроде предохранителя в мозгу — этакая защитная реакция, чтобы не загнуться от эмоционального шока. Ну и к черту… — Я теперь умру в муках? — спросила Соня, наблюдая, как жук карабкается по веткам, торопливо перебирая лапками. — Или… изменюсь? Превращусь в… что-то вроде тебя? Че’Ктаар с мрачным укором посмотрел на нее и покачал головой. «Ты уже изменилась. Но и это… не очень хорошо. Если твои сородичи об этом узнают…» Соня нервно фыркнула. Об этом она тоже успела подумать. Быть подопытным кроликом у инопланетного монстра не слишком-то приятно, но при прочих равных — лучше уж пришельцы, чем люди. Не так обидно. — Да ладно. Я уже и так поняла, что… не могу вернуться, — она поджала губы, провожая взглядом закапывающегося в грунт под камнем жука. — На Земле меня будут искать. Возможно, захотят убить. И никто не будет горевать о моей смерти. «А вот это забавно», — заметил яут, хотя веселье в его голосе было каким-то нервным. «Потому что я тоже не могу вернуться. Я такой же изгой, как и ты». — Действительно, обхохочешься, — проговорила Соня и вопросительно посмотрела на Че’Ктаара. — Значит… ты уже решил?.. Пришелец скорчил особенно кислую рожу. «Сама решай. Ты стребовала с меня обещание — и я, в принципе, готов его выполнить… если не передумаешь». — Перекладываешь ответственность? — прищурилась Соня. «Не хочу тебя уговаривать», — нехотя признался Че’Ктаар. — Я тоже, — эхом отозвалась девушка. — не хочу умолять тебя о помощи. «Боюсь, потребуется что-то больше, чем помощь», — угрюмо пробормотал Че’Ктаар. — Что же? «Партнерство». Он с таким отвращением выплюнул это слово, что девушка засомневалась, что поняла его правильно. Как будто в этом было что-то плохое… или даже отвратительное. Унизительное. Малоприятное… Хотя, может, в этом он и прав. — Комменсализм? * — уточнила Соня. «И не надейся», — безжалостно ответил яут. «Я научу тебя выживать и охотится. А ты… ты поможешь мне охотится и выживать». Он кивнул в такт своим мыслям и уставился на нее, ожидая ответа. Соня потрясла головой, все еще не слишком понимая, чего от нее хотят. Это что… попытка одомашнить человека?.. Или кое-кто тут чего-то не договаривает?.. что-то такое он прячет в своих мыслях, так тщательно подбирая слова… Впрочем, так ли это важно? — А тебе нужна помощь? — спросила она. «Мне нужен компаньон», — сказал Че’Ктаар. «В конце концов, изгои должны держаться вместе. Это повышает шансы на выживание». — Верно, — нехотя согласилась Соня. Пришелец все так же сверлил ее звериными желтыми глазами, хотя, если он и правда умеет читать мысли, то, наверняка уже знает ответ. В конце концов, дикие коты после похожей сделки в итоге оказались явно не в накладе. Если, конечно, не брать в рассчет издевательство над их геномом тактично именуемое «селекционной работой»… Но Че’Ктаару важно было не просто узнать ответ, но и услышать его. Соня в который раз тяжело вздохнула. — Ладно. И все. Так вот просто, оказывается, продавать душу дьяволу. Ни голос не подвел, ни язык не отнялся, ни свет не померк, ни громы и молнии не обрушились с небес на дурную голову очередного Фауста… А дьявол довольно ощерил клыки, не потребовав даже расписаться кровью. Бессмертная душа пугливо сжалась холодным комком в груди, заставив на миг ужаснуться содеянному. «Ты, кстати, не сказала свое имя», — сказал вдруг Че’Ктаар, неосознанно разрушив драматичность момента. — Тебе для ветпаспорта? — нервно усмехнулась Соня, но яут шутки не оценил, только удивленно расширив глаза. — Как там ты называл меня в лесу? «Цей’ти». Цей’ти. Соня несколько раз повторила это слово про себя, примеряясь к нему и примеряя на себя. Ну, звучит, по крайней мере, неплохо. — Тогда — Цей’ти, — решительно сказала она и криво ухмыльнулась. — Будем считать, что я начинаю новую жизнь.***
