Старший Аркан

Мария Тимофеевна промокнула краешком платка увлажнившиеся уголки глаз и улыбнулась Виктору Ивановичу на ободряющее пожатие пальцев. Женщина с благоговением внимала речам священника, в последний раз так прилежно слушая на собственной свадьбе. Она счастливо улыбалась, обводя взглядом гостей, по случаю одетых очень парадно. Отец, глядя на невесту, ровно стоявшую у алтаря, испытывал щемящую тоску – он выдавал единственную дочь, единственного ребёнка. Совсем недавно он вплетал в тонкие косички голубые ленты, а за примерное поведение обещал купить куклу. Годами позже обучил фехтованию и весьма недурно. Тайком от Марии Тимофеевны носил книги, прозванные супругой «заумными». Он не смог противиться расследованиям, переживая каждый день и обещая, что этот раз последний, отпускал на новое преступление. И вот сейчас она стояла спиной в кремовом платье – прямая, спокойная – держала свечу. Пробивающиеся из окна солнечные лучи неравномерно скользили. Длинная вуаль из брюссельского кружева покрывала голову. Священник в торжественном одеянии произносил последние напутствия. По толпе прокатился возбужденный вдох – Анна протянула ладонь, Разумовский надел кольцо, она следом проделала то же самое. – Брак состоялся, – шёпотом констатировал Петр Иванович. Виктор Иванович кивнул, ему показалось, он постарел. Теперь его дочь замужняя дама. Как же быстро летит время... не так давно бегала в штанишках и смешной шляпке, а теперь – княгиня. Разумовская. – Наша Аннушка замужем, Виктор Иванович, – Мария Тимофеевна, как и многие женщины, всплакнула. С первыми рассветными лучами пробудился дом Мироновых: сначала прислуга, затем матушка, следом отец, дядя. Анна проснулась раньше всех, и когда Мария Тимофеевна явилась будить, то была несказанно обрадована. Церемония венчания начиналась в два, но уже сразу после завтрака Анну втянули в водоворот предсвадебной подготовки: её завивали, шнуровали, одевали под чутким руководством матери. Маковская, побывавшая в Затонске за столь короткое время дважды, улыбнулась на невинный поцелуй новоявленных супругов. Каждый гость с интересом наблюдал. Здесь были все: от дальних знакомых Мироновых до сливок светского общества. В третьем ряду сидела Нежинская, сложив саркастично губы. Ананьевская периодически ухмылялась в ответ, спрашивая про себя, почему Нина Аркадьевна до сих пор жива. Нужно было прикончить её под Новый год, как и планировалось, но князь... фрейлина подавила вздох и посмотрела на помост. Миронова – Ананьевская мысленно исправила на Разумовскую – стояла вполоборота, отчего был виден лишь профиль. Вдоль щеки спускались вьющиеся пряди, диадема вместо живых цветов украшала причёску. Конечно, подарок князя. У Мироновых попросту не водится таких денег. Разумовский подал руку. Анна без промедлений вложила свою и подняла глаза. Своим взглядом она хотела сказать, что вложил не столько руку, сколько свою жизнь. Защищай меня. Заботься обо мне. Будь опорой. Будь поддержкой. Как говорил. Как обещал. Её пальцы были холодны, сквозняк гулял по церкви и за время, что они стояли плечом к плечу, она успела поежиться от озноба не один раз. Он понимающе сжал пальцы – да, дескать, буду. Они повернулись и пошли к выходу. Начали раздаваться поздравления. Анна заметила фрейлин и не смогла скрыть удивления. Приехав, ей было не до гостей. Взволнованная, она первым делом отыскала Разумовского и улыбнулась, как только его взгляд переместился на диадему. Они оба помнили тот разговор. – Наденете, когда посчитаете нужным, когда захотите показать, чья вы невеста. И как в запальчивости она ответила: – Вы никогда этого не дождётесь. Я никогда ее не надену. Чувство триумфа переполняло его – чёртово