В голове было шумно. Стэйлис приподнялась на локтях, и новый толчок пульсирующей боли ударил одновременно в затылок и виски. Волшебница, закряхтев, опустилась обратно на подушки, надеясь, что приступ отступит. Руки до сих пор тряслись, а во рту было безобразно сухо; правда, сердце билось в нормальном ритме, уверяя, что самое страшное — позади. Огонь потрескивал в камине, бросая танцующие блики на потолок и стены. Стэйлис осторожно повернула голову, боясь спровоцировать боль на новый удар; ей отчаянно хотелось узнать, что это за комната, куда её притащили.
— Лежи смирно, — знакомый характерный говор заставил расслабиться. Сделав над собой усилие, она всё же поменяла положение, перевернувшись на бок, чтобы видеть собеседника. Эдвин сидел в кресле у самого камина, сложив пальцы перед лицом.
— Эдди. Рада тебя видеть! — с сарказмом бросила Стэйлис. — Это ты меня усыпил, подлец?
— Ага. Называй вещи своими именами, я спас твою никчёмную жизнь. Горион тебе не рассказывал, что бывает при передозировке гормонами? Или ты решила, что законы физиологии тебе не писаны?
— Я победила Бодхи. И спасла душу Имоэн.
— Ну, и чуть не угробила себя. Вы с хельмитом любите устраивать представления синхронно. Родственные души нашли друг друга.
Волшебница вспыхнула.
— Что вы сделали с его телом?!
— Его можно оживить, бестолочь. Вампирша не довела ритуал до конца, хотела тебя припугнуть. Вероятно, она не думала, что ты замешаешь все, что может выделить твой организм. Завтра сползаем до храма и прочтём заклятие. Потом можете опять совокупляться, как на корабле.
Эдвин подался вперёд, убрав руки от лица. Они давно не оставались вдвоём, наедине; Стэйлис, не скрывая интереса, жадно разглядывала лицо тэйца, прошедшего с ней весь путь от начала и… Нет, конец был всё ещё так далёк. Красивое лицо красного волшебника уже тронули первые морщины в уголках глаз, хотя ему ещё не было тридцати. Маги всегда старели быстрее; игры с плетением не проходили бесследно ни для одного живого организма. На Эдвине не было мантии, умалявшей истинные размеры его тела; глубокий вырез на груди туники открывал взору татуировку, обозначавшую принадлежность к школе призывателей — обязательную метку красных волшебников.
— Чего уставилась, болезная? — лукаво спросил маг. — Нашкель вспомнила?
— Есть немного. Голова болит так же, как на утро после… Сам помнишь.
— Помню, — он хмыкнул. — Аджантиса чуть удар не хватил. Ты любишь раззадоривать хельмитов! А ещё ты была очаровательно непосредственна в те времена. И срывала каждое второе заклинание из-за неопытности, удивительно, что не взорвалась во славу Мистры. Ну, а про свободу твоих нравов и говорить не буду, хотя сексуально озабоченной оторвой ты мне больше нравилась.
— Аджантис, — Стэйлис зажмурила глаза, почувствовав, как боль вновь накатила новой волной. — Я — проклятие для каждого, кто встал на мою сторону. Мы чуть не убили его… Я не знаю, как вымолить прощение за собственное попустительство…
— Стэйлис, он тебя уже простил! — отрезал Эдвин. — Он — не Аномен. Старина Адж всегда отличался невероятным терпением и понятливостью, если, конечно, его не испортил Орден.
— Эдвин, я слышала, как ты сказал, что заклинание не сработало. Слышала и не потратила лишнее усилие, чтобы поискать магический фон…
— Я тоже не уловил его! Прекрати терзаться, мы не всесильны. Вопрос стоял остро — либо атаковать, либо погибнуть! Именно поэтому ты чуть не угробила себя передозировкой: пытаешься всё анализировать, контролировать и брать на себя. При них были жрецы. И они так же не потрудились помолиться Хельму о развеивании иллюзий.
