My best friends girlfriend / Девушка моего лучшего друга

— Привет,— зная пароль от моей двери, она ворвалась в комнату без стука. Поворачиваюсь в кресле, чтобы увидеть её улыбку, но она не такая как всегда — натянутая. В одной руке большой белый пакет ближайшего продуктового, а в другой подставка из Starbucks для четырех бокалов. Три с американо для меня и один с сезонным чаем её. — Могла бы позвонить, прежде чем появляться на пороге моей студии вот так внезапно,— поднимаюсь с кресла и подхожу к ней, чтобы обнять, но замираю в нерешительности прямо в двух шагах от неё. — В чем же тогда был бы эффект неожиданности?— её бровь вопросительно поднимается, а я стараюсь держать марку серьёзности, чтобы она не заметила, как сильно я выделяю её из толпы всех, кого я знаю, и кто мне действительно дорог.— Ну, я знаю, что в лабораторию гения нельзя врываться с пустыми руками,— она ставит на диван пакет и ловким движением руки берет стаканчик с ледяным американо, чтобы протянуть его мне. — Ладно, но это последний раз,— мы оба знаем, что это огромная ложь.— Или я сменю пароль,— она закатывает глаза берет свой чай с подставки и плюхается на диван. Жидкость глубокого вишнёвого цвета в её стакане немного плещется, когда она приземляется. — Как дела? Над чем работаешь?— я тяжело вздыхаю и сажусь обратно в кресло. — Ты же знаешь, что над всем и сразу,— мне хочется добавить, что она и сама так делает. — Ну тогда продолжай. Я не буду мешать. Просто подожду, когда ты закончишь, окей?— несмотря на веселый тон её голоса, я слышу, что что-то не так. Вздыхаю, надеваю наушники и поворачиваюсь обратно к экрану. Переставляю дорожки в разном порядке, но даже не включаю, чтобы посмотреть результат и проверить, как это звучит. Мне не работается. Почему-то в её обществе я мало на чем могу сконцентрироваться в последнее время. Особенно после того случая, после которого теперь она общается ещё и с Тэхёном. Я каждый день от него слышу, как они ходили туда-то или как она разрешила ему её пофотографировать и какая она хорошая модель. С ней же мы говорим немного на другие темы. В нашей дружбе нет этих лимонадных пузырьков, мы взрослее и серьёзнее. — Юнги,— обращается она ко мне, но я делаю вид, что не слышу её. — Юнги,— её дыхание щекочет мне шею, а голос раздаётся, пусть и негромко, но прямо в ухо. Она нагло сняла наушник, чтобы я обратил на неё внимание. — Да?— снимаю наушники и оставляю их болтаться на шее. Никогда не понимал, почему она меня раздражает таким своим поведением, но когда я отвечаю ей резко, меня моментально начинает сжирать изнутри чувство вины. — Я мешаю?— вздыхаю и качаю головой. Раз уж поработать нормально мне всё равно не удастся, можно просто провести приятно время. — Хочешь послушать?— она кивает, а я надеваю наушники ей на голову, перевожу бегунок в начало.— У меня есть три варианта бита. Это первый,— нажимаю на значок воспроизведения. Она потягивает свой чай через трубочку, а выражение её лица меняется слишком быстро для меня, чтобы я мог её прочитать. — Мне нравится. Очень драматично,— говорит слишком громко, потому что в моих рабочих наушниках не слышно мир, слышно только то, что ты делаешь.— Под такое обычно здания в фильмах-катастрофах рушатся,— я тихонько хихикаю от такого описания. Звучит очень поэтично. Сведённая дорожка заканчивается и останавливается, её рука тянется к наушникам, но я её останавливаю. — Подожди. Есть ещё вот такой вариант,— переключаюсь на другой файл, который я сделал немного по-другому. Её брови удивлённо взлетают вверх. — Мелодия очень красивая, но мне немного не хватает низких звуков,— это не первый раз, когда я даю ей вот так послушать заготовки. Её музыкальный вкус очень интересен и советы частенько оказываются поистине дельными.— Да, я бы определенно хотела услышать больше низких вот в таком ритме,— она начинает выстукивать ритм ладонью на столе, а я стараюсь его запомнить. Бум-бам-бам-бум-бум-бам-бам. Хватаю блокнот, который она мне подарила и записываю туда нотами. Наушники уже лежат на столе, а она смотрит на то, как я записываю ритмический рисунок, который мне уже не терпится попробовать записать. — Ты, наверное, не знаешь, но я весь день ломал голову над тем, как всё наладить,— сказал ей я, дописывая ноты. — Обращайтесь,— с улыбкой отвечает мне она. В её стакане почти не осталось чая. — Я допишу это, если ты не против, а потом дам тебе заценить. Если нам обоим понравится, то я весь твой, и мы можем даже сходить поесть мяса по такому поводу,— я подключаю сэмплер и жду, когда компьютер его распознает. — Неужели великий гремлин Мин Юнги снизойдёт до того, чтобы выйти в свет божий?