украшение, которое он вёз из Англии, и которое она холодно отвергла, теперь венчало её голову. Принимая поздравления со своей стороны, Разумовский испытывал гордость; ему посчастливилось быть на множестве свадеб и нигде невеста не была столь ослепительна. Поравнявшись с Натальей Алексеевной, Анна встретила дружественную, тёплую улыбку. – Анна Викторовна, примите искренние поздравления. Пусть вашу семейную жизнь ничто не омрачит. Ананьевскую она так и не посетила в Петербурге, а с Нежинской не виделась и того больше. Как странно, что князь их пригласил, хотя, они были не единственными фрейлинами, были другие, с мужьями которых Разумовский вёл дела. Стоило Анне отойти, как к Ананьевской подошла Нежинская. – Нина. – Наталья. Женщины расцеловались. – Не ожидала тебя увидеть. – Князь позвал в последний момент, ma chère. Я тотчас приобрела билет на поезд. Свадьба десятилетия. – Мезальянс. – Ты чересчур строга, – фрейлина приподняла бровь. – Сказка со счастливым концом. – По-моему, только начало. Он полностью в её власти. Ананьевская насторожилась. Нина прощупывала почву и пыталась понять, многое ли та знает, а главное, насколько Бог обделил мозгами. – Ты заметила? Право, мне начало казаться, будто это мои фантазии. – Надеюсь, князь не поведает в брачную все наши секреты. Наталья Алексеевна изобразила испуг. – Неужели? Ты думаешь? – Возможно всякое. – Нежинская перестала прожигать взглядом спину князя и с улыбкой посмотрела на собеседницу. – Поедем вместе? В моей карете достаточно места. Фрейлина радостно кивнула, и они направились на улицу, вливаясь в толпу. – Мы все истосковались. Как скоро тебя ждать? – Я тоже скучаю по нашим задушевным беседам, мой ангел, – ответила Нина Аркадьевна. – Заметила, ты в подруги набиваешься. Наталья Алексеевна фыркнула. – Полноте, Нина. У меня одна подруга – ты, а Мироновой я не доверяю. – Есть причины? – Влюбленный мужчина – глупый мужчина. – Даже в церкви, в святом месте, ты цитируешь князя. Когда они вышли, экипаж с Разумовскими давно отъехал и двигался к дому, где слуги в волнении делали последние приготовления. Уже в карете князь воспользовался законным правом и сорвал с губ Анны первый, настоящий поцелуй. – Ваше Сиятельство, – со всей серьезностью обратился он, – у вас есть какие-нибудь пожелания? – Пожелания? – Твоё первое желание, как моей супруги. Мимо пронеслась пролётка и скрылась за поворотом. Штольман не был приглашён на церемонию, он до последнего не собирался идти, однако ровно в два часа вылетел из управления. У церкви он был через пятнадцать минут и, зайдя внутрь, укрылся в одном из дальних углов. Его никто не заметил. Тишина стояла оглушающая, голос священника раскатывался по помещению. Он смотрел. Наблюдал. Считывал. Запоминал. Ему хотелось, чтобы она почувствовала и обернулась, но взамен она протянула князю руку. Он замер. Пусть отдёрнет пальцы, воспротивиться. Разумовский взял кольцо и с легкостью надел. Штольман с трудом сглотнул. Анна на мгновение отвернулась, и он увидел в зажатых пальцах блеснувшее золото. Кольцо идеально село. Он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел наклонившегося, целующего Анну князя. «Ты не знаешь женщин». Нет, Нина не права. Он знал, знал! Он не мог в ней ошибиться. Только потеряв её, понял, как она дорога. Только увидев на пороге дома Мироновых до бешенства самовлюбленного павлина-князя, осознал, но горечь потери вкусил гораздо позже. «Не знаешь, чего мы хотим». Ей хотелось раскрывать преступления и он позволил. Да, порою был груб, потому что боялся – мало ли что могло с нею случиться! Вот и казался иногда строже, понять ведь можно. «Не знаешь, как представляем любовь». Да он сам не знал, что для него любовь! Как её