Стэйлис устало смежила веки и потерла руками виски.
— Что с Аноменом, — тихо спросила дочь Баала. — Скажи честно, умоляю!
— Сказал же, будет жить. Тело немного покрылось трупными пятнами, но ему идёт. Они такие же фиолетовые, как его одеяния.
— Что?!
— Обращение ритуального воздействия вернет телу первозданный вид, не переживай. Мы нашли справочник по вампирологии у Бодхи в задних комнатах. Статую нетерильской плакальщицы помнишь? Так вот, она — не просто статуя, она — мощный заряженный артефакт.
— Эдвин…
— Да?
— Я тут подумала, — Стэйлис всё же приподнялась на локтях, морщась от неприятных ощущений по всему телу, — спасибо, что не рассказал Аномену. Ну, о том странном вечере в Нашкеле.
— Да пожалуйста, — широко улыбнулся тэец. — Я помню, как он исходился на фекалии из-за твоего сотрудничества с Аджантисом. А я все-таки слишком к тебе привязался, чтобы провоцировать головомойку таких масштабов. Тем более, — он вновь откинулся в кресле, — мы с тобой знаем, что за этим стояло.
— Да, — волшебница улыбнулась. — Я благодарна тебе за то, что тот инцидент никак не испортил нашу дружбу.
— Я уважаю тебя. И как мага, и как человека. И ценю наши отношения. К тому же, ты поразительно выросла за это время. Пьяная вспышка осталась пьяной вспышкой. Лучше уж это, чем… Трупы союзников на пути.
Огонь всё так же ласково потрескивал в камине.
— Скажи, — дочь Баала посмотрела на Эдвина с нескрываемой грустью, — зачем ты так с Налией? Она тебя безумно любит и чахнет каждый день всё больше и больше. Я же знаю, что и ты её любишь. Почему просто не приласкаешь?
— Стэйлис, — призыватель выдохнул, подняв голову к потолку, словно прятал слёзы. — Я вернусь в Тэй. Вернусь, понимаешь? Обреюсь. Стану зулкиром. Да, я люблю её. Первый раз в жизни я чувствую то, над чем смеялся все сознательные годы. Именно поэтому я боюсь! Что я смогу ей дать? Она ведь попрётся со мной ко мне на родину, ты представляешь, как живёт мой народ? Она и недели не выдержит! Интриги, бойни, борьба за власть, распри! А я стану центром этого всего! Даже если она притрётся, привыкнет… Даже если станет хорошим преобразователем… Наших детей отбирают сразу после рождения. Помнишь, что она сказала после истории с плодом Фаэр? Ты думаешь, у меня нет души? Думаешь, я проглочу, как она будет убиваться, если её дитя заберут? Я смог пообщаться со своей матерью нормально только в семнадцать лет. До того момента наши встречи происходили по праздникам, если смотрители были не против! Налия совсем из другого мира, я просто убью её своими руками, допустив до Тэя, а потом прокляну сам себя.
— Она гораздо сильнее, чем кажется. Дай ей шанс. Время есть, ты ведь сможешь поговорить с ней, объяснить, дать возможность выбора. И мы должны помочь ей выучиться, Налия — талантлива малышка, к тому же способности к магии у неё врожденные. Со временем всё прояснится.
— Я… Говорить уже поздно. Я наворотил дел, — выпалил тэец.
— Ну, хоть с кем-то довёл до конца, — улыбнулась волшебница.
— Я тебе тут душу изливаю, эй!
— Значит, вы сожгли мосты. Эдвин, не драматизируй! Она нашла наёмников, чтобы отбить имение; убила Дегардана ради тебя; преобразовала из плетения столь тонкие струи энергии, что даже ты их не уловил. Любовь даст ей сил, лишь бы знать, что ты правда в неё веришь!
— Извини, но я видел, как любовь… Чуть не убила тебя. Стэйлис, пойми меня правильно, когда ты сунулась без оружия к охранникам Фаррахда, я был уверен, что это — конец.
