Ошибки системы

             Несколько дней назад, приобретая в интернет-магазине кигуруми, Чонгук надеялся, что надевать подобный позор ему всё же не придется. Покупка была сделана, чтобы привлечь к себе внимание истинного, безучастно смотрящего на стену, а когда данная проблема была решена без применения «шоковой терапии», альфа с облегчением забыл об этой идее. Оба костюма были надежно спрятаны, как наивно полагал Чон. Но Тэхён, с удовольствием поедающий конфеты и аккуратно складывающий фантики на тумбочку, неловко махнул рукой, поправляя сбившееся одеяло, часть сладостей высыпалась, и омега, ползающий по полу и собирающий раскатившиеся разноцветные кругляшки, вытащил из-под кровати так и не распечатанные прозрачные пакеты. Видя восторженную улыбку истинного, Чонгук покорно протянул руку, чтобы вырядиться в грозного тигра, но Тэхёну тоже понравился оранжево-полосатый костюм, и альфе пришлось напялить на себя кигуруми в виде желтого кролика.       Почёсывая белое пузо и откидывая с лица уныло висящие уши, Чонгук достает из ящика стола пачку бумаги и новые краски, заговорщицки прошептав омеге, крутящемуся перед зеркалом:       — Малыш, смотри, что ещё у меня есть.       Тэхён с трудом отрывается от собственного отражения и с интересом наблюдает, как истинный усаживается на пол и раскладывает перед собой белоснежные листы. Подходит ближе, рассматривает разложенные многочисленные баночки с жидкой краской, кисточки и большую пачку салфеток. Опускается напротив Чонгука и с нетерпеливой радостью похлопывает себя по коленям. Альфа изначально планировал, что рисовать они будут вместе, но видя, что омега не спешит брать в руки кисть и требовательно смотрит на него, послушно открывает краски.       Тэхён замирает и дышит через раз, наблюдая, как рисует Чонгук. Тонкая кисть ведёт свой замысловатый танец, и на бумаге начинают появляться и оживать яркие картины. Альфа лишь делает небольшие наброски, поверхностно и бегло накладывает размытые мазки, не вырисовывая тонкие детали, но омеге это кажется лучшим, что он видел за всю свою жизнь. Под ловкими пальцами расцветает нежная сакура в свете ослепительно-голубого весеннего неба. Величавые корабли уходят в даль и расплываются в необъятной бирюзовой дымке. Черный космос озаряется белым холодным светом звёзд и горит пламенем в вытянутом шлейфе хвостов проносящихся комет. В далёких жарких странах неуклюже чистят тяжелые клювы разноцветные попугаи, а с зеркальной глади озера, чьи берега заросли камышом и осокой, разрывая свободными крыльями пелену предутреннего тумана, взлетает стая журавлей. Под пальцами Чонгука для Тэхёна оживает новый мир, созданный лишь для них двоих.       — Теперь ты, — альфа тихо шепчет, не желая прерывать громкими звуками очаровательную задумчивость омеги. — Нарисуй мне что-нибудь.       Тэхён, игнорируя кисти, тянется рукой к баночкам и опускает в одну из них кончик указательного пальца. Чонгук невольно хмурится — выбранный черный цвет беспокоит его, но омега не спешит вырисовывать мрачные тени. Он проводит рукой значительно выше разложенных листов и легонько касается носа Чонгука. Альфа недоуменно моргает несколько раз, а после громко смеется, видя озорную улыбку истинного и понимая, что это значит.       — Всё правильно, малыш, у кроликов черные носы. Но у тигрят они тоже черные, — Чонгук, следуя примеру Тэхёна, разукрашивает краской забавно сморщенный носик. — А ещё у тигрят есть усы, — пальцы игриво скользят по нежным, залитым румянцем щекам.       Чтобы было удобнее, Чонгук отодвигает в сторону лежащие между ними листы, садится напротив и видит, как Тэхён, взволнованный близостью альфы, нетерпеливо облизывает губы и прикрывает глаза. По телу словно проходит разряд тока. Не отрывая взгляда от чуть наклонившегося вперёд истинного, Чон мягко кладёт ему на плечо ладонь, осторожно, боясь спугнуть, подтягивает ближе и сам медленно тянется к приоткрытым желанным губам.       Чувственный порыв прерывает резкий звук дверного звонка.       — Ну и кого там черт принёс? — недовольно ворчит Чонгук, когда Тэхён, вздрагивая, отодвигается назад, пряча свой взгляд.       Если нечистые силы и руководили пришедшим, то это были отнюдь не рядовые черти, а сам Дьявол.       Увидев в дверной глазок нетерпеливо притопывающего ногой Ким Сокджина, Чонгук шепотом от души матерится, торопливо вытирает испачканный нос рукавом кигуруми и только после этого открывает дверь.       — Я прошу простить меня за подобный вид, — начинает оправдываться альфа, видя насмешливо-снисходительный взгляд заходящего в квартиру куратора.       — Ну что вы! — Сокджин машет рукой, прерывая Чонгука. — Не стоит извиняться. Наблюдая за вашим поведением на лекциях, я ничуть не удивлен, что именно ЭТО вы предпочитаете носить в качестве домашней одежды. Собственно, я пришел не к вам, а к господину Ким Тэхёну. Его родители очень обеспокоены тем, что их сын уже неделю не выходит на связь, да и вы, господин Чон, почему-то не стремитесь познакомиться с новыми родственниками. Где ваш истинный? Мне нужно с ним многое обсудить, и я буду очень признателен, если наш разговор пройдёт в приватной обстановке без вашего назойливого участия.       Чонгук сдерживает свое раздражение и понимает, что лучшим решением будет всё-таки не искренне послать куратора к чертям, а проводить Ким Сокджина на кухню. Угостить чашечкой чая, сдерживая при этом желание добавить в напиток щедрую порцию слабительного, и терпеливо объяснить, что Тэхён не в том состоянии, чтобы вести задушевные беседы. Но не успевает. Омега сам выходит в коридор и замирает, испуганно таращась то на своего истинного, то на незнакомого бету.       — Единый Бог! — восклицает куратор, едва увидев разрисованное личико омеги. — Что вы делаете со своим истинным? Подобные издевательства недопустимы в семейной жизни!       — Мы просто дурачимся, — злится Чонгук. — Знаете, так бывает, когда у людей появляется желание весело провести время. Хотя, откуда вам это знать…       — Судя по выражению лица омеги не похоже, что он так уж сильно веселится. Можете не сомневаться, я обязательно укажу в вашем личном деле, что вы принуждаете супруга к сексуальным ролевым играм… С уклоном в зоофилию.       Куратор внимательно смотрит на омегу, который подходит ближе к своему альфе и, укрываясь за спиной, доверчиво прижимается перепачканной щекой к его плечу. На предложение провести беседу, отрицательно мотает головой, и Сокджин с сожалением понимает, что настаивать на этом не имеет права. Впрочем, несмотря на испуганный взгляд, омега не кажется ему подавленным или забитым, а, значит, принимать кардинальных решений по отношению к этой паре пока нет никакой необходимости, хоть альфа и позволил себе нарушить прописанные правила системы. Убеждаясь, что дальнейшего наблюдения будет вполне достаточно, бета недолго роется в карманах удлиненного плаща и достает оттуда открытку, незамедлительно протягивая её Чонгуку.       — Родители вашего супруга передают вам приглашение на семейный субботний обед для личного знакомства. Будьте любезны почтить их своим присутствием.       Чонгук растерянно кивает, принимая вычурно оформленное приглашение, и Сокджин, с чувством выполненного долга, коротко прощается и выходит за дверь. Тэхён нервно вздыхает и обвивает руками шею Чонгука, пряча лицо на его груди.       — Испугался куратора, малыш? — альфа гладит по спине мелко вздрагивающего истинного и тихо смеётся. — Это нормально. Я тоже его боюсь.       Чон думает, что следует уложить Тэхёна в постель, уставшего от долгого рисования и прихода незваного гостя, но омега продолжает прижиматься к нему всем телом, и прерывать момент нежности совсем не хочется. Он продолжает ласками успокаивать своего малыша, неуловимо целует в макушку и ворошит темные прядки волос, с упоением вдыхая запах луговых трав. По босым ногам скользит предательский сквозняк из-за чуть приоткрытой входной двери, и Чонгук решает, что следует закрыть дверь и отнести истинного в спальню на руках, чтобы ни на секунду не обрывать объятий, но Тэхён медленно поднимает голову. Альфа, видя теплый и доверчивый взгляд, нервно сглатывает. Лицо омеги снова так искушающе близко, что устоять невозможно, да Тэхён этого и не позволит — влажный рот вновь приоткрыт в ожидании первого поцелуя. Альфа склоняется над истинным, почти накрывает своими губами нетерпеливые губы напротив…       Входная дверь широко распахивается и по коридору разносится радостный возглас:       — Сыночек, мы пришли! А почему у тебя дверь не заперта?       Чонгук, запрокидывая голову, жалобно стонет, а Тэхён, молниеносно выпутываясь из рук альфы, убегает в спальню, прикрывая ладонями пылающее лицо.       — Мы не вовремя? — папа растерянно разглядывает сына и отодвигается в сторону, пропуская в квартиру идущего следом мужа.       — Я рад вас видеть в любое время, — успокаивает родителей Чонгук.       Принимая из рук папы большую коробку со свежими пирожными, Чонгук внимательно выслушивает его шутливо-укоряющую нотацию о том, что неприлично прятать от родителей новообрётенного «малыша», встречи с которым ждала вся семья; но узнают родители об их воссоединении почему-то от Намджуна, заглянувшего в гости на прошлых выходных. Так же папа интересуется, почему очень давно, уже целых пять дней, не звонит Хосок и узнав, что оба друга встретились со своими истинными, радостно хлопает в ладоши и проходит вглубь квартиры.       