определить? Под каким углом смотреть? Он знал лишь то, что видел, мог понять и объяснить. А видел он Анну, идущую под руку с князем. Они время от времени замедлялись, раскланиваясь с гостями. Она прошла совсем рядом, не подозревая, как он близко. Он ушёл тотчас и повстречал Ребушинского. Тот буквально захлёбывался от восторга и собранных сплетен. Штольману не сразу удалось ускользнуть от надоедливого журналиста, запрыгнув в пролётку, приказал гнать что есть мочи обратно в полицейский участок, обогнав карету новобрачных. – Не знала, что вы пригласили Ананьевскую. – Мы давно знакомы. Было бы невежливо не позвать, – заметив укоризненный взгляд, князь взял руки Анны в свои. – Наталья Алексеевна оказала мне как-то услугу, она бы оскорбилась как любая женщина, если бы не получила приглашение. – Услуга? – Да, поэтому и отправил пригласительное, чтобы потом не говорили, как быстро я забываю добро. Карета въехала в ворота, повернула к подъездной аллее, по которой Анна прогуливалась как с князем, так и с Элис. Элис... больше её не видели, исчезла, как в воду канула. После встречи с Коробейниковым Анна ждала весточки, а новостей все не было. Потом она уехала в Петербург и вернулась в середине января. В один из вечеров тётушка Липа проговорилась, как к ним как-то пришла попрошайка, все просила Аннушку, Прасковья дала ей хлеба с отварной картошкой, объяснив, что барышни в городе нет. Уехала в Петербург, вернётся не скоро. Больше та не приходила. Анна тогда сразу же побежала к Антону Андреевичу, рассказала, тот хотел броситься по следам, да какие следы спустя две недели? Ничего не поделаешь – Элис никто с тех пор не видел. – Наталья Алексеевна пожелала нам семейного счастья. – Правда? – князь подал руку, помогая Анне сойти на землю. На крыльцо высыпала вся прислуга, по такому случаю Разумовский отправил помощь в виде дополнительных слуг из столицы в Затонск. Степан, выполнявший ранее все поручения барина, оказался недоволен, когда из Петербурга прибыл важный дворецкий и чопорно объявил, что отныне он заведует всеми хозяйственными вопросами. – Возможно, она хороший человек и это лишь мое предубеждение. Они вошли в гостиную. Со двора слышался беспрерывный стук колес экипажей по брусчатке подъездной аллеи – гости возвращались из церкви. Все комнаты были заняты гостями, многие из которых прибыли накануне. Князь, предвидя протест Анны ночевать под одной крышей с Ананьевской (и откуда только у женщин такая сильная подозрительность?), велел той разместиться в гостинице. С Нежинской ей будет не скучно, авось, узнает что-нибудь. Первыми приехали Мироновы. Мария Тимофеевна со слезами на глазах принялась поздравлять, она неловко приобняла наклонившегося зятя и поцеловала дочь в щеку. Тётушка Липа зачарованно рассматривала всё вокруг. Виктор Иванович сказал тост, Петр Иванович отметил восхитительный вкус шампанского. Уже позже Анна с князем встречали гостей, вереницей тянувшихся с улицы. К этому часу Анна успела переодеться теперь уже в своей спальне, смежной с комнатами Разумовского. Поправляя ворот платья, она смотрела в зеркало и думала о ссоре со Штольманом полгода назад. Тот разговор перевернул все вверх дном. Уязвлённая и уставшая от недопонимания, она согласилась стать женой князя. Она страдала первые месяцы и не подпускала его, отвергала любые попытки сблизиться. Что уготовано судьбою – человеку не изменить. Как-то незаметно он стал ей ближе, она начала доверять, она поверила и подпустила к себе, и сегодняшний день не казался для неё похоронами. Скорее, началом. Поэтому она надела диадему, она наконец-то приняла его и готова была пойти с ним рука об руку. Ей хотелось, чтобы он это знал. Анна улыбалась каждому и благодарила за