***
Глухарев не понимал ровным счетом ничего. Факты, разрозненные и зачастую весьма противоречивые, никак не желали складываться в ясную и четкую картину, а больше всего сбивало с толку участие во всех событиях Зиминой. Что же такого могло произойти, чтобы Ирка, его Ирка, никогда не имевшая дел с отморозками, вдруг согласилась прикрывать конченого подонка? А назвать Зотова по-другому язык бы не повернулся: взятки, подставы с наркотой, какая-то мутная история с мстителями в погонах, теперь вот убийство. Да и служебные отношения с Ириной вряд ли можно было назвать радужными — зная Иркин характер и нежелание уступать кому-либо свою должность, трудно себе представить, каким образом этот хмырь оказался в кресле начальника… Чем же он сумел так надавить, чтобы Зимина не только добровольно уступила ему свое место, но и отмазывала от участия в преступлении? По лестнице на знакомый этаж, поудобнее перехватив букет и бутылочку хорошего вина, Глухарев поднимался с твердым намерением поговорить — посидеть совсем как в старые добрые времена, разобраться, что же все-таки происходит, и помочь, если это потребуется. Радостно улыбаясь, уже добрался до нужного этажа, и в этот момент услышал стук открываемой двери, но вместо того, чтобы переждать припозднившегося гостя, зачем-то поднялся на пролет выше — и теперь лестничная клетка была как на ладони. Хлопнула дверь, послышались приглушенные голоса, затем на площадку в компании какого-то мужика вышла Ирка — красноречиво растрепанная, в наспех запахнутом шелковом халатике. Мужчина что-то очень тихо сказал, получив в ответ лишь насмешливое фырканье, махнул рукой и направился вниз по лестнице. На долю секунды Глухарев успел заметить его лицо, и сердце обреченно ухнуло вниз. Из квартиры бывшей любовницы, донельзя довольный, вышел майор Зотов.***
В свое время даже самый придирчивый недоброжелатель не смог бы назвать опера Зотова никуда не годным профессионалом: карьерные амбиции, ум и вполне приличное образование вкупе с природной хитростью и приобретенной подлостью позволяли вполне успешно раскрывать непростые дела, ну или, если это сулило приличную выгоду, наоборот разваливать их. Вот и это дело с покушением на свою бывшую начальницу Зотов раскрутил довольно быстро — хотя и сам не мог ответить себе на вопрос: нахрена, собственно, ему это все нужно, тем более что Зимина его ни о чем не просила. Решил, что все дело в нежелании спускать на тормозах подобную наглость, на этом и успокоился: в конце концов, не каждый день какие-то уроды устраивают разборки в его машине… Первоначальную версию с киллером пришлось отмести почти сразу: вряд ли в среде уголовников в их районе нашелся бы кто-то настолько безбашенный, чтобы нападать на недавнюю начальницу, да и мотива с ее нынешним понижением вроде как не просматривалось. Куда более интересной показалась совсем другая версия, практически ничего общего со службой не имевшая, хотя и тут с мотивами было туго. Но недостающие части мозаики ему быстро предоставил пьяный в хлам «подозреваемый» после трудоемкой и малоприятной процедуры по вытаскиванию нужных сведений. И вывод из услышанного оказался совсем неутешительным: есть еще на свете по крайней мере один человек, жаждущий крови железного полковника Зиминой. Выйдя на балкон подышать после омерзительных запахов крови, курева и устоявшегося перегара, Зотов долго бессмысленно смотрел на ночной город, а затем рука сама потянулась к кобуре, где лежал левый ствол. О собственный мотивах в этот момент Зотов даже не думал.***