По просьбе Ке’Йерре пилот посадил корабль на одной из резервных площадок за городской чертой, подальше от шумного столичного космопорта. Здесь, на краю глубокого туманного ущелья, царила первозданная тишина. Крохотный терминал терялся среди высаженных по краям полосы деревьев, и казалось, будто это место давно заброшено и покинуто, хотя на самом деле крохотный порт содержался в идеальном состоянии. Вместо положенного по статусу пышного церемониального кортежа Старейшину встречала весьма скромная делегация: двое молчаливых телохранителей и молодая женщина в неброской черной хламиде. На ее лбу красовался узор из алых завитков — знак того, что она совсем недавно прошла посвящение Хранительницы Клинков и теперь имеет право голоса на заседаниях Малого Совета, формально — наравне с Воинами Чести. На деле же среди алых дев было не много таких, чей голос имел бы реальный вес. Но Ллей’ри, одна из лучших учениц старого яута, к счастью, была именно такой. Пока эти трое были единственными, кто знал о возвращении Старейшины, хотя тот не сомневался что дома ждут с нетерпением — и его, и новостей, которые он должен был привезти. И ждут, к сожалению, не только друзья. До чего противно возвращаться на родную планету так, тайком, словно изгой… Тем более, когда нечего стыдится, а в пору праздновать — ведь переговоры прошли успешно. Но политика — это не Охота, где неверное решение будет стоить всего лишь собственной жизни. Тут на кону стоят вещи посерьезнее. Каждый шаг и каждое слово должны быть взвешены и обдуманы, не говоря уж о том, что в эту игру нельзя вступать неподготовленным, даже имея пару козырных фишек в рукаве. И поэтому сейчас слушать важнее, чем говорить. Едва Ке’Йерре ступил на трап, все трое молодых яутов опустились на одно колено, не смея даже пошевелиться без его позволения. Старейшина, поглядев на их склоненные головы, только нахмурился. — Приветствую тебя, Мастер Копья, — с великим почтением произнесла алая дева, когда Ке’Йерре, спустившись, остановился подле нее, — да будет глаз твой зорок, а клинки остры. «Оставь это для церемоний, Ллей’ри», мягко проговорил Старейшина, жестом велев ей подняться. «Пока вокруг нет лишних глаз, ты можешь не соблюдать эти формальности». «Я всего лишь радуюсь твоему возвращению, Учитель», — ответила Хранительница, вежливо опустив глаза. «Все настолько плохо?» — усмехнулся в ответ Ке’Йерре. «Все… непросто», — проговорила Ллей’ри, сдержанно улыбаясь. — «Как и всегда». Старейшина кивнул. Они пошли прочь от корабля, к темнеющей в туманной дымке открытой ротонде, рядом с которой темнел острокрылый силуэт атмосферного флайера. «Как Даррчен?», уже серьезно спросил Ке’Йерре. Хранительница поравнялась с ним, воины тактично отстали, чтобы не мешать разговору своим присутствием. «Так же, как и прежде», с печалью ответила Ллей’ри. «Стар и слаб, но еще не готов встретиться с Цетану. Некоторые считают это крайне невежливым с его стороны». Ке’Йерре мрачно ощерил клыки. «Не сомневаюсь. Он в городе?» «Нет. В своей резиденции на южных островах. Последнюю неделю он не появлялся в столице». Плохо. Старейшина рассчитывал, что Вождь клана будет присутствовать во время его доклада. Конечно же, он получит отчет своего посла раньше, чем тот выступит перед Советом, но