Встревоженно глядя на спину папы, Чонгук чувствует, как на его плечо опускается тяжелая ладонь отца.       — Ты справишься. Мы в тебя верим.       Мысленно благодаря Намджуна, который без какой-либо просьбы взял на себя неприятный и болезненный разговор с его родителями, объяснив им всё случившееся с Тэхёном, Чонгук накрывает ладонь отца своей рукой, несильно сжимает, чувствуя себя гораздо увереннее от его сдержанной поддержки. Но тут из спальни доносится голос.       — Ой, какой ты хорошенький! — восторженно визжит папа. — А почему личико всё в краске? Чонгук, почему твой истинный такой чумазенький? Идём, малыш, я помогу тебе умыться, и мы все вместе сядем пить чай. Чонгук, вскипяти чайник! А я испек пирожные, с самого утра готовил. Малыш, ты же любишь эклерчики? Чонгук, выложи эклеры из коробки на блюдо!       Слыша попеременное сюсюканье папы с омегой и указания, что нужно делать ему самому, Чонгук спешит на помощь к истинному. Если Сокджин не смог напугать Тэхёна до обморочного состояния, то папа точно затискает его до потери сознания.

***

      Ехидно улыбаясь, Намджун внимательно выслушивает все грозные требования звонящего Ким Сокджина, напрасно топчущегося на пропускном пункте жилого комплекса сотрудников полиции, после чего сбрасывает вызов.       — Ага, так я тебе и разрешил пообщаться с Чимином. Размечтался! Раньше надо было в гости приходить, когда я тебя звал.       Джексон, зашедший в кабинет без стука, подходит к довольно улыбающемуся Намджуну и кладёт на рабочий стол флешку.       — Здесь вся информация, — Джексон, видя, как мгновенно становится серьёзным лицо следователя, садится напротив. — Ты знаешь, сколько всего было убийств?       — По моим грубым подсчетам — больше пятнадцати.       — Двадцать семь! — Ван нервно взъерошивает волосы. — Намджун, я в ужасе. Что происходит в городе? Почему до сих пор об этих убийствах не сообщили в столицу, в вышестоящие инстанции? Почему не попросили помощи в расследовании?       — Потому что кое-кто не хочет слетать с уютно насиженных кресел начальников.       — Но почему люди-то молчат? Где безутешные родственники, истинные альфы? Журналисты, в конце концов?       — Люди как раз не молчат, — отвечает Намджун. — Придумали страшную сказочку про безжалостного Монстра и искренне в неё верят. А вот куда попряталась и почему молчит родня убитых, тебе будет проще узнать. Я такими полномочиями не обладаю.       Джексон тяжело вздыхает, тянет время, не решаясь переходить к самому тяжелому моменту разговора. Он не уверен, что имеет право требовать от Намджуна объяснений, но они работают вместе и должны быть предельно откровенны друг с другом.       — Почему ты запретил вызывать Ким Тэхёна на допрос? Он единственный выживший. Его показания помогут следствию.       — Запретил не я, а мой коллега. По моей просьбе, разумеется, — коротко хмыкает следователь, но вновь становится серьёзным под строгим взглядом Джексона. — Тэхён не в том состоянии, чтобы показания давать. Я это точно знаю, не сомневайся. Подождем немного.       — Сколько?       — Не знаю… Может быть месяц.       — Месяц? — Джексон от возмущения подпрыгивает на месте. — За месяц у нас на пару трупов больше станет, — но, видя молчаливую непреклонность в этом вопросе следователя, переводит разговор на ещё более неприятную тему. — Что Чимин рассказал о своём пребывании в притоне?       — А вот тут очень интересная ситуация складывается, — Намджун заметно оживает от упоминаний о своем истинном. — Пока другие омеги клянутся, что они ни в чём не виноваты, мой блядоверный утверждает, что его вообще там не было. Джексон, вы его точно из борделя вытащили, а не случайно на улице подобрали?       — Издеваешься, что ли? — хмурит брови Ван, не разделяя неуместного веселья следователя, и на всякий случай переспрашивает: — Что, прям так и говорит?       — Так и говорит, — утверждающе кивает головой Намджун. — «Не работал», «не обслуживал», «ничего не знаю». Достал, честное слово! Ну, совершил ошибку — с кем не бывает, чего от прошлого открещиваться? Я же не зверь, всё пойму.       — Ну, тут я тебе ничем помочь не могу, сам со своим истинным разбирайся, может, и расскажет что-нибудь со временем. А я пока займусь составлением базы родственников убитых, — Джексон встает с неудобного стула и с наслаждением потягивается. — Ох, и веселые выходные у нас с тобой намечаются.       Намджун задумчиво покручивает в пальцах флешку с долгожданной информацией. Он полностью согласен с начальником Ваном. Двадцать четыре новых расследования к тем трём, что он уже ведет.       Выходные и правда будут тяжелыми.