тёплые слова. Некоторых она никогда не встречала, кого-то видела на приёмах или в опере, театре. Владимир Фёдорович Зарецкий поднялся по ступеням и отвесил поклон. – Рад! Очень рад, – его губы прижались к руке невесты. – Благодарю за приглашение. Анастасия Юрьевна просила передать свои самые искренние поздравления и заверения в безграничной дружбе. – Мы рады вас видеть, – ответил князь. – Увы, обстоятельства вынудили мою супругу остаться дома, но она обещает вас навестить, как только вы вернётесь. – Непременно. Мы с Анной Викторовной приглашаем вас и Анастасию Юрьевну на ужин. – Обязательно будем! Зарецкий прошёл к остальным, а Анна наклонилась и прошептала: – Ужин? Мы так скоро возвращаемся? – Как раз собирался тебе сказать, – также тихо ответил Разумовский, – мне необходимо закончить дела, потом мы сможем спокойно объездить Европу. – Дела все те же? – К сожалению, да. Князь приветливо улыбнулся какому-то полковнику с женой, а Анна склонила голову в знак приветствия. За роскошным ужином поднималось множество тостов. Первый предложил дядя, хитро улыбнувшись племяннице: – За князя и княгиню Разумовских! Все подхватили и осушили бокалы, затем заговорил Виктор Иванович, волнуясь, он пытался подобрать правильные слова, дать совет и потому говорил дольше обычного. Отец запнулся, увидев в глазах дочери слезы и улыбнулся, когда князь взял её ладонь. Он сильно переживал, когда Анна приняла предложение. Да, он был рад, однако прожитые годы научили многому – он понимал, почему она согласилась. Как любой отец, он не выносил того, по кому дочь льёт ночами слезы. Штольман подвергал ее опасности, дурил голову, имея связь с другой женщиной. Как мужчина Виктор Иванович мог понять, но как отец... Миронов потерял мысль, сбился и посмотрел на гостей. Все ждали эффектной концовки. Концовки? – Мы являемся свидетелями зарождения нового союза. На наших глазах появляется новая семья. За Разумовских! После предлагались тосты за здоровье, счастье и долголетие. Анна постоянно улыбалась и мало ела. Заметив, князь велел отнести большой поднос с едой в его покои. Когда музыканты заиграли вальс, Разумовский подал руку и повёл Анну в центр зала. Через пару минут к ним присоединись другие. Хоть Анна и не любила танцы, но сегодня у неё не было шанса отсидеться за столом. Следующий танец она отдала дяде, потом Маковскому, потом другому гостю. В жизни ей не приходилось столько танцевать, стрелки показывали полпервого ночи, когда она извинилась и вместо танца решила прогуляться по залу. Нежинская, вооружившись бокалом, неожиданно подошла. Ананьевская, стрельнув взглядом в сторону занятого с гостем князя, взмахнула веером и решила принять участие в охоте на антилопу. – Анна Викторовна, устали? – Хотите ангажировать меня? Нина Аркадьевна усмехнулась. – А вы позволите? Шокируем общественность. Дадим заработать местной газете. Фрейлина с насмешкой протянула ладонь и по ней звучно ударили веером. – Какой моветон, ma chère, – проворковала Наталья Алексеевна и встала напротив. Нежинская улыбнулась, расценив появление Ананьевской как подкрепление. – Увидела вас, дай, думаю, подойду, – продолжила Наталья Алексеевна. Она рисковала себя выдать, но если авантюра удастся, она убьёт двух зайцев – завоюет доверие княгини и останется верной соратницей Нежинской. Князь приказал держаться подальше, с другой стороны, не окажись она рядом, Нина бы загрызла бедную девушку. – Вы уже поздравили Анну Викторовну? – Ещё в церкви. Изумительный вечер, столько знакомых лиц. Ужин просто чудесный. Никогда не была в Затонске. – Многие из собравшихся даже не найдут его на карте, – съязвила фрейлина. – Где вы остановились? – О, в гостинице. Не беспокойтесь, я хорошо