My best friends girlfriend / Девушка моего лучшего друга

      Работа. Мне уже несколько недель ничего не идёт, и я смотрю на Намджуна как на какого-то волшебника, что использует свою магию продуктивности вне Хогвартса. А всё началось с того дня, когда Тэхён поделился со мной своими намерениями. Я начал уделять больше времени попыткам предотвратить его признание ей, чем занятиям музицированием. Это было до безумия на меня не похоже, но я неплохо справлялся с поставленной задачей.       Первым делом я подключил Тэхёна к созданию музыки вместе со мной, но достаточно быстро понял, что это портит малину не только ему, но и мне. К тому же, мы никак не могли сойтись во мнениях. Ему нравилось более мажорное звучание, а мне минорное. Ему хотелось использовать в инструментале гитару, когда я не слышал там ничего кроме фортепиано. В общем, я передал его в надежные руки Намджуна, который действительно увлёкся совместной работой с ним. — Так зачем ты ко мне пожаловал, хён, — спросил меня друг, развернувшись в своём суперэкологичном кресле, оставив монитор с открытой программой для сведения музыки за своей спиной. — Я сам не знаю, на самом деле, –честно ответил ему я. Всё прошедшие тридцать минут я просто наблюдал за тем, как Намджун работает. Я даже не комментировал и не давал советов, как это происходило обычно. Видимо, моё молчание звучало громче слов, и он решил немного меня подтолкнуть к разговору. Наш лидер был явно намерен разрешить скрытую от всех проблему с минимальным ущербов внутри нашего сплоченного коллектива.       В один вечер, когда мы собирались втроём, нашим рэп-лайном, Хосок выпил немного лишнего и отрубился прямо в кабинке кафе на диване, а я дошел до кондиции откровений и поделился с Намджуном свой проблемой. Сказать, что он был удивлён — это сильно недооценить ситуацию. «А я бы и не подумал, что ты у нас такой романтик, хён.» — услышал я, когда закончил излагать свои чувства. Тогда мы с ним обсуждали проблемы амурных дел до тех пор, пока не выспался Хосок и не оповестил нас об этом. — Хён, — из меня вырвался тяжелый вздох. — У меня кризис идей. Я ничего не могу придумать, — Намджун собрал руки в замок и наклонился ближе ко мне, сидящему на диване, — Все мои мысли заняты одним… — Ей… — друг закончил за меня мою мысль. Я, как Намджун, опустил локти на колени, но запустил пальцы в волосы, а не сплел их в замок. — Я не знаю, что мне делать. — А чего ты хочешь, хён? — Этот вопрос всегда был для меня сложен, потому что мне хотелось всего и сразу, но это невозможно, — Какие у тебя планы относительно всего этого? — Я не хочу сдаваться и… — Не хочешь портить отношения с Тэхёном, — я показал на него пальцем, подтверждая, что Намджун, как и всегда, попал в яблочко. — Я не хочу, чтобы у нас были проблемы. Я даже не хочу, чтобы он знал о моих чувствах к ней. Меньше всего я хочу причинить боль кому-то из них. И я знаю, что я уже начал играть грязно против Тэхёна. Только это не отменяет того факта, что он мне дорог. — Хён, ты же знаешь, что у тебя два варианта. И всё зависит сейчас в первую очередь от нее. Как она видит каждого из вас. Плюс ко всему, твоё позднее зажигание ни капли не играет тебе на руку. Ты же это понимаешь? — я согласно киваю, потому что карты у меня на руках далеко не выигрышные, — Если вы начнете встречаться, он рано или поздно об этом узнает, и это разобьет ему сердце. Ну, а если она предпочтет его, то он тоже все узнает. И, если он узнает об этом от неё, а не от тебя, хён, то это разобьёт его сердце в тысячи раз сильнее. Вам всем нужно поговорить. — Думаю, я этим и займусь. Спасибо, — поднялся с дивана. На лице сама собой появилась улыбка, одновременно с планом в моей голове. — Обращайся, хён, — Намджун тоже встал. Его рука, что легла мне на плечо, наполняла меня спокойствием и уверенностью. — Я признаюсь ей сегодня, а дальше буду действовать по обстоятельствам, — выудив из кармана телефон, я собирался написать ей сообщение. — Только не смс-кой. Лучше говорить такие вещи лично, — рука друга переместилась с моего плеча на ладонь, державшую телефон. — Ты прав, — вновь согласился с ним я, но телефон обратно не убрал.