— у тебя пальцы золотые. — я художник.
ангел, думает билли. °°° мистер маккинзи начал приходить в кафе в начале зимы. сначала заказывал только чай, и садился в самый дальний угол. со временем, он пробовал и что-нибудь новое, и в итоге, осел на месте около окна, откуда видно всю кофейню. °°°— билли, а кто это там, у окна? — энн, хватит отвлекать! я же на работе.
— эй, ну не каждый раз я к тебе захожу! спасибо сказал бы, я тебе подарок от присси привезла, между прочем. — спасибо. — бормочет билли. — а это маккинзи, он художник.
последнее можно было и не добавлять, парень не расставался с бумагой и карандашом ни на минуту.— билли, ты же знаешь, что это он тебя рисует? — о, правда что ли? я не слепой, энн.
на этом он краснеет, потому что это чертовски смущает, когда парень — нет-нет, ангел — пишет тебя каждый день. сначала эндрюс считал, что художника заинтересовала красивая стойка. потом, его напарница, симпатичная, но не очень приятная по характеру джози. и только через несколько месяцев, билли увидел (случайно) стопку своих портретов, и понял, что все эти гляделки неспроста. маккинзи, художник, «высокая душа», как все его называли за спиной, действительно писал его.— вау! как интересно… пойду-ка я с ним поболтаю… — энн! не смей!..
идея пришла в эту рыжеволосую голову, а значит не выйдет оттуда, пока её не выполнят, — это билли знал не понаслышке, так что решив не тревожить посетителей, продолжил заниматься своей работой, безрезультатно пытаясь услышать разговор рыжеволосых.— привет, я энн! — здравствуй, я… — ты маккинзи, художник! но как тебя зовут? — я коул, и я собирался представиться, если бы ты меня не прервала. — прости, это я от волнения! присесть можно?
говорили они долго, больше часа, билли уже сомневался, закончат ли они когда-нибудь, как энн встала, и, попрощавшись, сказала маккинзи что-то на ухо и упорхнула к стойке. художник …. покраснел? и выбежал из кафе как можно быстрее.— ты разгоняешь мне посетителей, не так ли? — нет, всего лишь одобряю воздыхателей. — что? — ни-че-го. этот твой маккинзи-художник, на самом деле только студент. ему двадцать. живёт один, близко. а зовут — коул.
°°°— здравствуйте! чего желаете? а…
билли бы побольше спать, может тогда бы он и смотрел сначала в лицо клиента, а потом говорил заученную фразу, но последняя неделя была достаточно сложной, так что всё привычное происходит немного в странном порядке: фраза, зависание на таком знакомом лице и уже потом осознание своих действий.— это вы. простите, не заметил. — ничего, бывает.
ангельское создание улыбается скромно, и говорит свой заказ, повторяющийся почти всегда. потом он садится на своё излюбленное место и уже привычно достаёт бумагу и карандаши. так как они только открылись, относить заказ пришлось тоже билли. не то чтобы он был очень против, в принципе.— это кто? — что? а… гилберт, мой друг. — приятного аппетита.
билли замечает портрет красивого парня, выполненный в цвете, в отличие от всех картин с билли. и это бьёт по самооценке, если честно. кто такой 'гилберт’ билли не знает, но и узнавать не хочется. просто чертовски больно, полностью осознавать — как бы часто маккинзи не заходил к нему, не писал его, не заказывал одно и тоже, у него есть своя личная жизнь. друзья, семья. любимые? от таких мыслей портилось настроение и повышалось желание кого-нибудь ударить. маккинзи выглядит после этого очень сконфуженно, но билли предпочитает не замечать его. людей приходит всё больше, появляется остальной персонал. никто не удивляется художнику, но абсолютно все замечают, что сегодня он не пишет. это немного тревожит, но не настолько, чтоб подходить и расспрашивать. но энн ширли-катберт не подавляющее большинство, так что она, придя в кафе сразу врывается с вопросом:— и почему же маккинзи-художник сегодня не рисует? — может, модель больше не устраивает.- угрюмо и нескрываемо обидно, говорит билли.- я не знаю, ты по делу или как? — время было вот и зашла. мне два кофе с кленовым сиропом. а насчёт коула, не хочешь отвечать — не надо, я у него спрошу. — подойдёшь к нему — и мы больше не разговариваем. по крайней мере, общайтесь не здесь.
лицо билли в этот момент непривычно злое, и это заставляет энн замолчать. она точно знала, если парня кто-то обидел или расстроил, он видеть этого человека больше не хотел. делал вид, что его не существует и тем самым делал больно не только себе, но и обидчику. осталось узнать, что успел сделать коул…— хэй, да ладно тебе~ что случилось? ты можешь довериться мне?
