Юнмин's stories

К концу вечера Чимину хочется удавиться. Еда почти не лезет в горло, а посторонние звуки слышатся как сквозь подушку. Он не обращает внимания на камеры и едва может выдавить из себя улыбку, чтобы не казаться совсем отстранённым. И это устраивает всех. Кроме него. И Юнги. Хён сверлит его тёмным взглядом через весь стол, когда объектив нацеливается на кого-то, кроме них. По одному его виду Чимин понимает, что он думает о том же самом. О сегодняшней ночи. Им выпало спать на одной кровати, и всё было бы в порядке, если бы не одно «но». Они не вместе уже почти три месяца. Чимин плохо помнит, как так получилось. Кажется, они перенервничали перед камбэком, кажется, хён приревновал его к Чонгуку, кажется, он сам чуть не убил Хосока, когда тот полез к Юнги ближе, чем нужно. Но как бы там ни было, факт остаётся фактом. Они расстались. И не было ни дня, чтобы Чимин не скучал. По тёплым объятиям с утра. По ласковым поцелуям в шею и щёки, пока он прятался от всего мира на чужих коленях. По «Сожрал быстро грёбаный рамён, тебя скоро ветром сдует». Но поговорить, да что уж там, даже подойти было страшно. Вдруг хён больше не хочет быть вместе? Что, если он считает их отношения законченными навсегда? Что, если он вполне этим доволен? Услышать такое из тех же губ, которые шептали ему нежности, целовали его, было бы подобно выстрелу в упор. Чимин не пережил бы этого. Незнание лучше. Когда хочется, чтобы время тянулось как можно медленней, оно пролетает в мгновение. Так и сейчас. Все поднимаются, потягиваются, собираются домой. А Чимин чувствует, как обливается холодным потом. Он попросил бы кого-нибудь поменяться. Да на полу бы лёг в коридоре, если бы не камеры. Они будут работать всю ночь, ведь фанаткам так нравится видеть их спящими. Это же так мило. Чимин предвкушает эту ночь, пока они едут из ресторана. Он будет лежать на самом краешке кровати, чтобы случайно не дотронуться до Юнги. Не сомкнёт глаз, это уж точно. И даже поплакать от отчаяния не сможет — хён спит очень чутко, любой всхлип разбудит его. Пожалуй, на виселицу Чимин шёл бы с большим удовольствием, чем сейчас поднимается на второй этаж их домика. Юнги не видно. Чимин успевает застолбить душ первым, но оттянуть там время тоже не выходит. Очередь всё-таки. Сокджин уже гасит свет в их комнате, желает спокойной ночи, а Юнги ещё нет. Но и думать не надо, где он. Хохот Хосока прекрасно слышно отсюда. Чимину ничего не остаётся, кроме как проглотить глупую обиду. Похоже, переживает здесь только он. Из-за грохота сердца уснуть не получается. Чимин злится на самого себя. Юнги предоставил ему прекрасную возможность. Уснул бы сейчас, и хён разбирался бы сам, как хочет. Хоть у Хосока с Намджуном пусть остаётся, Чимину всё равно. Вот только и этой мечте не суждено сбыться. Разговоры стихают, а немного погодя слышатся чужие шаги. Чимин зажмуривается так крепко, что перед глазами прыгают цветные точки. Юнги должен подумать, что он спит. Тогда всем будет проще. Щелчок кнопки кажется оглушительным выстрелом. Юнги выключил камеру. И, казалось бы, страшнее быть уже не может, но… оказывается, может. Чимин чувствует себя как в фильме ужасов, за ним с лязгом сцепляются когти ловушки. Что теперь? Юнги разбудит его и скажет проваливать? Или сам уйдёт? Или выгонит Сокджина с его кровати, чтобы не спать с Чимином? Пак накручивает себя, представляя варианты один ужасней другого. Хотя на краю его сознания маячит мысль, что Юнги не такой. Он не плохой вовсе, уж точно не такой монстр, каким Чимин его воображает. Юнги тихо ложится рядом с ним и отворачивается. Засыпает, кажется. Внутри Чимина пожар вдруг сменяется шквалом