— Без Аномена — тоже конец. Есть вещи, ради которых нужно рисковать. Потому что в случае успеха можно остаться по-настоящему счастливым. Я знаю, почему ты мучаешься. Ты обвиняешь меня в том, что я пытаюсь всё анализировать и контролировать? А сам что делаешь? Это — проблема любого мага, мы не склонны преодолевать трудности грубой силой или по наитию эмоций. Дай Налии возможность самой выбрать свою судьбу. Она — тоже волшебник, значит, способна самостоятельно оценить все возможные варианты. Я не променяла бы Аномена на сытую и спокойную жизнь. Если человек любит, множество условностей и удобств становятся просто неважными.
— Я боюсь, что чувства её слепят. Боюсь, что когда-нибудь потом она проснётся и поймёт, что я не стоил того.
— Увы, даже прорицатели не могут доподлинно установить будущее. И… Подожди-ка! Эдвин, я тебя не узнаю! Ты действительно думаешь, что недостаточно хорош, чтобы баба осталась при тебе?! Друг, да ты, кажется, стареешь!
— Даже не надейся, — тэец закатил глаза. — Я просто знаю, какие вы непостоянные. То вам любовь подавай, то золото. Я-то хорош, а вот моя страна…
— Она ненавидит государственный строй Амна — кумовство, низкий уровень образования среди служащих, магофобию, коррупцию. В Тэе власти добиваются те, чьи способности действительно отвечают требованиям безопасности суверенитета страны.
— Да, только наша внешняя политика зиждется на агрессии и наступательных воинах.
— А политика Амна — нет? Очнись, люди никогда не прекратят убивать друг друга. Слишком много манипуляторов и провокаторов. Амн с радостью сожрал наживку Саревока и чуть не набросился на Врата Бальдура. По крайней мере, у нас есть выбор, чью сторону занять — тех, кто действует жестоко, но справедливо и открыто, или тех, кто прикрывается законом и толерантностью, но за закрытыми дверьми убивает неугодных.
— Это говорит женщина действующего рыцаря Ордена Сияющего Сердца?
— Это говорит женщина, любимый человек которой держался за мечту, дававшую ему кислород. Я — маг, а не политик, и не могу оценить чистоту верхушки Ордена, но я вижу, что Аномен и Келдорн действуют в интересах населения и искренне верят, что могут повернуть ситуацию. Вера в Хельма вытащила Аномена, хладнокровие и терпение Стерегущего помогли ему… Не убить меня, когда была возможность, — боль залила затылок и виски с новой силой. Стэйлис поморщилась и легла обратно на подушки, надеясь, что приступ отступит.
— Ты знаешь, — Эдвин заметил, что огонь в камине стал гаснуть, и, аккуратно уловив из плетения струйку энергии, распалил его с помощью магии, — я рад, что выговорился. Невозможно держать в себе всё это, мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Конечно, придётся убить тебя, если ты кому-нибудь передашь то, что я сказал, но я счастлив, что когда-то встал на твою сторону. Лишь бы хельмит не убил своей истеричностью твою чистоту мышления. И, Стэйлис…
— Да?
— Спасибо, что не сдала меня Дегардану.
— Мне противна сама мысль, что можно отвернуться от друга. Ты рискнул ради меня своим положением в обществе, кем бы я была, если бы не спасла тебя?
— Я сделаю всё, что смогу, чтобы донести до зулкиров, что ты не должна попадать в списки повышенного внимания. Но полно любезностей на сегодня, — красный волшебник встал с кресла, — тебе нужно поспать, чтобы сердечно-сосудистая система стабилизировалась после заклинания. И учти, что около комнаты, в которую водрузили тело Аномена, выставили стражу. Тебя туда не пустят, даже не пытайся, — увидя недоумение на лице дочери Баала, тэец пояснил: — Потому что я знаю тебя, глупая мартышка. Ты при первой же возможности отправишься лить слезы над этим идиотом и опять что-нибудь наворотишь со своей магией. Увижу, что пристаешь к охранникам, — прочту символ паралича. В храм повезут вас сваленных друг на друга. Поняла?
