Где не бывает победителей

Храм джедаев не изменился. Те же высокие своды, те же сосредоточенные детские лица мелькают вокруг, так же уходит усталость. Храм не изменился — и Марден верил в это с трудом. Последний раз Марден был там ещё до атаки ситхов на Корусант: пришёл с победой в очередном столкновении с Алсаканом. Тогда он шёл по длинным коридорам в башню совета, и злая усталость, которая всегда бывает после боя, сменялась сосредоточенным спокойствием. До этого он возвращался с победой над каамасской преступной группировкой, которая взяла под контроль соседнюю обитаемую систему — и тогда он тоже шёл по коридорам, и тоже пропадала опустошённость, и тоже приходило спокойствие. Ещё раньше Марден возвращался... Раньше. До ситхов. До того, как джедаи сражались с их десантом в Храмовом квартале. До того, как бой едва не произошёл у стен Храма. Марден много раз видел смерть и... нет, всё же не привык к ней. Ему не снились те, кого он убил, перестали сниться те, кто погиб по его вине. Но его никогда не покидала ясная мысль: гибели, которую он видит, быть не должно. Вот только до войны он никогда не видел смерть такой, какой её несли ситхи. Они не просто убивали — они заставляли саму Силу помогать им. До войны Марден слышал оттуда только о пути, который должен спасти чужие жизни. Рядом с ситхами их желание убить звучало и там. Оно звучало рядом с Храмом — но он не изменился. Как будто всё страшное осталось в далёком прошлом. Как будто всё страшное ещё не произошло. Резкая, стремительная и как будто чужая мысль перебила раздумья Мардена: «Сегодня в восемь вечера надо быть в "Световой секунде", закусочной недалеко от Храма. Там будет ждать Койдан Веннир, ученица магистра Рэвео. С собой надо пригласить сестру». «Странный способ позвать на встречу, — подумал Марден, — надо прийти и хотя бы понять: что произошло». Мимо быстрым шагом прошла девушка-забрак. *** В закусочной играла тихая музыка, за столом у стены шумели дети. Койдан сидела в углу и задумчиво листала какую-то книгу: она пыталась начать читать уже несколько минут, но не запомнила даже названия. «Придёт ли Марден? Придёт ли Мэй, его сестра? — думала она, — поверят ли они мне?» Детский смех затих, музыка без слов сменилась медленной песней. Вошёл человек лет тридцати в джедайской робе. Вслед за ним — девушка лет двадцати. Её лицо было похоже на лицо старшего, только немного мягче. «Всё-таки они пришли», — подумала Койдан с облегчением. — Да пребудет с тобой Сила, падаван Веннир, — произнёс вошедший. Он говорил с той интонацией, с которой принято говорить с высшим советом. С той, с которой ведётся самый серьёзный разговор. Нет, не разговор. Переговоры. — Да пребудет с вами Сила, рыцарь Марден Фирнис и рыцарь Мэй Фирнис, — ответила она так же официально. Странно смотрелись эти речи в уютной закусочной. Марден и Мэй сели. Койдан глотнула кофе и заговорила, стараясь повторить те интонации, с которыми её мастер говорил в кабинете канцлера. — Мой мастер хочет поговорить с вами. Но он не смог прийти сюда, потому что за ним пристально следят. Его хотят обвинить в измене ордену, и каждый его шаг сыграет против него. Но всё же он надеется на то, что вы сможете ему помочь. Марден сосредоточенно слушал. А Мэй тепло улыбалась Койдан, и ученица хотела улыбнуться ей в ответ. — В чём же заключается наша помощь? — спросил Марден, — мы немного знаем о нём и не сможем его оправдать, если станем говорить правду. — Нет, я не об оправдании, — Койдан говорила быстрее и свободнее, — я о ситхах. Их хотят уничтожить. — Все мы воюем против ситхов, и уже давно, — снисходительно ответил Марден. Мэй молчала. Только смотрела прямо в глаза Койдан: «Ничего. Держись». — Нет, не в этом дело: их хотят уничтожить полностью. Военных, гражданских, тексты, знания — всё. На этих словах Марден улыбнулся. Холодно, нехорошо. «Он ведь общался с ними, с кругом магистра Крэйдел. Глупо, всё слишком глупо», — с испугом подумала Койдан. — Ясно, — произнёс Марден, — а теперь объясни мне, падаван, и объясни чётко. Кто это планирует, откуда ты об этом знаешь и при чём здесь твой учитель. Койдан хотела выпить кофе, потом поставила чашку. — Магистр Крэйдел. Она оставила в разуме канцлера ментальную закладку на геноцид ситхов и обвинила моего мастера в том, что он пытался вторгнуться в его разум. Это произошло на моих глазах. Койдан выдохнула. Марден смотрел на неё с напряжённым интересом, Мэй тепло улыбалась. — Мы верим тебе, — заговорила она, — в Силе твои слова звучат правдиво, а твоё сознание открыто. Но мы долго не были в Храме, и многого не видим. О твоём мастере ходят тревожные слухи, и ты боишься за него. Что его может ждать? Что мы можем для тебя сделать? — Не для меня, — твёрдо