дыма. Его душит непониманием, разочарованием. Он не признавался себе, но надеялся, что Юнги использует эту возможность, чтобы поговорить. Разобраться, простить друг друга и, в лучшем исходе, сойтись опять. Но… нет. Юнги всё равно, вдруг понимает Чимин. И это бьёт больней всего. Он жалеет, что Юнги не выгнал его, не наорал, не послал из постели матом. Такое он бы понял. Но не равнодушие. Они были вместе так долго, Чимину всё время казалось, что у них всё идёт отлично. Что между ними что-то правда настоящее. Искреннее. Чимин любил всем сердцем, отдавал всего себя. Считал Юнги своей вселенной, готов был на всё. Рыдал ночами напролёт, когда они расстались. А Юнги игрался с ним или что? Использовал? Это нечестно. Он чувствует себя обманутым, преданным ещё больше, чем после ссоры. Чимин вспоминает все улыбки, ласковые поцелуи, бережные касания. И во всём этом видит ложь. Наверное, Юнги потом смеялся над ним, дурачком простодушным. Глаза жжёт сильно, и влага скапливается в уголках. По носу съезжает первая горячая капелька. Наружу рвётся всхлип, и Чимин не успевает его сдержать. Всё тело цепенеет в ужасе. Нужно уйти в ванную, в туалет, просто выйти отсюда, пока ещё не поздно. Поздно. Как только он шевелится и собирается встать с кровати, его ловят за запястье и тянут обратно. Юнги смотрит на него своими внимательными глазами, и Чимин только и может, что смотреть в ответ. Картинка перед глазами расплывается из-за слёз, но он не вырывается. Смысла уже нет. Юнги вздыхает тихо и тянет к себе ближе, обнимает крепко и утыкается носом в макушку. Чимин оказывается прижат к его шее. От хёна пахнет гелем для душа, его собственным телом. И это всё так, как прежде, когда они ещё были вместе, когда любили друг друга. Слёзы текут с новой силой, а Чимин сжимает зубы, чтобы не издать больше позорных звуков. Он не может толком соображать, разговаривать. Он ждёт удара. Ещё одного. Побольней. Холодные ладони отстраняют его от тела Юнги. Хён заглядывает в его глаза. Вытирает вдруг пальцами слёзы и улыбается дрожащими губами. В его глазах тоже влага. Чимин не понимает. — Прости, — шепчут ему. Чимин уверен, что ему послышалось. — Чиминни, прости меня, — Юнги повторяет, но так, чтобы Джина не разбудить. Он гладит Чимина по волосам, по щекам, и Пак ловит его ладонь. — Малыш, мне так жаль. Я так скучаю. Он смотрит доверчиво, открыто, в его глазах столько тоски и боли, что Чимин сдаётся. Он верит. Может, он сошёл с ума, может, тупой до смешного, но он не может ничего с собой поделать. Он просто любит так сильно, что его сердце не выдерживает. — Я тоже скучаю, — всхлипывает, и Юнги ловит его в объятия, едва Чимин подаётся вперёд. Младший цепляется за его футболку, жмётся так сильно, будто боится, что его прогонят. Но хён только гладит его, ласкает пальцами так осторожно, словно Чимин из фарфора сделан. Юнги склоняется, целует в лоб, просит успокоиться и не плакать. Он покрывает поцелуями всё его лицо, прежде чем посмотреть ещё раз в глаза, спрашивая разрешения. Чимин тянется к нему сам, тычется губами в губы, и это ощущение такое родное, такое болезненно-сладкое, что разрывается сердце. Юнги целует его мягко, бережно, как впервые. В его прикосновениях Чимин узнаёт всё, о чём боялся спросить. Хён любит его, это он теперь знает точно. Потому что так солгать невозможно. Чимин оказывается прав только в том, что не может уснуть этой ночью. Он лежит у Юнги на груди, тот ни на секунду не выпускает его из рук и постоянно целует, лишая воздуха. Губы уже распухли и болят, но на это никто не обращает внимания. Они просят друг у друга прощения раз за разом, пока не понимают, что всё позади. Они вместе.