Неправильный

      Он не знает, в какой именно момент начал ощущать это чувство разрушения. Когда Эрза попала к Полюшке после стычки с Коброй у него под окнами? Когда Кобра ушел в ночь с раненым плечом и до сих пор не вернулся? Или когда гильдию сотрясла новость о беременности Кинаны? Не знает. Возможно, оно было всегда, но теперь он наконец перестал себя обманывать.       Все рушилось. Этот маленький, но такой интересный для него мирок, созданный им самим, чтобы не сойти с ума от бесконечного ожидания зова змея. Он рушился. Рассыпался в пыль прямо сейчас. А весть о положении девушки вбивала в его гроб последние гвозди.       Нацу мог быть большим ребёнком, мог творить тысячи глупостей, мол идти на сумасшедшие амбразуры, не задумываясь о последствиях. Но он никогда не был дураком. Он прекрасно понимал, чей это ребенок, и это этого лишь сильнее крутит живот. Осознание не похоже на молнию средь ясного неба. Это нож, остро заточенное лезвие, врезающееся в его плоть медленно, причиняющее такую адскую боль, что кажется, лучше бы его убили здесь и сейчас. Лучше бы Кобра все же задушил его в постели во время очередной их случки. Умирать было бы не так больно, как поздравлять Кинану с тем, что её обрюхатил его любимый человек.       Он мучается бессонницей. Раз за разом представляя, что скажет на это ядовитый, когда узнает. Какое у него будет лицо, как он будет обнимать девушку и клясться ей в вечной любви. Как предложит руку и сердце. Кажется, Нацу тошнит. Рушится не его маленький мирок, рушится он сам. Шаткие стены сознания падают, сбивая друг друга на манер блядского домино. Он не хочет жить.       Все это время был кто-то другой. Кто-то, на кого Кобра смотрел ласково, касался нежно и осторожно. Целовал с любовью, вливая в чужие вены вязкий мëд страсти, а не сжирающую изнутри болезнь. Ласкал жарко, вдумчиво, не столь заботясь о своём удовольствии. Раз за разом в голове. Раз за разом в реальности. Где-то далеко, в чужой квартирке на мягкой кровати глубокой ночью. Это было не насилие, это было волшебство.       Его грубые смуглые руки на мягкой девичьей коже. Страстно, но с чувством меры сжимают округлые формы. Он шепчет влюбленные бредни, касаясь тонкой шеи влажными от поцелуев губами, упивается чужим жаром и мурашками. Проникает внутрь сначала пальцами, доводя до искупления, только после этого переходя к самому сладкому.       Драгнил хватает подушку из-под своей головы и бросает куда-то в темноту комнаты. Что-то падает, что-то разбивается с оглушительным грохотом в этой ночной тишине. Он ненавидит это. Он ненавидит себя. Он ненавидит Кинану. Уже ненавидит этого ребенка, растущего в ней. Он любит Кобру и так не хочет, чтобы этот мир так быстро разрушился, оставшись на его руках жалкими обломками сказки.       Следующий день ничем не отличается от предыдущего. В гильдии шумно, в голове отвратительно тихо. Саламандр без особого интереса проглатывает кусок сочного мяса и старается не замечать озадаченных взглядов друзей, а ведь правда, он редко бывает не в духе. Еще и после такой радостной новости, ведь Нацу любил детей. Детей, а не это мелкое отродье, которое еще даже не родилось на свет, а уже портит ему всю жизнь. Вот счастье-то. –Эй, головешка! Чего раскис? – первым подходит Грей, уже голый, закидывает руку на плече огненного. –Давно по морде не получал? Давай исправим.       Ничтожная попытка исправить ситуацию, раньше бы Нацу и не задумался о том, чтобы отказаться. Накинулся бы на ледяного мага, размахивая кулаками, окрыленный азартом потасовки. Но не сейчас, он лишь настойчиво отпихивает друга от себя. –Отцепись, ледяные труселя, не до тебя. –А до кого? Ты своей унылой рожей уже всю гильдию распугал. Рассказывай, придурок.       Ему потребовалось много сил, чтобы одновременно не всадить кулак в челюсть «ледяных труселей» и не обернуться на Кинану, беспечно бегающую меж столиками разнося заказы. Срок беременности еще позволяет работать, всего четыре недели, чуть больше месяца. От этой мысли становится еще паршивее. –Кажется, мне разбили сердце.       Все заканчивается быстро. Кобра возвращается в город спустя две недели. Он снова зовет его и Нацу почти что счастлив, снова услышать этот зов, которому невозможно воспротивиться, но при их встрече совершает ошибку. Думает. Думает об этом, как только встречается с ним лицом к лицу. Думает об этом блядском ребенке и все заканчивается.       Наверное, он впервые видел у змея такое выражение лица. Удивленное, почти что шокированное, приправленное лёгкой щепоткой недоверия и радости одновременно. Внутри все сжимается, острое лезвие ножа добирается до сердца, пронзает его насквозь в момент, когда грубая мужская ладонь отпускает его жилетку и Кобра в легкой растерянности оборачивается к двери. –Просто уйдешь? –голос не слушается, дрожит, в горле ком.       Ядовитый снова поворачивается к нему, какое милосердие, одарить его взглядом напоследок. Может быть, даже что-то скажет? –Всех вылечат.       На удивление в его голосе не было ехидства или издевки. Это была констатация факта и безразличный плевок в лицо Нацу. Ему плевать, что с ним станет. Это была игра, праздник эго для одного и медленная смерть для другого. Болезнь, которую нужно лечить, но кажется, вирус уже поразил большую часть отсеков головного мозга. Теперь только кремация, только вот огненные драконы не горят в огне.       Все закончилось и он просто исчез, забрав с собой Кинану. Она попрощалась со всеми, сказав, что её жених не может жить в таком шумном городе из-за своей магии и им нужно местечко по-тише. Накормила всех обещаниями о том, что будет приезжать, пригласит всех на свадьбу. Но этого всего не будет, Кобра не подпустит её к Хвосту Феи после того, что натворил. Эрза не будет молчать о случившемся, но уже не сможет уберечь девушку, также, как не смогла уберечь Нацу.       Родился мальчик. Это Кинана рассказала в письме спустя почти что год их отъезда. Ему было уже все равно, но он надеялся, что этот парень вырастет и станет таким же неправильным.