устроилась. – Анна Викторовна не думала беспокоиться. Вы довольны всем этим? Ваши мечты сбылись? Пока Ананьевская думала, как ответить и не вызвать подозрений, Анна уже сказала за неё: – Я довольна своей судьбою и желаю вам того же. Ваше предложение не могу поддержать, я действительно устала. Она откланялась обеим. Нежинская посмотрела на Ананьевскую: – Каким ветром тебя принесло? – Обратила внимание на вашу задушевную беседу. Перестань к ней цепляться. Она больше не Миронова. – Она ничего не может. – Верно. Может князь. Они одновременно устремили взгляды на Разумовского и обнаружили, как тот что-то говорил Анне, после чего они попрощались с Мироновыми и другими гостями поблизости, и покинули зал. Нежинская хмыкнула. – Ты права. В ближайший час она окончательно станет Разумовской. Бедный Якоб. Ананьевская хихикнула. – Жуткая традиция. – Брачная ночь? Ты недооцениваешь Его Сиятельство, – со знанием дела ответила Нина Аркадьевна. – Я не о том. Новобрачные отправляются наверх, и все знают зачем. – С каких пор ты стала скромной девственницей? Мне казалось, ты избавилась от стыдливости. – С моей стыдливостью давно покончено. – Как и с целомудрием. Фрейлины рассмеялись и пустились в вальс с двумя молодчиками, что отважились пригласить прекрасных дам. Князь плеснул в лицо ледяной воды и посмотрел в зеркало. В глазах отображался тусклый свет свечи. Из спальни послышались шаги, вытеревшись полотенцем, князь громко сказал: – Можешь идти. Забрав свечу, Разумовский прошёл обратно и увидел посередине комнаты Анну в мерцающем свете пламени камина. Она была в пеньюаре из тонкого кремового кружева, который почти не скрывал ни длинных ног с мягким изгибом икр, ни широких бёдер, ни упругой груди, что была охвачена низким вырезом корсажа. Князь едва не споткнулся. Хлопок двери он принял за появление слуги, попросту не ожидая прихода Анны так скоро. Она развернулась полностью, с приятным удивлением обнаружив на себе его пристальный взгляд, а он – притаившуюся насмешку в уголках губ. – Куда я должна была идти? Вместо ответа он заключил её в объятия. Анна чуть откинулась назад, чтобы лучше его разглядеть – князь не переоделся, лишь расстегнул фрак и ослабил галстук. – Я пришла раньше камердинера? Даже до «урока» Марии Тимофеевны, имея общее представление о том, что должно произойти этой ночью, она не испытывала страха. А уж когда матушка объяснила на примере пчёл... Анна вдруг хмыкнула, припомнив утреннюю комичную сценку. – Стой, дай мне, – возразила Мария Тимофеевна служанке, что расчёсывала длинные волосы. – Мама, перестаньте. – Повернись к зеркалу, а вы обе оставьте нас. Двери закрылись, мать и дочь встретились глазами в отражении. – Я хотела побеседовать с тобой. Видишь ли, о таком не принято говорить раньше...я и сама узнала в день свадьбы. Мама очень нервничала, в конце концов, мне рассказала бабушка, – Миронова осеклась, – боже, что я говорю. Послушай, доченька. Семейная жизнь...она...она очень сложная. Я не буду говорить об обязанностях супруги. Ты все знаешь. Я о другом. Волнение матери вызвало у Анны улыбку, она повернулась и посмотрела кристальными глазами. Вся решимость Марии Тимофеевны испарилась. Как объяснить и не выглядеть глупо? – Есть пчела, а есть цветок. Пчела – Его Сиятельство. Миронова смолкла при виде широкой улыбки дочери. Мать не знала, как продолжить, дочь не хотела расстраивать и признаваться, что давно поняла какая на самом деле Разумовский пчела или пчёл. Она едва не усмехнулась, но тут же приняла целомудренный вид. Трутнем назвать язык не поворачивался – князь слишком много работал. – Я поняла вас. Женщина кивнула. Слава богу. Пожалуй, нужно получше расчесать волосы. – Шампанского? – Да, можно. Анна