— Поняла. Только я могу нейтрализовать действие парализации, — с издёвкой ответила магичка.
— Ты ослаблена, быстро собрать силу не сможешь. Тоже мне, академик, — Эдвин ухмыльнулся. — Всё. Завтра сложный день. А мы спокойно выспимся, пользуясь тем, что твой любовник временно замолчал.
— Спокойной ночи, — Стэйлис нагло улыбнулась, — Эдди. Тебя ведь раздражает, когда тебя так называют?
— Я не бью лежачих больных, — отшутился красный волшебник и вышел из комнаты.
Первый раз за долгое время он не колебался. Свернув за угол, маг направился в конец коридора, с нескрываемым отвращением разглядывая пыльные аляповатые тряпки, которые ни один здоровый человек не заставил бы себя назвать произведениями искусства. Налия не просто так хотела бежать из этого мира. Злосчастные гобелены были отражением привычного мироуклада этого застоявшегося болота — дорогого, но убогого. С нетерпением толкнув дверь, Эдвин вломился в покои. Конечно, аристократка не спала; услышав шаги, она вскочила с кровати и бросилась к магу, обвив руками его шею, не веря своему счастью. Он пришёл. Он опять пришёл…
— Налия, послушай, — тэец осторожно положил руку на её затылок, — послушай очень внимательно. Я люблю тебя, и мне доставляет дикое удовольствие произносить это, не таясь. Я хочу, чтобы ты имела право выбирать. Я уеду в Тэй после окончания операции. Но решать за тебя не буду. Да, жизнь там — не сахар. Но если ты действительно захочешь остаться со мной — сделаю всё, чтобы ты была счастлива даже в таких условиях. Я не могу остаться в государстве, где цветёт магофобия, ты должна это понимать. Отъезд — не попытка сбежать от тебя, это — необходимая мера. Думай спокойно, я приму любое твоё решение.
— Нечего здесь обдумывать, — Налия игриво улыбнулась. — Я уже говорила. Я готова терпеть неудобства, главное — это наше будущее. Давай просто насладимся моментом, пока мы в безопасности. Ты слишком много думаешь, бестолковой мартышкой иногда быть проще, знаешь ли.
***
Сон всё не шёл. С трудом поднявшись с кровати, Стэйлис обшарила глазами комнату и нашла свой вещмешок, сиротливо брошенный у изголовья. Подавив в себе резко вспыхнувшее отвращение, волшебница выудила потрепанную книгу в кожаном переплёте. Она смутно понимала, зачем каждую свободную минуту листала пожелтевшие страницы, выпачканные веществами коричневого и болотно-зеленого цветов. Подсознание отчаянно искало ответа на один-единственный вопрос: «За что?», и магичка вновь и вновь мучила себя чтением этой мерзости, где живое равнялось колбе с раствором, а страдания верифицировались как физиологическая реакция, вышедшая за рамки положенного алгоритма.
Элесиас*, 3.
Душа Имоэн восстановила тело Бодхи, но не смогла вернуть ей способность чувствовать. Вероятно, сестрица слишком долго жила бок о бок со смертью, стараясь подчинить её; смелости провести инициацию до конца в ней так и не нашлось, ведь эльф, до сих пор живущий в её генах, презирал ту тварь, которой она стала. Но сила вампира провзаимодействовала со скверной наложенного проклятия; жар живой души, поглотивший сгнившие спланхи и вступивший в бой за территорию, заставляет Бодхи вновь и вновь выгонять оставшихся после опытов воров в лабиринт. Она не жрет, стараясь утолить голод. Она пытается найти смысл существования, надеясь, что инстинкт охотника укажет верную дорогу.