Нужно ей позвонить и договориться о встрече. — Удачи, — уже направился к двери и едва успел отскочить от распахнувшейся двери. — Тук-тук-тук, — Тэхён вошел в студию совершенно неожиданно и без нормального стука, практически ударив меня дверью, — Намджуни-хён, я принёс тебе комбучу, — он развернулся и потряс прозрачным стаканчиком из ближайшей кафешки. — О, Юнги-хён, не знал, что ты здесь. Но, к счастью, я собирался заглянуть и к тебе, так что вот, — сняв с подставки стаканчик с холодным американо, он протянул его мне. Меня всегда раздражала эта его внимательность к мельчайшим деталям. Наверно, потому что у меня самого это не очень хорошо получалось, когда дело касалось чего-то кроме музыки. На его руке блеснуло что-то новое. Браслет, больше похожий на цепь, — Как продвигается дело? Ты ещё не ходил к директору с нашей аранжировкой? — Тэхён сел на диван, где не так давно сидел я, и открыл баночку колы. — Нет, Тэ. Пока не был, — Намджун вернулся в своё рабочее кресло. — Я пойду, хорошо вам поработать, ребята, — я скрылся за дверью, прежде чем кто-то из них попытался бы меня задержать. За мной захлопывается дверь с громким стуком, и на весь пустой коридор начинает играть мелодия из балета Чайковского. Для меня это знак. Она чувствует меня и мои мысли. Она словно знала, что я думаю о ней и собираюсь ей позвонить.       Я промчался по коридору до выхода на лестничный пролёт, чтобы никто не слышал моего разговора с ней. Не то, чтобы мы обсуждали что-то секретное. Я просто хотел сохранить наш разговор для себя, как и все прочие наши разговоры. Пусть он и не продлился вечность, как это у нас частенько происходило, но теперь я с нетерпением ждал трёх часов дня, чтобы завалиться к ней в квартиру и приготовить вместе обед.       Время пролетело быстро. Наверно, потому что я решил пойти не в студию, где пытался бы выстрадать новую музыку, но в магазин за продуктами. Я четко знал, что мне нужно и что я хочу приготовить вместе с ней, при этом учитывая вкусовые предпочтения нас обоих. Но самым главным было заскочить в Баскин Роббинс за нашим любимым мороженым.       Стоять у её двери так страшно сейчас. Я волнуюсь так, словно никогда не приходил к ней домой раньше. Видимо, так на меня влияли мои планы. В руках тяжелели два пакета с продуктами. Я ждал, когда она откроет дверь с таким нетерпением, что чуть не начал ходить около двери из стороны в сторону. И вдруг дверь издала торжественный писк открывания замка. — Что-то ты сегодня подозрительно рано, — на ней черные легинсы, пушистые тапочки, какая-то серая растянутая полупрозрачная кофта, которая оголяет её плечо. Волосы коротко подстрижены и едва ли достигают своей длинной её подбородка. Мы не виделись пару недель, а с ней произошли такие перемены. Я не показываю, что мне любопытны причины и не акцентирую на этом внимание. Думаю, мне нравится она в любом виде. — - Зато не с пустыми руками, — я демонстрирую ей пакеты, а она использует этот момент, чтобы обнять меня. В квартире играет музыка, что-то знакомое и веселое. Судя по голосу Tory Lanez, а это значит — настроение у неё хорошее, — Вообще, я был очень удивлён, когда ты сказала мне, что ты сегодня дома. — Я не пошла в офис, но это не значит, что я не работала, сладенький, — она щелкнула меня по носу указательным пальцем м пропустила в квартиру, — Такие трудоголики как ты и я умудряются работать, где бы они не находились, — я скидываю свои кроссовки, чтобы пройти следом за ней. — Бесспорно. Так что даже сейчас мы с тобой будем творить, — она забирает из моих рук один из пакетов, тот, что полегче, потому что я протянул его ей, заранее зная — она не любит, когда кто-то считает её немощной. Мне остался пакет со снеками, фруктами, вином и мороженым. — Определенно, — она начала разбирать купленные мной продукты. Мясо, несколько упаковок острого рамена, овощи, — Я подумал, что нам стоит сделать рамдон и, если останется мясо, можно сделать стейки или ростбиф с тушеными овощами, как ты их обычно делаешь. Что скажешь? — Просто и со вкусом, — ингредиенты были разложены на кухонном острове, где мы собирались