личное присутствие правителя и публично высказанное им одобрение сейчас были бы весьма кстати. Однако весть о добром здравии Вождя успокаивала. Пока Даррчен жив, сохраняется хотя бы видимость столь необходимой сейчас стабильности. Уже сейчас между главами старших семей, претендующих на власть после смерти нынешнего главы клана, растет недоброе напряжение — каждый стремиться превзойти соперников в негласной пока борьбе. Но, когда Даррчен, так и не назначивший преемника, отправиться в чертоги Цетану, они будут готовы буквально перегрызть друг другу глотки, пока не будет избран новый правитель… И Ке’Йерре был рад, что этого не произошло в его отсутствие. При всем его уважении к Вождю, его уход неизбежен, как и все то, что за этим последует… и чем позже это произойдет, тем лучше. «Ты не выходил на связь», — с легким укором сказала Ллей’ри, — «Мы беспокоились. И ждали новостей». Другого бы оскорбила дерзость ее упрека, но Ке’Йерре только покачал головой. «Ты же знаешь, дитя — такие вещи нельзя доверять даже закрытому каналу» — ответил он. — «К тому же, нехорошо, когда весть прибывает раньше гонца». «Но ведь это благая весть?» — обеспокоено спросила Хранительница, и тут же, устыдившись непозволительной эмоциональности, понурила голову, вернув себе благочестивую бесстрастность. «Тебе удалось договориться с Темной Луной?» Ке’Йерре кивнул, чуть приподняв верхние клыки в легкой улыбке и коснулся плеча юной девы, показывая, что все в порядке. «Почти. Их Вождю понравились мои дары… и мои предложения», — не без гордости ответил Старейшина. «Он расположен к миру и готов обсудить раздел спорных угодий. Ему тоже не очень понравилось то, что случилось на Айренде. Думаю, в итоге мы сможем решить этот вопрос со взаимной выгодой». «Многие будут недовольны твоей победой», заметила Ллей’ри. «Это пока еще не победа», предостерег Ке’Йерре. «Как, кстати, дела в Совете?» Алая дева заметно помрачнела, стиснув все четыре клыка. «Не очень хорошо», негромко ответила она, как будто это было ее виной. «Ты долго отсутствовал, и, конечно, кое-кто не преминул воспользоваться этим… Несколько семей настаивают на том, чтобы отправить боевых дронов в систему Малой Короны. Мне пришлось потратить немало сил, раскачивая остальных Хранительниц… Мы оттягивали рассмотрение этого вопроса как могли, но напряжение растет. Многие считают, что мы не должны уступать ни когтя спорных территорий». Старейшина покачал головой. Что ж, этого следовало ожидать. Далеко не все в Совете верят в успех переговоров. Многие считают себя оскорбленными действиями Охотников из клана Темной Луны, кто-то действительно опасается удара в спину. Но Ке’Йерре не сомневался, что сможет успокоить и тех, и других. Но были, впрочем, и третьи… и, скорее всего, именно это и было причиной беспокойства Ллей’ри. «Им плевать на территорию. Они хотят войны», — пояснил он. «Войны… ради войны?..» — изумлено проговорила Хранительница, с презрением поморщившись. «Это глупо». «Глупо, если мы говорим о будущем клана, а не о удовлетворении чьих-то личных амбиций», с горечью ответил Ке’Йерре. «Военный конфликт нужен им, чтобы укрепить свои позиции в Совете и заручиться поддержкой народа». «Не думаю, что наш народ готов поддержать эту глупую авантюру», с жаром сказала Ллей’ри. Старейшина остановился и заглянул в ее лицо — решительное и недовольное. Ах, если бы она была права… «Поддержит, если выставить Темную Луну как агрессоров, посягающих на наш суверенитет», терпеливо объяснил Ке’Йерре. «Ремесленники и рабочие