Наверное, я должен пожалеть глупышку. К сожалению или к счастью, я не способен на это. Эмоции теперь приходят ко мне только в виде раздражения или злости, мой миокард безнадёжно изношен паскудным человеческим существованием, я — словно паразит, сожравший организм, который давал мне пищу. Состояние моё ухудшается, я чувствую начальные признаки деменции и всё яростнее собираю научные сведения и статьи, пока ещё могу подвергнуть их анализу. Порою ярость молодого эльфа пробивает морок болезни; я опять вижу образы. К сожалению, всё, что смог задержать мой разум, это самые страшные воспоминания: предательство Эллесим и лицемерие моего народа. Самые приятные аспекты физиологии растворились в моём недуге, как осиновый лист в концентрированной кислоте. Мысли о том, что я был близок со своей королевой, теперь не задевают ни единого нерва, и даже гормоны стыдливо сдались. А ведь ещё совсем недавно я помнил запах её волос; чуял его даже сквозь аромат крови, истекавшей из влагалища дриад во время совокупления. Он заставлял меня ускорять темп, становиться всё безжалостнее в этом избиении самой природы, чтобы крики лесных потаскушек заглушили стон Эллесим в моей голове.
С удовольствием читаю справочники Зентарима по некромантии. Им удалось вскрыть несколько тел диких магов, Стэйлис скоро явится, и я хочу быть уверен, что не упущу ни единой детали в подготовке.
Элесиас, 10.
Из справочника некроманта Наргеля.
На столе — тело женщины, дикого мага, приблизительно семнадцати лет. Род смерти: насильственный. Важно: на вскрытии — выраженная гипертрофия желёз внутренней секреции (сравнить с другими телами). Органы расположены правильно. Твердая мозговая оболочка отделяется без труда. Капсула почек отделяется без труда. На разрезе — слои хорошо различимы. Деформированы яичники. Бесплодие?
Элесиас, 20.
Из справочника некроманта Касанада.
На столе — тело младенца. Род смерти насильственный, обширная взрывная травма. Предположительно — взорвал себя самостоятельно, при жизни была установлена мутация, приводящая к выработке энергии без участия плетения (дикий маг?)
Тимус — обнаружена дополнительная доля, орган резко увеличен (сравнить с другими младенцами), капсула плотная, в глубину отходят перемычки.
Элесиас, 25
Тоже из справочника Касанада. На столе — тело пожилого мужчины, дикого мага, приблизительно шестидесяти лет. Род смерти: ненасильственный. Отмечено ожирение. Нарушена структура надпочечников, мозговое вещество отёчное, рыхлое.
Элесиас, 30
Победа. Проведенные исследования позволили правильно приготовить порошок, который заблокировал выработку энергии в железах Стэйлис. Ритуал прошёл успешно. Жаль, что она не смогла распорядиться даром папаши-бога, но тем лучше для меня.
Самочувствие улучшается с каждой минутой, силы возвращаются. Я тоже чувствую этот жар в груди и понимаю Бодхи, которая никак не может найти себе место.
Время возмездия пришло.
Стэйлис швырнула дневник в камин. Огонь за минуты поглотил стыдливое наследие изувера, заполонив комнату удушливой вонью.
— Если кто-то и заставит меня лечь на стол к некроманту и превратиться в статистику, то это будешь точно не ты, подонок, — волшебница сжала кулаки с такой силой, что пальцы начали неметь.
***
Отряд собирался выходить на рассвете, и конюхи с ночи готовили повозку и лошадей, получив распоряжение от мажордома. Дейлсон не участвовал, трусливо спрятавшись в псарне; когда отряд явился на отдых после битвы, его отловил Эдвин и, вцепившись слуге в ворот кафтана, подробно рассказал, в каких животных может превращать провинившихся людей. Впрочем, планов на хозяйскую дочку у конюха давно не было. В её отсутствие он прекрасно проводил время с одной из молодых кухарочек, падкой до дешёвой лести и голодной до мужского духа, а главное — безотказной.
Когда Келдорн укладывал снаряжение хельмита в повозку, Стэйлис почувствовала, как ноги её налились свинцом. Захотелось рухнуть прямо здесь, на влажную от росы траву, и выть во весь голос. Она всё ещё не готова была увидеть его осквернённое тело. Имоэн обняла сестру.