готовить. Разделили обязанности по старой схеме, надежной, как швейцарские часы, — камень, ножницы, бумага. Процесс готовки протекал легко, мы болтали, смеялись. — Юнги, не режь больше морковки. Думаю, её достаточно, — она скидывает уже готовую, идеально нарезанную мной, соломку в кастрюльку с лапшой. — Ещё немного, — отвечаю ей я, берясь за следующую оранжевую жертву. Нарезаю с таким упоением и уверенностью в том, что делаю, и даже не смотрю на свои руки. Мой взгляд прикован к ней всякий раз, как она попадает в поле моего зрения. — Хватит, — она положила свою ладонь поверх моей. Ее пальцы, такие нежные, были даже холоднее чем мои обычно, — Я боюсь, что ты можешь порезаться. — Я в порядке, — качая головой, возражаю я и продолжаю резать морковь в варящийся на плите рамен. Между нами вновь повисает давящая тишина, то, чего я всегда боялся с нами может произойти. Руки дрожат, нож съезжает со скользкой поверхности, но я даже не чувствую, как лезвие надрезает мою плоть. — Я же говорила! — она перехватывает мою правую руку и останавливает ее от того, чтобы я отрезал себе фалангу. Нож ее стараниями исчезает из моих рук и оказывается на столе, — У нас в супе достаточно мяса, Мин Юнги. Я не спорю, что в каждое блюдо надо добавить частичку себя, но не в прямом же смысле, черт возьми, — ее язвительные замечания, я всегда их обожал. Особенно наши баталии. Она подводит меня к раковине, как какого-то маленького мальчика, включает воду и подводит мою руку под напор воды, которая, стекая по моей руке, становится розовой лужицкой на дне серебристой раковины. Она ещё что-то ворчит, когда отходит от меня к ящику с медикаментами, — Я же говорила, — повторяет она, подходя обратно ко мне. В руках она держит перекись, какой-то тюбик и пластырь.  — Как так можно было, сладенький? — спрашивает она меня, когда подносит мою пораненную руку обратно к себе и аккуратно протирает полотенцем. В ответ я пожимаю плечами, а она тяжело вздыхает. Как только на порез начинает литься перекись я начинаю шипеть, но это ее ни капли не волнует. — Да, щиплет же, — я отдергиваю от неё руку, но она ловко и крепко хватает меня за запястье. — Даже не думай, что ты сможешь избежать последствий, — и я знаю, что физически сильнее и всегда могу вырваться, не хочу терять ощущение её кожи на своей. Пусть и такое невинное. На рану продолжает литься перекись, останавливая кровь. Когда из меня уже не хлещет водопадом, она ставит бутылочку на столешницу и, накрыв мою ладонь полотенцем, ведет меня к дивану и усаживает так, чтобы было удобно нам обоим, — Ещё бы чуть-чуть и нам нужно было бы ехать в больницу. И ты же прекрасно знаешь, какая я нервная за рулём, а тут бы был ещё и ты, истекающий кровью на соседнем сиденьи с отрезанным пальцем в контейнере со льдом. Я бы умерла со страха, — я тихонько хмыкаю, а она продолжает обрабатывать мою незначительную травму. — Не умерла. Ты бы привезла меня в больницу практически в целости и сто процентной сохранности и уже после того, как передала бы меня в надежные руки врачей упала бы там в обморок, — она хихикает, накладывая мне медицинский клей на порез. Он дерет так, словно хочет выжечь на месте не только все бактерии, но часть моей плоти. — Да, скорее всего так оно и было бы, — она дует на палец и становиться немного легче, — Ты знаешь, что из-за такой травмы ты бы больше не смог играть на фортепиано? — когда лекарство подсохло, она наклеивает мне пластырь. — А ты бы сильно об этом жалела? –ее руки аккуратно сжимают мои, и я вижу в её глазах тревогу. — Не так сильно, как ты сам или твои фанаты. — она кладет мои ладони мне на колени и встаёт, — Сиди здесь, а я убавлю огонь, чтобы лапшу не испортить. Она же перевариться без нашего внимания, — я киваю и послушно остаюсь на месте. — Вообще-то… Я хотел поговорить с тобой, но не знал как, — она возвращается и садится рядом со мной на диван. Ее ладонь ложится на мое колено. — Ты же, как никто другой, должен знать, что я всегда здесь для моих друзей. И я знаю, что ты точно такой же. Так почему ты не сказал мне прямо, что у тебя какие-то проблемы? — ее взгляд полон нежности, а ещё она немного