билли ужасно хочется вернуться назад во времени и не выходить сегодня на смену. всё шло совсем не так, как ему хотелось. поговорить с маккинзи-художником не получилось, жгучая ревность заполнила, кажется, всего парня. спросить номер - и подавно. да ещё и это желание всё рассказать энн. он потом пожалеет, это точно.— он сегодня пришёл как всегда рано, начал писать. я пришёл с заказом, а у него… цветные наброски какого-то красавчика шатена… боже и зачем я рассказываю тебе это? — билл!!! ты дурак или очень?
энн выпучивает глаза и даже чуть-чуть повышает голос. билли невольно смотрит на коула и замечает быстрое движение головы: он прислушивается к их разговору, но отворачивается, не желая, чтобы билли это знал. в хорошем настроении это бы умилило эндрюса, но сейчас даже больше разозлило.— и это благодарность за откровенность, да? твой кофе готов, исчезни. — да нет же, дурачок! вот, смотри! — энн достает из кармана телефон и показывает экран блокировки. на нём фотка черноволосого симпатичного парня, такого же как на рисунках. — это он?
билли не отвечает, но тут и так всё понятно. энн мысленно ударяет себя по лбу — насколько тупой надо быть, чтобы попросить краша твоего друга нарисовать своего возлюбленного, зная что коул и билли видятся каждый день???— эй! земля вызывает эндрюса! простииии, только дай всё исправить.
у билли до сих пор нет слов, и энн, пользуясь моментом, рассказывает ему всё с самого начала. что увидя, как красиво рисует коул, она написала ему и попросила нарисовать своего новоиспечённого возлюбленного. что она не подумала, и очень виновата, а коул просто хотел помочь. билли хочет проветриться, так что сказав пару слов джози он уходит во двор, или курилку, как принято называть это место. пальцы сами тянутся к пачке в кармане джинсов, зажигалка там же.— ты куришь? — иногда.
билли хочет провалиться под землю от охватившего его стыда. теперь, зная всё, его поступки кажутся детскими и глупыми, и он не понимает, почему маккинзи всё-таки пришёл сюда.— слушайте, простите меня. я сегодня так странно себя вёл, забудьте всё пожалуйста… — ты… правда ревновал? энн сказала мне так… но она ведь пошутила да?.. зачем бы тебе… — это правда. очень ревновал, между прочем. всё хотелось узнать, почему он написан в цвете, а 'я’ только в набросках. но… это не так важно, правда.
художник мгновенно краснеет, и даже как будто немного дрожит. билли, вмиг решившийся закончить со всем здесь и сейчас, подходит чуть ближе. он был средним ребенком в своей семье, единственным мальчиком. потому, конечно, на него надеялись. вот только билли нужно не так много внимания, не так много в принципе: работать в кофейне, иногда встречаться с сестрами и друзьями, да и кого-нибудь, кто бы не уходил. просто был рядом. вопрос о своей ориентации он не ставил, не хотел даже задумываться об этом. зачем, если можно просто любить? и тут как раз появляется маккинзи-художник. со своими золотыми пальцами, веснушками, и застенчивым голосом. и пишет он, из всего города, всей кофейни, — его. да как тут удержаться?— можно, я…?
а он только смотрит преданно, и все этим взглядом выражает. сигареты и кофе не самое лучшее сочетание, но и далеко не худшее. золотые пальцы маккинзи дотрагиваются до шеи билли, а он сам пытается удержаться на ногах. билли сразу обнимает его за талию, притягивая ближе.— только прошу, больше не обращайся ко мне на ‘вы’, ладно? от этого веет таким холодом и безразличием. — не буду. только коул. или ангел.
ангел смеётся, и прячет лицо у шеи билли. тому щекотно и тепло. °°°— и всё-таки, какое у тебя оправдание насчёт того, что мои портреты только в карандаше, я же: ‘любовь всей твоей жизни’, да? или как ты там недавно говорил? — ой, заткнись.- он смеётся и мир становится светлее.- оправдание есть, но оно слишком слащавое, разве тебе такое нравится? — от тебя — точно понравится. — ох, ладно, только не бей меня потом пожалуйста…ты такой потрясающий, что я не думаю, что есть краски, которые передадут твой внутренний свет. я так люблю каждую частичку твоей души и твоего тела, что не хочу видеть несовершенство в своей работе; уже лучше 'ты’ останешься в набросках.
он молчит, а из глаз у него падают сверкающие, серебристые капли. он отнекивается, что это пот или аллергия, но потом всё равно обнимает коула и благодарит его за появление в его, билли, жизни.