***

      Хосок, увешанный многочисленными пакетами, влетает в квартиру, закрывает ногой дверь и, сбрасывая на ходу обувь, спешит на кухню. Звонок Сокджина застал его в тот момент, когда он расплачивался на кассе в супермаркете — тот сообщал, что прибудет с проверкой к новообретённой паре через полчаса. Голос куратора не предвещал ничего хорошего, и, зная пунктуальность Кима, Хосок не сомневался, что у него есть ровно тридцать минут, чтобы подготовиться к встрече нежеланного гостя.       Бросив пакеты рядом с холодильником, альфа слышит жалобное звяканье. Глядя, как по полу медленно растекается глянцево-блестящая лужица, решает, что вытирать масло нет времени и спешит к мини-бару, чтобы убрать бутылки с ликером подальше от внимательного взгляда Сокджина. Торопливо переставляя их в нижний шкафчик кухонного гарнитура, краем глаза Хосок замечает входящего Юнги, который, привлеченный шумом, направляется к альфе.       — Юнги! Осторо…       Альфа не успевает договорить фразу, как омега, поскользнувшись на пролитом масле, неуклюже падает, с громким стуком ударяясь лбом о бок холодильника, и тихо скулит и матерится, прижимая ладони к ушибленному месту. Мысленно повторяя все трехэтажные фразы, сказанные вслух Юнги, Хосок помогает ему приложить к раздувающейся на глазах шишке пакетик со льдом, с ужасом представляя, что об этом подумает уже звонящий в дверь куратор.       Сокджин, издерганный ожиданием, к тому же так и не сумевший проконтролировать пару Намджуна и Чимина, настроен более чем решительно. Он внимательно читает надпись на стене прихожей. С интересом рассматривает выбитую дверь, ведущую в ванную комнату. Пройдя на кухню, откуда раздается жалобный скулёж, замечает внушительный ряд бутылок с алкоголем в шкафчике, дверцу которого, отвлекаясь на падение истинного, забыл закрыть Хосок. Осматривает разбитый лоб омеги и заходится гневной тирадой.       Юнги, забывая про собственные неприятности в виде болезненной шишки, за спиной куратора удобно располагается на столешнице кухонного гарнитура, берёт из вазочки яблоко и, предварительно поплевав на него и вытерев о подол футболки, громко хрустит им, с неподдельным интересом наблюдая за разгоревшимся скандалом.       Сокджин строго отчитывает альфу, припоминая ему в том числе и отвратительное поведение на лекциях. Хосок зло парирует каждое предъявленное ему обвинение. Обстановка накаляется с каждой секундой, и Юнги, упиваясь происходящим, чуть прикрывает глаза. Возмездие за заключенный без спроса брак наконец-то в полной мере настигло Хосока. Но омега наслаждается моментом восторжествовавшей справедливости ровно до тех пор, пока куратор не заявляет раскрасневшемуся и взмыленному альфе, что немедленно забирает истинного от агрессивного мужа-алкоголика.       Услышав последнюю фразу Сокджина, Юнги настораживается и перестаёт жевать яблоко.       — И куда вы меня забирать собрались?       — Что значит «куда»? — моментально отвечает куратор. — В реабилитационный центр, разумеется! Созданный специально для таких же жертв домашнего насилия, как вы, господин Мин, — и, видя, как у Юнги бледнеет и без того светлая кожа, торопливо добавляет: — Ни о чем не беспокойтесь, в центре прекрасная охрана. Там ваш муж не сможет до вас добраться.       Взбешённый заявлением куратора Хосок хочет закричать, что скорее сдохнет, чем позволит забрать у него истинного, который и без центра института семьи достаточно настрадался в своей жизни, но замечает, как от подобной перспективы жалобно вытягивается лицо Юнги. Мгновенно оценив степень испуга омеги, он успокаивается, приводит в порядок сбившееся дыхание, раскаянно опускает голову и уже спокойным и виноватым голосом обращается к Сокджину.       — Благодаря вам, господин Ким, я только сейчас смог в полной мере осознать, насколько ужасным было моё отношение к беззащитному истинному. Я искренне сожалею о своем недопустимом поведении, — краем глаза замечая, как куратор, строго сжав губы, согласно кивает, а Юнги за его спиной отрицательно размахивает руками, подавая знак замолчать, Хосок ещё более сокрушённо продолжает: — Разлука с истинным будет невыносима, но я должен понести это строгое наказание. Ему действительно будет лучше временно пожить в центре. Месяц, — Юнги умоляюще складывает ладони, и Хосок задумчиво тянет: — Или, может быть, даже два…       Понимая, что ещё немного — и его упекут за высокие стены прекрасно охраняемого реабилитационного центра, из которого будет невозможно выбраться на поиски Чимина, Юнги решает, что пора вмешаться в ход разговора. Он решительно спрыгивает со столешницы и спешит к Хосоку. Ужом проскальзывает под его руку, крепко обнимает и прижимается к широкой груди.       — Любимый, не надо так говорить! Я ничуть на тебя не обижаюсь и уверен, что подобное больше не повторится.       Хосок в ответ лишь горестно качает головой.       — Боюсь, я не смогу оправдать твоё доверие.       Ким Сокджин кусает губы и судорожно думает, как следует поступить в сложившейся ситуации. С одной стороны, видя вновь избитого омегу, его необходимо срочно оградить от физической расправы. С другой — господин Чон наконец-то признал свою вину, а Юнги так нежно и доверчиво тянется к своему истинному. Не будет ли ошибкой разлучать их сейчас, когда они так остро нуждаются друг в друге?       — Ох, — Сокджин прикладывает ладонь к своему лбу и тяжело вздыхает. Закрыв глаза, нервно трёт переносицу и с трудом принимает волевое решение, осознавая, что если побои возобновятся, то это будет целиком и полностью его вина. — Глядя на ваше искреннее раскаяние, господин Чон, и на то, как нуждается в вашем присутствии Юнги, я думаю, что с центром можно повременить… Во всяком случае, до следующего акта насилия с вашей стороны, которого, я надеюсь, больше не будет. Я рад, что сегодняшняя встреча стала для вас хорошим уроком. К сожалению, мне уже пора уходить. Всего доброго. Не подведите меня и не разбивайте сердце своему истинному, ведь он так искренне вас любит.       Услышав, как за куратором закрылась дверь, Юнги медленно опускается на пол и жадно прикуривает сигарету, а Хосок, тихо посмеиваясь, уходит в свою спальню. Неторопливо переодевается в домашнюю одежду, думая, что надо бы протереть на кухне пол и заказать доставку ужина на дом, потому что готовить самому, как он ранее планировал, чтобы проявить омеге свою заботу, нет ни сил, ни желания.       Выйдя из комнаты, Хосок не верит своим глазам. Юнги, вооружившись бутылкой чистящего средства и рулоном бумажного полотенца, старательно оттирает расписанную стену коридора, что-то недовольно шепча себе под нос. Альфа тихо подходит и становится рядом. Недолго смотрит на омегу, и, чувствуя, как душу захлёстывает волна нежности и тепла, отрывает кусок бумаги, начиная помогать. Оба трут стену молча, изредка поглядывая друг на друга, а когда их взгляды случайно встречаются, торопливо отводят глаза и пытаются скрыть смущенные улыбки.       Хосок не выдерживает первый. Держа в руках очередной влажный и перемазанный краской комочек, он шутливо бросает его не в стоящее рядом ведро, а целясь в плечо Юнги. Омега тут же отвечает, метко попадая таким же комком в лицо альфы, и уже через несколько минут, громко смеясь, оба бегают по просторному коридору, прячась за распахнутыми для защиты дверями и обкидывая друг друга смятой бумагой.