будут против завоевательной операции, из-за которой Совету почти наверняка придется повысить налоги. Но, если они будут думать, что мои тщеславные коллеги пытаются их защитить, нанеся упреждающий удар по зарвавшемуся соседу… это будет совсем другой разговор». «Это будет ложью!» — возмущенно воскликнула Ллей’ри, щелкнув клыками от негодования. Ке’Йерре печально улыбнулся, покачав головой. «Да, это будет ложью», согласился он, снова положив руку на ее плечо. «Но в Совете не все и не всегда играют честно». «Но ты всегда честен», — горячо возразила Ллей’ри. «Ты слишком высокого мнения обо мне, дитя», вздохнул старый яут. «Но если против тебя ведут грязную игру, очень трудно не запачкаться самому. Будешь бояться измазать руки, очищая свой путь — тебя утопят в нечистотах. Не забывай об этом. Когда станешь Старшей Хранительницей, тебе это пригодится». Дева Клинков склонила голову в уважительном поклоне, но на ее лице застыла глубокая задумчивость. Ллей’ри наивна, но не глупа. Она усвоит урок. Они уже подходили к широким ступеням ротонды, когда из пелены низких облаков бесшумно, как призрак, вынырнул ало-золотой флайер, приземлившись с такой небрежной наглостью, что, казалось будто он собирается рухнуть на головы Старейшине и его небольшой свите. Похоже, пилот приложил все усилия, сажая машину таким образом, чтобы доставить им как можно больше неудобств — громоздкий корпус перегородил путь к ступеням, чуть не расплющив скромный транспорт Хранительницы. Рядом с этим роскошным красавцем его неброский черный корпус смотрелся жалко. Ке’Йерре презрительно фыркнул. Он ждал этой встречи, но все-таки не рассчитывал, что произойдет это раньше, чем он окажется в столице. Любопытно, что же заставило самого Ксей’Чена примчаться на всех парах? И, кстати, неплохо бы выяснить, как он вообще узнал о приземлении челнока Ке’Йерре. Не чах же над радаром, в самом деле… Заинтригованный, Старейшина знаком велел заметно напрягшейся Ллей’ри успокоиться, хотя сам едва мог сдерживать тревогу. Появление Ксей’Чена для него было настоящей загадкой. Оно могло быть как хорошим, так и очень дурным знаком — либо у оппонента совсем сдали нервы, и он решил поскорее выяснить ответ на терзавший его вопрос, либо, напротив, прилетел поглумиться, предчувствуя скорую победу. В любом случае, вряд ли это было простым проявлением вежливости. Первыми из флайера вылезли телохранители — четверо рослых воинов в идеально вычищенных доспехах и ало-золотых плащах. И только когда они неподвижными статуями застыли у короткого трапа, показался и их хозяин — пожилой, но весьма энергичный яут в тяжелой мантии Старейшины. По сравнению с собственными стражниками он казался коротышкой, но зато был широк в плечах и крепок. Его плащ был отделан алыми перьями вай’драка, уже порядком потрепанными, но не утратившими своей яркой окраски. Ксей’Чен был одним из немногих, кому удалось добыть этот трофей, чем он жутко гордился, не упуская случая напомнить всем о своей самой удачной Охоте. Пожалуй, даже настойчивее, чем следовало бы. Ступив на землю, он окинул Ке’Йерре и его свиту надменным взглядом и точно через силу кивнул в знак приветствия. «Сила и честь, Мастер Копья», проговорил он. «Какой приятный сюрприз! Я и не ждал тебя так скоро!» «Сила и Честь, Ксей», отозвался Старейшина, как и полагается, натянув на лицо вежливую улыбку. Хотя, пожалуй, хищно оттопыренные клыки не слишком вписывались в церемониальный протокол. — «Ты, видно, очень ждал меня, раз сам примчался в такую даль, не