следила за точными действиями: Разумовский вытащил пробку, налил в два бокала и протянул один. Золотое кольцо на безымённом пальце задело стекло. Кольцо, которое она надела ему на руку. Интересно, оно так же с непривычки оттягивало палец, как её собственное? Кажется, конкретно в этот момент Анна осознала, что теперь принадлежит ему. Совсем недавно у неё была призрачная возможность разорвать помолвку, отступить. Теперь она носила его имя, его титул. Она владела всем тем, чем владел он и потеряет всё то, что потеряет он. – За Её Сиятельство княгиню Разумовскую, – князь чокнулся бокалом и сделал глоток, следя, как жена медленно отпивает. – О чем ты думаешь? Его лукавая улыбка пробудили желание подразнить. – О вашем богатстве, конечно же. Разумовский расхохотался и притянул за талию, ощутив гладкость молочной кожи. Плавно, круговыми движениями его рука скользнула под ткань и стала поглаживать спину. – И на что ты хочешь потратить? На секунду у Анны перехватило дыхание от низкого, хриплого голоса и черноты в сощуренных глазах. – Я бы хотела организовать кружок, – выпалила она. Пальца на миг замерли и переместились на позвоночник. – Кружок? Как у Маковской? – Нет. Спиритический. Князь вскинул брови и задумался. Он не имел ничего против духов, но устраивать кружок...Пока он обдумывал, Анна пригубила ещё игристого вина и почувствовала, как по телу разливается тепло. Хотя, почему бы и нет? Чем чёрт не шутит. – Хорошо, однако, имей в виду, ты не встретишь поддержки в обществе. – Я хочу помогать людям. Она собирается расследовать преступления или помогать с помощью духов как-то иначе? – Давно ты об этом думаешь? – Мне нужно чем-то заниматься. Вязать у камина носки я не согласна. Князь нахмурился. Он прекрасно понимал кого брал в жены, но бегать по ночам за преступниками он не позволит. Одно дело Затонск, другое – Петербург. Не хватало, чтобы её даром заинтересовался Варфоломеев или кто-нибудь другой. Нет. Категоричное нет. Организовать кружок по интересам – пожалуйста. Он познакомит с другими медиумами и не будет даже возражать против спиритических ужинов. Она может помогать людям деньгами, советами, призывать духов, смотреть на картах или как там делают женщины, но не играть первую скрипку, как было со Штольманом. – Я бы хотел посмотреть на тебя в чепчике и со спицами. – Так вы поможете? Вовсе не о кружках и духах он планировал говорить в эту ночь. Забрав бокал и приподняв за подбородок лицо, он прижался к её губам со вкусом шампанского. Он провел пальцем по ключице к ямке над грудиной. Язык скользнул по нижней губе, надавливая и заставляя приоткрыть рот, и как только Анна подчинилась, Разумовский жадно смял губы в поцелуе, распаляясь ещё больше от того, что она отвечала ему. Ладони опустились на ягодицы и, силой сжав, князь вдавил её тело в своё, а тонкие руки Анны обвились вокруг шеи. Он поглаживал шёлковую ткань, чувствуя твердость соска. Пальцы сами спустились и, не колеблясь, проникли под полы пеньюара. Анна затрепетала, уже зная, насколько его руки там могут творить приятные вещи. Дыхание сбилось, стоило его пальцам нежно разгладить внизу завитки. Она немного раздвинула ноги, изумляясь, с какой легкость тело доверительно откликалось на его прикосновения. Князь прошелся указательным пальцем по клитору и осторожно проник в нее. – Ты уже решила, как организуешь кружок? О Боже, он решил поговорить прямо сейчас? В прошлый раз его не занимали разговоры. – Н-нет, я не ду...м-ма...