разочарована во мне. С левой стороны, прямо между рёбер, что-то больно кольнуло. — Нет. Дело не в том, что ты не стала бы меня слушать. Штука именно в том, что именно я хотел тебе сказать, — взгляд направлен на руки, начинаю перебирать пальцами, хоть мне и немного больно. — Так, говори, сладкий. Я тебя слушаю, — мысли разбегаются, когда она придвигается ко мне так близко, что наши колени соприкасаются. Поднимаю взгляд, и мои глаза встречаются с её. Я тону в этом янтарном океане. Сердце бьётся о единственное существующее для него препятствие, которое не дает ему в прямом смысле попасть в её руки. И я следую единственному порыву, который мог бы передать без слов то, что я чувствую уже давно.       Мои губы накрывают её и, к моему удивлению, она меня не отталкивает, но и на поцелуй не отвечает. Прикосновение нежнее взмаха крыла бабочки. Я жду ещё мгновение. Мои глаза зажмурены. Отстраняюсь от неё, в ушах шумит река, несущаяся по моей кровеносной системе в несколько раз быстрее обычного. Неловкость накрывает меня с головой. Глаза открыть боюсь, поэтому накрываю своё лицо ладонями, пытаясь применить детскую схему — если я никого не вижу, никто не видит меня. Я чувствую, как мои щеки пылают румянцем стеснения. И еле как выдавливаю из себя то, что собрался ей сказать. — Я… Я, кажется, люблю тебя, — убираю ладони от лица, поворачиваясь обратно к ней, только чтобы увидеть лёд, появившийся в её глазах цвета моего любимого виски. — Так тебе кажется или нет? — поза, в которой она сидит, выдает напряжение. Она практически прижалась к подлокотнику, чтобы создать расстояние между нами. Смотрю на неё и не могу понять, что происходит в её голове. — Я думаю, что люблю, — пытаюсь донести до неё свои чувства словами. Пальцы переплетены в замок, а локти стоят на коленях. Она кусает нижнюю губу — Любишь или думаешь? — ее брови сведены вместе и подняты вверх. Я прямо как Тэхён хочу разгладить эту складку между ними. — К чему такой допрос? — тяжелый вздох срывается с моих губ. Я действительно не понимаю ее реакции на моё признание. — Потому что это так не работает. Думать и делать немного разные вещи, Юнги! — она фыркает и почти срывается на крик, когда отвечает мне на мой вопрос. — Нет, я… — Хватит. — Но я… — Нет, Юнги. Нужно было думать раньше, — ее ладонь громко хлопает по подлокотнику, заставляя меня вздрогнуть. — Я был не готов. Я вообще не понимал, что происходит. Был в такой прострации, такой растерянности, что не видел ничего вокруг кроме тебя. Даже себя не замечал, — я не могу смотреть ей в глаза. — И ты говоришь мне все это только сейчас? Я была перед тобой как открытая книга все это время, как твои программы для создания музыкальных шедевров. Да, я даже призналась тебе во всем первой, черт возьми. А ты считаешь, что сейчас все прояснить самое время? Мин Юнги, прости, но я переболела тобой. Нужно было действовать еще тогда, а не пугаться своих и чужих чувств, — теперь всё ясно. Теперь я понимаю, почему она реагирует так резко. И я признаю свою вину.       В первый раз, как мне показалось, за все время нашего общения, она взглянула на меня по-настоящему, видя каждую деталь моего существа, которую я с радостью и отчаянием продемонстрировал ей. Мои карты, наконец, раскрыты. Возможно, это было слишком глупо, учитывая, что я знал о их с Тэхёном чувствах, но… Я хотел, чтобы она тоже раскрыла мне свои секреты. — Прости. Мне не стоило так на тебя срываться, — за этим следует тяжелый вздох. Нужно срочно разрядить обстановку. — Ничего, — я достаю из пакета с частично разобранными продуктами баночку ванильного мороженого из баскин роббинс и протягиваю его ей, — Мороженого? — она улыбается и кивает, забирая из моих рук свою порцию. — Знаешь, когда я поняла, что влюбилась в тебя, Юнги? — я отрицательно качаю головой. Оказывается, я не настолько хорошо вижу ее. Она мучается с крышкой, а я открываю свою быстро, хоть руки и немного трясутся, и меняю свою открытую баночку на её закрытую, — Помнишь тот день, когда редакция выделила мне автомобиль? — на моем лице появляется легкая улыбка. Я помню ее испуганные глаза, когда пришёл к ней на парковку