дождавшись официального сообщения». Ксей’Чен тоже оскалился. «Я был возмущен тем, что твой пилот не сообщил о приземлении, как положено по инструкции. Из-за его невнимательности тебе пришлось бы добираться до столицы пешком». «Не стоит волноваться, брат. Юная Хранительница доставит меня до резиденции». Ксей’Чен повернул голову, с презрением поглядев на скромный черный флайер и скривился. «На этом?» — фыркнул он и в наигранном возмущении повернулся к алой деве. «Ллей’ри! Как смеешь ты проявлять столь явное неуважение к Старейшине? Где твое воспитание? Неужели ты считаешь, что Ке’Йерре должен прибыть в город как какой-то вор или бродяга?» Хранительница оскорбленно зашипела, но Старейшина мысленно успокоил ее. Не стоит поддаваться на провокации. Честь истинного воина не могут задеть слова глупца. «Успокойся, Ксей», — почти ласково проговорил Ке’Йерре, «Она всего лишь исполнила мое пожелание. Я проделал долгий путь и слишком устал с дороги, чтобы выстоять все эти утомительные церемонии». Ксей’Чен изобразил недовольство, несколько раз щелкнув нижними клыками. «В столице тебя ждут, Ке’Йерре», тоном, каким напоминают глупому ребенку об очевидных вещах, проговорил он. «Невежливо скрываться от народа, оправдываясь собственной слабостью». Ллей’ри зарычала, взъерошившись от охватившего ее возмущения и шагнула вперед, явно забыв о приличиях и едва ли не собираясь кинуться на нахала, посмевшего оскорбить ее учителя. Но Старейшина остановил алую деву, со спокойным лицом продолжая смотреть в лицо своему врагу. Не стоит доставлять ему удовольствия, делая то, на что он рассчитывает. Хранительница покорно замерла, но рука ее нервно сжалась на рукояти кинжала в поясных ножнах, а в мыслях все еще кипел гнев. «Не стоит тебе так беспокоится о моей репутации, Ксей», — проговорил Ке’Йерре. «Этот цирк нужен народу куда меньше, чем ты думаешь. Мало кто радуется перекрытым дорогам на пути следования бессмысленного кортежа». Ксей’Чен злобно сощурился. «Боюсь, как бы твоя забота о комфорте горожан не была принята за трусость», выдавил он. — «Многие уверены, что ты не решишься показаться на людях после своей потери» Ке’Йерре удивленно моргнул и мысленно обратился к своей ученице с безмолвным вопросом, но Хранительница была озадачена не меньше него. «Какой еще потери?», — нахмурившись, спросил Старейшина. «А, ты не слышал?» — изображая удивление, проговорил Ксей’Чен. «Как жаль, что именно мне выпало сообщать столь печальные вести…» Несмотря на произнесенные слова, он даже не пытался изобразить сожаление — напротив, победитель вай’драка явно упивался тем, что именно ему первому выпало сообщить Ке’Йерре дурную новость. Вот, значит, зачем он прилетел… «Ты пока ничего мне не сообщил», сдержанно заметил старый яут, стараясь не показывать свою тревогу. Что же могло произойти, что так обрадовало его врага?.. мысленно он уже лихорадочно перебирал возможные варианты, привычно прикидывая, чем они грозят и что с этим делать. Даррчен неожиданно умер? Это было бы хуже всего — слишком много хлопот, но, с другой стороны, какое-то время советникам будет не до войны… кто-то из его союзников покинул Совет? Тоже скверно, но не смертельно — Ке’Йерре был уверен, что сможет устроить все так, чтобы освободившееся место занял правильный яут… что еще? Мор, голод, гибель урожая? Или кто-то в очередной раз недоглядел за лабораторными животными и в столице теперь лютует Королева каинде амедха со своим Ульем?.. это, впрочем, было бы наименьшей из проблем… «Помнишь того пилота, которого