и решительно сказал Койдан, — для мастера. Он остаётся — пока остаётся — в магистрате, и он многое знает. Скоро канцлер предложит Сенату указ о продолжении войны, и Крэйдел почти уверена, что его примут. Флотом, который полетит в Империю, будет командовать магистр Сталхен. А меня отправляют на его флагман, адъютантом Сталхена. Марден продолжал холодно улыбаться. Мэй как будто отошла в тень. — Флагман Сталхена пока неизвестен, — Койдан говорила это почти торжественно, — и мой учитель рассчитывает, что Ваша «Белая звезда» сможет стать этим флагманом. От прежнего испуга Койдан не осталось и следа. Она смотрела в глаза Мардену: согласишься? сможешь? спасёшь ли ты нас, Марден Фирнис, капитан «Белой звезды»? — Сталхен? — в голосе Мардена звучало любопытство, но это было холодное любопытство учёного, — неплохой выбор. Талантливый адмирал, был принят в совет, но в нынешнюю войну вернулся на поле боя. И при этом готов во всём подчиниться воле Силы, вот только, — и Мэй, и Койдан вздрогнули под колючим взглядом Мардена, — у его воли Силы есть имя — Алаис Крэйдел. А он сам вряд ли это замечает. Мэй и Койдан затихли. На секунду им показалось, что в словах Мардена было что-то большее, чем просто ирония. Первой пришла в себя Мэй. — Знаешь, может быть, Сталхен всё замечает. Помните, ему было дано пророчество — придёт избранный Силой, и дальше ещё что-то. А на следующий день он нашёл Крэйдел и привёл её в орден. Я уже не помню ни текст, ни ту историю: это было ещё тогда, когда я не пришла в орден. — А Сталхен помнит, — тихо, уже не улыбаясь, сказал Марден. Отхлебнул чай, продолжил: — Только пока он один до конца верит ей. Как ты думаешь, — обратился он к Койдан, — зачем Крэйдел устроила эту авантюру: оклеветала твоего мастера перед канцлером, а потом с ним ничего не сделала? — Сначала испугалась, что обман разума будет раскрыт, а потом решила не тревожить орден, — ответила Койдан, вместе с тем как будто спрашивая Мардена: «правильно ли я говорю?» — Не совсем. Она хочет объявить Рэвео падшим, как только он станет говорить против неё. Или даже объявить государственным преступником, что будет ещё эффектнее. Понимаешь, — Марден снова улыбался, — она боится Рэвео. Она — боится — нас. А вы прекрасно помните и без меня, куда ведёт страх. Мэй напряглась, Койдан о чём-то долго думала. — Знаете, — Марден улыбался почти торжествующе, — если за любые слова или действия против геноцида нас объявят павшими во Тьму, то мы не дадим себя объявить ими. Мы сами объявим павшими их: Крэйдел, Сталхена и всех, кто с ними. — Тем более, — подхватила его мысль Мэй, — мы скажем правду. — Спасибо вам, — сказала Койдан. — А теперь нам пора, — Марден резко встал, Мэй поднялась вслед за ним. — Да пребудет, — сказала вместо прощания Койдан, — с нами. Марден и Мэй ушли. А в ушах отчего-то стояли случайно сказанные слова: «...у воли Силы есть имя — Алаис Крэйдел...». *** Идти до Храма пешком было полчаса. Мардена в Храме никто не ждал — значит, у него есть время обдумать произошедшее. — Пойду пешком, — сказал он сестре. Та кивнула: я с тобой, отвлекать не буду. Было прохладно. Ветер играл волосами Мардена: в отличие от большинства рыцарей он, редко воевавший на земле, стриг их не очень коротко. Но Марден не чувствовал прохлады. Он пытался понять, что стоит за словами Койдан: слишком непохожими были действия Крэйдел на обычные решения ордена. Джедаи нередко предупреждали сенат об угрозе, порой настаивали на начале войны. Но орден всегда — всегда — требовал заключения мирного договора при первой возможности. Орден не избегал войны — но не позволял ей затянуться. А теперь — добиваться войны на истребление? Идти на обман ради неё? Ведь не могут же магистры не знать, что тогда будут погибать и республиканцы. Не могут же не понимать, что не все ситхи — воины. Не могут же не видеть, что Империя готова подписать любой договор? «Рядом с ситхами желание убить начинало звучать там, — вспомнилось ему, — не это ли желание слышит магистр Крэйдел? Не его ли готов подхватить орден?». Не так, не здесь ищешь, — звучало оттуда, — не ищи, не время искать... Марден оборвал себя. Сколько раз он сам говорил сестре: «Не всегда важно, откуда проблема взялась — важно, как её решить». И теперь... Теперь слишком многие не походили на себя. Значит он, Марден, обязан остаться собой. Порыв ветра дунул ему в лицо. На Корусанте наступал вечер, и были видны серебристые огни Храма. «Надо поговорить с Эорном, — думал Марден, — мы одно время сражались вместе. Надо понять, насколько мне доверяют в кругу Крэйдел, сначала держаться их сторонником. Надо пристроить Мэй — хотя бы собственным помощником. Надо запасаться связями в будущем флоте Сталхена: только через