Ночь у Глухарева выдалась тяжелая, бессонная, мутная, с невнятными догадками, злостью и вопросами без ответов. И самым главным вопросом по-прежнему оставался один: как же заставить этого урода Зотова раз и навсегда отвалить от Ирки, не впутывая ее в свои сомнительные дела и вернув ей ее законное место. И ответ, давшийся очень и очень непросто, напрашивался только один… Раздобыть адрес Карпова не составило никакого труда — благо недостатка в нужных знакомствах по-прежнему не было. Дверь открыла девушка — вся какая-то трепетная, будто воздушная: трогательные каштановые кудряшки, цветастое платье, беззащитный взгляд широко распахнутых глаз. «Интересно, она вообще в курсе, что из себя представляет герой Стасик?» — мелькнуло в голове мрачное, пока продвигался в сторону кухни. — Стас, разговор есть, — начал без предисловий, с опаской косясь на старательно подтачиваемый внушительный нож в руках Карпова. Кто их знает, этих психов… — Да я уж догадался, что ты не водки выпить пришел и не в баню позвать, — оскалился Карпов, убирая столовый прибор на подставку. — Говори уже. — Слушай, я в курсе, что у тебя с Зиминой вроде как сложились нормальные отношения, она тебе помогала не раз… Меня она слушать не захотела, может, у тебя ее убедить получится. — В чем убедить? В существовании зеленых человечков? Ты не мог бы яснее выражаться? — Да этот ваш общий знакомый… Зотов, — Глухарев скривился так, будто целиком проглотил лимон, — все вьется вокруг нее, голову Ирке морочит. Тип он мутный, сам наверное лучше меня знаешь, как бы не втянул ее в какое-нибудь дерьмо… — Слушай, Глухарев, из нас двоих вроде я в психушке лежал, а бред какой-то ты щас несешь. Ты от меня-то чего хочешь? Задушевных бесед типа «Ириш, не дружи с этим плохим мальчиком, а то без конфет останешься»? Че за детский сад? Зиминуха взрослая девочка, сама разберется, с кем в одной песочнице тусить, а кого по башке лопаткой херачить. — Стас, я с тобой серьезно, а ты!.. Я ж в курсе, что вы вместе там чего-то мутите, у тебя наверняка на этого Зотова много чего есть. Объяснил бы Ирке, с кем она связалась; надавил бы на него, припугнул… Ирка для тебя столько сделала, мог бы хотя бы из благодарности ей помочь. — Иногда лучшая помощь — не лезть туда, куда тебя не просят. В твоем случае — в чужую постель, — стремительно посерьезнел Стас. — А ты бы лучше о своей жене волновался, как она там с двумя детьми, а не чужое белье ворошил. — Да, Стас, не ожидал от тебя такого, — презрительно сморщился Глухарев, поднимаясь. — Ирка тебе столько раз помогала, а ты… Карпов, тяжело поднявшись, впился пристально-неподъемным взглядом. — Если сеанс нравоучений закончен, то до свиданья. Думаю, выход сам найдешь. Когда раздраженно захлопнулась дверь, недоуменно пожал плечами — и че только Зиминоид в этом пернатом в свое время нашла…***
Под вечер Ирина почувствовала, что накалена до предела: близился конец месяца, поджимала отчетная пора с грудой бумаг, которые Зотов, будь он трижды неладен, требовал у нее уже две недели; опера, как-то нагло расслабившись, ни в какую не могли выдать хоть мало-мальски приличную статистику, да еще и на недавнем рейде начудили такого, что Бекетов позвонил ей сам напрямую и орал так, что телефонная трубка едва не лопнула. Так что когда в ее кабинет осторожно просунулся дежурный, Ира набросилась на него, не дав раскрыть рта: — Олег, ты че, дверь перепутал?! — Ирин Сергевна, там это… — пробормотал тот, невольно пятясь, — такое дело… я решил, вы должны знать… — Какое еще «такое»? — пуще прежнего взъелась полковник, буквально начиная кипеть. Дежурный, прокашлявшись, отступил еще немного и только потом пробормотал: — Беда у нас, Ирина Сергеевна. Олега Терещенко мертвым нашли. Застрелен в своей квартире.