— она возвращается на диван и начинает копошиться в пакете. — Эй,— в её голосе слышно иронию, но я всё равно обиженно вскрикиваю и надеваю наушники. Мне слышно её тихое хихиканье и звук наливающейся в стакан жидкости, но я не оборачиваюсь посмотреть, что она льёт. Как только программа загружается, я начинаю творить. Полёт моей художественной мысли моментально запускается. Здесь я засемплю акапеллу Чонгука, тут начнётся бит. Стучу по клавишам сэмплера и забываю обо всём. После её совета стало так легко. Всё встало на свои места. Поворачиваюсь посмотреть, чем она там занимается, пока сводится очередная заготовка. Она потягивает какой-то напиток из своего стакана и смотрит в экран телефона. Брови сведены, создав глубокую складку над переносицей. Тэхён хвастал тем, что у них есть ритуал: как только она начинает хмуриться, он ищет новый способ разгладить эту морщинку, которую он просто, к слову, обожает. От воспоминания о его восторженно-одухотворённом выражении лица меня передёргивает. Да и программа оповещает меня о том, что рендеринг завершён. — У меня опять два варианта,— подготовив два варианта в проигрывателе, я возвращаю её внимание к себе. Она отбрасывает телефон в дальний угол дивана и идёт ко мне за протянутыми наушниками. — Я вся твоя,— как только наушники оказываются на её голове, я запускаю первый вариант. Она пританцовывает и попивает свой напиток.— Первый вариант хорош,— напитка почти не осталось, а когда наши глаза встретились, я увидел, каким стеклянным становится её взгляд. — Знаешь, что,— она сняла наушники и положила их на стол рядом с клавиатурой.— Попробуй добавить немного перкуссии,— она думает, что я не замечаю, как она подливает в свой стакан красное вино из бутылки, что лежала в пакете. Я же вижу все, просто позволяю ей делать то, что ей хочется. Мне нужно немного времени, чтобы посмотреть, как на это всё ляжет перкуссия. Может быть, я добавлю туда саксофон. Кто знает? Конечно, очень вероятно, что Бан PD не возьмёт ни один из моих битов, но мне просто нравится этим заниматься. Это меня успокаивает, но сейчас я чувствую эту атмосферу напряжения за спиной. Чувствую маленький клубочек нервов позади. Нужно скорее закончить. Хоть наушники и на мне, но я слышу, что она копошится там за моей спиной. Слышу её тяжелые вздохи. Навожу лоск на треки и разворачиваюсь к ней, чтобы застать её с бутылкой красного вина в руках, которое она подливает в невинный сезонный стаканчик из Sturbucks. — Может перестанешь хлестать вино в одно лицо и предложишь мне выпить? А то как последняя алкоголичка себя ведешь,— оставляю работу и пересаживаюсь на диван. Ей я сейчас, очевидно, нужнее, чем новому альбому. — Прости,— она пристыженно краснеет.— Будешь?— протягивает мне свой прозрачный стаканчик с зелёной фирменной трубочкой, поверх льда в котором плескается красная жидкость. Я беру предложенный мне напиток и делаю глоток. Он куда крепче, чем я думал. Там явно налито не только вино. — Тяжелый день?— она кивает, но не говорит ни слова. Я не собираюсь её допрашивать: сама расскажет, если захочет. Мы смотрим друг на друга, передавая «стакан мира», из которого пьём. Нам не всегда нужны слова. Я знаю, что она собирается рассказать уже в тот момент, когда она только открывает рот, чтобы позволить словам слететь со своих губ. — Она опять всё испортила,— начинает свой рассказ об очередном споре со своим главным редактором, когда допивает остатки напитка и достаёт бутылку, чтобы долить туда ещё. Я уже привык, что раз в месяц она предстаёт вот такой. Уставшей, разбитой, но сильной девушкой, которая хочет расслабиться по-взрослому. Девушкой, которая может себе позволить выпить. Ну а я могу побыть другом, который может её выслушать. — Она просто не видит, что так лучше для журнала,— она вздыхает, кладёт руки на колени, держа в своих ладонях опустевший стаканчик. — Знаешь, мне кажется, что ведение страницы журнала в соцсети не такое уж и наказание, ведь ты многое можешь там продвигать. И свои статьи в том числе,— её брови сдвинулись, образовав складку на переносице. Я заставил её задуматься — это хорошо. И, черт возьми, я увидел то, о чём говорил Тэхён. — Спасибо, сладенький,— это первый раз за вечер, когда она назвала меня моим прозвищем. Чаще всего я парирую на него, но сейчас потерял дар речи. У меня получилось её успокоить.— А теперь покажи мне, что ты там наделал,— она толкает меня в плечо, и я от неожиданности падаю спиной на пакет с пустыми бутылками из-под вина. Она уже сидит на моём кресле в наушниках и ждёт, когда я поднимусь, подойду к ней, чтобы продемонстрировать результат нашего тандема. Глаза блестят. Мне это нравится, и я откидываю мысль о том, что в этом есть вина и алкоголя. Поднимаюсь с дивана и подхожу к ней. Улыбка на её лице ослепляет, как и всегда. — Повернись, не хочу, чтобы наушники сломались,— она хихикает, когда я разворачиваю её стул к экрану компьютера.