сослали в холодные земли на планете уманов?» — гадко ухмыляясь, едва ли не пропел Ксей’Чен, заставив собеседника заметно вздрогнуть, как от удара молнии. В груди вдруг все сжалось в тяжелый ледяной комок, тянущий вниз пропустившее удар сердце. «Че’Ктаар?» — воскликнул Ке’Йерре, забыв о необходимости держать лицо. Даже Ллей’ри удивленно уставилась на него, явно не ожидав такой бурной реакции. Ксей’Чен упоенно оскалился, медленно кивнув. Старейшина заставил себя успокоиться, мысленно ругая себя за утрату самообладания. «Он погиб?» — спросил Ке’Йерре, стараясь внвь придатт себе спокойный и невозмутимый вид. «О, если бы», скорбно скривился Ксей’Чен. «Все гораздо хуже — он не выдержал испытания. Нарушил условия, убив двоих уманов. Поскольку ты защищал его перед Советом, многие считают, что его поступок бросает тень и на твое имя». Пораженный Ке’Йерре стиснул клыки. В холодных землях практически нет уманов, которые могли бы стать чистой и честной добычей. Там живут в основном мирные скотоводы, которые почитают Охотников, как часть высших сил. Практически беззащитные и не обученные сражаться… убить одного из них — все равно что напасть на ребенка. Гнусный, недостойный Охотника поступок… неужели Че’Ктаар совершить такое?.. да, он бывал временами не сдержан, своеволен, а порой так и вовсе невыносим в своем упрямстве, но… он не идиот и не безумец. Он не стал бы… нет, это невозможно. Ксей’Чен лжет. «В Совете не так много дураков», — проворчал Ке’Йерре, с намеком взглянув на оппонента. «Я уверен, что Че’Ктаар не стал бы нападать на уманов без причины. Старейшины ведь отправили Арбитра, чтобы выяснить обстоятельства?» «В этом не было необходимости», лениво произнес Ксей’Чен. «По всей видимости, поступок Че’Ктаара был настолько ужасен, что он сам устыдился его и сделал единственно возможный выбор.» «Что это значит?», — мрачно спросил Ке’Йерре. «Он исчез», торжественно объявил Ксей’Чен. «Главный компьютер перестал получать сигнал с его маски. Либо он погиб, либо, что вероятнее — струсил перед наказанием и сбежал». «Его пытались найти?» — хмуро спросил Старейшина. Ксей’Чен с деланным безразличием пожал плечами. «Зачем? Нет смысла тратить драгоценное время Арбитра на того, кто сам признал себя изгоем». Ке’Йерре напряженно кивнул, слепо глядя в точку на лбу соперника — создавая видимость зрительного контакта, но не глядя в глаза, наполненные мрачным триумфом. Он знает… знает то, что Ке’Йерре известно уже давно, хотя и должно было оставаться в тайне. Иначе зачем притащился сюда, стремясь сообщить эту будто бы пустячную новость раньше, чем Ке’Йерре узнает сам?.. И Ксей’Чен верно все рассчитал — после таких вестей трудно думать о деле, и даже сияние собственного триумфа меркнет, растворяясь в ледяном мраке, заволакивающим внутренний взор… Старейшина поднял голову, заставив себя снова увидеть омерзительно-довольное лицо соперника. «Что ж. Благодарю тебя, брат Ксей’Чен, за то, что потрудился сообщить мне об этом» — проговорил он. «Уверен, никто иной в Совете не обладает столь редким даром сообщать дурные новости, так, как это делаешь ты». «Не стоит, брат Ке’Йерре», с издевателькой ухмылкой ответил Ксей’Чен. «Это большая честь для меня, предупредить тебя и помочь справиться с утратой». «Не сомневаюсь», — отозвался Старейшина. «и не смею более отнимать твое драгоценное время. У тебя, должно быть, полно более важных дел. А я сейчас предпочел бы отдохнуть в одиночестве». «Как скажешь, брат», хмыкнул Ксей’Чен, и, скрестив запястья на груди