магистрат адмирала изменником теперь не назовёшь, здесь нужна будет поддержка оружием. А пока — восстанавливать связи в кругу Крэйдел. Искать былых друзей — тех из них, кто теперь в ближайшем окружении магистра». Десять лет назад, когда Марден только получил звание рыцаря, Алаис Крэйдел вошла в магистрат. Она была... Но тогда Мардену, да и не ему одному, не она была важна. Кто будет думать о новом магистре, приходя из боя? Давно вокруг мирный Корусант, а тело до сих пор чувствует чужую боль, там до сих пор рвутся жизни... А здесь магистры говорят со снисходительным укором: ты не умеешь отстраняться, ты пускаешь войну в своё сердце, ты допустил слишком много погибших, ты был не достаточно безжалостен, не достаточно сострадал к врагам, ты... И слишком сильно хочется спросить: а когда вы последний раз были в бою сами? А с приходов Крэйдел среди тех, снисходительных взглядов появился другой: колкий и вдумчивый. Среди мудрых речей — рубленые фразы. Среди споров о Силе — цифры, факты и мелькающее иногда словечко «там». За Крэйдел хотелось идти, и Марден пошёл одним из первых. Все знали, что она — протеже магистра Сталхена, но не замечали этого. Сталхен, командующий флотом ордена, появлялся в Храме редко — а она ждала у себя в кабинете после каждой миссии. В нём исчезали границы между рыцарями и магистром: она говорила о делах совета, спорила на равных... Порой обсуждали не только дела, и она спокойно рассказывала, как родилась полукровкой на Аркании, провела первые пятнадцать лет жизни в рабстве, как с трудом училась не делить мир на господ и рабов... Тот год, когда Марден после миссии почти сразу шёл в кабинет к ней, казался ему лучшим в жизни. В тот год он всё реже называл её по фамилии, всё чаще — «Алаис». Потом вокруг неё стали появляться «приближённые» — не просто те, кому она больше доверяла, но те, кто рассчитывал однажды попасть в магистрат по её протекции. Эорн предложил Мардену стать одним из них, но тот отказался: слишком легко «ближний круг» затягивало в интриги магистрата, слишком горько было смотреть, как сподвижники превращаются в свиту. И тогда Марден стал постепенно уходить, потом сестра доросла до совместных миссий.... А потом был короткий разговор с Алаис. — Ты стал реже заходить ко мне, — она заговорила в трапезной. Тогда было негласное правило: на равных магистр держаться только в своём кабинете, за его порогом — вести себя с ней так же, как с остальными членами совета. И всё же тогда Марден посмотрел ей прямо в глаза и спокойно сказал: — Да, Алаис. — Понятно. — Станешь уговаривать вернуться? — Нет. Напротив, я считаю, что ты прав. — Вот как? — Марден удивился: Алаис не любила смягчать трудные разговоры, — почему же? — Тебе там не место. Ты достойнее многих джедаев, а в магистрате такие, как ты, не нужны: ты слишком светлый для Совета, — Алаис говорила холодно. Не хвалила, не льстила — оценивала, как коллекционер картину. — Забавно. Посмотришь на магистров — они светятся так, что скоро на них детекторы будут реагировать. А вот ты говоришь... — Понимаешь, — Алаис говорила спокойно и вдумчиво, — многие проносили свет через кровь и грязь. Я видела тех, кто проносил свет через отчаянье, потерю цели жизни. Но я не видела никого — никого — ни вокруг себя, ни в прошлом, кто смог бы пронести свет через магистрат. Это ведь происходит очень просто: есть твой долг. А есть сенат и его игры. Если хочешь исполнить долг — научись в них играть. Алаис задумчиво молчала. Через некоторое время Марден спросил её: — Тогда зачем ты сама стала магистром? — Не знаю, — лицо Алаис было абсолютно серьёзным. Она продолжила: — Сталхен услышал там: однажды мне понадобится власть и влияние. Мы сами пока не знаем, зачем. — Но это изменит судьбы Галактики? — Сталхен это видит так. А я ему верю. Снова повисло молчание. Алаис резала на тонкие кусочки рыбу с Алдераана и, казалось, не видела Мардена. Вскоре он повернулся к ней, чтобы сказать что-то вежливое на прощание — Постой, — вдруг скала Алаис, — я не хочу с тобой прощаться. Если посчитаешь нужным, заходи ко мне в кабинет. Может быть, однажды мне снова понадобиться увидеть орден твоими глазами. Марден кивнул. Потом они молчали всю трапезу, и Крэйдел ушла первой. С тех пор между ними были только разговоры по долгу службы. Через восемь лет она стала великим магистром. «Слишком много лет прошло с тех пор. Но всё же... всё же она не из тех, кто забывает свои обещания, — подумал Марден». Иди, иди, ищи, нащупывай. Тебя ждут, — звучало там.

***

— Что мне надо делать? — спросила Мэй недалеко от лестницы Храма. — Пока ничего. Скоро всё будет известно наверняка. Сегодня будет разговор. Не с приближёнными магистра Крэйдел, а с членом совета... с Алаис.