— Всё будет хорошо, не переживай. Мы спасём его!
Двое стражников осторожно уложили несчастного рядом с доспехом и щитом, укрыв плотным покрывалом. Викония суетилась рядом; она поглаживала лоб Аномена, проговаривая тексты молитв защиты от негативной энергии. В поясной сумке жрицы бренчали собранные на любой случай зелья. Оружейники пополнили колчаны Налии и Имоэн, ещё со времен осады троллями осталось множество снарядов с кислотными и огненными головками. Келдорн вновь придирчиво проверил заточку клинков. Весь отряд, как единый живой организм, готовился дать отпор последнему обидчику своего командира, и каждая деталь одаривалась должным вниманием.
Зверь внутри вновь заклокотал. Волшебница не могла оторвать взгляда от бездыханного тела, соблазн вновь накачать себя гормонами, чтобы унять гадкую дрожь, был столь велик, что она чуть не закричала, чтобы отогнать наваждение. Имоэн чувствовала состояние сестры; она терпеливо поглаживала её по спине, стараясь забрать хотя бы частичку боли на себя.
— Миледи, — начальник стражи обратился к Налии, — на дороге орудуют разбойники. Совсем озверели, шельмы, будьте осторожны.
— Спасибо. Хочу верить, что нам удастся проскочить без приключений. Время поджимает.
Элеинт* медленно вступал в свои права. Воздух уже не прогревался так, как раньше, и удушливый полуденный зной сменился бодрящей свежестью ветров, будто объявлявших о приходе своей госпожи — осени. Кое-где листья тронуло желтым цветом, изумрудный цвет травы разбавился коричневыми вкраплениями пожухлой растительности.
Путешествие заняло пять часов. Келдорн заранее продумал маршрут, посидев за утренним чаем над картой, и повозка, запряженная породистыми вороными конями, обогнула Холмы Копьедуя, следуя напрямую к Имнесвейлу. Здесь уже было рукой подать до священного леса; соратники нервничали, не спуская глаз с дороги, дергаясь от каждого шороха, но бандитов, к счастью, так и не повстречалось. Время тянулось бесконечно; разговор не клеился, друзья знали, что если полился бы поток речей, то отчетливо, пронзительно, глубоко стала ощущаться бы нехватка одного-единственного голоса, что всегда звучал чуть ли не звонче всех остальных. Он молчал, и тонкая струйка сладковатого смрада гнили, бившая союзников, когда ветер дул в их сторону, исподволь изводила союзников, пытаясь подавить их веру в спасение священника.
Повозку оставили у южной границы леса, найдя крепкие деревца, чтобы привязать коней. Снаряжение хельмита оставили здесь же, позаботившись о ловушках вокруг. Тащить тело вызвался Келдорн; залпом осушив бутылек с зельем силы, он взвалил на себя несчастного. Трупное окоченение отступило, и руки Аномена опали к земле, будто ища у неё помощи.
После битвы с Повелителем Теней в храме мало что изменилось. Статуя Амаунатора перед входом всё так же благодарно сияла позолотой, очищенной от грязи темной магии. Нащупав оберег Амуаны, Стэйлис уверенно провела отряд через обиталище Теневого дракона. Отсюда до статуи было всего ничего, и волшебница гнала вперёд, даже не задумываясь о том, что кто-то вновь мог атаковать союзников. В её мыслях не было места переживаниям о стычках. Развергнись сама земля перед ней в тот момент, магичка прыгнула бы в неизвестность, чтобы добраться до заветного алтаря — последнего оплота надежды.
— Так. Я что-то не понял, — Эдвин окинул статую быстрым взглядом. — В руки тело точно не поместится. Мы всё правильно перевели?
— Сердце — точно в руки, — услужливо подсказала Викония. — Тело можно к ногам, думаю.
— Насколько я могу судить, камень заряжен равномерно, — трясущимся от волнения голосом заметила Стэйлис.