в здании редакции Вог. Она облизывает пластиковую ложечку, которая лежала под крышкой, снимая пробу с пломбира, — Ты тогда каждый день ездил со мной до редакции и обратно. Успокаивал и говорил, что я хорошо справляюсь. Несмотря на то, что я знала — я отвратительно вожу. Но со временем мне действительно стало намного спокойнее. И в один день я посмотрела на тебя, когда мы стояли на светофоре и засмотрелась на столько, что опомнилась только тогда, когда машина сзади засигналила, — она пересказывала мне то время, когда мы не были такими близкими друзьями, но мне было особо нечем заняться во время отпуска, и я согласился ей помочь. После этого мы стали просто не разлей вода. Если мы не виделись хотя бы раз в день, и я не слышал её голос, в душе образовывалось какое-то чувство пустоты. Словно я забыл что-то. И, да, водила она тогда действительно не очень, но я видел, как она успокаивается всякий раз, стоило мне сказать ей, что она не плохо справляется или наворчать на водителя, который её подрезал или сигналил ей, — И сердце как-то странно ёкнуло. В голове мелькнула мысль, что это неправильно, но я ничего не могла с собой поделать и мысли о тебе кружились вокруг меня сутками. Ты даже снился мне чуть ли не каждую ночь, — мне не лезет кусок в горло. Думаю, я не смогу пообедать сегодня. Да, поесть вообще. — А вот я, к сожалению, не могу сказать точный день, когда я пришел к пониманию моих чувств к тебе, — поднимаясь на ноги, отвечаю ей я и направляюсь в сторону плиты, чтобы выключить её совсем, — Думаю, они всегда были там, в глубине моей души. Я просто не смотрел в нужную сторону. А когда натыкался на них, то укутывал в плотное одеяло из сомнений и чувства вины, — каждое сказанное мною слово было абсолютной правдой, — Мне очень грустно, что ты говоришь обо всём в прошедшем времени, — в её глазах стоят слёзы. Она смотрит вверх и глубоко вздыхает. — Прости, Юнги… Я бы хотела ответить тебе взаимностью, но… — она заправляет за ухо упавшую на лицо прядь светлых волос, и впервые за весь вечер я замечаю на её руке браслет, скорее похожий на цепь. Он кажется мне смутно знакомым. Меня осеняет моментально. Тэхён тот, на ком я видел такую безделушку сегодня в первой половине дня, когда он заглянул в студию к Намджуну и принес нам напитки. Он сиял ярче всех высокотехнологичных и супер экологичных лампочек в студии. — Тэхён. Я знаю, — она натягивает рукава своей кофты, сильнее оголяя плечи, чтобы спрятать свои руки в них. — Прости. — Нет, не извиняйся. Это было глупо с моей стороны. — Да, это было и правда глупо. — Что, прости? — Ты мне нравился, Юнги. Действительно искренне нравился. Но я никогда больше тебе не пыталась признаться, потому что не думала, что могу нравится тебе в ответ. Понимаешь? Поэтому, я решила оставить тебя и посмотреть в другую сторону. Я не знаю как так вышло, но там оказался Тэхён. И я так его люблю, что ни в одном языке мира нет подходящих слов, чтобы описать. — Вообще, я не очень уверен в своих чувствах, — сказал я, сильно закусив губу. Во рту появился солоновато-металлический привкус крови, — Возможно, это вовсе не то, что мне показалось. Наверно, после моего признания это звучит глупо. Я просто хотел расставить всё по местам. Спасибо, что честна со мной, — она, державшая дистанцию между нами с того самого момента, как я произнёс те три слова, что так холил и лелеял в глубине души с первой секунды нашего знакомства, наконец, сократила её и крепко обняла меня. — Я хочу, чтобы ты остался моим лучшим другом, сладенький, — чуть шмыгая носом, прошептала она, — Но я пойму, если ты захочешь держаться от меня подальше какое-то время, — я обнял её в ответ, а её руки ещё плотнее обвили мои рёбра. Да, так сильно, что у меня перехватило дыхание. — Все в полном порядке, мелкая. Я рад, что мы всё прояснили. — Думаю, тебе пора. Тэхён скоро придёт, — я согласно кивнул и поднялся с дивана. Она проводила меня до двери и обняла на прощание.       