А у меня Рождество

Снова приказ, снова Нейт отправляет своих ребят на смерть. Совершенная глупость – на долбанных хаммерах штурмовать город. И обязательно через мост, где гарантированно сидит засада, и где они все будут как на ладони. Но отправляет. И ничего не может сделать. Только стискивает зубы и смотрит совершенно больными глазами. Весь взвод ходит как будто вжав головы в плечи. Старательно делают вид, что им-то как раз пофиг, не доросли ещё понимать, куда их посылают. Выдержки не хватает, зло переругиваются между собой, шёпотом, двумя фразами, расходятся. Они верят в своего лейтенанта как в бога. Все, кроме одного. Только Колберт ему не поклоняется, когда он отворачивается. Брэд всё видит по-другому. Вот и сейчас он сидит, прижавшись спиной к дверце хаммера, и вертит в руках чистый лист, выдранный из планшета. И Фик тоскливо думает, что лучше бы он подошёл сейчас к нему и задал какой-нибудь вопрос, на который снова не пришлось бы отвечать, потому что Колберт прочёл бы ответ в его глазах. Но Нейт идёт дальше и его мысли задерживаются на этом, казалось бы, простом факте – они понимают друг друга без слов. Как так получилось? До выхода полтора часа, взвод укладывается по своим могилкам немного поспать. Темно. На небе звёзды. Их очень много, столько не увидишь в Нью-Йорке. Хочется снега и Брэда рядом. И лейтенант не желает выяснять причинно-следственную связь между всем этим. Просто хочется, чтобы он стоял рядом и тоже смотрел на звёзды. В лагере тишина, нарушаемая лишь звуками пустыни. Они так уже привыкли к вечному шуршанию песка, к его запаху, которого никогда не удастся уловить обычному человеку. Нейт вдыхает этот запах и пытается вспомнить, как пахнет воздух дома. У него не получается, отчего он ещё больше расстраивается. И снега нет. И Брэда рядом тоже. Вот же не везёт. Лейтенант прикусывает нижнюю губу и смеётся про себя над всей этой нелепицей. Это определённо переутомление. Наверное, ему тоже надо немного поспать, совсем чуть-чуть. Просто, чтобы выкинуть из головы Брэда Колберта и снег. - Сэр? Нейт вздрагивает и поворачивается в сторону, откуда раздаётся голос сержанта. - Да, Бред. Чем могу помочь? – отвечает он тихо. - Сэр, не знаю, что с этим делать, сэр. Нейт удивлённо вскидывает брови, не понимая, о чём идёт речь. Колберт появляется из темноты и показывает маленький венок, сплетённый из бумаги. На нём висит бирка, на которой немного коряво, но жирными буквами написано «Омела». Брэд делает шаг вперёд и теперь видно, что он улыбается. Нейту тоже хочется улыбнуться. Сержант поднимает венок над головой и прижимает лейтенанта своим телом к машине. - У меня Рождество, сэр, - Колберт как будто предупреждает, а в глазах у него пляшут алмазные бесенята, и Нейт понимает, что где-то он их уже видел. - Ничего не имею против отправления ваших религиозных обрядов, сержант, - и тоже улыбается. И ему безумно хочется, чтобы Брэд его поцеловал, а тот склоняется к его губам, медленно-медленно… - Сэр! – Нейт открывает глаза. Перед ним стоит Колберт, сжимает его плечи обеими руками и тревожно заглядывает в лицо. – Сэр, с вами всё в порядке? - Брэд, ты ведь еврей. Вы не празднуете Рождество, да? - Так точно, сэр. Почему вы спрашиваете? - Мне приснилось, что ты празднуешь Рождество, - Нейт устало потирает лицо, а Брэд начинает улыбаться, - и в глазах у тебя долбанные иракские звёзды. Колберт улыбается ещё шире. - Нейт, тебе надо поспать. - Я знаю, - лейтенант не замечает неуставное обращение. И то, что руки сержанта всё ещё сжимают его плечи. - Нейт, - он рывком притягивает к себе Фика и тесно прижимает, обхватывая руками. – Нейт, всё будет хорошо, - шепчет Колберт ему на ухо, - ладно? - Да, - как-то заторможено соглашается лейтенант. - Нейт, - он немного отстраняется, чтобы приподнять его голову за подбородок, провести большим пальцем по нижней обветренной губе и, наконец, поцеловать. По-настоящему.