— Они мне дороги. — Пф, ещё бы. Это я же тебе их подарила,— я закатываю глаза, а она широко улыбается. Есть вообще что-нибудь, в чём она не разбирается или не может делать? Не понимаю, как она умудрилась выбрать самые лучшие наушники среди многих. На них ушла часть гонорара за интервью со мной, которое она написала. Тот день стал знаковым для меня, как и для неё, мне хочется верить.— Предыдущая версия мне нравилась больше,— дослушав, она снимает наушники и поднимается с места. Ложится на диван, закинув на подлокотник ноги. Её голова свисает так, что волосы касаются пола, хоть и длина их не так велика. В голове всплывают рассказы Тэхёна о том, как он её фотографировал в солнечный день.— А вообще, нет ничего прекраснее живой музыки. Нет ничего прекраснее искусства в моменте,— она говорила так мечтательно. Её слова заставили что-то больно кольнуть меня в сердце.— Юнги, сыграй мне что-нибудь,— просит меня она, и я, словно послушная собачка, двигаю своё рабочее кресло на колёсиках к синтезатору. Мне не нужно спрашивать, что она конкретно хочет услышать. Я знаю это наверняка. Начинаю с Бетховена, перехожу на Букстехуде, Шопена и вот играю Чайковского. — В такие моменты, Мин Юнги, меня раздирают два желания — я хочу с тобой танцевать под эту прекрасную музыку, но понимаю, если ты встанешь — она прекратится. А я не хочу, чтобы она заканчивалась. Я хочу, чтобы она продолжалась,— я улыбаюсь. Честно, мне бы тоже хотелось с ней станцевать. — Приму это за комплимент,— я доигрываю последние такты и добавляю от себя пассаж. — Ты мне нравишься, Юнги,— закончив играть, слышу я, и меня словно поражает гром. Думаю, что мне показалось и поворачиваюсь к ней лицом.— Ты мне правда нравишься, Юнги,— сказала она мне на ухо, обжигая своим дыханием шею,— так сильно нравишься, что мне даже страшно,— я чувствовал запах выпитого алкоголя. Не стоило идти у неё на поводу, но я ничего не могу с собой поделать, когда она смотрит на меня своими оленьими глазами.— Но я знаю, что не нравлюсь тебе,— она уперлась ладонями в мои плечи и смотрела мне в глаза. По-хорошему я должен был бы оттолкнуть её, зная, что мой лучший друг практически бредит ей, но нотка эгоизма звучала сильнее обычного в моей гнилой душе, подкреплённая выпитыми бокалами вина, смешанного с текилой.— Я сейчас сделаю кое-что, но только один раз, чтобы убедиться. Хорошо?— её нежная теплая ладонь ложится мне на щеку, губы стремительно приближаются к моим. И я знаю, что Тэхён в неё безумно влюблён. И я знаю, что я очень плохой друг сейчас. Но я люблю её не меньше. Я заслуживаю её. Или всё-таки нет? Мысль проносится в голове слишком поздно. Её нежные губы накрывают мои. Я не могу сопротивляться и поддаюсь соблазну на ещё одно мгновение. Слишком уж сладок этот момент. Мои глаза закрываются, руки ложатся ей на талию, но, чтобы себя остановить я впиваюсь пальцами в её кожу, а не притягиваю ближе. Что бы Тэхён сказал, увидев всё это? В голове я буквально слышу звон разбивающегося на осколки сердца. Нет. Я так не могу. Отталкиваю её от себя, перешагивая через свои желания. Вот и кончилось моё мгновение. — Так, малыш. Ты слишком пьяна и не ведаешь, что творишь,— я это говорил в первую очередь, наверное, себе. Дыхание сбилось не только от поцелуя, но и от адреналина, что забурлил в моей крови. Я понял, что она далеко не друг. Что наша дружба далеко не то, за что я держусь так крепко. Я так долго цеплялся за свои чувства к ней, что даже не понимал, как сам закопал их в толще самообмана. Они всегда были там — между слоями, прямо под ними. Это всё хранилось там вместе с ней, с её улыбкой, капризами, смешками, глупыми шутками, килограммами ванильного мороженого, ярким макияжем и фэшн-терроризмом. Возможно, она не осознала ещё, какую ошибку мы оба совершили. Её вскруженная алкоголем голова не отдавала отчета, что своим откровенным признанием и необдуманными действиями она обнажила и моих чувств суть. Она словно ребенок, что играется с ромашкой, срывая лепестки и роняя их к своим ногам. В этот момент я понял все. И это знание не давало мне покоя. Я не мог так поступить со своим лучшим другом. После этого дня я старался не оставаться наедине с ней. Мы постепенно отдалились друг от друга. Она перестала приходить, но я всегда слышал её голос где-то рядом, когда шел по коридорам. Пароль на двери я так и не поменял.