— Ну и ладно. Укладывайте пациента, я повторю заклинание, — тэец притулился к стене, достав свою магическую книгу. Келдорн послушно оттащил труп к ногам плакальщицы, а волшебница уложила сердце Бодхи в руки горюющей статуи.
«Я знаю, тебе знакома моя боль. Умоляю, помоги. Больше я ничего не попрошу!» — дочь Баала мягко провела рукой по холодному лицу, застывшему в бесконечной неиссякаемой муке.
На первых словах заклинания сердце вампирши начало таять, превращаясь в тягучую зловонную субстанцию, навязчиво капавшую прочь с рук каменного изваяния. Стены и пол монотонно загудели. Сквозь трещины начал сочиться яркий свет, обжигавший глаза, и ровно на последней капле того, что когда-то было смрадной сердечной мышцей, глаза плакальщицы загорелись и замироточили.
Раздался глухой хлопок. Розовая вспышка магической энергии на секунду поглотила Аномена, а потом так же резко отпустила его. Эдвин выкрикнул последнее слово заклятия, и вдруг все погасло — в помещении вновь стало тихо и темно, только горячие масляные слёзы всё капали из глаз той, что услышала. Услышала и ответила на мольбу влюбленной женщины.
Хельмит пошевелился, издав хриплый стон, потом неуверенно приподнялся и прокашлялся. Если и были чудеса на Фаэруне, то это было определённо оно: священник был жив. Душой, телом, разумом и рассудком. Стэйлис бросилась к нему. Шумно упав на колени, она прижалась губами к его шее, как когда-то в таверне, когда он бил руками стены. Тепло уже живого тела ответило на её ласку.
— Аномен, ты жив! Хвала всем богам Фаэруна, ты жив! Я думала, что больше никогда уже не смогу прижаться к тебе! Как же я проклинаю себя за каждую потерянную секунду, что не решалась признаться в чувствах в начале нашего пути!
— Я слышал, как ты звала меня… Там, за гранью миров живых и мертвых, куда эта тварь меня отправила, я всё время слышал твой голос, он кричал, так неистово кричал… Я шёл на него, стараясь цепляться остатками непорабощенного сознания за последнюю нить…
— Словно висельник, что пытается разжать руками петлю, чтобы глотнуть кислорода…
— Именно. Ты кричала, что идёшь за мной. И ты пришла!
— Чтобы взять тебя за руку…
— И никогда её больше не отпускать.
Аномен взял в свои руки лицо возлюбленной и нежно поцеловал её.
— Ну вот, всё, как прежде, — фыркнул Эдвин. — Кстати, пожалуйста. Мне было не сложно заморочиться с заклятием, а Виконии — распотрошить Бодхи.
Стэйлис оторвалась от рыцаря и виновато улыбнулась ему.
— Да, любовь моя. Если бы не наши друзья, то я превратилась бы в горстку пепла, как и все остальные потомки Баала после смерти!
— Тебя ранили? — взволнованно спросил Аномен.
— Её самоуверенность ранила. И прогулянные занятия по биологии, — рыкнул тэец.
— К счастью, Эдвин вовремя меня выключил. Всё уже хорошо.
— Как самочувствие, сэр Аномен? — с отеческой теплотой спросил Келдорн.
— Чувствую слабость, но, думаю, пара молитв — и всё пройдёт.
— Ты был таким милым, когда молчал, — вздохнула Викония.
— Спасибо вам всем. Видит Хельм, я — ваш должник, постараюсь вернуть всё стократ в бою.
— Лучше так же мало разговаривай, — отмахнулась дроу.
— Впереди — последний рубеж, — уверенно сказала Налия.
— Да, и мне не терпится задать пару вопросов Эльхану, — Стэйлис нахмурилась. — Я нашла интересные детали в дневнике Айреникуса.
Отряд обратил взоры на командира.
— Наши подозрения подтвердились. Живодёр был лесным эльфом. Он — изгнанник.
*Элесиас — август.
*Элеинт — сентябрь.