Добирался до студии я в состоянии абсолютного отсутствия мыслей и чувств. Словно мне вкололи какое-то эмоциональное обезболивающее, и оно отключило все эмоции, которые я должен был бы испытывать. Домой, ни в одно из мест, которые я так мог назвать: общагу или свою пустую аскетично обставленную квартиру, идти не хотелось. Никто не останавливал меня на входе в здание компании, потому что все знают: Мин Юнги может приходить в свою студию и уходить из неё в любое время дня и ночи.       Время летело незаметно. Я все писал, писал и писал. Сначала мелодии, потом лирику, дальше сделал семь разных аранжировок на три разные мелодии. Я так погрузился в работу, что не замечал ничего вокруг. И только когда посчитал, что я закончил и этими наметками нужно с кем-то поделиться, поднялся со своего место, предварительно выгрузив всё в облако.       Мне не хотелось идти к кому-то из ребят, потому что они бы стали меня расспрашивать о причинах моего призрачного состояния. Куда более мрачного чем-то, в которое я погружен обычно. Я направлялся к Донхёку, потому что он послушает, что-то подскажет, но копаться не станет. Можно было бы показать кому-то из менеджеров, да и идти до них было не так далеко, но я не хотел их отвлекать от прочих дел. Бредя по коридору, я наткнулся на Тэхёна, выходящего из офиса нашего менеджера. Он буквально светился счастьем, и я на его фоне выглядел блеклой серой кляксой, обрамленной во всё черное. — Привет, хён, — он широко мне улыбнулся, а меня чуть не передернуло от вида его улыбки. — Утро, — я поспешил отвести свой взгляд от него и, схватив под руку, повёл его в сторону двери на лестничный пролёт, что скрывалась за углом. В эту сторону никто не ходил, и я решил, что это место идеально подходит для моих целей, — Нам нужно поговорить. — Что-то случилось? — широкая улыбка исчезла с его лица. — Ну, я тебе всё расскажу, а ты уже решишь, хорошо? — он коротко кивнул, а я начал свой рассказ о том, как я влюбился в девушку. Теперь уже его девушку.       Тэхён всегда был отличным слушателем, но сейчас он нервно расхаживал от одной стены узкого коридора до другой, а я как провинившийся школьник смотрел в пол. Нет, мне не было стыдно за мои чувства к ней. Просто в этот момент я до конца понял, как сложна и серьёзна подобная ситуация и как сильно она влияет на отношения, как этот груз давит на меня. И чем ближе я становился к концу истории, тем легче мне было смотреть на Тэхёна. Он тоже постепенно успокоился, а услышав, как я её цитирую, он, фыркая, ухмылялся и добавлял: «это на неё похоже». — Я говорю это не с какой-то целью. Просто, мне кажется, что ты должен знать. — Спасибо, хён. И, поверь мне, я понимаю тебя, как никто другой. — Она — сокровище, Тэ. И если с ней что-то случиться, я надеру твой зад, несмотря на то что я люблю тебя, но её люблю чуточку больше, –я хлопнул его по плечу, натянув улыбку, хоть это и было сейчас для меня жутко сложно. — Я тоже люблю тебя, хён, — как и всегда он выцепил из моих слов только хорошее, — Я пойду, меня ждёт Намджун-хён, — коротко киваю и улыбаюсь, на этот раз чуть более искренне. Тэхён направился в сторону лифтов, скрывшись за углом. Сам же я стоял на месте, словно дерево, пустившее корни. Слетевший шлюз тайны, что держал все мои эмоции отрицательные, положительные, начали литься наружу. Почувствовав свободу, я почувствовал боль.       Спускаясь быстрыми шагами по лестнице, я слышал, как бьётся осколками мое сердце о грудную клетку. От столь скорого темпа легкие начинали гореть, но это ничего. Ну Капелька боли физической очищает сознание. Истинная боль никогда не ощущается сразу. Она похожа на чахотку: когда человек замечает первые симптомы, это значит, что болезнь уже достигла едва ли не последней стадии.       Любовь — обманщица. Она протягивает тебе свою нежную руку, чтобы привести тебя куда-то. Как тебе кажется, в свой мир из сахарной ваты. Но стоит тебе только попасть к ней на крючок, как она бросает тебя на самое дно полное битого стекла. Я и не знал, что любовь может быть такой жестокой. Что она создана разрушать. Все вокруг утверждали, что любовь — это нечто прекрасное. Что-то, что созидает и защищает. В тот день мне так не показалось. В тот день моя любовь купалась в разрушении. Я шел к тебе медленно, но верно. По одному мне известному пути.