в ритуальном салюте, развернулся к своему транспорту, эффектно откинув полу плаща. Даже несмотря на произведенный своим выступлением эффект, Ксей’Чен не упустил случая в очередной раз подгадить сопернику — даже когда он и его свита погрузились на борт флайера, пилот не спешил поднять машину в воздух, с издевательской скрупулезностью прогревая двигатели, хотя нужды в этом не было вовсе. Не считая, естественно, необходимости заставить Ке’Йерре ждать как можно дольше. Но когда алый флайер наконнец тяжело оторвался от земли и скрылся в облаках, Старейшина не сдвинулся с места. Все еще пребывая в непривычном смятении, он нервно повернулся к Хранительнице, безмолвной тенью стоявшей у его плеча. «Почему ты не сказала мне?» — спросил Ке’Йерре, стараясь сдержать закипающий в груди гнев. злится на Ллей’ри не было смысла — ведь следить за судьбой Че’Ктаара и отчитываться о нем Старейшина не просил. «Я сама узнала только что, Учитель», — виновато отозвалась алая дева, озадаченно тряхнув головой. «У Хранительниц нет допуска к личным делам Охотников. И… я не знала, что это так важно». Ке’Йерре уловил в ее мыслях немой вопрос — почему? — но не счел нужным на него отвечать. Как-нибудь потом, в более подходящее время… «Тебе не кажется это странным?» — произнес Старейшина, напряженно наморщив лоб. «Судя по тому, что сказал Ксей’Чен, в Совете даже не пытались разобраться». Ллей’ри казалось странным совсем другое, но она тактично промолчала. «Если Че’Ктаар сбежал, он сам вынес себе приговор», осторожно ответила она. Ке’Йерре досадливо фыркнул. «Че’Ктаар всегда отличался… излишней инициативностью», проговорил Старейшина. «но он не трус. Он мог нарушить условия, но не стал бы бежать. Чего-то Ксей’Чен не договаривает». «Недоговаривает?» — Удивилась Хранительница. «Если политика — нечистая игра, то он в грязи по самый гребень», пробормотал старый яут, заложив руки за спину, чтобы удержаться от неприличного жеста, неподобающего его положению и авторитету. «Не слишком ли большое доверие ты оказываешь Че’Ктаару, что сомневаешься даже в словах Старейшины?» — нервно спросила Ллей’ри. Тяжело вздохнув, Ке’Йерре заставил себя улыбнуться. «Титул — еще не гарантия честности, дитя. Я знаком с Ксей’Ченом дольше, чем ты живешь. И я знаю Че’Ктаара с того времени, как он только начал ходить. Поверь, с первым я бы даже в баню не пошел без десятка телохранителей. А второму без сомнений доверил бы свою честь... и жизнь». Он замолчал. Хранительница тоже притихла, размышляя над его словами и в задумчивости перебирая тонкие браслеты на своем запястье. Возможно, Ке’Йерре и не придется отвечать на ее незаданный вопрос — Ллей’ри может и сама обо всем догадаться. Она далеко не глупа и не боится пользоваться острым клинком своего разума, в отличие от большинства женщин науду. «Необходимо выяснить, что там произошло», — нехотя проговорил Ке’Йерре. Без одобрения Совета это будет… непросто. «И прежде всего — найти самого Че’Ктаара… Даже если он выкрутил маячок из маски, он все еще на планете уманов… а это значительно упрощает дело»… Хранительница согласно кивнула. При всех своих странностях Старейшина редко ошибался, как в действиях, так и в суждениях. Если он считает Че’Ктаара достойным того, чтобы ради него рискнуть своей репутацией и честью — значит, так оно и есть. Но только в этот раз Ке’Йерре все-таки ошибся. _____________________________________ *Комменсализм - вид симбиотических отношений, когда одному участнику хорошо, а другому более-менее пофиг. Нахлебничество.