ла... Он входил в неё пальцем, лаская клитор, чувствуя, какая она горячая и узкая, как туго обхватывала его. Пока можно было только представить, каково это почувствовать её девичью узость своим членом. Пытаясь найти прочную опору, Анна переместила руки ему на плечи и придвинулась ближе. – Почему? Теперь любой разговор о помощи нуждающимся будет у него ассоциироваться с раскрасневшейся Анной. Она тряхнула головой и пышные волосы волнами упали на грудь. Анна прерывисто вздохнула, будто намереваясь ответить, и заелозила по его руке. Она была мокрой и податливой – не такой, как в прошлый раз. Тогда она настороженно отвечала или вообще растерянно прислушивалась к ощущениям. Теперь же она нетерпеливо насаживалась на руку и, поддавшись вперёд, призывала к новому поцелую. Её раскрасневшийся рот и затуманенный взор были лучшей наградой. Князь накрыл её губы своими и она удовлетворенно простонала. Он хотел её, он хотел овладеть ею прямо сейчас, но было бы верхом бесцеремонности вытащить пальцы в такой момент. Анна стонала, лицом зарываясь на его груди. Он почувствовал, как стенки влагалища сжались; она скомкала лацканы фрака, застонала в чёрную ткань и дёрнулась, толкнулась бёдрами и повалилась, тяжело выдохнув. Он подхватил её и понёс на постель. Анна открыла глаза, почувствовав под спиной прохладные простыни, и потянула за собой Разумовского, пока он не оказался над ней, удобно расположившись между бедер. Она помогла освободиться от фрака, кое-как стянула белый жилет. Сминая губы в долгом поцелуе, князь развязал ленты пеньюара и распахнул кремовые кружева. Впервые он видел её полностью обнаженной. Белая гладкая кожа. Выпирающие ключицы с родинкой, которую он приметил несколько месяцев назад, мягкая полная грудь с розовыми маковками. – Ты великолепна, – зашептал Разумовский. – Ты сразила меня в то самое утро. Обескураженная, с сияющими глазами. Щеки Анны запылали и она отвернулась. Он провёл ладонью по груди и обхватил губами один из сосков, слегка потянул его, лаская языком, и Анна запрокинула голову. В приглушённом свете она видела потемневшие от желания глаза и как второй рукой он развязывал галстук, потом расстегивал первые пуговицы рубашки. – Моя жена сама пришла к моему дому. Не судьба ли это? Анна хотела съязвить и поинтересоваться всегда ли его пробирает на болтовню в столь интимные моменты, но Разумовский прижался к ней бёдрами, вышибая из головы посторонние мысли и заставляя обхватить ногами его талию. Он оставался в брюках, но даже через плотную ткань Анна чувствовала его возбуждение. Он целовал ей шею, ключицу, спускаясь ниже, и она вспомнила, как в первый раз испугалась его напора, а сейчас внизу живота ощущала приятную пульсацию. Он просунул руку меж их тел и обнаружил на пальцах влагу. Анна почувствовала твёрдую, гладкую головку члена. Ей вдруг пришло в голову уточнить, почему он в одежде, как князь неожиданно вошёл в неё. Хоть она и была влажной, а он не действовал как первобытный человек, впервые увидевший женщину, Анна всё-таки дёрнулась от вспышки боли и вонзилась ногтями ему в плечи. Он был слишком...слишком для неё. Их губы слились в успокаивающем поцелуе, он не спешил двигаться, давая ей привыкнуть. Анна переместила руки и качнула бёдрами, приглашая. Он еще шире раздвинул ей ноги, прежде чем выскользнуть и снова погрузиться, вырвав сдавленный стон. Вторжение прошло успешно. Он поднимал бёдра вверх, сотрясая её тело глубокими толчками, смакуя её губы до припухлости. Она была его и с каждым толчок принадлежала ему всё больше. Их дыхания сбились и стали более рваными. Анна заёрзала под ним, пятками упираясь в постель. Чередуя мелкие толчки с глубокими, Разумовский заставлял её вскрикивать от удовольствия. Она прикусила ему губу, не сдержавшись; прижимаясь к нему, она чувствовала нарастающее удовольствие. Она выгнулась и вскрикнула, а потом услышала рядом с ухом гортанное рычание, он сжал её бедра, кончив в неё и низко простонав.